Там, откуда ушли реки

П. Мариковский

ТАМ,

ОТКУДА УШЛИ РЕКИ

*

РЕДАКЦИИ ГЕОГРАФИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Рецензент:

доктор географических наук

В. А. Николаев

Фотографии автора

Художник

М. Н. Сергеева

© Издательство «Мысль», 1982

ОТ АВТОРА

Семиречье — край удивительных контрастов, причудливого сочетания знойных равнинных пустынь и прохладных высокогорий. Много лет я путешествовал по этой территории и, когда не осталось и небольшого незнакомого участка, неожиданно спохватился, что мои пути миновали самую северную окраину Средней Азии — пустыню Сарыесик-Атырау, расположенную в Южном Прибалхашье.

Местность, куда попадаешь впервые, кажется особенно интересной, а путешествие оставляет сильное и неизгладимое впечатление. Такой и оказалась для меня пустыня Сарыесик-Атырау. Я был поражен необыкновенным раздольем, безлюдьем, нетронутой природой, следами рек, когда-то бороздивших землю, и многочисленными остатками ранее здесь процветавшей цивилизации. Это сочетание девственной природы со следами давно замершей древней деятельности человека, вызывало особенное настроение.

Случилось так, что мне удалось побывать в этой пустыне зимой, весной, летом и осенью, то есть узнать ее во все времена года. Путешествие было нелегким. Зимой здесь царили ураганные ветры и сильные морозы, летом — иссушающий зной. Нас окружали пески, подчас тяжелые, сыпучие и непроходимые, солончаки, топкие и вязкие особенно после дождей, однообразный и без каких-либо ориентиров горизонт, над нами висела постоянная угроза заблудиться посреди большого пространства и оказаться без помощи в случае поломки машины. Но все это не омрачало путешествия, а, наоборот придавало ему оттенок романтичности. Из впечатлений от поездок в этот глухой уголок и зародилась предлагаемая читателю книга.

Сейчас пустыня пробуждается. Армия тружеников, вооруженная мощными механизмами, проводит воду, и напоенная ею земля начинает давать урожаи. Недалеко то время, когда человек преобразит природу пустыни Сарыесик-Атырау и она, возрожденная, вновь станет цветущим краем.

Белые развалины

Из барханов торчат остатки бывшего когда-то леса, обглоданными скелетами распростерлись изрытые временем стены древних городов

Н. К. Рерих

СЕГОДНЯ ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ПУТЕШЕСТВИЯ. ПОЗАДИ ОСТАЛИСЬ Заилийский Алатау, в глубоких снегах и синих еловых лесах, обширине холмистые степные предгорья с многочисленными поселениями, небольшие и сильно сглаженные отроги хребта Малайсары. Нас трое; я и два моих спутника, Ольга и Николай. Мы стоим на хребте Куланбасы (Голова Кулана), последнем на нашем пути, и смотрим на север. Перед нами простирается обширная, ровная как стол пустыня. Она резко обрывается у подножия хребта, будто море или большое озеро у крутого берега. На равнине, лежащей перед нами на протяжении сотен километров, уже не встретишь ни большого холма, ни одинокой горки, ни глубокого понижения или оврага.

У подножия Головы Кулана еще недавно были сплошные заросли дерева пустыни — саксаула, а теперь к нему почти вплотную подходят поля рисовых плантаций и впереди виден поселок рисового совхоза «Бакбакты». Совсем недалеко к западу от нас сверкает река пустыни Или. К востоку видны холмистые пески с остатками саксауловых зарослей. Далеко впереди, за синим горизонтом, озеро Балхаш. Там в низовьях река Или, прежде чем влиться в озеро, разбивается на протоки и поит множество мелких пойменных озер. Дельта реки — край густых тугайных зарослей и могучих тростников.

Я расстилаю карту на голой, сухой и покрытой щебнем земле, и мы принимаемся ее рассматривать.

Параллельно реке Или, на расстоянии около 150–200 километров к востоку, в Балхаш впадает река Каратал. На Междуречье и раскинулась одна из больших пустынь Казахстана — Сарыесик-Атырау, край песчаных барханов, сверкающих солончаков и голых ровных такыров. В эту пустыню и лежит наш путь. Что нас там ожидает?

