У парадного входа в итальянский ресторан с названием «Мест нет» нас, готовеньких перехватила какая-то знойная Памела Андерсон [89] с эскортом френдов. Только зачем она вся вымазалась гуталином? Но знатные памеловские буфера ничем не испортишь. Даже гуталином.
– Поесть, касатики мои? Я знаю за углом один прекрасный ресторан, где всегда для вас места есть, алеманчики мои родненькие. А «камида» там («ля пожрать» по-вашему) – просто пися! Чесслово [90].
«За угол» с нашими новыми провожатыми шли минут десять мрачными, темнеющими подворотнями. Места явно не алеманские. К тому же стало заметно смеркаться:
– Падры, вы тоже слышали вой или мне почудилось?
Скрасил гнетущую атмосферу маленький проходной сюжет: случайно ли, но на марше я резко сбавил обороты, развернувшись к слегка подотставшей кавалькаде, дабы вопросить давно назревшее «доколе». И пышногрудая Пэм, следущая прямо за мной, оказалась прямёхонько в моих объятьях. Въехала, так сказать, в районе Вьеха в меня всеми своими «бритнями» по самые локти:
«Рестораном» оказалась комната на втором этаже дома, попавшего, как и многие соседние под артобстрел. Ресторан в три столика. Посетителей тоже было не густо. «Мэ густа!» [94] В смысле только мы втроём на бритни и клюнули. Хозяйка ни слова по-аглицки, от наших тыканий в разговорники толку не больше. Позже с моей стороны всё же была вялая попытка законнектиться, когда уже сытый и довольный, выйдя на балкон и указывая на разрушенный дом напротив, я пробулькал:
Заказали уже проверенные «поркине и саладо». И «шахматный» чёрно-белый гарнир, само собой. Тот, что «мавр на христианке». Так увлеклись заказыванием, что забыли про цены узнать. Что даже для лошков весьма опрометчиво. И отобедали в итоге без фанатизма… аж на
И ещё одна зарубка на носу: статус заведения общественного питания следует интерполировать с учётом кубинского колорита. «Ресторан» означает небольшую кафешку, «кафе» – кулинарию с пустой витриной. А «кафетерий» – это окошко, где бойко продают хот-доги и «кубинбургеры». Последние ядовито-химического жёлтого оттенка. Очень спорная кулинарная забава, по поводу которой желания «всё в жизни испробовать» даже не возникло.
По возвращении в Гавану, уже под занавес путешествия, мы нашли таки тот самый злополучный «Оазис». Кто бы из местных сусаниных догадался, что этим глупым алеманам понадобится затрапезный кафетерий на Праде, с одной витриной-холодильником и двумя кубинбургерами внутри, один краше прежнего. Коллеги, относитесь к путеводителям с известной долей скепсиса.
Каждый уважающий себя кубинский город имеет в своём арсенале свой Малекон, свою Праду, свой Арбат, свой Капитолий и свою чудо-сейбу на своей же центральной Пласа де Армас. И Гавана – не исключение. Поэтому немудрено, что прямо с Прады, обогнув отель «Англетер»
В «Англетере» давали живую музыку, прямо на террасе. Создавая тот самый легендарный и неповторимый кубинский колорит танцующих прямо на улице людей. Какой-то местный бомжарик так ловко выделывал коленца прямо перед объективом, что на плёнке только его кульбиты и остались. Нашим бы попрошайкам на паперти столько куража да задора. В связи с чем напрашивается такой вопрос к братьям Кастрам: что же это у вас в стране делается, ежели наши бомжи, к примеру, мирно себе по помойкам лазят, а ваши к гражданам великой державы на улицах пристают посредь бела дня, да ещё и в сумерках? Разберитесь! Сроку – до следующей выездной инспекции.
