Лекарь

Лекарь

Часть 1

Глава 1

«…Так, болтаясь меж тьмой и светом,

Раз в столетье облик меняю.

Мы с тобой еще свидимся где-то,

Только там я тебя не узнаю.»

Дорога моя пустынна, путь мой бесцелен. Злое полуденное солнце прожигает насквозь мои вещи, вцепляется в густые спутанные волосы и гонит в тень. Мне безразлично его внимание. Я давно перестал реагировать на внешние раздражители. И пролетающие мимо меня торопливые иномарки, доверху груженые всяким хозяйственным барахлом, тоже не вызывают интереса. И ничто не вызывает. Когда южное солнце рассталось, наконец, с идеей сжечь меня дотла, перед моими глазами замаячили неясные очертания гор. Я не продумывал заранее свой маршрут, не стремился с наступлением темноты добраться до уютного жилища, где ждали бы меня любящие близкие. Жилища у меня не было, как не было и любящих близких. Все это осталось далеко позади и больше не рождало в сердце щемящей тоски. Я уже привык к одиночеству и ничего не хотел менять.

В шаге от меня резко затормозила одна из груженых иномарок, обдав мою из без того грязную одежду дорожной пылью.

«Парень! — обеспокоенно окликнул меня водитель, переваливаясь через забитое домашней утварью пассажирское место, — влезай на заднее сиденье, опасно в это время суток бродить по дорогам!»

В его словах была изрядная доля истины, однако я вежливо покачал головой, благодаря за беспокойство, и решительно зашагал дальше, отказываясь от дельного совета. Заботливый водитель тут же дал по газам, а следом за ним показалось еще несколько таких же перегруженных машин, преимущественно легковушек. Такое количество автомобилей, то и дело проносящихся мимо, объяснялось пугающе просто. Люди уходили в горы, надеясь переждать беду, так внезапно обрушившуюся на человечество. Лет пять назад жители планеты стали обнаруживать в себе загадочные симптомы неизвестной болезни. Сначала это не вызывало беспокойства и расценивалось как обычная простуда. Однако спустя довольно короткое время, те, кто считался выздоровевшим, начинали проявлять странную агрессию. Они, подобно диким зверям, бросались на тех, кто оказывался поблизости и наносили им довольно опасные увечья. Поначалу такое поведение даже не рассматривалось как серьезное заболевание. Мало ли, чем могли быть вызваны подобные заскоки, учитывая излишне суматошное и нестабильное время. Однако, случаи множились, жертв нападений становилось все больше, и ученые всего мира наконец-то забили тревогу. Сделали они это, несомненно, с явным опозданием, поскольку, агрессивно настроенные граждане неожиданно стали менять свои привычные человеческие очертания. У пораженных странным недугом уродливо вытягивалось лицо, а конечности делались непропорционально длинными и покрывались жесткой бесцветной щетиной. Самым пугающем в этом кошмаре было полное бессилие ученого мира. Тысячи научных сообществ ломали головы над природой жуткого явления, однако так и не смогли до конца выяснить, как остановить это безумие. Люди, не находящие в себе устрашающих симптомов, наотрез отказывались покидать жилища, рассчитывая пересидеть ужас за стенами домов. Однако эти меры были эффективны очень недолгое время. Инфекция передавалась по воздуху, она проникала в любые изолированные и тщательно охраняемые бункеры, стремительно появляющиеся в каждой жилой зоне по всему миру. Единственным обнадеживающим фактором стало общепризнанное наблюдение, что опасность заражения подстерегала в основной массе жителей равнин, степей и полупустынь. Придя к таким выводам, люди заторопились в горы, спешно увозя своих близких и нажитое имущество.

Упомянутая трагедия, сводящая с ума земной шар, привычно оставляла меня равнодушным. Всем моим близким, тем, кого я искренно любил в этой жизни, посчастливилось покинуть грешный мир раньше, чем паника окутала человечество. Мне же было безразлично, что неведомая зараза сделает со мной. Гуманисты мира отказывались уничтожать пораженных, надеясь вернуть им человеческий облик, а простые граждане, далекие от пышных фраз и высоких идей, охотно расправлялись с каждым, кто позволял себе неосторожно чихнуть в приличном обществе. Я в тайне рассчитывал, что однажды тоже вызову в окружающих настороженную тревогу и буду уничтожен подручными средствами. Мое одиночество сводило меня с ума куда больше всеобщей паники, а бесконечные воспоминания, терзающие рассудок, были куда утомительнее пугающих симптомов. Я сознательно избегал знакомств и дружеских отношений, поскольку рано или поздно мне все равно пришлось бы расстаться с любимыми близкими. Смерть отвернулась от меня, сделав вечным скитальцем, и я отчаянно искал способа избавить себя от бесполезного и бесконечного существования. Однако решительно настроенные граждане реагировали на что угодно, а меня не рассматривали даже как гипотезу. Однажды на моих глазах они жестоко расправились с молодой женщиной, рискнувшей неосторожно закашляться в общественном транспорте. Люди зверели от неизвестности, от страха за своих родных, от бездействия влиятельных и могущественных, и я не мог их за это судить слишком строго. Моя дорога привела меня в предгорный поселок, уютно раскинувшийся среди густых зеленых зарослей. Я вошел на опустевшие в сумерках улицы и настороженно прислушался. В домах, закрытых на все замки, не виделось освещения, никто не выглядывал в окна с привычным любопытством, а вдоль узких асфальтированных дорог не нашлось никого, кто мог бы рассказать мне хотя бы о названии маленького поселения. Лет десять назад я, не задумываясь, попросился бы на ночлег, рассчитывая на местное гостеприимство, однако сейчас у меня не возникло даже тени желания заходить в настороженные молчаливые лачужки. Я миновал притихшее селение, лишь на самой его окраине натолкнувшись на какого-то местного парня, видимо торопившегося домой. Он тревожно оглядел меня, на минуту остановившись, и недовольно пробормотав, «Покоя от вас нет, равнинников!», скрылся в темноте. Это было еще одной причиной, по которой я сознательно отказывался от ночлега. Тут, как, впрочем, и везде в горах, не жаловали приезжих, без стеснения наводнивших маленькие поселки и заметно потеснивших местных жителей.

Моя дорога лежала мимо рельефных высоких скал, грозно нависших над узкой асфальтированной трассой. Когда извилистая лента сделала очередной виток, поднявшись вверх на пару десятков метров, я решил сделать привал. Жаркие южные ночи значительно облегчали мне задачу, позволяя ночевать прямо на голой земле. Я свернул на более пологий склон и без труда преодолел некоторое расстояние, остановившись у глубокой расщелины. Повсюду высились лиственные ярко зеленые деревья, в темноте видевшимися мне совершенно черными и угрожающими. Хотя, в глубине души я понимал, что по-настоящему опасаться следует не деревьев. Я почти уверенно мог предположить, что кроме меня на этих склонах ютиться сейчас множество тех самых «равнинников», о которых с таким отвращением отозвался встреченный мной местный. Меня не слишком тревожили внезапные встречи и незапланированные знакомства. Наплевав на технику безопасности и здравый смысл, я вольготно растянулся на ровном пятачке, поросшим влажным мхом и мгновенно заснул. Сквозь беспокойный сон мне слышались чьи-то шаги, то приближающиеся, то удаляющиеся в неизвестном направлении, они проникли даже в мои сновидения и трансформировались в шаги моего давно умершего старшего брата. Во сне я почему-то был уверен, что это он кружится сейчас по склонам и с привычным осуждением контролирует мой беспокойный сон. Мое пробуждение было быстрым и внезапным. Отчасти потому, что сопровождалось глухими раскатистыми звуками, доносившимися сразу со всех сторон. В первую минуту я сразу подумал о надвигающейся стихии и недовольно поморщился. Дождь даже на равнинах не создавал необходимого минимума комфорта, в горах же и вовсе представлял реальную опасность. Звенящие ручьи и горные речки хороши только на пасторальных картинках, в реальности же потоки грязи со склонов представляют собой довольно унылое зрелище. Я бодро поднялся на ноги и решительно зашагал вниз, возвращаясь к неуловимым признакам цивилизации. Как оказалось, тревожился я напрасно, и раскатистые звуки издавали вовсе не небеса, а обычная рабочая техника, укрепляющая скалистые уступы от обрушения. Вид суетящихся работяг вернул меня в почти мирное время, когда никто никогда не слышал о грозной напасти, поглотившей цивилизацию. Я довольно уверенно дошлепал до ремонтников, и даже успел подумать о слаженности их полезной работы, как вдруг один из работяг громко чихнул, утирая рукавом пробившиеся сопли. Проштрафившийся сотрудник тут же был сбит с ног своими же коллегами, оказавшимися поблизости. Я был наслышан о подобных расправах и даже однажды сам стал свидетелем чего-то подобного. Однако мое непривычное сознание никак не желало мирится с подобным варварством. Вместо того, чтобы помочь несчастному и отбить его от рук обезумевших дорожников, я молча пялился на жутковатую картину, не в силах произнести ни звука. Несчастного мужика попросту сбросили с обрыва, при этом ни один из линчевателей даже отдаленно не выразил ни тени раскаяния.

