К грядущему триумфу

— Вольно, — сказал Абат, повысив голос, чтобы его было слышно сквозь ветер, гудящий в вантах, и шум морских птиц, кружащих над якорной стоянкой, и ноги снова задвигались с той же точностью, опускаясь на палубу одним четким движением, когда они сложили руки за спиной. Это была не поза «вольно»; это была гораздо более уважительная поза «парадный отдых», и Абат почувствовал подозрительное покалывание в уголках глаз. Он задавался вопросом, не натренировал ли их Томис специально для этого момента, но почему-то сомневался в этом.

— Я благодарю вас и капитана Томиса за ваш прием, — сказал он им, сцепив руки за спиной и медленно обводя взглядом сотни внимательных лиц, — и не задержу вас надолго. Всем нам предстоит многое сделать, и я знаю, что все вы так же хорошо, как и я, знаете, почему мы здесь.

Он вынул одну руку из-за спины, чтобы помахать ею по кругу, указывая на переполненные воды бухты Ражир. Половина эскадры адмирала Сармута была в море; другая половина стояла прямо здесь на якоре, и прибытие адмирала Дариса заполнило сто шестьдесят квадратных миль бухты Ражир до отказа. Правда заключалась в том, размышлял он, что ИЧФ понадобится более крупная и удобная передовая база. Или даже, если все пойдет хорошо, несколько таких. Лично он был за Стелла-Коув на Земле Джека, по крайней мере, в качестве временной меры. Конечно, сначала им пришлось бы отобрать ее у королевского доларского флота, но это только делало ее более привлекательной для сэра Брустейра Абата… А «Фладтайд» и его спутники могли бы просто дать барону Сармуту средства для этого захвата.

Если, конечно, у него на уме не что-то еще более… авантюрное.

— Все вы знаете, что произошло в Коджу-Нэрроуз в июле прошлого года, — продолжил он, его голос стал жестче и резче, и тихий уродливый звук повис над слушающими матросами и офицерами. — Ну, это то, с чем мы должны что-то сделать, и я глубоко польщен тем, что граф Шарпфилд и барон Сармут сочли нужным предоставить мне это подразделение. У меня никогда не возникало вопроса, какую из его частей я хотел бы видеть своим флагманом… И это было до того, как я увидел, как красиво вы привели его в бухту Ражир. Морское мастерство само по себе не делает военный корабль эффективным, но хорошие моряки делают это.

Он позволил этому на мгновение осмыслиться, затем продолжил.

— Нам предстоит многое сделать, и я собираюсь потребовать от вас многого. Я собираюсь возглавить это подразделение, и не соглашусь на меньшее, чем самое лучшее, что вы можете мне дать. И не забывайте — мы имперский чарисийский флот. Знаю, что вы можете мне дать, так что не надейтесь дать что-то меньшее, чем лучший флот, который Бог когда-либо создавал на поверхности морей Сейфхолда. Вот кто вы есть, — слова произносились медленно, размеренно, — и вот кем вы будете для меня, потому что у чарисийского флота есть долг, которому вот-вот придет время взыскания со счета доларского флота. Когда это время придет — когда этот счет будет предъявлен и будет представлен отчет о взыскании; не только для Долара, но и для всех на службе храмовой четверки — это подразделение — и КЕВ «Фладтайд» — будут в деле, и не останется ни одного человека или офицера на службе Долара, который когда-либо забудет тот день.

Он снова сделал паузу, позволяя своему взгляду еще раз обежать эти молчаливые лица, увидев мрачную решимость, огонь в глазах, и он медленно кивнул.

— Это то, что я собираюсь потребовать от вас, — сказал он им, его голос был похож на кованое железо. — И когда вы отдадите все мне, мы научим доларский флот не связываться с ИЧФ… и покажем этой жирной, блудливой свинье в Зионе, что на самом деле у Бога на уме для него!

Рев, донесшийся с палубы «Фладтайда», должен был оглушить каждую птицу и виверну в бухте Ражир до потери сознания.

IV

Отель «Протекторс армз» и особняк Эйвы Парсан, Сиддар-Сити, республика Сиддармарк

— Ты опоздал!

Очень привлекательная молодая женщина улыбнулась и обвиняюще указала на часы у входа в ресторан, когда через входную дверь в вестибюль отеля вошел темноволосый полковник.

