Морозко или тот ещё подарочек

Морозко или тот ещё подарочек

Пролог

Посиди с нами, говорили они.

Давай деда помянем, говорили они.

Сволочи лицемерные!

За что? Вот, спрашивается, за что они так со мной? Что плохого я им всем сделала, чтобы стоять сейчас привязанной к дереву, напичканная каким-то отупляющим сознание зельем, увешанная бусами, как новогодняя ель, и ждать своей смерти? А она уже кралась за мной, стелясь позёмкой, и я могла чувствовать её морозное дыхание на своих немеющих щеках.

Кажется, уже совсем скоро…

Где-то вдали завыл волк, и его пробирающая до глубины души песня дрожью отозвалась в моём позвоночнике. Умирать вот так, отданной на откуп мифическому чудовищу, медленно превращаясь в ледяную статую, было страшно, но разве я могла что-то изменить? В теле гуляла слабость пополам с хмелем, и из-за этой смеси в голове рождались настолько бредовые образы, что хотелось хохотать, как безумная.

─ Д-дар д-для чудовища? Разве б-бывают чудовища х-хуже людей? ─ зуб на зуб уже не попадал, но несколько смешков всё же вырвалось изо рта вместе с паром, а на глаза набежали предательские слёзы. Если они сейчас застынут на щеках, мне станет ещё холоднее или я уже достигла своего предела?

Впрочем, какая разница будущей покойнице?

Я улыбнулась в последний раз, и кожа на губе окончательно треснула, но этого я уже не почувствовала. А вот слух уловил звон колокольчиков совсем рядом, и он начал приближаться всё быстрее вместе с едва различимым топотом копыт, ввергая меня в необъяснимый транс — даже голоса птиц вдруг стихли, словно кто-то щёлкнул пальцем.

Запряжённые оленями сани остановились на самой границе, где заканчивалась территория людей, и начинался самый страшный лес. Медленно, будто бы издеваясь надо мной, на землю спрыгнула массивная фигура в алой шубе и так же медленно направилась в мою сторону, опираясь на большой посох.

Блин, серьёзно?! Это всё происходит на самом деле?

Пока я пыталась разглядеть того, кто прятался под образом Деда Мороза — садиста, похищающего девушек, он приблизился ко мне и начал рассматривать, будто решал, сгожусь я ему или нет. А потом и вовсе полюбопытствовал:

─ Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?

Не будь я привязана, этот посох уже оказался бы там, где этот седовласый монстр меньше всего ожидал его найти, но силы хватило только огрызнуться.

─ З-завались, д-д-дедушка!

─ Ай-ай-ай, ─ обходя меня по круг и стуча своей палкой, приговаривал он, а у меня уже в глазах двоилось от холода. ─ Ты явно была плохой девочкой в этом году, Настенька… А знаешь, что получают на Новый год плохие девочки?

─ Хороших м-мальчиков? ─ дерзила я, как в последний раз.

─ Ремня по мягкому месту, ─ сообщил дед совсем иным, совсем не старческим голосом, в одну секунду оказываясь рядом и нагло ущипнув меня пониже спины. ─ А у тебя оно ой какое мягкое…

─ Убери руки, извращенец!

─ Ни за что, ─ продолжал своё грязное дело тот, щупая и вообще наслаждаясь происходящим. ─ Всё это теперь принадлежит мне. Как и ты, девочка…

Погодите-ка, почему этот тембр мне так знаком?

Стоило ему только встать ко мне вплотную, только сверкнуть глазами, в которых бушевала стужа, я запоздало поняла, кто передо мной. Поняла и оказалась совершенно к этому не готова.

─ Ты?!

─ А я предупреждал, чтобы ушла со мной добровольно, Снегурка, ─ о мою щёку потёрлись бородатой щекой, и весь образ старика слетел с мужчины, демонстрируя мне того, кого я отчаянно пыталась забыть вот уже несколько дней и больше никогда не вспоминать. Потому что он разрушил меня, сломал, слепив что-то совсем другое, и как снова вернуть мне себя я совершенно не понимала…

─ Будь ты проклят! ─ выплюнула из последних сил, но на мою злость у него имелось другое оружие.