Пустыня Сарыесик-Атырау занимает центр Балхашско-Алакульской впадины. Ее высота над уровнем моря 350–400 метров. С востока на запад она тянется примерно на 250 километров, с юга на север — на 200. Здесь царят холодная зима и жаркое лето. Средняя температура января — минус 12–15 градусов, июля — плюс 22–25 градусов. Осадков выпадает очень мало, за год всего лишь 100–150 миллиметров. Почвы — серо-бурые, пустынные, песчано-пустынные.

Происхождение Балхашско-Алакульской впадины объясняют по-разному.

Недавно геолог Б. С. Зейлик на основании анализа геологических, геофизических и геоморфологических данных, а также изучения космических и высотных снимков высказал хорошо аргументированное предположение, что впадина образовалась от падения громадного метеорита. Он проник в земную кору на большую глубину и там взорвался. Эта гигантская катастрофа произошла очень давно, около 400 миллионов лет назад, когда жизнь на нашей планете еще только начинала процветать в море, а на сушу вышли лишь немногие растения. Гипотеза вызвала множество возражений.

В тот период жизни нашей планеты околокосмическое пространство было сильно насыщено летавшими в мировой бездне астероидами. Они обработали поверхность Луны и других планет солнечной системы и сплошь покрыли их кратерами. И там, где ветра и воды нет, они сохранились. Земля же залечила свои раны, и мы подчас не подозреваем, что на ней когда-то происходило.

Однако большинство геологов считают Балхашско-Алакульскую впадину обширным тектоническим прогибом земной коры между древним Казахским щитом-мелкосопочником на севере и складчато-глыбовыми горами Джунгарского Алатау и Чу-Илийскими на юге. В отличие от горно-сопочных обрамлений, сложенных скальными породами палеозоя, впадина заполнена мощной толщей рыхлых мезокайнозойских пород. С поверхности они подверглись воздействию воды и ветра, образовав рельеф эрозионно-аккумулятивного и эолового происхождения.

Средняя Азия — край необыкновенных контрастов, высоких гор и знойных пустынь — издавна привлекала исследователей своей загадочной и колоритной природой, необыкновенным разнообразием животного и растительного мира. Славная плеяда таких русских путешественников, как Н. М. Пржевальский, Г С. Карелин, Г. Н. Потанин, А. П. Богданов, Г Е. Грум-Гржимайло, А. П. Федченко, П. П. Семенов-Тян-Шанский, прошли по пустыням, степям и горам этой многонациональной страны. Уже в нашем столетии в Сарыесик-Атырау заглянули ученые-натуралисты А. С. Берг, Р. П. Аболин, А. И. Безсонов, В. Н. Шнитников, Н. Н. Пальгов. После Великой Отечественной войны в Сарыесик-Атырау стали работать экспедиции топографов, зоологов, ботаников, гидрологов, почвоведов, геологов.

Пустыня Сарыесик-Атырау — самая восточная в нашей стране. Откуда она получила такое название — сказать трудно, но с чьей-то легкой руки оно утвердилось на картах (еще совсем недавно ее называли Сары-Ишикотрау).

Но пора возвратиться к нашей действительности. Пока мы рассматриваем равнину, серые тучи, покрывающие небо, опускаются ниже, становится темнее, начинает дуть пронзительный холодный ветер, дальний горизонт пустыни еще более синеет, и мы невольно вспоминаем о теплой машине. Пора продолжать путь. Нам сегодня во что бы то ни стало надо поспеть в саксаульники, иначе как ночевать без топлива!

Спускаемся вниз. В бинокль у подножия хребта я вижу следы какого-то сооружения, а рядом, метрах в 200 от него, современное кладбище. Придется посмотреть. Да, здесь сильно оплывшие от времени стены городища и следы окружавшего его рва, по-видимому заполнявшегося водой! Городище небольшое, около 70 метров в длину. Оно, без сомнения, служило убежищем от ночных набегов разбойников и укреплением на время нашествий неприятеля. В нем отсиживались во время набегов лихих кочевников древние жители этой земли, с его стен пускали в неприятеля стрелы, метали камни. Сейчас место, где было городище, сильно заросло большими кустами терескена.

В раннее средневековье (VI–X века новой эры), к которому и относятся городища Сарыесик-Атырау, они стояли в стороне от древних городских центров и торговых путей, идущих с юга через перевалы Кур-дай и Кастек вдоль Заилийского Алатау.

Используя буссоль, я тщательно наношу план городища на бумагу. Оно в общем имеет форму почти правильного квадрата и ориентировано углами приблизительно по странам света. Северо-западная сторона сооружения точно такой же длины, как противоположная, юго-восточная, а северо-восточная сторона больше на 9 метров.

Трудно поверить, чтобы в те времена при планировке строители не смогли предварительно нанести на земле правильный квадрат. Нет ли тут какой-либо связи с астрономией? Но пока оставим предположения. Одна находка недостаточна для каких-либо выводов. Еще в 300 метрах к северу от городища располагаются следы сильно сглаженных развалин. Видимо, здесь было основное и неукрепленное поселение.

Первое упоминание о памятниках древности этого края было сделано русским географом Н. Н. Пальтовым. Он сообщил о том, что в низовьях Или и в пустыне Сарыесик-Атырау есть следы множества ирригационных сооружений. Затем, в 1962 и 1964 годах, эту местность посетил археолог К. А. Акишев. Он кратко описал развалины двух городищ этой территории и назвал их условно Коктам — «Зеленые развалины». Археолог пришел к заключению, что городище у подножия Головы Кулана, «Коктам-I», было караван-сараем. Он предназначался для караванов, идущих в Сарыесик-Атырау, просуществовал недолго, так как был разрушен полчищами Чингисхана. Действительно, на поверхности земли не видно никакой керамики — обычного свидетельства жизни человека. Зато я нахожу большой кусок оплавленной массы. Это шлак, оставшийся от выплавки какого-то металла. В караван-сарае, вероятно, располагались мастерские и, кроме того, хранились ценные изделия местных мастеров. Второе городище, «Коктам-II», должно быть где-то недалеко. Интересно бы его проведать. Но случайный путник-верховой рассказал, что городище полностью исчезло, на его месте построен поселок Карагач.

План городища Коктам («Зеленые развалины»)

Еще ниже опускаются тучи, и сильнее дует прохладный ветер. Мы забираемся в остывшую машину. Сейчас при работающем моторе нагреется печка и станет тепло. Но через несколько минут пути по асфальту, не доезжая поселка рисоводческого совхоза, я вижу из окна машины в стороне от дороги, по направлению к реке Или, какие-то возвышения. Может быть, и там следы городищ или древних поселений? Уж очень необычен этот бугор среди ровной поверхности. Придется взглянуть, хотя времени в обрез, скоро вечер и нам предстоит искать место для бивака и топливо. Можно бы осмотреть местность на обратном пути, но жизнь приучила к золотому правилу — не откладывать то дело, которое можно завершить тотчас же. И я, оставив помощников в машине, иду через поля, поросшие бурьяном, к намеченной цели.

Я не ошибся. Передо мной большой и очень пологий курган, а за ним второй такой же. Курганы целы, не разграблены и поэтому будут особенно ценными для археологов. Один курган с краю зацепил бульдозер. На срезе видно, что он сложен из глины вперемешку с красным щебнем, столь обычным для окружающих хребтов. В кургане может быть погребение или он служил каким-либо особым ритуальным целям. Все это когда-нибудь узнают ученые.

Ну вот, теперь можно продолжать путь дальше, хотя уже стемнело. Час езды, и мы среди зарослей саксаула. На поворотах шоссейной дороги лучи фар выхватывают знакомые очертания этого полудерева-полукустарника. На душе легче. Теперь нам нечего бояться ночлега, не страшно, что термометр на лобовом стекле показывает 10 градусов ниже нуля. Мы обеспечены топливом!

Едва заметный сворот с шоссе нас устраивает. Нетронутая дорога проделана теми, кто ездил сюда за топливом. Саксауловый лес, если можно так назвать редкие кустарники, покрывающие пустыню, вплотную приблизился к дороге. Неожиданно на пути загораются два ярких зеленоватых огонька и тут же гаснут. Наверное, волк или лисица.

В темноте выбирать место для бивака трудно. Но вот, кажется, найдена подходящая полянка. Мотор заглушен, потушены фары, и неожиданно над нами потемневшее небо расцвечивается яркими звездами. Значит, разошлись облака и завтра утром будет основательный морозец, зато день предстоит солнечный. Прежде всего надо разжечь костер, а потом уже при его свете ставить палатку. В топливе нет недостатка: сухие кусты и валежины есть всюду и горят они жарко и светло.

Наш дом рассчитан на зимнее путешествие. Палатка утеплена. В ней две подкладки: одна фланелевая, другая — из белого полотна. Жестяная миниатюрная печка установлена вблизи входа, под потолком — лампочка, питаемая аккумулятором машины. Вскоре в нашем походном доме и светло, и тепло, и уютно. На раскаленном от жары каминке посвистывает чайник, от сковородки идет аппетитный запах жареной картошки.

Я выхожу из палатки. Надо слить из радиатора воду в канистру. Как свеж, прохладен и чист воздух и как ярко расцвечено звездами небо пустыни! В городе оно никогда не бывает таким. Едва заметными тенями теснится вокруг саксаул. Вспоминается лаконичная и выразительная характеристика этого растения, данная одним из первых исследователей Семиречья, Чоканом Валихановым.

«Упомянутый лес саксаул высотой в 6–7 футов, ветви имеет зеленые и с иголочками наподобие сосновых, толщина сего дерева от 11 до 3 дюймов, собою слоеватый, кора на нем подобна молодому сосняку, в огне горит постоянно и весьма жарко, ни на какие поделки не способно, уголь с огнем три дня лежит»[1]..

Да, уголь с огнем хорошо согревал нас всю ночь в каминке.

Когда на бивак становишься в темноте, утром всегда с удивлением рассматриваешь неожиданно открывшийся пейзаж. Рядом с нами оказался большой бархан, поросший не только саксаулом, но и другими распространенными кустарниками песчаной пустыни — дзужгуном и кустарниковой песчаной акацией. У подножия бархана расположилась большая колония песчанок, и несколько зверьков уже стояло столбиками, посвистывая и разглядывая нас с интересом. За ночь основательно похолодало, термометр показал 23 градуса мороза, на кусты и машину лег иней. Он сверкал множеством искрящихся блесток в лучах восходящего солнца.

Первый бивак всегда отнимает много времени на свертывание палатки и укладку вещей. А вещей немало. Но как без них обойтись! У каждого спальный мешок, теплая одежда. Кроме того, с нами кошма, рюкзаки с продуктами, кухонная посуда, каминок, канистры с бензином и с водой, фотоаппараты, радиоприемник и даже полевой магнитофон для записи голосов птиц и зверей. Весь мусор закопан, и на месте нашей стоянки остаются только следы засыпанного костра да истоптанный песок, а в кузове «газика» до самых окошек — ворох вещей.

Опять перед нами лента асфальтового шоссе, и вскоре большое районное селение Баканас, расположенное на берегу реки Или. Здесь несколько двух-трехэтажных домов, гостиница, универмаг, магазины, школа, больница и даже Ботанический сад, принадлежащий Академии наук Казахской ССР, асфальтированные улицы. Но вокруг голая пустыня, покрытая редкими кустиками солянок, да небольшие остатки тугаев по реке Или, перед селением и ниже его.

Здесь наша последняя заправка горючим.

Слово «баканас» казахское, по-русски оно означает «сухое русло» или «староречье». Селение, как уже говорилось, расположено на берегу реки и, казалось бы, при чем тут сухое русло! Но прежде река Или долго блуждала по пустыне, покидала старые русла, проделывала новые. Несколько десятков лет назад у села Баканас действительно было сухое русло, поросшее лесом. Сейчас от леса не осталось и следа.

Известный натуралист и зоолог В. Н. Шнитников, впервые побывавший в низовьях реки в начале XX века, посетив это селение через двадцать лет, так описывает свои впечатления. «…Теперь многие места невозможно узнать, настолько они изменились. В голове Баканаса (сухой лог — прежнее русло реки Или или одного из его притоков) мне приходилось останавливаться в 1910 и 1913 годах. Тогда вся местность здесь была одета густой древесной растительностью. Помимо густых тугайных зарослей по пойме реки, возвышающихся над поймой, терраса была покрыта частью настоящим лесом из черного саксаула, частью мелким белым саксаулом, джингилем, деревцами джигды и различными кустарниками. Теперь здесь голая ровная степь с жалкой травянистой и полукустарниковой растительностью и лишь кое-где редкими группами гребенщика, чингиля и нитрарии»[2].

На современных картах топографы довольно подробно проследили целую систему сухих русел и остатков пойменных озер.

Старое русло, начало которого ранее было у села Баканас, называлось так же. Километрах в 40 от села сухое русло Баканас разделяется на два русла: восточное — Шет-Баканас и западное — Нарын. От сухого русла Нарын, километров через 50 после его отъединения от Баканаса, отходит русло Орта-Баканас. Нарын далее отклоняется к западу и на небольшом участке, у селения Караой заполняется водой, но до Балхаша не доходит, теряясь в песках. От Шет-Баканаса километров через 120 отходит русло Ортасу. Сейчас в низовьях оно имеет вид узкой проточки, обросшей вдоль берегов густыми тростниками, и с почти стоячей водой. Ранее, впадая в Балхаш полноводной рекой, Ортасу образовало низкий полуостров Сарыесик, а Шет-Баканас, впадая в озеро, в дельте имело множество озер, остатки которых хорошо прослеживаются и ныне.

Полуостров Сарыесик почти пересекает озеро Балхаш поперек и не доходит до его северного берега всего лишь на 8—10 километров. В этом месте озеро как бы разделяется на две части: восточную с горько-соленой водой и западную — с пресной. В засушливые годы, когда уровень Балхаша падает, соленая вода проходит через перешеек на западную половину озера, и наоборот. Когда река Или была перегорожена плотиной и возникло Капчагайское водохранилище, воды от реки Или в Балхаш стало поступать мало и соленость западной половины возросла, стали поговаривать о необходимости разъединения западной половины и восточной насыпной дамбой с полуострова Сарыесек до северного берега.

Чем объяснить блуждание реки Или по столь большой площади?

Старики казахи рассказывают такую легенду. Там, где ныне царит сухая пустыня, текла река, жили люди, существовали города. А река ушла якобы из-за того, что во время нашествия воины Чингисхана, чтобы победить непокорный степной народ, отвели реку в другую сторону. Эта легенда, конечно, наивна. Для многочисленных орд Чингисхана несколько небольших городов в пустыне не представляли помехи.

Реки пустыни транзитные. Они текут издалека, не получая притоков, несут в своих водах много взвеси ила, песка и глины. Откладывая их на пути, реки постепенно как бы приподнимают свое ложе и оказываются выше окружающих их равнин. Берега рек пустыни сложены из рыхлых отложений, не укреплены, почти без дерна или совсем без него, поэтому достаточно лишь небольшого размыва берега, особенно на месте извилины, как река устремляется в сторону, проделывает новое ложе и течет по нему, пока снова не окажется на своеобразном пьедестале, сойти с которого не так уже и трудно. Не только Или, но и многие другие реки пустыни, испещрив землю своими руслами, навсегда уходили в сторону. Такова Сырдарья, старые русла которой носят названия Джанадарья, Кувандарья, далеко проникающие в пустыню Кызылкум, такова же и Амударья.

Нам еще предстоит побывать на древних руслах Или. Интересно, что они собой представляют, что осталось от когда-то пышной растительности их берегов, а также какие следы сохранились от неугомонной деятельности человека.

Пока же мы покидаем асфальт и едем по неторным дорогам вдоль реки Или, надеясь разыскать и осмотреть остатки другого древнего городища — Бояулы, о котором мы слышали ранее. Поиски городища нелегки. Местные жители, с которыми мы встречаемся, о нем ничего не знают, не замечали никаких остатков строений. Придется оставить поиски, выбираться на асфальт и катить дальше к сердцу пустыни Сарыесик-Атырау. Но время, коварное время! Как оно быстро течет, а большое красное зимнее солнце уже коснулось далекой синей полоски горизонта.

Будем искать для очередного ночлега место поглуше и с саксаулом. Асфальт скоро должен кончиться. Местами дорога проходит по своеобразной аллее из саксаула. Его никто не сажал. Просто в кюветах зимой скапливается снег, а весной — вода, поэтому почва здесь влажнее, чем где-либо. Дереву пустыни это только и надо. Пройдет десяток лет, и еще гуще станет аллея. Судя по указателю, проезжаем стоящее в стороне у реки селение Акколь. Вскоре асфальт кончается, и далее идет гравийная дорога. Пора сворачивать к востоку. В наступившей темноте нелегко разглядеть сворот. Вот как будто отходит неторная дорога. Будь что будет, покатим по ней!..

Вторая ночь тянулась долго. Наконец целлулоидное окошко палатки слегка посветлело: начинался рассвет. Я выбрался из палатки. Серое, пасмурное небо едва порозовело на востоке. Вокруг простиралась ровная и однообразная пустыня, покрытая пятнами снега и редким саксаулом. Кое-где на ровном горизонте виднелись контуры невысоких барханов. Глубокая тишина царила над этой застывшей и казавшейся мертвой землей.

Неожиданно звонкий флейтовый крик заставил вздрогнуть. Он был очень знакомым и все же я не мог его сразу узнать. Крик повторился, и над палаткой, поскрипывая крыльями, пролетели два ворона, описали над нами несколько кругов, явно интересуясь неожиданными посетителями, и скрылись за ближайшими барханами. Никогда не приходилось видеть эту дневную птицу в столь ранний предрассветный час.

Вчера вечером мы изрядно поплутали по многочисленным дорогам. Они то расходились во все стороны, то сходились вместе, то поворачивали в совершенно противоположную сторону, то неожиданно исчезали. Иногда это были едва заметные следы колес автомашин, иногда же настолько глубокие колеи, что наша машина задевала за землю дифференциалами и мне приходилось петлять из стороны в сторону, чтобы не застрять на сухом месте. Дороги большей частью вели на заготовки саксаула — этого отличнейшего и калорийного топлива и были проведены как попало, а иногда кончались возле колодцев и построек для зимовки скота.

Дороги в этой пустыне труднопроходимы и зимой и летом. Глубокие колеи, заполненные лёссовой пылью, серые солончаки, в которых машина может легко застрять и улечься на днище кузова, барханы из сыпучего песка — это летом. Сейчас же, зимой, сыпучие барханы были плотны как камень, солончаки умиротворены морозом, а лёссовая пыль, смоченная еще осенними дождями, уплотнена. Но снег! Его занесло в колеи дорог, слегка подплавило солнце и потом подморозило, так что получился плотный наст. Проламывая его корку, наша машина с трудом пробиралась на первой скорости, а натруженный мотор с неожиданно возросшим аппетитом пожирал бензин.

Еще больше порозовел восток. Издалека снова донеслись крики воронов и растаяли в морозном воздухе. Потом послышались короткие и резкие вскрики, и мимо пронеслась стайка быстрокрылых рябков-саджей.

Ярче загорелась зорька. Солнце пробивалось сквозь щелку между тучами, медленно всплыло над горизонтом, и, когда оно, большое и красное, поднялось выше, серое небо прочертило еще несколько стаек рябков.

В одном месте вся ложбина между барханами в снегах. Здесь хорошо! Много любопытного. Ровная строчка лисьих следов пересекает ложбину. Зверю есть на кого охотиться. От кустика к кустику, от норки к норке видны нежные узоры перебежек мышей. Мыши, по-видимому, домовые. В Средней Азии они могут жить без человека, в природе. Вот на чистом месте одна строчка неожиданно сменилась каким-то странным узором из переплетения линий, ямок, прочерков. Тут разыгралась маленькая трагедия. Сверху на мышку, скользнув на мягких бесшумных крыльях, упала сова, схватила добычу и, отпечатав на снегу узор крыльев и хвоста, унеслась, наверное, к редким кустикам.

А вот нежная линейка мышиных следов прерывается аккуратным кругом размером в шляпу. Отчего это так получилось? Приглядываюсь внимательнее. Мышка печатает длинным хвостиком позади себя по снегу полоску. Этот след помогает прочесть историю, происшедшую ночью с крошечными зверьками. Дело, оказывается, вот в чем. Две мышки, возможно случайно, мчались через ложбинку прямо навстречу друг другу. Когда же между ними осталось совсем небольшое расстояние, остановились, присели на задние лапки. И хотя встреча, казалось, не предвещала ничего опасного, все же на всякий случай мышки предпочли разойтись, и каждая, обежав небольшой полукруг стороной, попала на дорожку, проделанную незнакомкой, и помчалась дальше по ранее намеченному пути. Когда-то в далекой древности, почти так же случайно встречаясь, расходились вооруженные воины племен, находившихся в недружелюбных отношениях.

Вчера днем солнце слегка растопило снег. А сейчас, на рассвете минус 15 градусов, земля тверда как камень, и самая пора двигаться дальше, в сердце молчаливой пустыни. Будет ли удача?! Нет, не обязательно зоологическая. Сейчас холодно и нет надежды на интересные встречи с животными. Нам хотелось разыскать еще один мертвый город. Дорога плоха, бензина мало, путь неясен, нет никаких ориентиров, а реденькие заросли саксаула так похожи друг на друга и мучительно однообразны, что какая-нибудь топографическая вышка на горизонте, далекая и едва заметная^ кажется едва ли не главным событием.

Сейчас в пустыне во многих местах вырыты колодцы с бетонированными стенками. Из каждого мы будем пополнять свои запасы воды. Так уж повелось в пустыне — держать все емкости заполненными. Сейчас же набиваем кастрюли снегом и растапливаем его на пылающем жаром каминке.

Аппетит у всех отличный. На импровизированном столике — хлеб, масло, сыр, сгущенное молоко и колбаса. Не без удовольствия^ наслаждением отъявленных гурманов принимаемся за еду. Все кажется вкусным, после города свежий воздух обостряет аппетит. Но чай!.. Кто бы мог подумать, что вода из снега такая соленая! Впрочем, недоумение рассеивается быстро. С ближайшего оголенного ветрами солончака на снег нанесло легкую соль. Выливать чай жаль, поэтому один из моих спутников не без иронии предлагает придать ему характер напитка номадов и добавить в чайник масло и перец, тогда как другой прозрачно намекает, что солончаковая соль содержит не столько поваренную, сколько глауберову соль, как известно обладающую не совсем приятным воздействием на организм человека.

Но надо торопиться, пока земля скована морозом. Вскоре мы вновь плетемся по бесконечным дорогам, выбирая из них те, которые больше подходят для нашего маршрута. Труднее всего, когда дороги расходятся. Вот и сейчас дорога неожиданно разветвляется на четыре стороны. Долго думаем, затем выбираем самую торную, едем добрые полтора десятка километров через барханы и такыры и вдруг… тупик! Нет дальше дороги, и следы машин поворачивают обратно. То же самое и нам остается сделать. От бесполезных заездов дорога становится торной и еще более обманчивой.

Первопроходчик, прокладывавший путь по пустыне, видимо пользуясь компасом, старался держаться одного направления. Но на пути вставали гряды барханов и между ними такыры с твердой почвой. Поэтому дорога чаще всего тянется по такыру, потом пересекает под прямым углом барханы и вновь идет между ними, отчего получается ломаная линия.

На пути встретились обширные и голые поля, давно вспаханные тракторами. Я долго не могу понять в чем дело, наконец догадываюсь: это так называемые посевы саксаула. Они совершенно безжизненны. На них будто по иронии судьбы не выросло не только ни единого кустика саксаула, но нет ни единой, самой плохонькой былинки. На одном таком массиве мы увидели колышек с этикеткой, гласящей о том, что посев сделан десять лет назад. Под посевы саксаула были выбраны голые и засоленные площади, на которых это дерево испокон веков не селилось. Тоненькая и плотная поверхностная корочка земли, слегка скрепленная корешками реденьких растений, крошечными комочками мхов и лишайников, была разрушена мощной техникой, и голая пухлая земля оказалась на поверхности. За нее тотчас взялись периодически дующие здесь свирепые ветры пустыни, поднимая в воздух пыль и песок.

Следы пыльных бурь очень хорошо видны возле этих «посадок» в виде длинных полос наметенного песка. Пустыня очень долго, целыми столетиями, заживляет подобные раны.

Еще на первом биваке я заметил следы грациозной антилопы джейрана в виде аккуратно вырисованного тривиального сердечка, они хорошо отпечатались на влажном песке. Кое-где животные, выбрав укромный и защищенный от ветра уголок, ночевали небольшим стадом, оставив кучечки помета. С большой радостью мы наконец встречаем и самих животных, смотрим на их стройные тела, на легкий галоп — и дикая пустыня сразу становится интересной и заманчивой.

Эти животные хорошо приспособились к суровым условиям жизни: к жаре летом, морозам зимой, засухе, безводию и бедному растительному покрову. Убегая от опасности, джейран поднимает кверху небольшой хвост с хорошо заметным черным пятном на конце, как бы сигнализируя им во время быстрых скачков следующим сзади, чтобы не потерять друг друга в просторах пустыни. За это джейрана еще называют каракуйрюком, что в переводе на русский язык означает «чернохвостый».

Джейран легко и быстро бегает, высоко подпрыгивая над землей и поднимая маленькие облачка пыли. Он удаляется от мест водопоя на 70–80 километров, совершает дальние перекочевки. Из всех копытных животных он ранее был, пожалуй, самым распространенным и многочисленным. Известный исследователь природы Туркестана Д. Н. Кашкаров пишет, что в 1923 году берега соленых озер в Моюн-Кумах возле реки Чу представляли сплошь истоптанную джейранами поверхность, а в юго-восточных Каракумах джейранов было столько, что они вытаптывали травяную растительность и содействовали развеванию и движению песков. В некоторых местах Средней Азии и Казахстана можно встретить участки всхолмленной песчаной пустыни, покрытой растениями. Она будто море с застывшими волнами. Здесь когда-то были голые пески, которые передвигались по ветру. Кто знает, быть может они возникли в далекие времена не только от изнурительной и продолжительной засухи, периодически настигавшей пустыню, но также из-за изобилия этих животных.

Пустыня издавна кормила человека. Здесь зимой и летом водились дикие животные, за счет которых он жил. Охота в пустыне была добычлива круглый год. Стада сайгаков, джейранов, диких лошадей и верблюдов бродили всюду, особенно возле водоемов. К тому же в пустыне не водились крупные и опасные хищники. Черепахи, ящерицы, грызуны да и змеи тоже могли быть подспорьем в трудные минуты жизни.

Джейран испокон веков служил для человека объектом охоты и, наверное, не раз выручал в трудные периоды жизни наших далеких предков. Джейран удивительно легко приручается человеком, и случаев, когда он жил вместе с ним как домашнее животное, было немало.

Истребляли джейрана и в исторический период. Так, например, сохранился приказ жестокого хромца Тамерлана доставить для пропитания его войска 40 тысяч джейранов.

Много было этой антилопы и в сравнительно недавнее время. После Великой Отечественной войны осенью и зимой повсюду в пустынях Семиречья можно было видеть их кочующие стада по нескольку сот штук. Особенно славились былым изобилием равнины Сюгатинская и Джаланашская. Так, например, только в первой из них, длиной около 60 и шириной 20 километров, по специально проведенным подсчетам, обитало около 20 тысяч этих грациозных животных. В те времена бегущие по пустыне стада джейранов были захватывающим зрелищем. Ныне это можно увидеть только в прославленных заповедниках.

Джейран удивительно любопытен и подчас совершенно неосторожен. Завидев человека, повозку, машину, он отбегает на небольшое расстояние и останавливается как вкопанный, иногда от возбуждения притоптывает передними ножками по земле и долго рассматривает заинтересовавший его предмет. От машины он, как правило, не убегает в сторону, а мчится сбоку рядом, как бы соревнуясь с нею в скорости. Потом он старается перебежать дорогу впереди машины и только тогда удаляется прочь. Эта удивительная и постоянная черта поведения джейрана объясняется просто. Испокон веков главным врагом этого животного были волки. В своей охоте хищники применяли излюбленный прием: несколько волков гнало стадо джейранов на своих соплеменников, затаившихся в засаде. Спасались те джейраны, у которых срабатывал инстинкт — уйти в сторону от погони, перебежав дорогу преследователям.

Уловка, отработанная тысячелетиями, раньше превосходно спасала жизнь, но оказалась роковой в век техники. Застигнутый ночью светом фар машины джейран, ослепленный и как бы зачарованный, начинает топтаться на одном месте, сверкая фосфоресцирующими большими глазами, и подпускает к себе почти вплотную.

Прежде охота на джейранов считалась нелегкой и утомительной. Уж очень быстро и энергично это животное. Но с появлением машин положение антилопы резко изменилось, и вскоре ее существование стало под угрозой. Охота с автомашины — легкая и очень добычливая.

Там, где охотники могли свободно и без дороги гонять машины прямо по пустыне, джейран был полностью истреблен, и о его былой многочисленности могут рассказать только старые жители. Ныне его можно встретить лишь кое-где одиночками или незначительными группками по нескольку голов. Став редким, джейран, к сожалению, остался почти таким же неосторожным и любопытным.

Сейчас не случайно он записан в Красную книгу МСОП как животное, требующее всемерной защиты и охраны. Еще немного, и это дитя пустыни может полностью исчезнуть с лица земли.

Время от времени я останавливаю машину возле оказавшегося на пути бархана, забираюсь на него, осматриваю горизонт. Вокруг все такая же безжизненная и тихая пустыня. Лишь иногда до нас доносится отдаленный рокот пролетающего выше облаков пассажирского лайнера.