Изменить будущее

– А пятую ждать не будем?

– Пятую? – Переспросил я. – Пятая уже там.

– Где там? – Насторожился майор.

– Пятая расчистила проход и прикрывает нас. Видишь, флажки висят? И останется прикрывать отход.

– В смысле, зачистила?

– Расчистила.

– Покуй. Там мои бойцы. Двое. Где они?

– Хрен их знает. Спят, наверное.

– Там… Мои… Бойцы.

– Ты же их не менял два дня, майор. Вот и…

– Млять!

Майор рванул в кусты и заорал:

– Сука, сержант, какого…? – И наступила тишина.

– Что ж ты так орёшь-то, – сказал Филиппак с позывным Филипок, выходя из тех же кустов с обездвиженным майором.

Полгода я заставлял пацанов отрабатывать один единственный приём: уход от прямого удара с заходом противнику за спину и переходом на удушение, или перелом шеи.

– Тихо, майор, – сказал я. – Чего ты шумишь? Не по правилам это.

Майор развёл руки и зацепив левой рукой Филипка за ногу оказался на нём верхом.

Я упёрся дулом автомата ему в спину и сказал:

– Пах-пах. Ты убит.

Майор весело огрызнулся.

– Вам нельзя шуметь. Вы проиграли.

– Я пошутил. У меня нет патронов, – сказал я и ударил его ребром ладони по сонной артерии.

Каждая группа выполнила свою боевую задачу: вторая – прошла до объекта, обозначенного на кроках буквами "МЖ", третья – заминировала его, и пошла на выход, четвёртая прикрывала отход, второй и третьей. Работали слаженно, "лесенкой".

Проходя мимо майора я искренне посочувствовал:

– Извини, майор, но ты первый нарушил правила. Долго теперь тебе не быть полковником. Извини.

Майор перетирал зубами палочку.

– Так, уходите по второму маршруту. Автоматы к вас деревянные, за диверсантов не примут. Я останусь, проконтролирую этих.

Все командиры кивнули и скрылись в кустах.

Глава седьмая

– Мне покуй, майор кто, где, кого, когда… Ты мне скажи, "как"? Как эти мальчишки вас уделали?

О ЧП дошло до самого верха и во Владивосток прибыл начальник ГРУ Советского Союза генерал армии Пётр Иванович Ивашутин.

– Ты понимаешь, майор, что мы сейчас все в том дерьме, что полезло из вашего гальюна. Все, млять! По вот… – Генерал показал ребром ладони на брови.

– На себе не показывайте, Пётр Иванович, – сказал Ломакин.

– Вы хоть, Виктор Павлович, не подбёбывыйте.

– Это почему? – Вроде, как серьёзно, спросил Первый секретарь крайкома КПСС.

Ивашутин улыбнулся.

– Да ну вас, Виктор Павлович.

– Вы мужики, бёбнулись, что ли? – Спросил Ломакин. – Вы всерьёз обсуждаете, как мальчишки захватили спецназ?

Он посмотрел на грушников.

– Ну, поддались спецы пацанам… Ну дали им поиграть в шпионов… И что в этом страшного?

Ломакин снова оглядел всех троих и отхлебнул из чашки.

Начальник ГРУ Приморья шмыгнул носом и сказал:

– Самое хреновое в этом то, товарищ первый, что никто не поддавался.

– А кто об этом знает? – Спросил Ломакин.

Ивашутин прищурился и вздохнул.

– Прав Виктор Павлович. Так и пишем в рапортах. Отчёт мне на стол сегодня, раздолбаи!

– Есть, товарищ генерал армии!

– И пацана этого, чтоб пальцем… Слышь майор?!

Слово "майор" пророкотало длинно.

– Да он то и не виноват, – сказал полковник. – Это командир "три" решил "усилить эффект", кинув в сортир две пачки дрожжей. По пять кг, паразиты… Это же донести надо было!

– Да-а-а… Героические ребятки у тебя растут, Виктор Павлович. Героические…. Да-а-а… А у нас Афганистан, как тот сортир скоро… Того…

– Так хреново? – Спросил первый секретарь, – озабочено.

– Не то слово… Не то слово… Туда американцы столько дрожжей набросали…

– Главное, чтобы мы в то дерьмо… – Тихо сказал Ломакин.

– Кому-то надо, Виктор… Иначе через границу то дерьмо полезет. Кому-то придётся прыгать в тот колодец с дерьмом, как в анекдоте… Слышал?

– Расскажите.