─ Уже, моя снежная, ─ было мне равнодушным ответом. ─ Уже.

Ледяное дыхание не должно согревать, но когда его губы едва коснулись моих, вдыхая в меня спасительное тепло, я больше не чувствовала, что замерзаю, и сопротивляться этому поглощающему чувству было бессмысленно.

Выбора уже нет — меня принесли в жертву самой зиме, чтобы она пощадила людей, и она заберёт то, что причитается.

1

Настя

Дом, как в моих воспоминаниях, стоял на самом краю деревни. Печальный, брошенный всеми, одинокий. Прямо, какой я себя ощущала всю последнюю неделю.

Я всегда приезжала в это место на краю земли, которое я всей душой нежно любила и столь же люто ненавидела, когда нужно было собрать себя по кусочкам. Здесь меня неизменно встречали лютые морозы зимой и жаркое, но короткое лето, а ещё вечно ворчливый дед, недовольный тем, какой выбор я делаю в жизни раз за разом.

Жаль, сейчас уже никто не встречает.

─ Ну, значится, ключи отдал, ─ напомнил о себе сосед Василий Игнатьевич, исполнивший последнюю волю дедушки и давнего приятеля. ─ И это самое… соболезную. Ты, ежели что, девонька, заходи — всегда помогу, чем смогу. Я обещал этому старому хрычу за тобой приглядывать.

Он всегда казался мне странноватым, равно как и все жители маленькой сибирской деревни в глуши. Но, возможно, это потому, что я никогда не считала себя такой, как они?

─ Да, спасибо Вам большое. И спасибо, что организовали похороны.

─ Да чего уж там — друг всё-таки, хоть и та ещё зараза… Ну, бывай, Настька.

Мужик ещё постоял какое-то время, подёргал себя за седые усы, словно хотел что-то сказать, однако передумал, и, надев шапку, зашагал обратно. Я же, вздохнув, отправилась к небольшому двухэтажному «особнячку» как звал его дед, собственноручно построивший этот дом, когда женился на давно почившей бабуле, и с трепетом взялась за промёрзшую ручку.

─ Вот и я.

В выстуженных сенях меня встретила только гулкая тишина, какая бывает в давно пустующих жилищах, но я ещё чувствовала здесь незримое присутствие всегда брюзжащего, хмурого, как осеннее небо старика. Каждый раз едва я приезжала сюда на каникулы, первым делом меня встречал именно дедушка, даже после того, как мы расставались, сильно повздорив, и я возвращалась домой с тяжёлым сердцем. Всё бы отдала, чтобы он сейчас отчитал меня, назвав дурой, а потом бы обнял…

Стоило шагнуть дальше, и знакомый запах древесины ударил в нос, а я с удивлением обнаружила на щеке слезу. Надо же… Всегда полагала, что я кремень, но видно тот стержень, который во мне видели окружающие оказался не таким крепким. Для всех я всегда была непробиваемой, где-то даже холодной стервой, какую нельзя было просто так взять и вывести из себя. Но мало кто знал, что на самом деле я просто притворялась.

«Ледышка без эмоций!» ─ некстати всплыли обидные слова в голове, и я опять вернулась к событиям, заставивших сюда сбежать, теряя тапки.

Нет, хватит с меня…

Новый год маячил уже не за горами, а в доме даже ёлки не имелось, и я собиралась это сегодня же исправить. Отвлечься от проблем и лишних дум у меня всегда получалось только за ударным трудом, так что сделав глубокий вдох, а за ним и выдох, я решила навести порядок в самой большой комнате, готовя её к своему любимому празднику, сперва затопив печь.

Я была благодарна деду за те знания по выживанию в сельской местности, что он буквально вбил мне в голову, иначе, боюсь, мой унылый трупец потом пришлось бы долго отогревать, когда его бы обнаружили случайные путники. Если бы старик не научил меня всему, что знал сам, я бы, наверное, уже околела в холодном доме, а так как просить о помощи я попросту не умела — это, видимо, у нас семейное — ледышка из меня вышла бы и вправду знатная…

Растопка, к счастью, была уже заботливо приготовлена, как и связка дров, лежащих в корзине, будто дедушка знал, что скоро уйдёт. Эта мысль заставила некрасиво шмыгнуть носом и едва не залить соплями пол, но я всё равно упрямо разожгла огонь лучиной, больше не позволив себе реветь, а пока он всё задорнее занимался, облизывая поленья, в моей голове уже зрел план дальнейших действий.