«Не смотри так, парень! — обернулся один из миротворцев, заметив мое внимание, — твоим детям наверняка не понравиться, если на них однажды нападет дикое чудовище без разума и эмоций!»

Я ошарашенно кивнул, под натиском справедливых аргументов забывая, что мои дети наверняка никак не отреагировали бы на проявленный к ним интерес дикого существа. По причине их полного отсутствия. Я был один в мире, и сейчас только порадовался этому факту. Как я пережил бы известие, что моя жена или мой взрослый сын подверглись такому «справедливому» суду?

Дорожники, завершив расправу, равнодушно вернулись к прерванному занятию, вызвав у меня здоровые сомнения в природе истинного безумия.

Дальнейший мой путь больше, к счастью, не сопровождался подобными инцидентами и мне удалось совершенно беззвучно и незаметно добраться до горной речки, на каменистых берегах которой я нашел себе очередной приют. Там я провел довольно длительное время, не видя перед собой определенной цели. Мне некуда было идти и нечем было заняться. Я привычно таскал с собой объемную кожаную сумку, наполненную разными химическими препаратами. Это было единственным напоминанием о моей прошлой жизни, и я не находил в себе решимости расстаться с этим последним артефактом. Сейчас подобное имущество ни у кого не вызывало лишних вопросов. В сложившейся обстановке даже приветствовалась попытка изобрести средство от постигшей напасти. Разумеется, в том случае, если ты мог доказать свою принадлежность к миру науки. Несмотря на такие внушительные и многообещающие запасы, я все равно нуждался в банальных харчах. За провизией я поднимался в крохотное поселение, состоящее из двух улиц, школы, ныне пустующей, и маленького частного магазинчика. Там же, в этом магазинчике я узнавал местные новости, большей частью пугающие и непроверенные. Последний раз, поднимаясь в большой мир, я услышал весьма хоррорное известие об обнаружении в здешних краях дикой твари. Факты были неточные, очевидцев твари не находилось, но перепуганные насмерть жители верили всему, что лилось из средств информации и теперь обсуждали сплетни, требуя себе защиты и гарантии безопасности. На страже безопасности согласился выступить местный полицейский, тщательно проверяющий документы у каждого, кто появлялся на улицах поселка.

Документы, которые я мог предъявить неусыпному стражу неприкосновенности, мне сделал незнакомый чувак по моему запросу на одном из многочисленных сайтов. Я не прятался от закона, я не нарушал общепринятые нормы, однако я был вынужден обратиться к его услугам. Парень оказался нелюбопытным, и через условленное время я стал счастливым обладателем маленькой пластиковой карточки с моими метрическими данными. Я искренно надеялся, что Прохор Степанович Моськин, чье имя отныне стало моим, не был международным шпионом и серийным убийцей. До встречи с дотошным полицейским мне еще ни разу не доводилось демонстрировать в миру свою новую личину, и сейчас я откровенно терялся от пристального взгляда законника.

«Прохор Степанович? — недоверчиво уточнил полицейский, прикладывая карточку к хитрому устройству, — 2052 года рождения? Все правильно?»

Я мысленно усмехнулся, подумав о том, что хитрое устройство действительно исправно считало левую информацию. А вслух уверенно проговорил:

«Совершенно верно, я Прохор Степанович, две тысячи пятьдесят второго года рождения.»

Законник вернул мне документы и напутствовал долгим и придирчивым разъяснением правил поведения в период массовой истерии.

Мои сбережения, тщательно рассчитанные на максимально длительный срок, неминуемо таяли, не имея источников пополнения, и поэтому я был вынужден ограничивать себя в тратах. Мой сегодняшний обед состоял из самого дешевого концентрата, имитирующего куриный суп. Я еще помнил, как выглядел настоящий суп, из бульона и яичной лапши, и сейчас только недовольно скривился, глядя на попытки маркетологов впарить химическое говно наивному потребителю. Прослушав навязчивую рекламу, льющуюся с блестящей коробки с консервантом, я нетерпеливо открыл крышку и проглотил желеобразную субстанцию. Сыто рыгнув, я забросил коробку в ржавую урну, и отправился к ручью, к месту моего очередного пристанища.

Погода продолжала радовать меня теплыми днями и звездными ночами. Мой бивак понемногу обрастал предметами обихода, по счастью до сих пор не разворованными пришлыми равнинниками. Моими соседями были сразу несколько семейных пар, и один отшельник, наподобие меня. Правда в отличие от меня, вечного тридцатилетнего парня, отшельник напоминал старого гнома. Сходство с гномом придавала шикарная окладистая борода и неизменная фетровая шапка, стоившая по нынешним временам целое состояние. На этом сходство заканчивалось, поскольку высокий рост моего соседа мешал до конца проникнуться соответствиями. Мы мало общались между собой, поскольку ничего другого, кроме как обсуждения текущей ситуации, никто из нас предложить не мог, а подобная тема давно потеряла свою привлекательность.

Отшельник изредка спускался к речушке, набирал воду в пластиковую бутылку с широким горлом и обычно растворялся на склонах гор. Сегодня он решил внести небольшие поправки в заученный ритуал.

«Слышал, дикая тварь объявилась в наших краях? — озвучил он давно известный факт, — если уж сюда пробрались, то скоро нам всем придет кирдык. Да и то, разве это жизнь, просиживать целые дни, прислушиваясь к шагам? Скорей бы все закончилось. Ты как думаешь?»

Я не думал, что все закончиться так скоро, как нам бы хотелось. Однако не рискнул сеять панику и в без того перепуганных мозгах моего обросшего собеседника. Вместо этого я наоборот, ободряюще улыбнулся и уверенно проговорил.

«Во-первых, слушать досужие сплетни местных кумушек, занятие неблагодарное, а во- вторых, ничего не заканчивается, а имеет продолжение. Даже если ученые сумеют победить диких тварей, мы еще долго будем вспоминать их безудержную деятельность»

Моя спонтанная речь мало напоминала слова поддержки, но я устал притворяться и поэтому говорил первое, что приходило в голову.

«Умеешь ты поддержать, Прохор, — в самом деле отозвался гном, — а что касается их деятельности, то ты прав, иначе как безудержной, ее не назовешь. Слышал, что твориться в мире? Уже не осталось ни единого клочка земли, где бы они не оставили своих грязных следов. Чертовы гуманисты никак не образумятся. Они все еще надеются обуздать эту стихию! Наивные глупые люди, хоть и ученые!»

Высказавшись, гном привычно подхватил свою бутылку и скрылся с глаз. Я продолжал рассматривать бурлящую реку, пока очередной сон не заставил меня отвлечься от бесполезного занятия. Кое как разместившись на мшистых камнях, я закрыл глаза, вспоминая, как когда-то давно подобные условия существования вызвали бы во мне стойкое неприятие и отчаянное желание цивилизации. Засыпая каждый раз, я ждал появления давно забытых сюжетов моей давно прожитой нескончаемой жизни. Я был очень разочарован, когда нынешней ночью мне не удалось не только вернуться в прошлое, но и даже толком заснуть. Откуда-то сверху, со склонов до меня донеслись заполошные возгласы и суетливая возня погони, украшенная забористым русским матом. Уж если интеллигентные и воспитанные в лучших традициях, мои соседи снизошли до непарламентских выражений, то наверняка произошло что-то, выходящее за рамки. Эта мысль заставила меня подскочить, и, сбросив остатки сна, я рванул на шум и крики. В темноте южной ночи, среди густых лиственных деревьев было весьма сложно оценить обстановку, я руководствовался теми окриками, что издавали мои соседи, рассредоточиваясь по склонам. Из их невнятных реплик я понял, что на склоне объявилась дикая тварь, что она слишком прыткая и сообразительная, и что в задачу обитателей гор ставиться необходимость уничтожить монстра без следствия и суда. Моими соседями были сильные и крепкие мужики, способные без труда справиться с любой задачей. Я тоже относил себя к категории отчаянных парней и без раздумий ринулся к цели. В темноте было крайне сложно ориентироваться. К тому же обострившиеся животные инстинкты дикой твари, бывшей когда-то человеком и наверняка сохранившей в себе способность мыслить логически, давали ей значительное преимущество. Я еще ни разу не сталкивался лицом к лицу с реальной тварью, поэтому имел смутное представление о ее внешних данных. Новостные ленты, разумеется, пестрели фотографиями и словесными портретами этих чудовищ, однако никто не мог сказать, насколько достоверны предлагаемые сведения.

