Помоги проекту - поделись книгой:
Брунетти ответил не сразу. Не то чтобы он как-то по-особому относился к офицеру Альвизе…
– Потому что он в этом нуждается.
Секретарша едва заметно кивнула.
– Я буду у себя, – сказал Брунетти.
Вернувшись к себе в кабинет, он постоял немного у окна, глядя на оплетенную виноградом стену виллы по другую сторону канала. То тут, то там листок отрывался и падал в воду. «Время отлива», – отметил про себя Брунетти. Будь он поэтом, он бы восхитился этой аллегорией умирания – листьями, уносимыми прочь неумолимой волной.
Комиссар повернулся на звук шагов и увидел в дверях Альвизе, а за ним – женскую макушку. Посетительница была сантиметров на десять выше своего сопровождающего.
– Комиссарио, – начал Альвизе, выразительно отдавая честь и отступая, чтобы женщина могла войти, – это синьора Кросера. Она хочет с вами поговорить.
– Спасибо, Альвизе! – сказал Брунетти.
Уже на полпути к двери он вспомнил, где видел эту женщину. С первого взгляда ему это не удалось. Но потом память подсказала: эта дама – знакомая Паолы и преподает в университете, хотя и на другом факультете. И, кажется, Паола очень хорошо о ней отзывалась. Она и представила ее Гвидо много лет назад. Иногда они с синьорой Кросерой сталкивались на улице – обычное дело в Венеции! – ее неизменно сопровождал высокий мужчина с седеющими волосами, такими густыми и так аккуратно причесанными, что Брунетти невольно вспоминал о маленькой, с монетку, залысине, наметившейся на его собственном затылке, и начинал завидовать этому незнакомцу.
– Здравствуйте, синьора Кросера!
Брунетти пожал посетительнице руку, стараясь, чтобы все выглядело так, будто он сразу ее узнал. Дама была почти одного с ним роста, с темно-каштановыми волосами до плеч и глазами такого же оттенка. У нее были красивые пухлые губы, но когда она попыталась улыбнуться, их уголки лишь чуть-чуть приподнялись.
– Прошу вас, присаживайтесь, – сказал Брунетти.
Он подождал, пока женщина опустится на стул, и только потом обошел вокруг стола и занял свое место, показывая тем самым, что понимает: она пришла проконсультироваться с полицейским, а не с мужем подруги.
Синьора Кросера присела на краешек стула, сжав колени, и быстро обежала глазами кабинет. Она была в черных брюках и темно-зеленом жакете и выглядела, как человек, который недосыпает. Женщина наклонилась, чтобы поставить сумочку на пол рядом со стулом, а когда выпрямилась, стало ясно: теперь она контролирует выражение своего лица гораздо лучше.
– Чем я могу помочь, профессоресса? – невозмутимо поинтересовался Брунетти, как будто перед ним, commissario di polizia, что ни день появлялась дрожащая от волнения университетская преподавательница.
Молчание затянулось; наконец синьора Кросера сказала:
– Я думала, мне будет легче поговорить об этом с кем-то из знакомых. – И тут же пояснила: – Не то чтобы я знала вас лично, комиссарио… Паола никогда о вас не рассказывает… О вашей профессиональной деятельности… о работе. Никогда. Судя по тому, что я от нее слышала, вы с одинаковым успехом могли бы быть нотариусом или электриком.
Брунетти усмехнулся.
– Наверное, так она пытается сберечь время и силы нам обоим.
– Что, простите? – переспросила посетительница, даже не пытаясь скрыть замешательства.
– Если бы Паола рассказала коллегам, что ее муж полицейский, они стали бы являться к нам домой в любое время суток – поведать о том, что сосед без разрешения властей установил у себя новую ванну, и звонить в три часа ночи, потому что студенты в квартире наверху устроили шумную вечеринку.
Брунетти улыбнулся, заметив, что посетительница немного расслабилась.
– О нет, ничего подобного! – воскликнула синьора Кросера и наклонилась, чтобы отодвинуть сумочку еще на пару сантиметров. – Я к вам по серьезному делу.
Она несколько раз скрестила ноги в щиколотках и расставила их, потом слегка повернулась на стуле. Свет из окна падал на правую сторону ее лица, подчеркивая впадинку на виске. Женщина сцепила руки на коленях и какое-то время рассматривала их.
– Я знаю, у вас с Паолой есть дети, – проговорила она наконец, бросая на комиссара быстрый взгляд.
– Да, двое.
– Они подростки, верно?
– Да, они не такие уж маленькие, – легко согласился Брунетти.
Синьора Кросера снова уставилась на собственные руки.
– У нас с мужем тоже есть дети. Двое. Сын и дочка.
– Как и у нас с Паолой. Мальчик и девочка. – Брунетти подумал, что ей, наверное, это уже известно. – Но уже через несколько лет, – продолжал он тем же тоном, – они станут мужчиной и женщиной. – Комиссар улыбнулся, словно опять пожимая ей руку вместе с этим доверительным признанием. – Отрезвляющая мысль, вы не находите?
– У вас хорошие дети, не так ли? – спросила профессоресса Кросера.