Вечер и темнота наступили рано
«Упыри и вурдалаки приготовились к атаке» [96]
Представители злачной отрасли поджидали тут же и везде: из каждого окна, закоулка, скамейки, витрины кафетерия. Колосились буйным цветом спелые, расцветшие под щедрым кубинским солнцем, налитые соком и желанием подзаработать. Они были прекрасны и удивительны! Но мы твёрдо
Мы твердили себе что-то в оправдание про «успеем ещё», про «и не раз» и про «времени ещё вагон»… Честно? Мы испугались той вопиющей простоты и доступности отношений, что так разнилось с нашими отсталыми домостроевскими представлениями о заветности греха. Вся эта тургеневщина с клятвами на Воробьёвых горах, где чеховская дама с собачкой и камелиями праведно пучит глаза и предостерегает. Где те же три товарища
Когда в окнах второго этажа я увидел развесёлую компанию чик и френдов, так мило и по-доброму зазывающих нас не проходить мимо соблазнов, я явственно ощутил себя профессором Плейшнером, который вдруг отчётливо вспомнил, о чём говорил ему Штирлиц, и понял: «Пыздэсь явке!» [98]
Потому, недолго думая, на скорость пробежали зону обстрела туда и обратно там, где она менее темна и опасна [99], с уговором продолжить завтрашний осмотр достопримечательностей с последней контрольной точки, уже при свете дня.
Койки в Хилтоне. Что про них сказать? Да, блин, мы рыдали оттого, что на таких мега-сексодромах приходится коротать ночь в одиночестве, заховав своё естество глубоко в кулак. Коря себя за все вышеописанные фальшивые культурологические табу и отсылки к классикам и акклиматизации. А ведь
На кой хрен нам такие коицы, ежели рот неймёт и немотствуют уста [102]? Как в анекдоте про русалку и рыбаков-джентльменов:
– Зачем [выбросил]?
– А как?
Но двое суток без сна сильней.
09.12.06, Суббота. День Третий
Проснувшись посреди ночи, около трёх, я ощутил, что за «така кака» эта ваша акклиматизация или адаптация, язвь её. День-то с ночью напрочь перепутаны! Ворочался около часа, не решаясь протрубить «рота, подъём». Только слышал такие же беспокойные ворочанья, старческие охи да пуки вторивших мне соотчичей. Падре Бобб
– Отцы, вы спите?
– Ну, слава решительному! Нет, конечно!
Что делать трём бедным алеманским Ёрикам [103] на краю Земли в четыре утра? А я вам скажу: сидеть в баре и пить мохито [104]. Потом кофе с сэндвичем
Нами овладели необычные ощущения: в баре прохлада, а за окнами осязаемая, густая и тёплая влага
Благость и текила вновь снизошли на нас, и мы отправились досыпать недоспанное до второго, уже официального завтрака.
«Бессонница. Гомер. Тугие паруса. Я список кораблей прочёл до середины…» [105]
Нигде доселе не видел я такого разнообразия блюд и разносолов. Уже на второй день я осознал, что даже закусать всё представленное гастрономическое рогоизобилие [106] не выйдет: неделю, не меньше [107]! А как потом из норы вылезать, Пятачок? Но первый подход «к станку» состоялся. Вот этот «чёрный список» неуместных излишеств и обжирательств
✔ сосиски формата «мини», в томатном соусе;
✔ маринованные луковички, тоже мини;
✔ омлет у тебя на глазах, с начинкой по твоему выбору;
✔ «пан» – хлебцы и булочки всякого толка;
✔ сардельки из какого-то темномясого зверя поросячьего;
✔ овощи молочные, тушёные;
✔ бананы жареные…
Последним, на третьей уже тарелке сошёл с дистанции Боббин Барабек [108], выдохнув откуда-то из глубины желудка:
– Уф-ф! Всё, пацаны, больше не могу… – и уже все вместе хором икнули тёте на выходе: – ты, это… заходи, если что [109]. В смысле грасьяс…
…ну и фруктами. К уже известным даже в нашей суровой стороне апельсинам и грейпфрутам лично я добавил знания о таких диковинных плодах как папайя и гуава/гуаяба
Путеводитель предостерёг, что «папайей» в некоторых провинциях называют также и самый сладкий плод – женский. Но в каких провинциях, забыл уточнить. Ладно, думаем, будем везде называть как рекомендовано – «фрутобомбой». В контексте, Падре Лео сетует
«Мы тут, понимаешь, приехали к ним за «трэс фрутобомбас», а они…»
По дороге во Вьеху нас опять застал ливень, да и весь третий день был на мокром месте: с неба то сыпалось, то из ведра, а то просто в воздухе стояла мокрота. И не отхаркивалась. Отличная погода, пацаны, отлично «оттопыриваемся»! Сегодня суббота, потому решили – «трабаха маньяна» [113], и влились в ряды праздно шатающегося населения. Днём Арбатовский затон оказался не столь страшен [соблазнами], как в тёмное время: много алеманов и просто людей: семьями и с детьми. Суббота ведь у нас, кубинцев!
При попытке проникнуть в расположение музыкального супермаркета меня попросили сдать на хранение мою «мочилу»
Вот тезисно, основные точки пешего путешествия:
………
Напротив
………
………
………
– Вам хорошего?
– Дядя Петя, ты дурак? – как первый раз прямо, – нам лучшего! [120]
И он принёс «Буканеро» – пиво №1
О пиве. Кроме
Попросили у Луиса-2 «сэнисэру-пор-фавор»:
– А, пепельницу? Уно моменто, пацаны, – и подтаскивает ту, что при входе с надписью «Кока-кола» стоит (у которой внутри вместо колы мусор), – сэнисэра, пацаны!
Ну и какой он после этого Луис? В дальнейшем нам представится шанс отыграть эту пропущенную шайбу
Пошлындали в эпсилон-окрестности Прады. Какие-то дворцы, памятники, улочки узкие, музеи… Посреди всего стоит Пантеон Катеру. Мамбисесы кругом, съёмка запрещена. А у нас скрытая камера. Что за катер? У нас хоть мумия живого вождя в Мавзолее, а тут – мумия катера. Свадьба какая-то [123]. Потом из путеводителя узнали: на этом судне 50 лет назад два сорвиголовы приплыли на остров, чтоб так кубинцы сейчас жили [124]. Это и есть тот самый заветный кубинский «цветочек аленькЫй» – катер
И ещё из путеводителя
Уж полночь близится, а ужина всё нет [127]. Даже обеда. Да хоть какой-нибудь уже закуски. Стали тыкаться на предмет «ля пожрать». На Праде ничего путного не отыскали: тут или пафосные рестораны для алеманов-Ё или окошки с кубинбургерами для местных. Эль Грандэ Мастер Бо хнычет:
– Тогда веди хоть куда, лишь бы к еде ближе.
– Я и веду… – только мы идём-идём, а «камиды» всё не видно и не видно [129]. Падрэ Бобба подзуживает:
– Прошло три дня…
– Не ссыте, пацаны, сейчас устрою вам кафешку: всем кафешкам кафешку. Вам понравится. Чесслово! Вон, в проулке видите: колониальная засаленная барная стойка, и очередной засаленный Луис за ней. Жизнь-то налаживается…
В эту минуту в переулке к нам по-агутински расслабленно, вразвалочку подходит «просто так прохожий парень темнокожий» [130]. И к Боббомиру всё ближе [131]. Видно, очередной «гуд сигарс, гуд чикас, фоки посибле». Что-то на ремне у Боббы высматривает, улыбается
– Б…! Ты что же это, сука кубинская, делаешь?! Пи…р! Г…н! Убью нах, паскуда! – заорал в негодовании пощипанный с боков Командор.
После таких истошных криков эта падла кубинская, видать, и впрямь подумал: чего это он? Пред ним три богатыря былинных, три Пересвета с Челубеем [132]. А он за сумочку. Перед ним, как лист перед травой [133], три кедра сибирских, три сейбы хосемартишных, трэс текилас плюс закрепляющая. А он всё не унимается. А сумка сидит на ремне, гадина такая, как влитая, назло всем черноразным сволочам. Но ему-то откуда было знать? В общем, после такого конфуза падлюке не оставалось иного, как спешно сдриснуть за угол, обратно в свою грязную кубинскую подворотню, где ему и место. Только его чёрные пятки и видели. Лишь в спину успел получить «пару этажей» по-русски – больше не успели нагородить.
Видимо, на то и был расчёт жулика – внезапность. Ведь достаточно было лишь руку на него опустить, среагируй мы на мгновение раньше. И всё: контузия, как минимум. Но настолько неожиданно и внезапно всё случилось. Может, вся сцена и заняла секунду, но предстала перед нами словно в замедленной съёмке, покадрово.
Какие они всё-таки все «пи-и-и» и «пи-пи-пи-и-и-и», эти кубинцы! И Луис первый. И все последующие за ним Луисы тоже. Не пойдём больше к нему. Пусть, сука, подавится своей отвратительно вкусной едой, подонок черноразный. А ты, Фидель, куда смотришь? Мух совсем не ловишь! Или от котлет отделить не можешь? Ты сюда смотри, что твои черти черножопые вытворяют! Кто за тебя их в сортире мочить будет [134]? И брату тоже передай. Ведь он же брат твой, Рауль-то…
«Помнишь, я ногу проколол, а ты тащил меня? Это всё моё, родное… В чём сила, брат?» [135]
– Передаёт наш специальный корреспондент Бобби Блускер, прямо с места событий:
– Недалеко от Капитолия негр попытался вырвать сумку с фотоаппаратом. Видимо, надеялся на внезапность, так как нас было три здоровых мужика. Увидев, что кавалерийская атака не прошла, очень быстро сделал ноги. Очень жалели, что не вломили ему как следует, уж очень всё быстро произошло. Потом уже были готовы к подобным случаям, но, к сожалению, и негры обходили нас стороной. Марианна?..
– Бобби, расскажите про ваше отношение к этому инциденту.
– После этого случая у меня резко изменилось отношение к неграм. Из добродушных и весёлых туземцев они превратились для меня в черножопых уе…нов. Нужно их всех отправить на трудовые работы, тростник рубить, нах. А ещё лучше: на историческую родину – в Африку. Марианна?..
– Спасибо, Бобби. Это был наш специальный корреспондент на Кубе Бобби Блускер [137].
Расстроились, конечно, но виду старались не подавать: одна рука на рюкзаке, другая – в кулаке. И на сумочке, конечно, как на кобуре. «Мы мирные люди, но…» [138] боковой обзор включили и мышцы в тонусе: пусть только хоть кто-то посмотрит недобро. Такую им, б…, Гранмаму устроим: Че от удивления перевернётся в гробу… мы его тоже видели!
Так, размышляя о смысле жизни, не заметили, как углубились далеко от туристических троп: алеманов вокруг нет, отелей нет, полезных ископаемых нет, растительности нет. Еды и подавно. И населена враждебными кубинцами [139]. Даже мальчишки, играющие в футбол прямо на проезжей части между автомобилей, вызывают жгучее подозрение. Отцы и на меня уже недобро поглядывают:
– Куда ты ведёшь, Рыга Костромская, ты ж, б…, уводишь от благ цивилизации! Сусанин, б…!
– Ну ладно-ладно, давайте поймаем таксо.
– Х… ты тут таксо поймаешь, сам ведь видишь: кубинское не остановится (им запрещено брать на борт туриков), а «конвертибле» только возле алеманских мест ловятся: у отелей, музеев, достопримечательностей, цифр для запоминания…
Осмотр «верстовых каменюк» и привязка к местности по карте радости не добавили: «Дэрэча» пойдёшь – ноги сотрёшь, «искьерда» пойдёшь – хрен с маслом найдёшь, «ррэкто» пойдёшь – «опять на Курский вокзал попадёшь» [140]. Кстати, «каменья» на перекрёстках – такая латиноамериканская тема: вместо табличек на домах названия улиц обозначают.
Голодные, обозлённые, задницу в кулак: поплелись обратно, к их грёбанному Капитолию, от которого успели отойти на две их грёбанные кубинские мили. Исшоркались по уши!
Дали зарок не вестись больше за всякими рыгами. Есть Капитан, значит, он же и флагман. Наливай!
К вечеру, немного отойдя от пережитого и отмокнув в «трэс текилас», заглянули на огонёк в кафе через дорогу, которое заметили с высоты прожитого и выпитого нами в отеле. «Камарерой»