«Главное, не дать ей прогрызть тебе кожу, — неожиданно раздался прямо надо мной голос гнома, — нужно держаться на расстоянии, но и не выпускать ее. Кажется, мы взяли ее в кольцо. Трофим гонит ее на нас, не зевай, Прохор, сейчас будет самое веселье!»

Сразу же после этих слов над нами зашуршали торопливые шаги, скатывающегося по склону неведомого существа. Я перехватил внушительную дубинку, намереваясь огреть непрошенного гостя со всей широтой русской души. Тварь, почуяв мои намерения, настороженно остановилась и прислушалась. Теперь я отчетливо видел ее очертания. Она имела некрупное строение и крепкие ноги, а в лапах держала похожую дубину. Вероятно, вирус не до конца поглотил ее сознание, и она еще сохраняла в себе что-то от человеческого существа. Трофим опередил меня и, подскочив со спины твари, без сожаления огрел ее по затылку. Тварь пошатнулась и рухнула на землю, безвольно подкатившись к моим ногам. Теперь я смог разглядеть, что когда-то она была мужиком и поэтому логичнее было бы называть его «он». Тварь полностью соответствовала тому описанию, что лилось со всех утюгов на перепуганных обывателей. Его конечности были удлинены и неестественно выгнуты, а бывшее некогда лицо уродливо вытянуто вперед. Трофим наверняка расправился с ним одним ударом, однако сбежавшимся на победные возгласы остальным участникам погони, требовалось убедиться в том наверняка.

Они без сожаления пинали поверженное существо, вымещая всю накопившиеся ненависть и страх на том, кто некогда был человеком.

«Остановитесь, безумцы! — раздался неожиданный голос, в котором я с изумлением признал свой собственный, — он не виноват, что стал таким. Оставьте его, он все равно мертв!»

Мое внезапное вмешательство вернуло моим соседям здравый смысл и отголоски сострадания. Поверженный противник не успел причинить вреда никому из присутствующих и поэтому больше не вызывал панических эмоций. Еще раз убедившись в его смерти, участники ночной экспедиции разбрелись по норам, оставив печальную процедуру захоронения до утра. Одержанная победа больше не вызывала ожидаемой эйфории, и до самого утра то с одной, то с другой стороны склона раздавалось негромкое бормотание, вскоре сменявшееся отчетливым мужественным храпом. Я не стал возвращаться к своему походному лагерю, оставшись неподалеку от поверженной твари. Его неясные очертания странно притягивали мое внимание, пробуждая во мне интерес ученого и врача, кем я некогда был. Возможно передо мной открывался тот единственный шанс отыскать противоядие и заполнить пустоту никчемного своего присутствия в этом мире. Мысль была заманчивая, и я даже некоторое время всерьез рассматривал ее жизнеспособность. Ровно до тех пор, пока крепкий здоровый сон не сморил меня, вызвав долгожданные сновидения.

Глава 2.

 Из состояния приятной полудремы меня вывел взволнованный окрик старого гнома.

«Прохор! — тряс он меня за плечо, возвращая в реальность, — ты закопал дикую тварь? Почему ты не дождался всех остальных?»

Почему-то в данной процедуре гном видел особую значимость, и теперь в его голосе звучала неприкрытая обида. Я автоматически замотал головой, с трудом припоминая события прошлой ночи.

«Ничего я не закапывал, — пробормотал я, уставившись туда, где всего пару часов назад валялось избитое тело поверженной твари. — наверно, это сделал кто-то другой.»

Я постарался придать голосу максимум убежденности, поскольку моя давняя врачебная практика позволяла с профессиональной точностью подтвердить уверенно мертвое состояние нашего вчерашнего противника. Однако простой опрос подтвердил ошибочность моих предположений и вызвал среди обитателей склонов обоснованную панику.

«Она ожила! — заполошно визжал полноватый мужик средних лет, нарезая беспокойные круги вокруг несостоявшегося места захоронения. — она начнет мстить! Нужно было разорвать ее на части! Зарыть в землю! Сжечь!»

Начавшаяся паника разбудила в моих соседях варваров, и я откровенно опасался, что они сумеют найти крайнего в истории и на всякий случай расправятся с ним.

«Прохор! — подтверждая мои опасения, проговорил гном, — ты был последний, кто видел ее вчера. Ты сделал заключение о ее смерти. Скажи нам, куда она исчезла?»

На эти незамысловатые вопросы я ответов не находил и только качал головой, отрицая свою причастность к ее исчезновению.

«Иди и найди ее! — верещал толстяк, расставаясь с рассудком, — верни ее немедленно и не возвращайся без этой ненавистной жути!»

Понимая, что других вариантов мне предложено не будет, я послушно встал, спустился к речке и принялся собирать немудреные пожитки. Разумеется, я не собирался охотиться за неведомой дрянью, посмевшей прийти в себя после столь внушительной казни. Я справедливо полагал, что спокойной жизни в моем биваке мне больше не видать. Что ж, думал я, отправляясь в путь, найду себе другое пристанище. Гном, Трофим и остальные торжественно напутствовали меня, провожая на дело, а я только мысленно усмехался в ответ на их пафосные речи.

Моя дорога теперь не казалась столь безмятежной, какой я видел ее до кровавого поединка. Несмотря на мою внешнюю отрешенность и полную убежденность в собственной безопасности, я то и дело прислушивался к шорохам и хрусту, озираясь и замирая. Миновав склон, я вновь оказался на узкой асфальтированной ленте, ведущей к вершине. Я совершенно не имел представления, куда мне идти, как не знал того, чем завершиться мое спонтанное путешествие. В отличие от заполошного толстяка, я не жалел о полной невозможности расправиться с диким монстром прямо сейчас. Сказать по правде, я и вовсе забыл про это, поглощенный собственными размышлениями. Нечаянно возникшая мысль, рожденная видом твари, теперь громоздилась в мозгах и не давала покоя. Единственное сожаление вызывала во мне упущенная возможность как следует исследовать неведомую тварь и возможно, отыскать противоядие. Я был слишком самонадеян, однако моя самонадеянность была оправдана. Я действительно много знал и умел, однако все мои знания были сейчас бесполезны.