Ивашутин усмехнулся. Посмотрел на подчиннных.

– Ну ладно… Подходят к колодцу, наполненному канализацией, готовой перелиться на улицу, два сантехника: мастер и ученик. Надо перекрыть вентиль на дне колодца. Мастер ныряет, выныривает и говорит: "Ключ на 42". Ученик находит – подаёт. Мастер ныряет, выныривает. "Нет, говорит. На 46". Ученик находит – подаёт. Мастер ныряет, выныривает. Дерьмо течь перестаёт. Сидят они курят. Мастер говорит: "Учись, а то так и будешь ключи подавать".

Виктор Павлович хмыкнул. Никто не рассмеялся.

– Образно у вас получилось, Пётр Иванович. Не уж-то так серьёзно?

Начальник ГРУ махнул рукой.

– Год два и… Надо нырять. И ты думаешь, кому придётся нырять? Правильно… Спецам. Вот этим спецам, мать их так.

Ивашутин, помолчав, добавил.

– Пацана этого… – Он пощёлкал пальцами, вспоминая.

– Шелеста.

– Да, Шелеста. А он не родственник нашему?

– Нет. Проверяли.

– Ну и хорошо. Не хотелось бы… Так вот… Пацана завтра ко мне.

– Может сюда? – Спросил Ломакин.

– Не… В кубик его… В подвал… В мою любимую…

* * *

Я знал этот подвал, поэтому не пытался имитировать испуг. Я боялся по-настоящему. Само спускание по длинным лестницам под землю подавляло психику. Однако, я знал это здание уже с "историей", сейчас же оно ещё пахло краской и это несколько ослабляло "тот" эффект.

В том крыле, куда меня повел сопровождающий офицер, я никогда не был и удивился, когда мы вошли в довольно большой зал со множеством кресел с откидными сиденьями, разделёнными параллельным экрану проходом на два сектора, как в кинотеатре. В общем-то это и был, то ли кинозал, то ли какой другой актовый зал. Свет горел, но на экране, висящем над невысокой сценой, шли кадры кинохроники. Без звука.

На одном из кресел в центре зала в проходе сидел человек в костюме. Он поднялся и шагнул на встречу. Мы с ним никогда не встречались, но фотографию его я помнил: крупное лицо, со слегка перекошенным влево лицом. Вероятно – последствие инсульта, потому что я помнил и его нормальные фотографии.

– Знаешь меня? – Спросил он, пожимая мне руку.

Я пожал плечами. В то время фотографии начальников ГРУ не гуляли по средствам массовой информации. И даже в Большой Советской Энциклопедии на слово "ГРУ" была фамилия какого-то бельгийского живописца Шарля.

– А должен?

– Не прилично отвечать вопросом на вопрос.

– Не знаю. Начальник КГБ, наверное. По тому случаю вызвали…

– Ты думаешь, что начальник Комитета Государственной Безопасности озабочен армейскими делами? Ты не знаком со структурой комитета?

– Ну… Как бы… Нет… На факультативе не давали. Про ГРУ немножко рассказывали. Начальник Ивашутин. С шестьдесят третьего года. Вероятно после разоблачения в том же году шпиона Пеньковского. Сменили руководство. Говорят, что из КГБ.

Ивашутин смотрел на меня не мигая. Лицо у него было очень недобрым.

– Голос Америки слушаешь?

– Иногда натыкаюсь. Когда музыку ищу в приёмнике. Нельзя?

Ивашутин вздохнул.

– Да не то чтобы нельзя…

Он потёр подбородок.

– Сложно не попасть под влияние…

– Тлетворное влияние запада? – Спросил я, вспомнив фразу из "Брильянтовой руки".

– Оно, проклятое. Сначала музыка, потом штаны всякие, хиппи, стеляги, эта… жевачка. Вон рубашка у тебя чья?

– Моя, – удивился я.

– Не… Чья страна?

– Самопал… Я сам шил… И ткань красил сам. Была зелёная, стала синяя.

Ивашутин протянул руку и с моего одобрения потрогал двойную оранжевую строчку.

– И нитки сам красил.

– Обалдеть, – сказал генерал. – Так это ты форму шил? Мне показывали.

– Я, – я опустил голову. – вы только не наказывайте ателье. – Это я их… Поставил перед фактом, когда принёс им сорок пять штук. Я виноват. Наказывайте.

– Вот же ж… И сколько они тебе заплатили?

– По три рубля. Ну и за ткань ещё… нитки…

– А сами продали за пятнадцать… Молодцы…