Убедившись, что ничего не потухнет и, на всякий случай проверив тягу, я принялась готовить тесто для имбирных печенек по рецепту бабушки, и едва вдохнула запах жжёного сахара, сразу почувствовала себя беззаботным ребёнком, каким когда-то была, отчего грусть-печаль немного отступила. Когда же всё было готово, а тесто отправилось на подоконник до завтра, я пошла инспектировать комнаты, но очень быстро поняла, что в уборке дом совсем не нуждается.

Похоже, дед и правда знал, что скоро покинет этот мир. Подготовился. Убрал все мешающие вещи с глаз долой, не оставив мне ничего, включая его инструменты, обычно разбросанные повсюду. Почему я сразу не обратила внимания на эту стерильность? Даже место для ёлки у окна освободил, избавив меня от малейшей возможности развести сырость над его барахлом, валяющимся в каждом углу… Не удивлюсь, если где-то запрятано письмо с насмешками в духе «а ты думала, я тебя не переиграю, внученька?»

─ Так, значит, да? ─ обратилась к потолку, а потом мною овладела небывалая злость. ─ Решил уйти победителем?

Я метнулась в коридор, закуталась в тёплое, взяла топор и санки, а затем решительно отправилась в лес — рубить и кромсать.

У нас с дедом было особое место, где он учил меня стрелять по банкам и любопытным туристам, жаждущим выкупить здесь земли или поохотиться на живность, так что спустя полчаса пробежки в валенках по колено в сугробах и звучного мата, я-таки прибыла в нужную локацию.

Здесь даже воздух казался особенным — пропитанным каким-то по-настоящему зимним предновогодним духом, а снег, лежащий повсюду, переливался словно крошечные алмазы в уже вечернем сумраке, соперничая яркостью с только зажёгшимися звёздами. Я залюбовалась пейзажем, и даже холод уже не казался таким кусачим в тот миг, а потом и гнев потихоньку начал отступать. Всё же ничто так не способствует успокоению, как пешая прогулка по морозцу…

Разглядывая заснеженные ели и сосны, я почти постигла дзен, примеряясь к дереву, которые сам дедуля высаживал тут ещё со своим собственным дедом — потому и рубил их только в этом конкретном месте. Вообще, здесь у каждого имелся такой островок, где селяне и их предки собственноручно потихоньку облагораживали территорию из года в год, так что эта часть леса, окружающая деревню, казалась гораздо гуще, чем самая тёмная чаща. И этот вид всегда меня немного пугал — будто люди отгораживались от чего-то, пытаясь защититься.

Ну вот зачем, спрашивается, я продолжаю выдумывать то, чего быть не может? Из-за своего не в меру живого воображения мне теперь, как в детстве опять мерещится всякое вроде чужого взгляда, следующего по пятам, а я сюда не пугать себя пришла!

Отогнав идиотские страхи, приметила впереди средних размеров ёлочку, которая будто просила увести её отсюда, и я уже двинулась ей навстречу, когда прямо из занавеса пушистых ветвей вдруг показалась огромная звериная башка, одарив взглядом больших голодных и почему-то очень знакомых глаз.

─ Обжорка? ─ позвала неуверенно, и олень, поняв, что его признали, тут же показался весь, подходя к едва не намочившей штанишки мне. ─ Я думала, ты больше не появляешься.

Несколько лет назад меня угораздило спасти это рогатое чучело из капкана, вернее, я его просто нашла, заблудившись, когда в очередной раз повздорила с дедом, а тот, отправившийся на поиски блудной внученьки, сумел вытащить зверя. Я думала, старик меня привычно отчитает, но тот раз был, наверное, единственным, когда он использовал слова похвалы… Впрочем, у него всегда отношение к животным было гораздо лучше, чем к людям, и это, похоже, стало нашей общей чертой. Он даже волка в тайне от деревенских выхаживал однажды.

Обжорка тем временем потряс рогатой головой, опровергая моё предположение, а значит, втайне от меня наведывался к дедушке за свежей морковкой и другими вкусняшками, которых не было в лесу, особенно зимой.

─ Тогда придётся тебе со мной прогуляться, если хочешь деликатесов, ─ сообщила ему, и как мне всегда казалось, он понял, сверкая блеском голодных глаз.

Только олень почему-то не выглядел радостным — он как-то странно покосился в ту сторону, откуда пришёл, а потом опять качнул головой, и мне почудилось, что он как пёс хочет, чтобы я за ним пошла.

─ И что там?

Ответом послужил звериный тыл с милым хвостиком, и мне ничего не оставалось, кроме как последовать за порыкивающим что-то лесным созданием, крепче сжав в руке топор. И чего так сердце застучало, спрашивается? Может, всего лишь кто-то из его рогатых приятелей попал в очередной капкан, а теперь ему требуется помощь? Не поведёт же он меня к затаившимся в кустах волкам? Потому что это будет максимально странно — олень, вступивший в долю с хищниками, которые его крышуют ради прокорма, хотя… Я ничему не удивлюсь в такие морозы…

Но открывшаяся мне картина превзошла все ожидания.

Как только я шагнула на знакомую поляну, первым, что бросилось в глаза, оказался труп! Большое тело лежало, уже хорошо припорошённое недавним снегом, и я не знала, можно ли ему было ещё помочь и нужно ли, однако странным казалось вовсе не это. Просто мужчина — а по очертаниям это был именно он — лежал точно на том же самом месте, где когда-то я обнаружила Обжорку. Совпадение?

─ Дед, если это твои проделки, я тебя с того света достану!

Ответом мне послужило хриплое карканье, и старый ворон сорвался с соседней ветки, заставив вздрогнуть, а меня подтолкнули мордой чуть пониже спины.

─ Твой знакомый?

Олень изобразил кивок, а я склонилась над незнакомцем, пытаясь понять, что вообще с ним делать. Из-за облака как раз показалась яркая луна, и её свет помог разглядеть товарища получше, убеждая в том, что сложен он действительно неплохо, а ещё что одет мужчина совсем не по погоде, и кожаная куртка на босу грудь никак не способствовала согреву. Если учесть покрытую инеем густую бороду и ресницы, губы немного синеватого оттенка, как, впрочем, и вся остальная кожа, то о спасении тут уже никакой речи не шло.

─ Эм… И что я могу сделать? Я даже не врач, а единственный доктор на километры — сильно пьющий ветеринар. Оно нам надо?

Но Обжорка настойчиво толкался носом в моё плечо, вынуждая не бросать замёрзшего типа, и я почему-то не смогла остаться равнодушной. Наклонилась ниже, пытаясь нащупать пульс на мощной шее, едва не вскрикнула от того, каким ледяным было его тело, однако слабые удары всё же отдавались в мои пальцы. Выдохнув с облегчением, я начала тормошить мужчину, совершенно не ожидая подвоха.

─ Эй, Вы меня слышите? Подъём, уважаемый — не спите!

Всё произошло слишком быстро.

Как только я коснулась его плеч, меня вдруг обхватили, буквально уронив на себя, и я распласталась на чужой груди, прижатая к не такому уж и холодному телу. Попытавшись тотчас вырваться из стальной хватки, я была нагло возвращена на место одним лёгким движением, и стоило незнакомцу обхватить одной пятернёй мою шею сзади, меня парализовало лёгким ужасом.

На миг он открыл глаза, взмахнув заснеженными ресницами, и я словно встретилась взглядом с самой ледяной стужей, прячущейся в теле человека. Я не могла и слова вымолвить, а вот мужчина зря времени не терял — принюхался ко мне, словно голодный зверь и вынес вердикт, совсем меня не утешивший.

─ Сладко… ─ пробасил он, и вдруг обрушился на мои губы таким откровенным и жадным поцелуем, что я не иначе, как от шока позволила чужому языку ворваться в мой рот.