Проведя в дороге весь световой день, я вновь свернул на склон, рассчитывая отыскать место для ночлега. На какое-то мгновение вернулась мысль о дикой твари, наверняка блуждающей где-то неподалеку. Отдавшись в руки провидению, я махнул рукой и присел возле огромного валуна, выбранного мной в качестве временного пристанища. Сон не шел ко мне, и сколько бы я не пытался призвать его ласковые объятия, вместо них получалось только призвать нарастающую панику и тревогу. «Я казался себе более равнодушным,» — с усмешкой подумал я и вдруг замер, привлеченный странным шорохом, раздавшимся прямо за спиной. Подскочив на ноги, я уткнулся взглядом в сияющие в лесном сумраке огромные настороженные глаза твари, внимательно изучающей меня. От неожиданности, я не сразу сообразил, что мне делать прямо сейчас. Здравый смысл посоветовал бы рвать когти, спасаясь бегством, но проснувшийся ученый настойчиво требовал изловить существо и немедленно подвергнуть всесторонним исследованиям. Я выбрал подсказку ученого и принял решение поймать дикаря. Инстинкт самосохранения давно не был моим постоянным и верным спутником, поэтому я необдуманно рванулся вверх по склону, намереваясь ухватить страшную тварь. Тварь испуганно взвизгнула и отшатнулась, продолжая сверлить меня настороженными водянистыми глазами. Ее вытянутая морда и кривые ноги рождали лютое отвращение, сравнимое с восприятием стаи пауков арахнофобом со стажем. Я неосознанно потянулся к внушительного вида ветке, очень кстати выросшей прямо перед моими глазами, но мои действия побудили тварь к решительным шагам. Оставив свое любопытство, она рванула в густые заросли, не оставляя мне шансов. В лесу стремительно темнело, местность была мне незнакома, а излишняя прыткость дикой сущности, отнимала у меня последнюю надежду на ее отлов. Однако я продолжал нестись по скользким от сырой травы склонам, высматривая очертания. Поглощенный погоней, я не сразу сообразил, что поведение существа несколько отличается от сведений, ставших достоянием гласности. Диких тварей описывали страшными агрессивными существами, способными уничтожить все живое в любом доступном им радиусе. Средства массовой информации настойчиво предупреждали об опасности внезапной встречи с дикими чудовищами. Помимо опасности заражения, существовала опасность быть разорванным живьем, если вам «посчастливилось» оказаться в поле ее видимости. Я же гнался за злобным монстром, ломая ветки на своем пути, и едва переводя дыхание от стремительного бега. При всех своих достоинствах, вероятно, твари обладали необычайной выносливостью, поскольку моя погоня длилась больше получаса, а к видимым результатам не приводила. Я отчетливо слышал хруст и топот, производимый тварью, видел ее мелькающие очертания, однако ни на шаг не мог приблизиться к объекту. Я не мог с уверенностью сказать, была ли эта тварь нашим противником в прошлой ночной битве, или это была совершенно другая особь. Я надеялся выяснить это эмпирическим путем. Наконец, тварь сбавила обороты, давая мне возможность максимально сократить дистанцию. В ее движениях отчетливо чувствовалась усталость и неловкость, что давало ей почти полное сходство с человеком. Тварь перешла на быстрый шаг, потом шаг замедлился, потом она и вовсе остановилась, согнувшись пополам и переводя дыхание так, как это бы сделал представитель здоровой человеческой расы. Я сам был готов в точности повторить каждое ее действие, но мне не хотелось упускать открывшиеся перспективы. Собрав остатки жизненной энергии, я сделал последний рывок и, нагнав существо, повалил его на землю, придавливая тощее тельце своим немалым весом. Тварь дернулась, опасно заверещала, угрожающе лязгая зубами, но вывернуться из моего захвата так и не сумела. Я ловко развернул ее к себе лицом, прижимая коленом ее горло к земле, и попытался найти признаки вчерашнего противника. Темнота, и постоянное мельтешение верещащего существа мешало мне выполнить поставленную задачу. Все, что я мог сделать, это привязать трепыхающегося дикаря к стволу ближайшего дерева. Я воспользовался брючным ремнем, очень скоро мой пленник был надежно зафиксирован, и я наконец-то смог его рассмотреть. Впрочем, рассматривать было особо нечего. Все, что я смог увидеть, я видел прошлой ночью, когда безвольное тело валялось у моих ног. Его уродливая тушка была покрыта шрамами и ссадинами, и невозможно было понять, какие из них он приобрел в результате этой погони, а какие появились много раньше. Тварь обладала чудовищной регенерацией, которая позволяла затягиваться ранам буквально на глазах. Мой научный интерес превысил пресловутый гуманизм, и я, отыскав в сумке, так и продолжавшей болтаться на моем плече, некое подобие скальпеля, беззастенчиво провел им по израненной коже дикой твари. Тварь заполошно заверещала, подтягивая к себе раненую конечность, но тут же прекратила вопли, демонстрируя мне совершенно затянувшийся шрам. Мне становился понятен алгоритм ее действий прошлой ночью. То, что это была та самая тварь, сомневаться не приходилось. Я вспомнил некоторые повреждения, которые отчетливо зафиксировались в моей памяти. Среди них особенно выделялся кривой уродливый шрам на шее, полученный тварью еще в тот период, когда она была еще полноценным человеком. Сейчас он терялся на фоне остальных, и в сочетании с его вытянутой рожей, выглядел особенно жутко. Тварь больше не проявляла агрессии, вновь принимаясь внимательно изучать своего тюремщика. Все, что мне было известно об изменениях, происходящих с несчастными зараженными, была информация о деформации тела и полном отключении интеллектуальных способностей. Все научные наблюдения надежно проверялись, однако не особо не афишировались. То, что становилось достоянием гласности, было призвано уберечь оставшееся незараженное население от действий диких чудовищ. Любопытство, проявляемое вместо ожидаемой агрессии, было настолько нехарактерно для этого представителя нового вида обитателей планеты, что опасно притупляло мою осторожность и грозило необратимыми последствиями.

До утра мы просидели возле дерева, изучая друг друга с видимым интересом. Тварь, зафиксированная мной в крайне неудобной для себя позе, наконец-то проявила недовольство и пронзительно запищала, пытаясь вырваться. Я никогда не продумывал свои решения до конца, за что был неоднократно бит своим старшим братом тогда, в прошлой жизни. Вот и сейчас я откровенно не знал, что мне делать сейчас с привязанной жертвой. Сдавать ее в поликлинику для опытов не имело практического смысла. И без этой особи все лаборатории были битком забиты устрашающими монстрами. К тому же появляться в обществе твари на людях, значило навлечь беду не только на нее, но и самому подвергнуться остракизму со стороны местных. Убивать ее прямо сейчас у меня не поднималась рука, к тому же наверно должен существовать какой-то особый способ лишать этих чудовищ права на существование. Наверняка требовалось расчленить это существо на мелкие детали, и разбросать их на десятки километров, чтобы оно к утру не приобрело вновь свои чарующие очертания. Тварь внимательно следила за моим лицом и казалось, считывала с него всю информацию. Пока мои мысли вращались вокруг нецелесообразности научных изучений, тварь вела себя относительно спокойно. Только изредка поводила конечностями, видимо пытаясь восстановить кровообращение. Когда же мои мысли устремились к идее о расчлененке, тварь заволновалась, запищала и в страхе замотала головой. Я с суеверным ужасом переключил мысли на посторонние предметы, включающие в себя красоты морских пейзажей. Тварь притихла, странно поводя уродливой рожей и неожиданно клацнула зубами.

Это вышло не зловеще, а скорее наоборот, со стороны напомнило о желании твари проявить какую-то эмоцию. Вероятно, я слишком романтизировал образ сидящего напротив меня существа. Все же это был уже не человек и на проявление эмоций он был неспособен. Однако его спокойное поведение и совершенно неагрессивный взгляд мешал придерживаться общепринятого отношения к диким тварям. Не зная, что делать дальше, я неожиданно для себя произнес, глядя на уродливую вытянутую рожу.

«Давай знакомиться. Я — Прохор. А кто ты?»

Вести диалоги с опаснейшим существом на планете граничило с откровенным безумием, но это было единственное, что пришло мне в голову.

Тварь забеспокоилась и принялась мотать головой, пищать и шевелить конечностями. Понятно, существо не могло мне представиться в ответ, а также по достоинству отреагировать на мое приветствие. Однако в его суетливых движениях я разглядел попытки наладить контакт. Возможно за меня говорило мое чрезмерно богатое воображение, возможно это было неосознанное стремление принять желаемое за действительное. Кто знает… Я продолжал изучать его уродливую внешность и приходил к выводу, что за исключением неестественно вытянутой рожи и удлиненных конечностей, тварь мало чем отличалась от человека. Впрочем, подсказал мне гаденький голосок, это и есть человек. Точнее, он был им когда-то, до заражения. Его голый вид теперь рождал во мне смущение, и у меня даже мелькнула отчаянная мысль где-нибудь раздобыть ему штаны. Порыв быстро прошел, стоило твари вновь проявить беспокойство. В этот раз оно было выражено в более активной форме, но все еще держалось в рамках разумного. Сквозь кроны деревьев в лес стало пробиваться солнце и тварь, почуяв его присутствие, заерзала около ствола, пытаясь укрыться в тени.

Я с сожалением поглядел на привязанное создание и горестно вздохнул. Я был лишен всякой возможности транспортировать его в более подходящие для детального изучения условия. Когда-то у меня была машина, однажды рассыпавшаяся от старости прямо на моих глазах. С тех пор я предпочитал пользоваться общественным транспортом, а с наступлением диких времен, часто ходил пешком. К тому же я не имел постоянного жилища, скитаясь по миру и не ставя задачу останавливаться где-то на долгих срок. Много лет назад в результате своих спонтанных химических опытов и экспериментов я обрек себя и своего единственного, ныне погибшего, друга на проклятие вечной молодости, и сейчас в одиночку расплачивался за все грехи.

Мои размышления снова заинтересовали тварь и она, забыв о палящем солнце, вновь уставилась на меня, покачивая мордой.

«Что мне с тобой делать? — проговорил я, с отвращением глядя, как из приоткрытой пасти твари стекает мутная тягучая слюна. — может, ты хочешь есть?»

Это был некорректный вопрос. Все научные наблюдения приводили к неутешительным выводам, что дикие твари питаются исключительно человеческой плотью, не признавая никакую другую пищу. Предлагая твари перекусить, я автоматически подвергался опасности, однако она, отвечая на мой интерес, только замерла, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Внезапно, тварь вытянулась в струну, словно пытаясь встать на ноги, и со значением посмотрела в сторону склона. Я недоуменно оглянулся и расслышал невнятные голоса, на таком расстоянии сливающиеся в монотонный гул. Скорей всего, неугомонные соседи решили возобновить поиски чудовища и снарядили новую экспедицию. Я мог бы привлечь к себе их внимание, отдавая несчастную тварь им на растерзание и остаться в их глазах героем. В какой-то момент я уже собрался осуществить задумку и поднялся на ноги.

«Прохор! — расслышал я отчетливый голос, в котором узнал интонации гнома, — Прохор, отзовись!»

Значит, экспедиция преследовала сразу две цели, отыскать меня и вероятно, расправиться с тварью. Стремление поисковой группы скорей всего, объяснялось необходимостью исполнения новых распоряжений правительства. Оно предписывало всеми силами сохранять любого незараженного, поскольку человеческая популяция стремительно сокращалась. За неисполнение распоряжений полагался немедленный расстрел. Ну или что-то вроде того. Логику правящих понять было невозможно, да я и не пытался.

«Прохор! — донеслось уже совсем рядом, и я принял единственно правильное решение. Так, во всяком случае, показалось мне в ту минуту. Я отвязал от ствола дикую тварь, и легко оттолкнув ее от себя, сделал ей знак спасаться. Что двигало мной в эту минуту, не знал даже я сам. Тварь изумленно застыла, внимательно рассматривая мое лицо, и тут же рванула прочь, двигаясь стремительно и бесшумно. В тот момент, когда она скрылась за деревьями, на полянке показалась поисковая группа, возглавляемая Трофимом.

«Фух, Прохор, — облегченно выдохнул руководитель, — мы уж подумали, что неведомая зверюга сожрала тебя. Хочешь послушать новости с большой земли?»

На мой отрицательный взмах головой, гном и Трофим только усмехнулись. Новости не радовали, и я отчетливо это понял. Крупные города стремительно пустели, перепуганные жители, стремясь отыскать спасение среди гор, сами того не подозревая, перенесли заразу вместе со своим хозяйственным барахлом, и теперь даже здесь больше было небезопасно. По- настоящему преображенных пока насчитывались единицы, однако росло число заболевших так называемой предварительной стадией. А значит, что очень скоро склоны гор заполонят дикие твари. Ландшафт этой местности позволял агрессивным особям без помех нападать на людей и расправляться с ними, увеличивая нерадостную статистику.

«Мы возвращаемся, — пробормотал гном, — здесь больше нечего делать. Давай с нами, дружище, вернемся в среднюю полосу, там хотя бы у нас остался дом и своя земля.»

Слова гнома были справедливы по отношению к любому из группы, но только не ко мне. Ни в средней полосе, ни в какой другой у меня не было ничего. Я покачал головой, идя в отказ.

«Я остаюсь, — проговорил я и вызвал на лицах моих соседей откровенное недоумение, — если мне суждено стать тварью, я постараюсь, чтобы меня прикончили как можно скорее. Спасибо вам и простите за потраченные усилия»

Трофим сделал еще пару попыток воззвать к моему рассудку, однако потерпел сокрушительное фиаско. Этого сделать не удавалось еще никому.

Глава 3.

 Как только шаги поисковой группы замерли у подножия склона, я устало опустился на сырую траву и обхватил ладонями гудящую голову. Оставаться здесь или возвращаться к моему прежнему месту обитания было одинаково бесполезно, поскольку, если верить словам Трофима, злобные твари без труда проникали на любую территорию. Прежде чем принять окончательное решение, я направился в поселок, послушать новости из первых уст.

Мало оживленный поселок сейчас и вовсе казался безжизненным, а дверь единственного частного магазинчика была закрыта на несколько замков. Впрочем, такая мера предосторожности не спасла его от варварского разграбления. Прозрачное окно, одновременно служащее витриной, было беспардонно вынесено прочь вместе с рамой, а по тесному пространству торгового зала маячили мародеры. На мое появление они среагировали агрессивно, но к решительным действиям не переходили.

«Убирайся отсюда, равнинник!» — выплюнул один из местных, на минуту отвлекаясь от своего противоправного занятия. Его обращение ко мне прозвучало как грязное ругательство, а разом напрягшаяся физиономия, красноречиво намекала о грозных намерениях. Я решил не провоцировать местных, однако, чтобы выполнить его пожелания, мне требовались силы, а значит мне была необходима еда. Проигнорировав присутствие мародеров, я легко перепрыгнул через разрушенный подоконник и принялся шарить по полкам, отыскивая уцелевшие коробки с провизией. Я мысленно извинился перед владельцами торговой точки, справедливо полагая, что теперь уже безразлично, кто именно уничтожит остатки продуктов. С трудом отыскав на полу несколько коробок с концентратом, я побросал их в сумку и так же без слов покинул разоренное помещение. Мой путь лежал к горной речке и оставленному мной сутками ранее биваку. Покинуть границы поселка не представлялось возможным, поскольку все дороги и тропы были надежно перекрыты военной техникой. Вероятно, таким образом представители силовых структур пытались сдержать стремительно расползающуюся угрозу. Я не был уверен в эффективности принятых мер, но понятно, спорить с военными не стал и послушно развернулся обратно к горной речке. Там, на склонах было непривычно тихо, никто не шуршал над головой, скитаясь между деревьями, не бормотал вполголоса, обсуждая насущное, и эта тишина рождала тревогу. Я присел возле ледяного потока, больше напоминающего горный ручей и прислушался. Кроме мирного журчания и шелеста листвы до меня не доносилось ни звука, и я начал привыкать к мысли, что опасения Трофима и гнома были слишком преувеличены. Вдруг звенящую тишину нарушил посторонний звук. Он был едва уловим, и возможно я не сразу обнаружил его появление, потому что, резко обернувшись, я с неудовольствием обнаружил стоящую надо мной тварь. Почуяв мое внимание, она злобно заверещала и без предварительных оповещений повисла на моей шее. Я едва удержался на ногах, пытаясь сбросить чудовище, но оно царапало меня неестественно длинными загнутыми ногтями, при этом не переставая издавать отвратительное звучание. Мне удалось выхватить нож и без сожаления воткнуть его на всю длину в неожиданно мягкую плоть твари. Та с диким визгом отскочила в сторону, и я с отвращением рассмотрел, что подвергся нападению особи, некогда принадлежащей к прекрасной половине человечества. Особь повалилась на землю, зажимая уродливыми лапами глубокий порез и застыла в неподвижности. Ей на смену появилась другая тварь, немного повыше и покрупнее. Эта тварь была когда-то мужиком, причем весьма сильным, судя по развитым мышцам неестественно вывернутых длинных рук. Она с утробным рычанием набросилась на меня, так же пытаясь вцепиться в шею. Теперь я был подготовлен к стремительной атаке и поэтому без разбора принялся наносить ей ножевые удары, ставя цель избавиться от назойливого внимания. Крупная тварь держалась стойко и сдаваться не собиралась. Она с легкостью отводила мои удары, не переставая держать меня за шею уродливой лапой. Баботварь тоже начала проявлять признаки активности и была готова прийти на подмогу своему собрату по несчастью. Мои удары только на долю минуты лишали тварь дееспособности. Ножевые ранения она воспринимала с той снисходительностью, с какой я воспринял бы попытки ребенка бороться со мной при помощи ивового прутика. Силы мои заканчивались, и вместе с ними заканчивалась моя уверенность в положительном исходе поединка. Положительном для меня, разумеется. Неожиданно на склоне появилась третья тварь. Ее появление я расценил как сигнал навсегда попрощаться со своим земным существованием. Третий персонаж в этой композиции был явно лишним, меня на него уже не хватит. Тварь, пришедшая последней, настороженно замерла, оценивая обстановку, и издав уже знакомый клич, бросилась в мою сторону. От неожиданности я зажмурился, а когда открыл глаза, то с изумлением обнаружил, как лишний персонаж терзает горло крупной твари, наконец-то оставившей меня в покое. Баботварь стряхнула оцепенение и полностью поправившись, шагнула ко мне. Я снова без сожаления нанес ей ножевую рану, в этот раз рассекшую горло и дезактивирующую глупую бабу.