Брунетти ожидал, что она скажет что-то о своих детях, но некоторым нужно время, чтобы расслабиться и принять тот факт, что они беседуют с полицейским по собственной инициативе. Такие люди хотят убедиться в том, что разговор этот может быть несущественным, даже дружеским, прежде чем поймают нужную волну и заговорят о том, что их сюда, собственно, и привело.
– Думаю, да, – ответил комиссар. – И Паола тоже так считает. – Ему редко приходилось признавать нечто подобное, поэтому он тут же добавил, движимый едва ли не суеверным страхом: – Но боюсь, в этом случае на наше мнение лучше не полагаться.
Спрашивать о ее детях было еще рано, хотя именно это, скорее всего, и было причиной ее прихода.
– На каком факультете вы преподаете, профессоресса? – Брунетти решил зайти с другой стороны, попутно заверив посетительницу, что Паола не сообщила ему о ней никакой информации.
– На архитектурном. Но уже не на полную ставку, ведь я работаю консультантом по градостроительному проектированию. Преимущественно в Турции, но в Румынии и Венгрии тоже иногда бываю. Я вообще часто езжу в командировки.
Повисло молчание. Брунетти сидел и ждал – тактика, доказавшая свою эффективность за долгие годы работы. Человек, который к нему приходит, хочет что-то обсудить, и если дать ему волю и не грузить вопросами, рано или поздно он заговорит.
Прошло не меньше минуты, прежде чем профессоресса Кросера сказала:
– У меня тоже хорошие дети. Вот только сын… изменился.
Женщина наклонилась, и Брунетти решил, что сейчас она достанет из сумочки фотографию – либо «все еще хорошей» дочки, либо сына. Но синьора Кросера всего лишь поерзала на стуле и опять выпрямилась.
– Я беспокоюсь, – начала она было, но голос у нее снова предательски сорвался.
Посетительница зажмурилась, закрыла рот руками и покачала головой.
Брунетти отвернулся и уставился в окно – единственное, что может сделать в такой ситуации приличный человек. Начался дождь, редкий и заунывный, тот, что так раздражает городских жителей и не приносит никакой пользы фермерам. Горожанин до мозга костей, Брунетти тем не менее всегда (в любое время года!) думал о фермерах: желал им успеха, плодородной земли и хорошего урожая. На его памяти дождь сгубил немало туфель и промочил немало плащей, а однажды даже испортил потолок – и все равно Брунетти радовался ему, одобрял и испытывал почти телесное удовольствие, наблюдая за тем, как он идет.
Дождь усилился. Интересно, профессоресса Кросера оставила пальто внизу, в гардеробной? В
– Я пришла поговорить о нем, – наконец услышал он голос посетительницы.
Она так и не открыла глаз, но ее руки теперь лежали на коленях.
Всплеск за окном привлек внимание Брунетти, и он снова стал смотреть на дождь.
– Думаю, я уже могу говорить, – немного спокойнее произнесла синьора Кросера. – Моему сыну… – Она посмотрела на комиссара – тот как раз повернулся и встретился с ней глазами. – Ему пятнадцать. Он учится в школе Альбертини. И дочка тоже.
Если бы Брунетти не решил, что его детям лучше учиться в государственной школе, он тоже отправил бы их в Альбертини. Дорогая частная школа, в которой бо́льшая часть предметов преподавалась на английском, находилась в
– Очень хорошая школа, – сказал Брунетти.
Синьоре Кросере понадобилось время, чтобы кивнуть в знак согласия.
– Сколько лет ваши дети посещают эту школу? – спросил комиссар, нарочно не заостряя внимание на сыне.
– Сандро – два года. Он сейчас во втором классе
– А дочка? – мягко поинтересовался Брунетти, словно этот вопрос естественно вытекал из первого.
– Она в четвертом классе.
– Ваши дети хорошо учатся? – Это был самый нейтральный вопрос, который комиссар смог придумать.
– Аурелия – да, – ответила синьора Кросера быстро и с явным облегчением. – Сандро же… – начала она, и ее голос оборвался. После паузы она заставила себя закончить: – Сандро – нет. С некоторых пор.
– Он уделяет мало внимания домашнему заданию? – поинтересовался Брунетти из элементарной вежливости, одновременно перебирая в уме причины, которыми еще можно объяснить плохую успеваемость подростка.
– Он вообще не занимается, – запинаясь, пробормотала синьора Кросера. – Раньше занимался. Когда только перешел в новую школу. Но в этом году…
Ее руки нащупали твердые подлокотники стула и вцепились в них. Взгляд профессорессы Кросеры был устремлен на стол комиссара, как будто там лежали школьные табели ее сына с низкими оценками и пометкой о плохом поведении.
Брунетти тихонько кашлянул – привычная и понятная всем реакция на плохую новость, о чем бы то ни было. Комиссар предпочел бы получить информацию от посетительницы, а не вытягивать ее по крупицам с помощью хитроумных вопросов. Он продолжал перебирать в уме возможные причины, и наипервейшей были наркотики – самый ужасный родительский кошмар.