Возмутиться у меня попросту не получилось. Застигнутая врасплох, я потерялась в ощущении абсолютнейшей беспомощности, а он всё целовал и целовал, не давая передышки. В какой-то миг мне вдруг даже почудилось, что из меня выпивают жизнь, и лёгкие начали гореть огнём, пока садист, притворявшийся жертвой, всё никак не мог насытиться. Что это за жуткое чувство?

─ Слабенькая, ─ высказался он, напоследок лизнув мою губу, и мы поменялись местами — теперь это я была на грани обморока, а он уже держал меня на руках, закидывая на широченное плечо, где поместилось бы две таких, как я.

─ Говорил же тебе, полегче — она тебе не наши бабы, ─ отозвался кто-то, но я уже ничего не видела — перед глазами мелькали чёрные точки и снег. Слишком много снега.

─ Ага, а то как же… Нормальные бабы ели не ходят рубить! Показывай дорогу, тупица, ─ обратился мужчина, шлёпнув меня по тому месту, которое ищет приключения.

─ Оскорблять-то зачем? Я тебе помогаю, а ты… Никакой благодарности…

Больше я ничего не слышала и даже не видела, но понимала одну неприятную и обидную вещь.

Обжорка оказался предателем, и действительно привёл меня к моей же погибели — возможно, у них эта схема уже отлично отработана, ведь не просто же так же из деревни все молодые девушки куда-то со временем пропали.

─ Зря я тебя морковкой кормила, ─ всё, что сумела сказать, прежде чем потерять связь с реальностью.

Молодец, Настенька — сходила за ёлкой… 

2

Настя

Очнулась я с ощущением, что мне приснился кошмар с элементами абсурда, но больше всё же от того, что меня кто-то трогал, причём, трогал довольно откровенно и настойчиво. Мужские горячие ладони приятно скользили по обнажённой коже бёдер, умело растирая её и разгоняя кровь, отчего захотелось сладко потянуться.

Я так и сделала.

Когда в последний раз мне было так приятно от чьих-то прикосновений? Да никогда такого не было — именно поэтому мозг решил, что это всего лишь иллюзия, позволяя мне расслабиться и отдаться самому невероятному сну, какие меня прежде ещё не посещали. А горячие ладони, разминающие тело, тем временем медленно, но уверенно перебрались на ягодицы, и я совсем не почувствовала на себе белья.

Оно же вроде было на мне ещё недавно?

Пока разум настойчиво пытался подкинуть мне идею, что некоторые события идут совсем не в правильном направлении, умелые пальцы уже сминали мои половинки, поднимаясь вверх по пояснице, перебирая позвонки, будто считая, на месте ли каждый, а я уже совсем превратилась в желе. Что за сон такой? И почему раньше такого не происходило?

─ Что ты со своим телом сделала, идиотка, ─ ворчал кто-то, прямо, как старик. ─ Не должны девки так надрываться… Совсем в своём мире ополоумели с этой эмансипацией… Куда только мужики смотрят?

Моё подсознание подало слабый сигнал тревоги, призывая срочно проснуться и понять, что творится, но тело жаждало продолжения банкета, тем более, меня уже перевернули на спину, проходясь ладонями от предплечий к ключицам и ниже, а едва коснулись груди, мой сон почему-то выругался едва ли знакомым голосом.

─ Твою мать… Я сдохну раньше, чем тебя отогрею!

Но чужие пальцы всё равно проложили дальнейший путь, и когда несмело начали спускаться туда, где мне хотелось почувствовать их больше всего, я вдруг начала просыпаться, понимая, что ни хрена это не сон! Более того, стоило открыть глаза, над собой я увидела склонившегося огромного, к тому же ещё и полуголого мужика, чьё бородатое лицо я смутно начинала припоминать.

─ Что Вы себе позволяете?! ─ отскочив от него, как от прокажённого и ударившись о спинку кровати, взвизгнула я, хватаясь за простынь и накрывая всё, что итак уже во всех деталях рассмотрели. ─ Кто Вы вообще такой?

Я обнаружила себя в спальне бабушки с дедом, и сама мысль, в каком я виде тут нахожусь и с кем, вызвала прилив крови к щекам, что не осталось незамеченным мужчиной.