«Отдохни, милая,» — пробормотал я, отталкивая ногой неожиданно легкое тело. Третья тварь, расправившись с моим обидчиком, торжествующе глянула в мою сторону и немедленно скрылась в зарослях. «Или она сейчас приведет сюда подкрепление, или сама, выбрав удобный момент, расправиться со мной,» — мелькнула грустная мысль, вызванная наблюдениями. Несмотря на весьма тщедушное строение, тварь оказалась ловкой и сильной, раз сумела повергнуть такого крупного противника. «Меня этот силач вообще сожрет без усилий,» — подумалось мне и решение покинуть негостеприимный бивак пришло само собой. Подхватив неизменную сумку с препаратами, я двинулся по склону, стремясь оказаться как можно дальше от ручья. Моя одежда была заляпана кровью неведомых существ, требовала хорошей стирки и вызывала оправданную тревогу. Мне было смутно известно о способах раздачи убийственного вируса. За то время, когда начали появляться сообщения о нападениях диких тварей, ни разу не упоминалось о победных раундах в пользу людей. Каждое такое нападение завершалось гибелью человека и поэтому никто не мог сказать с уверенностью, во что может вылиться тесный контакт с дикими тварями, исключая смертельные финалы. Сменной одежды у меня не было, а таскать на себе вонючие тряпки желания не возникало. Поэтому самым очевидным решением стало решение сделать очередную остановку. Спустившись в расщелину, я оказался на берегу горного озера, окруженного высокими мшистыми скалами. В любое другое время я восхитился бы открывшимися красотами, но теперь я только с грустью поглядел на предупреждающую табличку «Купаться запрещено», напомнившую о мирных временах. Скинув с себя изгвазданные шмотки, я с разбегу нырнул в озеро и с удивлением понял, что немного поторопился. От ледяных подземных потоков свело дыхание, и кое — как выбравшись на скользкие камни, я принялся полоскать в озере свои кровавые доспехи. Холодная вода на удивление легко справилась с поставленной задачей, и теперь моя одежка сохла на камнях, а я сам тщательно изучал собственную тушку на предмет повреждений. К счастью, смертельные схватки не оставили на мне порезов, ссадин и глубоких ран, чему я только порадовался. На всякий случай я извлек из сумки пузырек с девяностопроцентным спиртом и обтерся с ног до головы. Закончив профилактические процедуры, я растянулся на камнях, на мгновение забывая о громоздившейся повсюду опасности. Битвы на голодный желудок вызвали во мне крепкий здоровый сон, и я беспечно задремал, греясь под редкими лучами. Однако, тревожная обстановка сделала меня осторожным, обострив инстинкты, поэтому я нисколько не удивился, когда в мой сладкий сон проникло недовольное фырканье. Мигом проснувшись, я вскочил на ноги и огляделся. Ничего настораживающего внимание не привлекло, однако я не забывал о чрезмерной ловкости диких тварей, их умении бесшумно перемещаться по зарослям и умении стремительно нападать. Прислушиваясь к тишине, я натянул влажную одежду и, подхватив сумку, двинулся вверх, то и дело соскальзывая с крутой сырой тропинки. Выбравшись из расщелины, я снова остановился и уловил сбоку едва заметное движение. Дикая тварь метнулась к деревьям, однако в этой части склона они росли не так густо и позволяли без труда рассмотреть окрестности. Тварь, почуяв наблюдение, замерла и медленно развернулась, смело встречаясь со мной глазами. Она была некрупной и жилистой, и я мог бы поклясться, что именно она завалила моего противника, избавив меня от неминуемой смерти. Скорей всего, ей была неведома вся ценность оказанной мне услуги, но я, повинуясь внушенному с детства воспитанию, коротко кивнул ей, благодаря за помощь. Тварь с любопытством сделала шаг в мою сторону, не проявляя, впрочем, ожидаемой агрессии, и я невольно вспомнил своего пленника, так же с интересом изучающего мои повадки. Осмелев, тварь приблизилась настолько, что я без труда мог убедиться в правильности сделанного вывода. Шею твари украшал широкий уродливый шрам, образованный небрежно стянутой кожей. Я не делал попытки сбежать, но и вступать в контакт мне хотелось не слишком, поскольку я все еще был уверен в ее непредсказуемости. Тварь решила продемонстрировать эту самую непредсказуемость, протянув ко мне уродливую конечность, украшенную кривыми довольно острыми ногтями. На кисти был заметен глубокий порез, продолжавший кровоточить и видимо, причиняющий твари неудобство. Похваставшись приобретением, тварь спрятала лапу и коротко взвизгнула, продолжая рассматривать своего визави.

«До свадьбы заживет, — пообещал я, не зная, как по-другому отреагировать на поведение существа»

Тварь снова коротко взвизгнула и замотала головой, будто сообразив, о чем я сказал. Я припомнил, как быстро подлечилась подраненная мной баботварь, с какой скоростью зарастали нанесенные мной порезы крупной особи, и с удивлением уставился на старого знакомца. Мы пялились друг на друга уже больше десяти минут, а из его раненной лапы все еще продолжала сочится кровь, пачкая собой сырую траву. Тварь слабо дрожала, переминаясь на кривых сильных ногах и повизгивала, видимо жалуясь на боль. Я снял с плеча свою сумку и слегка приподнял ее перед собой, демонстрируя твари свое единственное имущество. Само собой, тварь и понятия не имела о содержимом моей сумки, как не смогла бы догадаться о моих намерениях, однако в ответ она снова протянула ко мне конечность и едва заметно вздохнула. Хотя последнее, мне, скорей всего просто показалось. Убедившись в мирных намерениях твари, я присел и извлек из недр сумки необходимые ингредиенты для лечения ран. Правда все они были рассчитаны на человеческие увечья и к диким тварям не имели отношения, но я решил проверить внезапно возникшую идею. Тварь, заметив мои манипуляции, несмело двинулась вперед, сократив расстояние еще на пару шагов и все еще протягивая мне израненную клешню. Я предложил ей присесть, и принялся оказывать помощь. Тварь терпеливо сносила мое участие, не отрывая взгляд от моего лица. Забинтовав рану, я жестом отпустил пациента, однако тот продолжал рассматривать мои вещи, пуская тягучие слюни прямо на разложенные инструменты. Я собрал все в сумку и вновь направился к озеру. Мне было необходимо избавиться от следов любопытного интереса странного существа. Оно по-прежнему вызывало во мне стойкое отвращение, однако его мирный нрав и покладистый характер, немного сглаживали производимое им впечатление.

Если бы несколько лет назад мне кто-нибудь заявил, что однажды я буду отчаянно скучать по людям, я бы охотно рассмеялся бы в лицо тому фантазеру. Когда-то очень давно, в молодости, у меня были друзья, знакомые, позже коллеги и деловые партнеры. С ними всеми я легко находил общий язык и всегда считался душой компании. Однако с годами мое желание видеть вокруг себя шумные сборища значительно потускнело, а после сошло на нет. Я без труда находил себе развлечения и без присутствия разудалых гостей и веселых приятелей. Но сейчас, бесцельно скитаясь по горам, прислушиваясь к каждому шороху и знакомясь с гнетущими новостями, я отчаянно нуждался в ком-то, кто выслушал бы мои тревоги и произнес бы пару ничего не значащих, но ободряющих слов. Я уже жалел, что так самонадеянно расстался с моими соседями, наверняка к этому времени уже вернувшимися в родные края. Ну, разумеется, если по дороге им не повстречались голодные дикие твари, которых с каждым часом становилось все больше. Читая оперативные сводки, я содрогался от мысли, что будет, когда с лица земли исчезнет последний представитель человеческого вида. Твари множились с устрашающей скоростью, растерявшиеся ученые могли только обнаруживать новые свойства злобных существ, и важно знакомить обывателей с их обновленными характеристиками. Твари по-прежнему не испытывали эмоции, руководствовались природными инстинктами, по сути являлись одиночками, но мне почему-то казалось, что наступит час, когда вирус в очередной раз мутирует и подарит тварям способность создавать сообщества. Из новинок, любезно предложенными исследователями несчастья, была грустная информация о практической неуязвимости дикарей. Если первая волна мутантов еще подвергалась уничтожению, то новые поступления только в голос ржали над бесплодными попытками повлиять на рост их популяции. Гуманисты с позором отступили, признав ошибочность своих убеждений и отдали диких тварей на растерзание всем желающим. Желающих не находилось, а смелые ура-патриоты были смелыми только на словах. В какой-то момент возникла чудная петиция, призывающая жестоко карать всех, кто поддерживает контакты с представителями враждебного нам вида. Именно в таких выражениях доносились до общественности основные тезисы грозной петиции.

Как-то среди ночи меня разбудил знакомый шорох приближающихся тварей. Сейчас, судя по звукам, их было сильно больше, чем в мою предыдущую встречу с представителями враждебного вида. Я подскочил и на всякий случай вытащил нож, готовясь подороже продать жизнь. В то, что мне удастся выйти из этой схватки победителем или хотя бы сыграть вничью, я не верил ни секунды. Первая тварь, не стесняясь, спустилась со склона и угрожающе подошла прямо к месту моей очередной стоянки. Ну, а чего было стесняться практически неуязвимому существу? В ее действиях можно при желании обнаружить логику, мысленно усмехнулся я, и напал первым, не дожидаясь пока она подтянет к себе остальных. Тварь заверещала и отползла в сторону, но только для того, чтобы в считанные минуты восстать из раненых и снова напасть. Тварь торопилась. Ей не хотелось делится добычей с остальными, медленно стягивающимися в плотное кольцо. Я свободной рукой запалил от костерка факел, надеясь, что они, как и все живое, боятся огня. Огня они боялись, но это не сдерживало их агрессию. В темноте я насчитал около шести особей разного пола и размера. Среди этого голодного отряда можно было отыскать как щуплых и тщедушных тваренышей, так и огромных представителей, с сильными лапами и решительными мордами. Они нападали по очереди, терпеливо выжидая подходящего момента, чтобы атаковать будущую еду. Я успел отразить пару неторопливых атак, как вдруг в рядах агрессоров раздалось отчаянное верещание. Одна из особей рухнула на землю по чьей-то настойчивой просьбе и задергалась в предсмертных конвульсиях. Возможно, ко мне подоспел какой-нибудь спасательный отряд, мелькнула смелая мысль и придала мне уверенности. Я успел нейтрализовать на малый срок еще пару тварей и вдруг с изумлением понял, что никакого отряда нет, а моих обидчиков косит мой старый знакомец с перевязанной лапой. Он ловко запрыгивал тварям на плечи и с силой цеплялся в их шеи, без труда перегрызая артерии и заливая полянку вонючей кровью. Расправившись с большей половиной непрошенных ночных гостей, тварь привычно растворилась в темноте, оставляя мне право добить последнего, тощего и маленького, возможно, бывшего когда-то подростком-человеком. Стараясь не развивать последнюю мысль, я распилил тощее горло почти пополам и отбросил легкую тушку прямо в костер. Переведя дыхание, я уставился на притихшее поле битвы. Передо мной валялся в разных замысловатых позах прекрасный материал для научных опытов и исследований, однако в эту минуту мне отчаянно хотелось оказаться за тысячи километров от этой спонтанной лаборатории.

Глава 4.

 Я решил не задерживаться надолго на страшной полянке и, нащупав в темноте свою неизменную сумку, двинулся дальше, шатаясь от усталости и безысходности. «Ради чего я прилагаю столько усилий? — болталась в голове единственная мысль, — я же был готов принять смерть даже от представителей своего вида, лишь бы избавиться от бесконечности бытия?»

Оказалось, что не готов. «Инстинкты великая вещь, — озвучил я сам себе научно обоснованную фразу и обессиленно рухнул возле очередного журчащего потока, именуемого горной рекой.

Наутро я обнаружил возле своей стоянки еще одну дикую тварь. Точнее, ее растерзанное тело. Тело валялось на камнях, недалеко от реки, признаков жизни не подавало, и я, осмелев, принялся с интересом рассматривать любопытный экземпляр. Эта тварь отличалась от остальных заметно пропорциональными ногами, до самых колен покрытых свежими ссадинами и кровоподтеками. Ее руки и морду я разглядеть не мог, поскольку нелепая тварь поджала лапы под себя и перевернулась на живот, спрятав рожу в гладких валунах. Ее тело было некрупное и жилистое, хоть и принадлежало когда-то взрослому мужчине. Терзаемый любопытством, я перевернул тварь на спину и от удивления негромко выругался. Передо мной лежало тело моего старого знакомого, так вовремя подоспевшего нынешней ночью мне на помощь. Я узнал его по уродливому шраму, пересекавшему горло, и лапе, обмотанной грязной тряпкой. Рана давно зажила и в тряпке не нуждалось, однако тварь продолжала таскать ненужный артефакт, почему-то не желая с ним расставаться. Его ноги были изранены, но выглядели намного короче конечностей всех остальных представителей нового вида. И короче его собственных конечностей, тех, что были при нем, когда я видел его последний раз у озера. Сейчас это были вполне нормальные человеческие ноги. Почувствовав в себе азарт исследователя, я потянул в сторону его обмотанную лапу и от удивления присвистнул. Лапа, так же, как и ноги, выглядела обычной человеческой конечностью, правда, покрытой жесткой светлой щетиной. Развернув к себе его морду, я не заметил видимых изменений и разочарованно выдохнул. Она, как и раньше, была неестественно вытянута вперед, наподобие собачьей морды, но выглядела отталкивающе и симпатии не рождала. Глаза твари были закрыты, дыхания не прослушивалось, однако не похоже, чтобы смерть настигла его раньше, чем пару часов назад. По всему выходило, тварь шла за мной следом, прямо от места сражения и, видимо, держалась на значительном расстоянии, поскольку ночью я, как ни прислушивался, никаких посторонних звуков не слышал.

Я рискнул пойти в своих исследованиях до конца и, подхватив неожиданно легкое тело на руки, подтащил его к водному потоку. Мне хотелось изучить его повреждения, поскольку все они имели механический характер, и находились в разной степени заживления. Опустив ногу твари в бурлящий поток, я кое-как смыл грязь с жесткой кожи и с изумлением понял, что от моих манипуляций один из порезов открылся и в ране выступила не до конца свернувшаяся кровь. Моя первоначальная теория о гибели твари, терпела сокрушительное поражение, однако тварь не торопилась демонстрировать чудеса живого состояния. Скорей всего, она находилась без сознания, что тоже противоречило ученым наблюдениям. Исследователи единодушно приходили к выводу, что тварь имеет только два положения — живое и мертвое. Привилегия терять сознание и падать в обмороки оставалась у человеческого вида. Вытянув тело из ледяной воды, я отволок его к своей стоянке и уложил под высокий куст кизила. Мне до одури хотелось заняться научными изучениями, провести разные сравнительные анализы биологических образцов и сделать свои собственные выводы, однако я был лишен этой заманчивой возможности, находясь в полевых условиях. Мне оставался доступным единственный метод — метод наблюдения. Тварь продолжала безмолвствовать, вольготно развалившись под раскидистым растением. Почуяв смысл жизни, я порылся в недрах сумки и достал старинную тетрадку, до самых краев заполненную моими научными выкладками. Листки давно растрепались и превратились в разлохмаченные обрывки, и мне, по-хорошему, давно уже требовалась новая тетрадь, однако я никак не мог заставить себя расстаться с этим артефактом, и продолжал бережно хранить рассыпающееся сокровище. Пока я предавался ностальгии, тварь зашевелилась и неловко перевернулась на бок, жалобно вздохнув. Я невольно улыбнулся, радуясь его живому состоянию, и тут же пораженно замер, наблюдая, как очнувшаяся тварь с удовольствием жрет кислые ягоды, свисающие к ее морде.

«Ты голоден? — поинтересовался я, пропустив торжественную процедуру приветствия, — или ты хочешь пить?»

Тварь замерла, и сделала попытку подняться, однако, попытка не вышла, оставив тварь стоять на четвереньках и создавая ей полное сходство с диким животным.

Я не рассчитывал на дружеские беседы, поэтому просто протянул ей наполненную водой пластиковую баклажку. Тварь ухватила ее обеими лапами и поднесла к неудобной морде. Жестами она сымитировала действия обычного человека, желающего напиться из пластиковой баклажки. Однако уродливая морда не позволила ей довести задуманное до конца и, раздраженно отшвырнув емкость, тварь наконец-то поднялась на ноги и засеменила к воде.

Я тоже хотел есть, однако начинать трапезу в присутствии твари опасался, не зная ее реакции. Кислые ягоды не были способом утолить голод, как я понадеялся в начале, они были способом избавиться от жажды, и этот факт не отметал возможности твари сожрать человека. Тварь вернулась и тактично присев рядом, замерла, не делая попытки уйти. Наконец, наплевав на осторожность, я достал из сумки честно украденный концентрат, и прослушав нудную рекламу с крышки, поднес коробку ко рту. Тварь насторожилась, привлеченная запахом и смешно повела мордой. Наудачу я протянул ей коробку, ожидая, что существо недовольно заверещит и начнет жрать меня. Однако голодная тварь вырвала из моих рук концентрат и тоже поднесла к морде. После чего вывалила содержимое коробки на землю и принялась слизывать мерзкую жижу длинным красным языком, при этом отвратительно чавкая и похрюкивая. Выходит, ученые всего мира ошибались, утверждая, что дикие твари питаются только человеческим мясом? Или это была какая-то особенная тварь, вроде вегана? Мне почему-то перестало нравится такое к ней обращение, и я решил дай ей имя. Наблюдая за полным отсутствием манер и дикостью нрава, я пришел к заключению, что имя Варвар для нее самое подходящее.

«Я буду звать тебя Варвар, ты не против? — любезно поинтересовался я и с удивлением увидел, как скривился мой уродливый друг. Ему не понравилось выбранное имя, но я не стал напрягаться с другим и оставил все как есть.

Варвар больше не растворялся в лесных чащах, неотступно следуя за мной по всем маршрутам. Он держался на значительном расстоянии, но всегда поблизости, и если я делал привал, то неизменно подбегал к моему биваку и составлял мне компанию, тактично соблюдая дистанцию. По ночам он не спал, а внимательно поводил длинной рожей, вынюхивая чужаков, и у меня появлялось время нормально выспаться. Диких тварей можно теперь было встретить не только на склонах гор. Они беззастенчиво появлялись в маленьких затерянных поселках, нападали на людей прямо на улицах и не испытывали при этом ни малейшего страха. Правительство законодательно разрешило использовать против тварей любые виды оружия, однако все эти меры только озлобляли и без того злобных существ, а повреждений не несли. Зато в спонтанных перестрелках страдали мирные граждане, остававшиеся еще людьми. В мире царил хаос, и чем, а главное, когда, все закончится не знал никто.

Мы с Варваром бродили по склонам, не видя перед собой решительно никакой цели, единственная цель, стоящая передо мной, заключала в себе необходимость не попасться в лапы обезумевшим зверюгам. Я перестал читать новостные ленты, где ужасов было больше, чем в любом кассовом ужастике. Однажды ночью на нас снова напали злобные твари, но в этот раз мой Варвар даже не дал мне возможности проявить себя грозным воином, сразу сожрав всех трех гостей. Приложенные усилия лишили храброго дворняжку последних сил и до утра он проспал, свернувшись в немыслимый ком. У меня оставался последний концентрат, и что станет моим следующим обедом, я решительно не мог себе представить. Все торговые точки, рынки и частные магазинчики давно стояли закрытыми, а последние товары из них были растащены местными и равнинниками почти месяц назад. Варвар зашевелился и услышав мои приготовления к завтраку, вопросительно уставился на меня. Я обернулся, и мои слова, приготовленные для него, застряли в глотке, поскольку с моим Варваром снова произошли изменения. Его устрашающая собачья морда втянулась, и стала немного напоминать лошадиную, но теперь она не рождала привычного ужаса и выглядела даже симпатично. Кроме того, глаза Варвара приобрели оттенок и заметно потемнели.

Эти видимые изменения зародили во мне вполне осознанную идею, которую мне захотелось тут же проверить.

«Ты вчера лихо расправился с дикими тварями, — вполне искренно произнес я, следя за выражением морды Варвара. Впрочем, теперь оно больше напоминало лицо, немного крупное и непропорциональное, но все же это было лицо. — ты загрыз их, дружище? Или просто свернул им их бесполезные шеи?»

Варвар выпрямился, и гордо кивнул, продолжая сверлить меня глазами.

«Так что, Варвар? — терпеливо повторил я, — ты загрыз их?»

Варвар снова кивнул и возмущенно фыркнул. Эта эмоция осталась за пределами моего понимания, и я снова задумался. Все изменения происходили с Варваром после битв с тварями. Рано было делать выводы, но одно становилось мне ясным — какой-то вид взаимодействия с тварями возвращал ему человеческий облик. Только вот какой?

Тем временем, мой страшноватый приятель потянулся к оставленной мной коробке и ухватив ее двумя руками, принялся терзать зубами хитрую крышку. Ему было, видимо, невдомек, что навязчивые производители не позволяли воспользоваться их продуктом без обязательного прослушивания целого списка преимуществ и полезных свойств выбранного дерьма. О каких вообще полезных свойствах могла идти речь в этих химических отравах? Я побоялся отнимать коробку из цепких лап. Все же Варвар оставался диким животным, несмотря на столь явные изменения, и рассчитывать на его разумное поведение не приходилось. Расправившись с содержимым коробки, привычно вывалив его на землю, Варвар принялся чавкать, утробно ворчать и слизывать языком перемешанную с пылью субстанцию, заменяющую человечеству нормальную пищу.

На послеобеденное время у нас с Варваром был запланирован очередной марш бросок. Я не рисковал надолго задерживаться на одном месте и вероятно, благодаря этой тактической хитрости, редко подвергался нападениям разъяренных тварей. Однако у меня банально закончились харчи, и нынешняя экспедиция посвящалась поиску пропитания. Ближайшее горное поселение, до которого я сумел доползти, сопровождаемый Варваром, оказалось совсем близко, всего в нескольких километрах от моей последней стоянки. Это было несомненно удобным вариантом, но на том все преимущества заканчивались. Поселок встретил меня настороженной тишиной и привычным безмолвием. Я побоялся тащить с собой Варвара, помня о легальности оружия, и настрого приказал ему оставаться в посадках, пообещав вернуться так скоро, как только получиться. Побродив по опустевшим улочкам, я рискнул постучаться в один из домов, рассчитывая купить немного еды. Меня устроил бы любой вариант, от химических концентратов, до рассыпчатой смеси, навязчиво рекламируемой все последнее время. В состав этой дряни, по уверениям производителей, входили все необходимые человеку компоненты. Смесь достаточно было залить обычной холодной водой, и она тут же превращалась в бесформенное нечто, не имеющее вкуса и запаха, но способное поддержать в потребителе жизненную энергию. На мои настойчивые просьбы, жители только плотнее захлопывали окна и закрывали ворота на все замки. Никому не нужны были деньги, один из мужиков, зло покосившись на мою измятую и порванную одежку, так и заявил:

«Вот ты при деньгах, парень, но принесли они тебе пользу прямо сейчас? Никто не знает, когда мы снова сможем воспользоваться этими бумажками!»

В одном из домов мне все же отсыпали пару горстей той самой бурды, которую следовало заливать водой.

«Это все, приятель, чем можем поделиться, — проговорил мальчишка-подросток, едва приоткрыв мне дверь»

Я от души поблагодарил парнишку и торопливо направился обратно, очень рассчитывая застать Варвара в добром здравии.

Там, где я оставил своего ненадежного спутника, было тихо и пустынно, а следы Варвара давно растаяли в неизвестности.

«Что ж, — с сожалением подумал я, — рассчитывать на то, что дикая тварь станет тебе верным другом, очевидно не приходится!»

Я не слишком жалел о потери, но Варвар был единственным живым существом, с кем я мог поговорить о вечном, не вызывая неоправданного недовольства.