Недавно Брунетти поймал себя на том, что машинально напрягает мышцы бедер, спускаясь по лестнице в собственной парадной. Он не замечал этого, пока однажды не обнаружил, что вздыхает с облегчением, когда последняя ступенька остается позади и тело может расслабиться. Нечто подобное происходило каждый раз, когда речь шла о подростках, столкнувшихся с опасностями современной жизни и сделавших что-то не так: комиссар собирался с духом и попросту запрещал себе переносить это, даже гипотетически, на своих детей.
– В прошлом году Сандро был вторым в классе по успеваемости. А в этом семестре, хотя с его начала прошло всего два месяца, учителя уже делают ему замечания. Конечно, оценки еще не выставляли, слишком рано, но мой сын перестал приносить домой книги, и я никогда не вижу, чтобы он делал домашнее задание. Или что-нибудь читал.
– Вот как? – мягко проговорил Брунетти, невольно отмечая контраст с собственными детьми, которые приводили домой одноклассников, чтобы позаниматься вместе, или ходили к ним домой готовиться к контрольным; им нравилось учиться в школе, нравилось узнавать что-то новое.
Синьора Кросера подвинулась, отводя скрещенные ноги в сторону, но тут же снова поменяла позу.
– Мой муж не считает… – начала она, но осеклась, а затем произнесла: – И я наконец решила прийти к вам и попытаться хоть что-то выяснить.
Брунетти, который, напротив, думал, что эта женщина пришла что-то ему рассказать, промолчал. Он по опыту знал, что для многих откровенный разговор с полицией – едва ли не предательство. «А легко ли тебе самому было бы рассказать что-то о своих детях малознакомому человеку?» – спросил себя комиссар. Раз уж синьора Кросера пришла со своими тревогами в полицию – а не к врачу, не в социальную службу и даже не к священнику, – нетрудно догадаться, к какой сфере они относятся.
– Какую конкретно информацию вы хотели бы получить, профессоресса?
Ее голос прозвучал чуть выше, чем обычно:
– Я знаю, что торговать наркотиками – преступление. А употреблять?
«Вот оно что…» – подумал Брунетти, ничуть не удивившись. Тем приятнее ему было ответить:
– Нет. Принимать наркотики – не преступление. Продавать – да, особенно рядом со школой.
Он прекрасно видел, какое она испытала облегчение.
– Мне хотелось в этом убедиться, – наконец проговорила женщина и задумчиво добавила: – Выходит, если человек только принимает наркотики, проблем у него не будет? – Синьора Кросера поняла абсурдность сказанного, и ее лицо тут же омрачилось. Она поспешила добавить: – Я имею в виду, проблем с властями.
– Пока он их не распространяет – не будет, – ответил Брунетти, притворившись, что не понял плохо сформулированного вопроса.
– По-вашему, это хороший закон? – удивила его вопросом посетительница.
Брунетти не считал себя обязанным рассуждать о справедливости тех или иных законов, поэтому сказал:
– Не важно, что думаем мы с вами.
– А что же тогда важно?
– Чтобы не пострадали невиновные. Для этого и придуманы законы. – В глубине души Брунетти в это не верил: законы придумывают власть имущие, для того чтобы эту власть удерживать. Если закон еще и защищает простых людей – чудесно, но это не более чем приятный побочный эффект.
– Я никогда не смотрела на это под таким углом, – сказала синьора Кросера.
Своего истинного мнения Брунетти, разумеется, озвучивать не стал. Просто пожал плечами:
– Думаю, редко кто вообще задумывается о том, зачем нужны законы.
– Чтобы наказывать! Я всегда считала, что они нужны именно для этого. – Немного подумав, синьора Кросера улыбнулась. – Хотя ваша интерпретация, комиссарио, мне нравится больше.
Брунетти кивнул, но промолчал. И, давая наконец волю своему нетерпению, напомнил:
– Речь шла о вашем сыне, профессоресса!
4
Его слова прозвучали неожиданно резко, и женщина вздрогнула.
– Да-да, конечно, – проговорила она. Опустив глаза, некоторое время разглядывала столешницу прямо перед собой и наконец произнесла: – Думаю, он принимает наркотики. – Она умолкла с таким видом, словно миссия выполнена и теперь можно уходить.
Брунетти понял, что ему снова придется ее подстегнуть.
– Думаете или знаете?
– Знаю, – сказала синьора Кросера, но тут же уточнила: – То есть думаю, что знаю. В школе ходят разговоры, и кто-то из приятелей сказал Аурелии, что у Сандро будут большие неприятности – ну, из-за того, что он делает.
– Большие неприятности? – переспросил Брунетти. И когда женщина кивнула, задал следующий вопрос: – Этот приятель имел в виду наркотики?
Ее удивление было очевидным.
– А что же еще? – Не дождавшись от комиссара ответа, синьора Кросера пояснила: – Сестра этого мальчика – одноклассница Сандро. Это она рассказала обо всем своему брату. – Ее тон внезапно стал более настойчивым: – Это единственная возможная причина. Наркотики!
– Как давно это было?
– Разговор Аурелии с приятелем состоялся неделю назад. Мне она рассказала о нем позавчера.
Поделиться книгой: