Дедовский подгон. Рассказ спецназера

Денис Прохор

Дедовский подгон. Рассказ спецназера

Сегодня много про Чуму и немного про теодицею. Со вторым персонажем все просто и ясно. Теодицея, если кто до сих пор не в курсе, это про то, что много зла не бывает. И не будет. Добро все порешает верно. Потому как вроде бы оно и есть Бог. С Чумой посложнее. Нет в нем предельной однозначности как во мне или Николаиче. Мы точно знаем: зачем и почему мы делаем нашу работу здесь на Украине. Деньги, звездочки, мощная пенсия – это без сомнения. Кривляться нечего, если правда. Но и за деньги не у всякого духа хватит получить, а главное знать, что получишь вместо льготной ипотеки куском бомбического чугуния по светлой башке. По твоей персональной башке, если что. Такой важной, талантливой и необходимой. Важно еще вот что. Мне кажется, что мы с Николаичем и без этого финансового обвеса, как говорится: «Добровольцы, два шага вперед!» Это я стал понимать по прошествии времени и мыслей. Очень личным оказалось это дело для нас. Тем кому 35 с плюсом. Мы видели 1991 год. Нам он не понравился. Не мы его решали. 2022-й нам нравится больше. Его точно решаем мы.

У Чумы в анамнезе нет никакого 91-го. Есть неоднозначные и не свои воспоминания русского парня 25-ти лет от роду. До казуса в Константиновке ничего у него внутри не жгло и не горело. Он делал свою работу. Здорово делал. Один из лучших разведосов в нашем Южном округе. А еще он живой и рыжий. Во всех случаях и с ног до головы. И веснушки! Они у него повсюду. На тяжелых боксерских ладонях, на короткой и сильной шее, на длинном смешливом лице и дальше. Да, дальше. Из них, из бесчисленных веснушек растут густые и несгибаемые желтые волосы. И характер никакой не нордический, а такой же. Веснушчатый.

– Воевать надо без злости. – говорит Чума. – По-доброму. Стильно. Молодежно. Искандерно. А вы ( это он про меня и Николаича) наворачиваете: «Деды! Победа! До последнего Зеленского!» Вроде бы мужики толстостенные, а по эмоциям скачете как зайцы. От ромашки до какашки и обратно.

До недавнего времени был у Чумы резон так говорить и действовать. Но вот, что случилось с нашей героической и непобедимой ДРГ под городом под Соледаром. Чистили мы очередную Константиновку. Там в чем была закавыка. После Северодонецка и Лисичанска «несчастный неприятель наш» поменял тактику. То есть, как ехал на конечную станцию «Капитуляция Безоговорочная» так и продолжил, но теперь по другому маршруту. Значит, вот что они придумали на свою хворую голову. «Микол» мобилизованных оставляли на позициях в населенных пунктах, а кадровые по лесопосадках и промзонах шарились. Работало это следующим образом. Наша арта Микол в погреба с закатками посадит, а тогда броня с пехотой выдвигается на штурм укрепа. Ну как на штурм. Скорее зачистку. А в это время из леса или мертвого советского цеха прямо в незащищенный бок прилетает. Картина не хорошая, но эпическая. Тогда скучали наши родимые железяки в диких, нестриженых полях. Дальнобойные носы повесили. Обгорелые и грустные. Вот, значит, чтобы они не скучали и «стопятьсотая» Константиновка не лежала богопротивным камешком в берце русского солдата, мы свою охоту охотили. В охотку…

Выдвинулись утром. Росистым и ворсистым. Знаете, когда у солнца едва-едва ободок красный на горизонте, а туман плотный и кожу чешет. Руки, шею. Там, где достанет.

– Рыбалистый будет день. – сказал Николаич. Он втянул в себя утренний воздух. Подержал внутри, проанализировал и сам с собой согласился.

– Рыбалистый. Карась, плотва такое любят. Чтобы холодок воду не трогал. Мимо над рекою стегался.

Мы с Николаичем замерли. Еще немного, ей-богу, за руки бы взялись. Такая благодать вокруг разлилась. Облака над туманом – пёрышки. Луна тоньше папиросной бумаги. И тает, тает, лупоглазая, прямо на глазах. Словно, и не было ее, а ведь была. И будет. Жить вот хотя бы ради этого стоит, чтобы посмотреть какой она вырастет эта луна сегодняшним вечером. Это все я подумал. И Николаич, наверное, про это. Может другими словами, но знаю, что со мной в одну точку. В любом случае, выдохнули мы от этой красоты трехсот шестидесяти градусной одновремено. И на этом все. Чума пришел. Принес заряженные РПГ-22 и суровую реальность.

– Чтобы вы без меня делали, старичье. – Чума передал мне одну РПГшку и я закинул ее за спину поверх тощего тактического рюкзака.

– Вот еще. – Чума бросил мне пачку «Парламента».

– Ничего себе. Где взял? – удивился я.

Чума улыбнулся. Всем сразу. Зубами и веснушками.

– А ты не знаешь, Шарон? Как это у вас в ульяновской синагоге? Лежало. Смотрело. Виновато.

– У нас. В ульяновской синагоге. – я спрятал сигареты поглубже. После дела покурим, если заслужим.

– У нас говорят. Мене. Текел. Фарес. Исчислено. Взвешено. Разрешено.

– А я что не так сказал? – Чума стоял в начале узкой лесной тропинки. Желтая и твердая она текла между гигантских ромашек и другой веселенькой дряни в прегустые заросли орешника и куда-то дальше. В адреналиновый рай и обывательский ад. – Глагол. Средний род. 1-е спряжение. Несовершенный вид.

– Вид всегда должен был совершенным. – это Николаич командира включил. По долгу и по службе. – Вперед, орёлики. Поищем-ка наших горёликов.

Вчера Орлан засек, а сегодня подтвердил: два бандермобиля в этой лесопосадке. Вроде бы как обосновались надолго. Окопчик вырыли и что-то вроде временного блиндажа соорудили. Всего 5 человек и миномет 122-й. Матадоры. Нлавы, Джавелины в кузовках с горочкой. Каски. Броники. Ряхи мускулистые. Какие-то страйкболисты на выезде. Мангал, вечером шашлыки жарили и тик-токи снимали. Николаич на это посмотрел и сказал, что мы втроем справимся. Вот и пошли. Отчего не пойти? По холодку да в хорошей компании? Дело славное. На дистанцию атаки вышли минут через 40. Лес был широкого листа. Дуб, акация. Без полога. В оптику отлично было видно, что у противника творится.

– Хавают. – сказал Чумак. – Вот дураки. Или, правда, страйкболисты?

– Может быть. – сказал Николаич. Он снял каску, вытащил платок с женской вышивкой и промокнул свой широкий, упрямый лоб.

– Гуляют. – продолжил Чума. Он докладывал нам то, что видел. – Думаю. Вы, Николаич, отсюда снайперкой. Бум-бум. Одного-двух. Одновременно Шарон по машинам отработает РПГшками. Чтобы не убежали. Они в окоп, а тут: «Доброго вечора, я паляныця!» Уработаю. Кто останется.

– Может быть. – сказал я, но каску снимать не стал, хотя очень хотелось.

– Что значит, может быть? – Чума посмотрел на меня и Николаича. – Понимаю. Опять дуркуете? Оё-ёй! Жалко хлопцев. Один народ. Деды вместе…Это хуже чем ошибка. Это ошибка в квадрате, товарищи офицеры.

– Вот так прям жёстко? – спросил я.

– Я на вас поражаюсь, мосье Шарон. На вас и на вашу ульяновскую синагогу. 6 месяц пошел, а у вас вместо железа мокрая тряпка в голосе.

– Одно дело реальные бойцы, другое эта дурь из Крыжополя и Гоптовки. – Николаич одел каску и застегнул ремешок на подбородке. – Самое обидное, что это наша дурь. Такая же как в Раменках или Перово. И чем ближе к Киеву таких будет все больше, пока ничего кроме них не останется.

– И что тогда делать? – это уже я добавил.

– Я с вас линяю, товарищи военные. – Чума бросил сигарету в рот и щелкнул зажигалкой. – Не знаю. Давайте тогда в гости к ним сходим? На шашлыки. Может не убьют сразу, помучают слегка. Один ведь народ.

Николаич снял с плеча футляр с треногой для снайперки.

– Ладно. Докуривай и работаем. Все правильно, Чума. Что-то я не в ту степь.

– Утро такое. – сказал я. – Рыбалистое.

– Рыбалистое. Да. – согласился Николаич.

Николаич установил треногу. Посадил сверху снайперку, отфиксировал прицел.

– Готов. – коротко бросил он.

– Значит, Шарон по машинам. Чума финиширует. 10 минут для выдвижения на позиции. – Николаич посмотрел на часы. – Начинаем в 7:56. Все.

Остановился я в метрах 70 от искомой поляны. Отгородился кустом желтой акации. Встал на колено и приготовил РПГшку. Враг нам сегодня попался почти идеальный. Собрались в кружок вокруг костерка под маскировочной сетью. И машины под сеткой. А «секрета» не выставили. Не правильная у них кровь, не солдатская. Не было в ней ни миллиграмма устава боевой и караульной. Вот, например, у этого пузатого с цветным пауком, ползущим по шее из-под оливковой армейской майки. У него бы рука не дрогнула на моем месте. Но Яхве выбрал меня, а не его…

Я приобнял пистолетную ручку 22-го. Вскинул гранатомет на плечо. На циферблате моего «Гермина» пятерка превратилась в шестерку. Высокий, худой парень, сидевший ко мне спиной, упал прямо в костер. Завалился боком, подняв вверх красные и тут же серые капли былого огня. Страх и беспечность – чувства разные. Переход между ними как от Бреста до Владивостока. Несколько секунд. Не каждый дойдет. Не каждый поймет, что идет. Николаич успел цапнуть пулей еще одного и лишь тогда трое оставшихся очухались. Вскочили на ноги. Инстинктивно пригнулись и побежали к машинам. Я выжал досуха спусковой крючок. Очень хороший получился БУХ. Двое торопыг легли рядом с загоревшейся машиной. Остался карапуз с татуировкой паука на шее. Бешено работая локтями и коленями, он пополз в обратную сторону к окопу. Я мог бы добить его автоматной очередью, но у нас дружный коллектив и я коллег не подсиживаю. По брустверу карапуз скатился вниз. Я увидел его голову, а за поворотом у хлипенького блиндажа во всю разжелтелась голова Чумы. Карапуз свернул на повороте и я не услышал обязательного сухого и такого привычного звука Калаша. Я вышел на поляну. Краем глаза засек движение слева. Николаич почти бежал, но в окопе я оказался раньше. Чума сидел на корточках. Перед ним лежал карапуз. Он уткнулся лицом в землю и плечи его вздрагивали. У Чумы вокруг каски и на лице плясали встревоженные, недовольные веснушки.

– Упал, Тарасик. – пожаловался Чума. – Не добежал до законной пули. А в спину я не стреляю.

Чума постучал по каске, сгоняя веснушки на место.

– С детства. Жалость какая. Вместо вальгалы Еленовская колония. Ну такое…

Чума толкнул карапуза.

– Эй, встаем, воин.

– Эй. – глухо выдохнул я. – Лежи, воин.

– Что там, Шарон? – надо мной склонился Николаич.

– Что-то ржавое в земле. Он споткнулся. Может бомба с прошлой войны?

– Да-а-а. – протянул задумчиво Николаич.

– Да. – прошептал я.

– Шарон. – Николаич тоже перешел на шепот.

– Что?

– Если бомба…

– Ну?

– Может его за ногу держать это неправильный алгоритм? Может что-то другое требуется?

– Да? – спросил я.

– Да. – подтвердил Николаич. – Если проанализировать…

– По тапкам, мужики! – выдал свой анализ Чума громко и доходчиво. Мы выскочили из окопа, на повышенных скоростях промчали поляну и залегли под сенью осклизлого равнодушного дуба. Тишины не было, но и того чего все ждали тоже. А потом это. Я зажмурился, открыл глаза. Это было именно то, что я слышал.

– Он смеется? – спросил Чума.

– Или булькает. – сказал Николаич. – Или булькает или смеется.

– Но не взрывается. – добавил я.

– Это каска, пацаны! – радостный карапуз с блестящими от слез щеками выбрался из окопа и шел к нам.

– Вот. Наша каска. Советская.

– Какая ваша, хенде хох? – Чума двинул карапуза стволом автомата в грудь. – На корты и руки за голову.

Чума был озадачен.

– Что тут. СШ-40. Ржавая. Дырень в районе правого виска. Ну и что здесь такого?

– Как зовут? – спросил Николаич.

– 1-я рота, 3 батальон, 54 бригада. – говорил карапуз со всхлипом.

– На хер подробности. Я не «Деньги мигом». Имя твое? Как это? Призвище.

– Гена. Гена Филимонов. 1-я рота…

– Глохни, Гена. – поморщился Николаич. – Дед воевал?

– Ага.

– Ага или точно?

– Точно. – затряс Гена своей непутевой башкой. – Только не дед, прадед. У бабки коробочка с медалями на серванте.

– Продал? – это я вторгся. Знавал я таких Ген.

Гена затрясся, захлюпал носом. Сдавил губы в куриную гузку.

– Я не хотел.

– Само собой… – сказал я. – Как иначе. А прадед у тебя хороший был.

– И есть. – добавил Николаич. – Держи каску, Гена. Крепко держи двумя руками. Это жизнь твоя.

– Выводы у вас, конечно. – пробурчал Чума. – Дай сюда.

Он отобрал у Гены каску.

– У меня будет. Трофей. Законный. А это…Это случайность. Понятно же.

– Точно знаешь? – спросил Николаич.

– Верю. – Чума скинул на землю рюкзак. Положил внутрь каску и с вызовом посмотрел на нас.

– И никаких дедов. Вот так вот.

– Вот так вот. – повторил я, а про себя подумал: «……. ………». Короче. Не важно, что я там себе подумал. Важно, что каску себе Чума оставил. Дедовский, не случайный, подгон…