— Девятнадцать тридцать, вот что ты сказал! — продолжила она. — Я жду здесь целых двенадцать минут, да будет тебе известно.

Она подняла нос с отчетливо слышимым шмыганьем, и полковник ухмыльнулся ей.

— Учитывая погоду, тебе повезло, что это не стало по меньшей мере парой часов, — сказал он ей, стряхивая снег с ботинок. Он снял свою тяжелую шинель, передал ее одному из коридорных и пересек вестибюль, чтобы обнять ее. Она прижалась к его груди, и он поцеловал пробор в ее волосах.

— Скучаешь по мне? — спросил он гораздо более мягким голосом, и она фыркнула.

— Если бы я скучала, последнее, что я бы сделала, признала это! Ты же знаешь, нельзя допускать, чтобы ты принимал меня как должное.

— Никогда!

Он рассмеялся, обнял ее одной рукой, и они направились в ресторан. Метрдотель ждал их с широкой улыбкой.

— Должен ли я предположить, что наш обычный столик свободен, Джьермо? — спросил полковник.

— Конечно, полковник Фитухэв. Сегодня пятница, — указал метрдотель.

— Неужели мы действительно настолько предсказуемы?

— Только для некоторых из нас, сэр.

— Что ж, пожалуйста, проследите, чтобы это попало в хранилище отеля, пока я не уйду, — сказал Фитухэв гораздо серьезнее, передавая свой портфель.

— Конечно, сэр. Я сам этим займусь. А тем временем, — метрдотель принял портфель и щелкнул пальцами, и у его локтя из воздуха материализовался официант, так же широко улыбающийся в знак приветствия, как и он, — Андрей проводит вас к вашему столику и примет ваши заказы на напитки.

— Твоя эффективность никогда не перестает меня удивлять, Джьермо.

— У «Протекторс армз» есть репутация, которую нужно поддерживать, сэр, — сказал метрдотель и изящно поклонился, когда официант проводил их к их столику.

* * *

Эйра Сабатино сидел за своим столиком, наблюдая сквозь отделявшую ресторан от вестибюля стеклянную стену с ромбовидными стеклами, как Джьермо Хадгкин подошел к возвышенной, похожей на кафедру стойке регистрации. Симпатичная молодая женщина, стоявшая за ним, подняла глаза при его приближении и с улыбкой покачала головой, увидев портфель.

— Я так понимаю, полковник прибыл?

— Сегодня пятница, — сказал Хадгкин, подмигнув в ответ.

— Вы знаете, что они обсуждают брак? — спросила портье.

— Думаю, это было бы замечательно. — Выражение лица Хадгкина было более трезвым, чем раньше. — Они хорошие люди, Сейрей. И это, безусловно, был бы более счастливый конец, чем многое из того, что было за последние несколько лет.

— Конечно, же, — согласилась она и протянула руку, чтобы взять у него портфель.

Она отступила через открытую калитку к массивной, окованной железом двери хранилища отеля и открыла дверь ключом, висевшим на цепочке у нее на шее. Она вошла внутрь и сунула портфель в один из пронумерованных тяжелых шкафов у задней стены, затем закрыла и заперла за ним дверцу шкафа, также укрепленную железом. Затем она закрыла дверь кладовой, снова заперла ее и вернулась к столу, где вытащила листок бумаги из ящика, обмакнула перо в чернильницу и написала быстрым, аккуратным почерком. Она подула на чернила, чтобы высушить их, затем передала листок Хадгкину.

— Вот его квитанция, — сказала она, а затем рассмеялась, когда метрдотель принял ее. — Не то чтобы она ему действительно нужна. Чарлз уже знает этот портфель так же хорошо, как и я!

— Хотя, полагаю, когда полковник забирает его утром, свет обычно немного лучше.

— О, уверена, что это так, — согласилась она, и Хадгкин направился обратно в ресторан, чтобы вручить квитанцию.

Сабатино проводил его взглядом, подождал тринадцать минут по часам — в прошлый раз он прождал всего пять, но в позапрошлый раз прождал тридцать три, — затем встал, сложил газету, подписал чек, лежавший рядом с его десертной тарелкой, и неторопливо вышел из ресторана. Он подошел к стойке регистрации, и портье приветствовала его улыбкой.

— Добрый вечер, мастер Сабатино. Как прошел ужин?

— Превосходно, как всегда, — ответил Сабатино с такой же улыбкой. — У вас случайно нет для меня какой-нибудь почты, Сейрей?

— На самом деле я не верю, что что-то есть сегодня вечером, — сказала она. — Позвольте мне проверить.

Она провела кончиком пальца по длинному ряду настенных ячеек, пока не дошла до той, что предназначалась для комнаты 312, затем снова повернулась к нему.

— Боюсь, что нет. Вы чего-то ожидали? Я могу попросить одного из коридорных отнести его в ваш номер, когда оно прибудет, если вы готовы.

— Нет, нет. — Он покачал головой. — Просто проверяю. В пути есть кое-какие рутинные документы от одного из моих поставщиков, но ничего срочного. Если что-нибудь придет так поздно, это может подождать до завтра. Нет смысла посылать одного из мальчиков наверх. Кроме того, думаю сегодня лечь спать пораньше. — Он выглянул через окна вестибюля с двойными стеклами, наблюдая, как снег летит под острым углом по авеню лорда-протектора Людовика, и театрально вздрогнул. — Я всегда лучше сплю в такие ночи, как эта. Кажется, с воем ветра по другую сторону стены в постели становится теплее.

— Мне тоже иногда так кажется, — согласилась она. — Спите спокойно.

— Спасибо.

Он вежливо кивнул, отвернулся от стойки и направился через вестибюль.

Будучи одним из лучших отелей столицы республики, восьмиэтажный «Протекторс Армз» мог похвастаться не менее чем тремя лифтами, и он поднялся на центральном на третий этаж, затем прошел в свой номер, отпер дверь и прикрутил фитиль зажженной лампы, которую горничная оставила на маленьком столике прямо у входа. На маленькой каминной решетке горел небольшой огонь — горничные всегда зажигали для него огонь ровно в шестнадцать часов, в то же время они зажигали для него лампу у двери, — и он закрыл за собой дверь и запер ее. Он подошел к камину, поставил маленькую лампу на каминную полку, пока ворошил огонь и подбрасывал три или четыре куска свежего угля из Гласьер-Харт во внезапно затрещавшее пламя. Затем он зажег свечу из кувшина на каминной полке и от нее зажег большую лампу на столе в уютной маленькой гостиной и еще большую, подвешенную на цепи к потолочному кессону. В «Протекторс армз» использовалось только лучшее первоклассное кракеновое масло, и лампы горели ярко и ровно, когда он устроился в кресле, пристроенном перед весело танцующим огнем.

Несмотря на разговор с портье, он не собирался спать. Во всяком случае, не в ближайшее время. Это займет — он вытащил карманные часы и сверился с ними — еще три часа или около того, прежде чем Сейрей Куинлин передаст дежурство Чарлзу Обирлину, ее сменщику. И, вероятно, пройдет еще по меньшей мере час после этого, прежде чем Обирлин тихонько постучит в дверь Сабатино.

Он откинулся на спинку стула, открыл свой личный экземпляр Священного Писания и продолжил изучение Книги Чихиро, пока ждал.

* * *

На самом деле было ближе к пяти часам, чем к четырем, но в конце концов раздался стук.

Сабатино отметил свое место, положил Писание на стол и быстро подошел, чтобы открыть дверь.

Мужчина в коридоре был по меньшей мере на десять лет старше Сейрей, с каштановыми волосами и карими глазами, и выражение его лица было нервным. Однако он также был настроен решительно и без единого слова протянул очень большой портфель — на самом деле достаточно большой для маленькой ячейки, и с монограммой из инициалов «ЭРС». Сабатино взял его, шатен повернулся и быстро пошел прочь, а дверь за ним закрылась и заперлась.

Сабатино двигался с плавностью, выработанной долгой практикой, когда он открыл портфель со своими инициалами на нем — тот, который находился в хранилище со вчерашнего дня, — и достал спрятанный в нем значительно меньший портфель. Он открыл замки, закрепляющие ремни на втором портфеле, открыл его, и уставился в него, ни к чему не прикасаясь, на минуту или больше, пока тщательно запоминал, как было устроено его содержимое. Никогда не годилось бы возвращать их обратно в другом порядке.

Наконец он кивнул сам себе и извлек аккуратно переплетенные папки. Он сложил их стопкой на столе, тщательно соблюдая порядок, и положил блокнот и ручку у своего локтя. Затем глубоко вздохнул, открыл первую папку и начал читать.

На середине первой страницы он остановился, широко раскрыв глаза. Его взгляд метнулся обратно к заголовку, внимательно перечитывая его, и его ноздри раздулись, когда он потянулся за ручкой и начал в бешеном темпе делать стенографические заметки.

* * *

— Что ж, пока все хорошо, — пробормотал Мерлин Этроуз.

Он и Ниниэн Рихтейр сидели бок о бок на удобном диване с мягкой обивкой в роскошном особняке «Эйвы Парсан». Кувшин с горячим какао стоял на маленьком приставном столике у края дивана Ниниэн, но Мерлин нянчился с огромной кружкой вишневого чая. На самом деле он не осознавал, как сильно скучал по любимому горячему напитку Нимуэ Албан, пока не открыл его заново здесь, в республике, и иногда задавался вопросом, почему ему потребовалось так много времени, чтобы вновь обрести зависимость от Нимуэ.

Вероятно, потому, что я потратил так много времени на то, чтобы остыть в Чарисе, — размышлял он. — Это было не совсем обычное дело, и сейджин Мерлин уже был достаточно странным, не добавляя это к балансу. И не то чтобы кофеин — или его отсутствие — сильно влиял на ПИКА, так что мне не нужно это вещество, чтобы не заснуть, как это делала Нимуэ, когда дежурила на посту.

— Я говорила тебе и Кэйлебу, что Сабатино когда-нибудь будет более полезен живым, чем мертвым, — ответила Ниниэн с решительной ноткой триумфа.

— Я все еще говорю, что было бы более приятно просто убить ублюдка.

— Видишь ли, в этом разница между нами, — сказала ему Ниниэн, подмигнув. — Ты веришь в решения с применением грубой силы, в то время как я предпочитаю более… тонкие подходы. И в отличие от тебя, понимаю, что отложенное удовольствие часто намного больше из-за его ожидания. С того места, где я сижу, гораздо приятнее заставить мастера Сабатино работать на нас. Только подумай о его реакции, когда мы, наконец, арестуем его и объясним, как именно с ним играли! — Она ангельски улыбнулась. — Единственное, что было бы лучше этого, — это найти способ отправить его домой, чтобы лично отчитаться перед Рейно и Клинтаном после того, как они узнают, что мы использовали его, но до того, как он это поймет сам. Уверена, что то, что они с ним сделают, удовлетворит даже таких кровожадных людей, как ты и Кэйлеб!

— Возможно, — признал он. — Но мы не откажемся от возможности посмотреть, как его повесят прямо здесь, в Сиддар-Сити, когда придет время. — Он пожал плечами, его сапфировые глаза были намного мрачнее, чем его почти капризный тон. — Иногда традиции важны, и если кто-то когда-либо чертовски заслуживал повешения, так это Сабатино.

— Не могу с тобой спорить, — признала Ниниэн, ее собственный тон был более серьезным, чем раньше. — Но, все шутки в сторону, именно поэтому я выступала против его ареста, когда мы впервые опознали его.

— И, как обычно, — Мерлин повернулся и тепло улыбнулся ей, — ты была права. Я когда-нибудь упоминал, что у тебя есть такая привычка?

— Время от времени, — сказала она, наклоняясь ближе, чтобы положить голову ему на плечо. — Время от времени.

Он обнял ее одной рукой и отхлебнул вишневого напитка, а затем фыркнул от смеха.

— Что? — спросила она, не поднимая головы с его плеча, и он усмехнулся.

— Я просто думал о Марлис и Рэйхуле, — сказал он. — Интересно, ожидал ли кто-нибудь из них когда-нибудь, что все обернется так, как складывается?

— Ты имеешь в виду планы на алтарь? — настала очередь Ниниэн тепло усмехнуться. — Я сомневаюсь в этом, но это не могло случиться с двумя более приятными людьми!

— Да, это так. И надеюсь, ты не возражаешь, что у сейджина Абрейма всегда будет теплое местечко в сердце для Марлис.

— Я была бы удивлена, если бы он этого не сделал. Она была не просто одной из самых… образованных молодых леди на службе у мадам Анжелик, она также была одной из самых милых. И самой умной. Ты знаешь, была причина — помимо очаровательного силкийского акцента Абрейма, — по которой я предложила ее ему в ту первую ночь, Она всегда была одной из моих любимиц.

— И не без оснований, — сказал Мерлин с нежной улыбкой. Затем он откинулся на спинку стула, потягивая еще вишневого напитка, пока они вдвоем наблюдали за изображением с пульта снарка на потолке гостиничного номера Эйры Сабатино.

Даже с учетом преимуществ, которые давали снарки, и даже с такими талантливыми охотниками, как Нарман Бейц и Ниниэн Рихтейр, потребовалось более четырех месяцев, чтобы найти и идентифицировать Сабатино. Они знали, что он должен быть где-то там, и вместе с Совой просмотрели каждую секунду изображений с каждого из сотен пультов дистанционного управления, разбросанных по всему Сиддар-Сити, пока, наконец, не нашли его.

Полагаю, должен испытывать хотя бы небольшое раскаяние из-за того, что мы повесили Сэмила Нейгейла за убийство Трумина, — размышлял Мерлин. — С другой стороны, он определенно был прямо там, в эпицентре беспорядков, и они нашли множество изображений того, что этот маленький ублюдок сделал в чарисийском квартале два года назад. — Рот сейджина на мгновение сжался, когда он вспомнил, как просматривал некоторые из этих изображений. Никто во вселенной не заслуживал повешения больше, чем он. — И тот факт, что мы повесили его за это — и в то время действительно думали, что поймали виновника, — вероятно, был главным фактором в выводе Сабатино о том, что его вообще никто не подозревал.

Было до боли очевидно, что внезапное обретение Церковью мартеновского сталелитейного производства, должно быть, произошло из-за портфеля, который был украден у Жоржа Трумина после его убийства во время того «стихийного бунта» на проезде Таннера. К сожалению, в то время в Сиддар-Сити было гораздо меньше спокойных районов, и этот конкретный эпизод насилия ускользнул от их внимания. В конечном счете, это, вероятно, было к лучшему, потому что, если бы они опознали Сабатино в то время, то наверняка казнили его за это. И это, как только что отметила Ниниэн, было бы жаль.

Или, по крайней мере, не пустой тратой времени. Мерлин не мог до конца убедить себя рассматривать дальнейшее существование Сабатино как благо, каким бы полезным он ни оказался. На самом деле, он был полностью за то, чтобы привлечь ублюдка и исправить упущение, которое оставило его в живых, и Кэйлеб, и Шарлиэн решительно поддерживали его… пока Ниниэн не указала, что после его успеха в получении информации о сталелитейном производстве он, должно быть, доказал свою абсолютную надежность в глазах своих хозяев в Зионе.

Даже просто оставив его на месте для изучения его действий, они многое поняли о том, как Рейно и Клинтан реорганизовали свои разведывательные операции в свете смертельно эффективной контрразведки Чариса. Сабатино очень тщательно избегал создания какой-либо сети, любой сети источников, в которую можно было проникнуть и отследить его, и это многое объясняло в том, как он вообще избежал обнаружения. Это ограничило возможности его сбора информации, несмотря на непредвиденную сокровищницу, которая упала ему в руки, когда он устроил бунт, в результате которого погиб Трумин, но это также сделало его почти полностью невидимым даже для Нармана и Совы. И он действительно был очень, очень хорош в своей работе, обладая именно тем сочетанием мастерства, острой наблюдательности, хладнокровного расчета, дисциплины, терпения и безрассудства, которое требуется первоклассному агенту разведки.

Инквизиция также проделала отличную работу по созданию его основного прикрытия. Он стал высококлассным торговцем коврами с богатой клиентурой, импортируя свои товары как из Чисхолма, так и из Таро, и получал приличную законную прибыль. На самом деле, его бизнес приносил ему более чем достаточный доход, чтобы позволить себе комнату где-нибудь вроде «Протекторс армз», и он ясно понимал, что лучшее место, чтобы спрятаться, обычно находится на виду. Он не прилагал никаких усилий, чтобы сохранить свою деятельность — или, по крайней мере, деятельность своей публичной персоны — в тайне, и «скрытный», вероятно, было последним словом, которое кто-либо применил бы к нему. Изучив его в течение нескольких пятидневок, Ниниэн поняла, что в чем-то он очень напоминает ей Арло Макбита. Она сомневалась, что он был таким же физически выносливым, как бывший стражник, и он определенно хотел держаться как можно дальше от любой «практической» работы, которой он мог избежать. Но он был совершенно готов прибегнуть к насилию, когда это было необходимо, как продемонстрировал бунт на проезде Таннера, и он, вероятно, был так же умен, как и думал. Это говорило о многом — самоуничижение не было одним из его выдающихся качеств — и это прекрасно подходило для ее целей. Умный шпион, который не понимает, что им манипулируют, был бесценным активом, — объяснила она. — Особенно, если его начальство знало, насколько он умен. В конце концов, они были бы гораздо более осторожны, принимая информацию от глупого шпиона.

И на умных людей можно было рассчитывать в том, что они будут делать умные вещи. Это означало, что если кто-то понимал их мотивы и подходил к ним должным образом, на самом деле было легче предсказать, как они отреагируют, чем это было бы с кем-то, кто не был умен. Для нее это был основополагающий принцип веры, и она намеревалась продемонстрировать его применимость в случае Эйры Сабатино.

Марлис Фарно действительно была одной из любимых куртизанок Анжелик Фонда в Зионе, почти больше дочерью, чем служащей. Она никогда не была завербована сестрами святого Коди, но когда Анжелик исчезла, то позаботилась об организации независимых маршрутов, по которым каждая из ее юных леди также могла сбежать из Зиона, если бы захотела. Она не ожидала, что следствие внезапно и глубоко заинтересуется прошлой деятельностью Анжелик, но не могла исключить такую возможность, и поэтому дала каждой молодой женщине свой собственный путь из города, даже не упоминая, что она сделала то же самое для всех них.

В этом случае никто в инквизиции, казалось, даже не заметил исчезновения Анжелик, но жестокость чистки викариата Жэспаром Клинтаном, последовавшей за закрытием заведения мадам Фонда, облегчила Марлис выбор. Немногие из конкуренток Анжелик были способны — или хотели — обеспечить качество обслуживания клиентов, комфорт и, прежде всего, безопасность, которые были у Анжелик, и она лично знала слишком многих людей, которых так жестоко убил Клинтан. Она знала, что кем бы еще они ни были, они определенно не были монстрами, о которых заявляла инквизиция. До этого она не слишком задумывалась о реформизме, но сокрушительное доказательство коррупции «храмовой четверки» замечательно прояснило ее мышление, и в Зионе не было места для новой, яростно настроенной реформистки. Кроме того, она родилась и выросла в Силк-Тауне. Это означало, что у нее не было семьи на землях Храма, которая могла бы удержать ее там, и она появилась на пороге особняка Эйвы Парсан в Сиддар-Сити менее чем через три месяца.

Она была не единственной из леди мадам Фонда, бежавшей из земель Храма, и «Эйва» тихо устроила им всем комфортную жизнь. Такая жизнь означала, что никому из них не пришлось возвращаться к своей прежней карьере, но Марлис была другой. Она пришла сюда не в поисках простой безопасности; она пришла в поисках способа нанести ответный удар Клинтану и остальным, и если она все еще не знала о сестрах святого Коди, то была так же умна, как и красива. Она быстро поняла, что «Эйва» была глубоко вовлечена в реформистское движение в Сиддармарке, и ей не потребовалось много времени, чтобы сделать вывод, что Анжелик, должно быть, была так же глубоко вовлечена в него в Зионе, а Марлис даже ничего не подозревала. В сочетании с ее собственным горьким разочарованием в Церкви — или, по крайней мере, в храмовой четверке — этого было более чем достаточно, чтобы она добровольно присоединилась к усилиям Эйвы здесь, в столице.

Она также была очень эффективной, особенно после того, как Эйва помогла ей утвердиться в ее старой профессии. Анжелик Фонда никогда не предлагала своим гостям в Зионе ничего столь грубого, как простая проституция. Ее юные леди также были настоящими компаньонками — да, очень эффектными и искусными в плотских удовольствиях, но также умными, образованными и культурными, умеющими вести остроумные беседы, критиковать последнее театральное представление, обсуждать религию (в те дни, когда это было безопасной темой), или наслаждаться вечером оперой, как и всегда быть на высоте в постели. Той, кто обучался у Анжелик, не потребовалось много времени, чтобы зарекомендовать себя как одну из самых востребованных куртизанок в Сиддар-Сити.

Как только они опознали Сабатино, они направили Марлис в «Протектор армз». И как только она пробыла там несколько пятидневок, они договорились, что полковник Фитухэв — одинокий вдовец, на шесть лет старше ее, специалист по логистике в личном штабе Дариуса Паркейра, который прошел через корпус интендантов — пересечет ее орбиту. Фитухэв был более чем готов сыграть свою роль, особенно после того, как впервые увидел Марлис! И хотя он часто брал конфиденциальные документы домой, чтобы поработать там, он всегда тщательно держал их в сейфе отеля в течение двух ночей из каждой пятидневки, которые он проводил с Марлис.

Они оба были умными, добросердечными людьми, которые глубоко верили в то, что они делают и почему. Мерлин не рассчитывал на это, но и не был удивлен, когда их «прикрытие» в качестве любовников переросло в глубокую, искреннюю любовь друг к другу. Он был рад за них, но еще больше радовался тому, что Ниниэн — и Нарман, который ее сильно поддерживал, — были правы насчет Сабатино. Каким бы осторожным он ни был, чтобы избежать любой разветвленной сети, которая могла бы привести к нему, искушение расправить свои усики чуть шире оказалось слишком сильным, чтобы устоять, когда Ниниэн деликатно махала Фитухэвом у него под носом. Особенно учитывая тот факт, что он уже давно понял, что Чарлз Обирлин, старший ночной портье «Протекторс армз», был ярым сторонником Храма. Обирлин изо всех сил пытался скрыть свою личную ярость из-за решения Грейгэра Стонара заключить союз республики с Чарисом, но Сабатино очень, очень хорошо разбирался в людях.

Что, теперь, когда Мерлин подумал об этом, вероятно, делало искреннюю привязанность между Марлис и Фитухэвом еще более желанной.

В течение месяца после первого визита Фитухэва в отель Сабатино изучал содержимое его портфеля всякий раз, когда его оставляли на ночь в хранилище. Такое случалось не очень часто; Ниниэн и Нарман были слишком опытны для чего-то столь грубого. Но когда это все-таки произошло, каждая крупица информации, каждый документ в портфеле были полностью подлинными. Кое-что из этой информации, должно быть, было весьма ценным для Храма, хотя большая ее часть, как они были уверены, в конечном итоге все равно достигла бы Зиона через один из других каналов Рейно и Клинтана. Но в сочетании с первоначальным триумфом Сабатино по документам Трумина, тот факт, что он никогда не передавал инквизиции ни единой дезинформации, вероятно, превратил его в золотой стандарт Рейно в качестве источника разведданных.

Были времена, когда я думал, что ты потратила все эти усилия на создание идеального актива, который мы никогда не используем, любимая, — подумал Мерлин, с улыбкой глядя на макушку Ниниэн. — Однако ты была права, благослови господь твое коварное маленькое сердечко — лучше иметь его в наличии и никогда им не пользоваться, чем не иметь его в наличии, когда он нам нужен. И когда он сообщит, что мы перебрасываем большую часть имеющихся у нас сил на юг, к Хай-Маунту, то Клинтану — и Мейгвейру — действительно придется очень серьезно отнестись к этой возможности.

Чтобы добиться этого, Мерлин Этроуз мог бы смириться с тем, что Сабатино еще пока не повесили.

Тем более, что у них все равно было более чем достаточно улик, чтобы в конце концов его повесить.

.V

Офис Робейра Дючейрна, Храм, город Зион, земли Храма; республика Сиддармарк

— Это было восхитительно, Робейр.

Викарий Аллейн Мейгвейр вытер рот и положил белоснежную салфетку рядом с пустой тарелкой, прежде чем откинуться на спинку стула со вздохом сытости.