Помоги проекту - поделись книгой:
2) A – Александрийский кодекс, V в., факсимильное издание: Е. Maunde Thompson (British Museum, 1879-1883); F.G. Kenyon (1909); Британская библиотека.
3) B – Ватиканский кодекс, IV в., факсимильное издание: G.Cozza-Luzi (1889-1890); факсимильное издание НЗ также издано в Милане (1904) и в Ватикане (1965); Ватиканская библиотека.
4) P74 – VII, или даже, возможно, VI в., место происхождения неизвестно, коллекция Бодмера, Женева, содержит Деяния 1:2-28:31; издан в 1961 г. (R.Kasser).
Особенности «западного» текста
Все отклонения «западного» текста НЗ от александрийского могут быть разделены на две основные группы: добавления и пропуски. Наиболее существенные добавления в Деяниях сделаны в следующих местах: 1:2; 4:18, 32; 5:15, 39; 6:10-11; 8:24; 10:25; 11:2; 12:10, 23; 14:2-7; 15:2, 12, 20, 29; 16:4, 35, 39; 18:4, 8, 19, 27; 19:1, 9, 14; 21:16. Добавления носят самый разнообразный характер и различны по длине. Так, например, регулярно к имени Иисуса добавляется Христос или Господь (см., например, Деян 1:21, 7:55) или же появляются упоминания о Святом Духе (ср., напр., Деян 15:7 «встав, Петр сказал» – александрийский вариант, «встал Петр в Духе (ἐν πνεύματι)» и сказал – «западный»). Некоторые добавления носят характер глосс, например, в Деян 17:31 («Ибо Он установил день, в который будет судить вселенную через мужа …») после «мужа» добавлено «Иисуса». Некоторые добавления делают текст более гладким и последовательным, устраняя противоречия. Часть добавлений, однако, меняет значение текста радикально. Один из самых характерных примеров – решение Апостольского собора в Деян 15:20. В александрийском тексте перечислены четыре запрета, в «западном» три, но зато добавлено так называемое золотое правило в негативной форме («не делайте другим того, что не хотите себе»). Пропуск третьего запрета и добавление золотого правила превращает текст, содержащий главным образом диетические ограничения (воздерживаться от всего, связанного с языческим культом (τῶν ἀλισγημάτων τῶν εἰδώλων) – на фоне последующего воспринимается как, в первую очередь, запрет есть мясо принесенных в жертву языческим богам животных), от блуда, от мяса, неритуально убитых животных (τοῦ πνικτοῦ – удавленины и пищи, содержащей кровь – τοῦ αἵματος) в текст скорее этического характера: воздерживайтесь от всего, связанного с языческими культами, блуда и убийства (τοῦ αἵματος. в таком контексте воспринимается как обозначение убийства), а также не творите другим зла[35].
Иногда в «западном» тексте появляются выразительные и колоритные детали. Так в Деян 8:24 добавлено, что Симон Маг, попросив помолиться за него, непрерывно плакал; в 12:10, что Петр и ангел выходят из ворот, спускаясь по семи ступенькам; в 16:30 стражник, прежде чем вывести Павла и Силу, запирает остальных заключенных; в 19:9 указаны часы, в которые Павел ежедневно проповедовал в училище Тиранна. Некоторые из деталей указывают на хорошее знакомство с местными особенностями.
Пропуски в «западном» тексте по сравнению с александрийским получили в науке весьма неуклюжее название «западные неинтерполяции». Термин был введен Весткоттом и Хортом (Westcott-Hort, 175-177), которые использовали его, дабы избежать необходимости говорить об интерполяциях в александрийском тексте, поскольку считали этот текст (в их терминологии нейтральный) чистым от интерполяций. Западные неинтерполяции встречаются чаще всего в евангелиях, больше всего в евангелиях от Матфея и от Луки (наиболее знаменитые примеры: Мф 27:49; Лк 22:19Ь–20, 62; 24:3, 6, 9, 36, 40, 51, 52[36]).
Соотношение «западной» и александрийской редакций
По поводу соотношения краткой и длинной («западной») версий текста Деяний существует немало теорий. Остановимся на основных[37].
1. «Западный» текст (причем не только Деяний) является результатом свободного обращения писцов с имеющимся в их распоряжении текстом. Писцы сглаживали, правили текст и делали вставки. Истории об апостольском веке продолжали широко бытовать во II в. и служили тем источником, из которого черпали переписчики свои интерполяции. См. Westcott-Hort, II, 122-126; W.Н. Р. Hatch,
2. Оба варианта принадлежат Луке. Первым эту идею высказал в XVII в. голландский ученый Жан Леклерк (Clericus), который, впрочем, от нее отказался: J. Leclerc,
3. Лука умер, так и не успев закончить своего сочинения, которое местами представляло собой наброски, пометки на полях и между строк. В середине II в. авторский экземпляр попал в руки двух редакторов, которые независимо друг от друга создали те два текста, которые и дошли до нашего времени. Существенные расхождения объясняются тем, что один из редакторов включал все пометки и маргиналии в текст, а другой этого не делал; см. W.A. Strange,
4. «Западный» текст – результат изменений, внесенных редактором, работавшим до (причем, возможно, задолго до) 150 г. Этот редактор был грекоязычным христианином, знавшим немного древнееврейский язык. К такому заключению пришел Роупс:
5. «Западный» текст принадлежит автору Деяний, а александрийский явился результатом сокращения оригинального текста, в результате работы редактора: А. С. Clark,
6. «Западный» текст обладает ярко выраженной богословской антииудейской тенденцией, привнесенной в нее редактором; см. P. Menoud, «The Western Text and the Theology of Acts», Studiorum Novi Testamenti Societas, Bulletin, 2 (1951), перепечатано в: Jesus Christ and the Faith: A Collection of Studies by P. H. Menoud (Pittsburgh, 1978), 61-83; E.J.Epp, The Theological Tendency of Codex Bezae Cantabrigiensis in Acts (Cambridge, 1966, MSSNTS, 3).
В настоящее время ученого консенсуса в вопросе о соотношении редакций не существует, хотя большинство исследователей отдает предпочтение александрийскому тексту. Стандартный критический текст Деяний опирается, главным образом, на александрийский текст, несмотря на заверения Метцгера, что Издательский комитет Греческого Нового Завета Объединенных библейских обществ считает, что ни александрийская, ни «западная» традиция не содержат исходного текста и что вопрос о преимуществе той или иной традиции нужно решать в каждом конкретном случае отдельно[38].
Язык Деяний[39]
Лука писал на койне. Литературный уровень его языка выше, чем в остальных книгах НЗ (исключая только Послание к Евреям), однако все же язык его скорее следует охарактеризовать как разговорный, нежели литературный[40]. Многое язык Деяний заимствует из Септуагинты (плеонастическое ἀνιστάνοα, ἐν μέσφ, ἐπῖ τὸ αὐτό), которая служила для Луки образцом благочестиво-религиозного стиля.
Деяниям присущи следующие черты, свойственные литературному языку: употребление оптатива (желательного наклонения), редкого в НЗ, инфинитива будущего времени с глаголом μέλλειν и причастия будущего времени для указания цели, а также использование риторических фигур речи: литот, парономасии, синонимии. Из характерных черт койне следует отметить: замену окончаний второго аориста окончаниями первого, стирание различий между сравнительной и превосходной степенями, а также между формами предлога εἰς и ἐν, замену родительного падежа конструкциями с предлогом κατά, использование перифрастических конструкций и т.д. К характерным особенностям Луки относятся: μὲν οὖν, γίνεσθαι с инфинитивом, καί после относительного местоимения, относительные придаточные как главные предложения.
Одним из наиболее дискуссионных является вопрос о характере семитизмов в Деяниях. Одна из объясняющих их наличие теорий состоит в том, что в основе Деяний лежит арамейский источник[41], однако, как показывают исследования, семитизмы, как правило, оказываются заимствованием из Септуагинты или подражанием ее языку[42].
Источники Деяний
Указывать свои источники является обязательным требованием в современной науке. В античности дело обстояло иначе. Далеко не все древние историки и далеко не всегда считали нужным упоминать, откуда они почерпнули свою информацию. Ссылки типа «как сообщают», «как гласит молва» считались вполне достаточными. Современным исследователям приходится сопоставлять тексты различных авторов, прибегать к лингвистическому анализу, изучать жизненные обстоятельства того или иного древнего автора для того, чтобы определить источники его знаний. Вопрос об источниках, на которые опираются историки, чрезвычайно важен для понимания методов его работы и, в конечном счете, надежности сообщаемой им информации. Нам важно понять, пользовался ли он в своей работе государственными архивами, имел ли доступ к хорошим библиотекам, был ли свидетелем событий, о которых писал, насколько вольно обращался со своими источниками, изменял ли найденную в них информацию, если она не подтверждала его концепцию. Поэтому вопрос об источниках является одним из первых, который задает исследователь, приступающий к изучению древнего автора. Лука ничего не сообщает нам о своих источниках, и, по словам Жака Дюпона, автора книги «Источники Деяний апостолов»[43] – знаменитого обзора работ по проблеме источников Деяний, «несмотря на тщательные и подробные исследования, определить источники Деяний так, чтобы это получило одобрение широкого круга исследователей, так и не удалось». Все попытки их нащупать – а в теориях на этот счет недостатка нет – до сих пор остаются безуспешными. И одной из основных причин является то, что для Деяний характерна единая стилистика: даже так называемые «мы-отрывки», в которых повествование ведется от первого лица множественного числа, не отличаются по языку и синтаксису от остального текста.
Посмотрим бегло на несколько основных теорий. Одни полагают, что в основе Деяний (главным образом, первой части) лежит ранний текст, причем некоторые считают, что скорее всего арамейский[44]. Другие, что автор пользовался двумя параллельными источниками: одним «хорошим», древним, написанным свидетелем событий, а другим «плохим», более поздним, легендарного характера, происходящим из иудео-христианского круга[45]. Третьи считают, что у автора было много источников: Иерусалимско-кесарийский (8:5-40; 9:29-11:18; 12:1-24), Антиохийский (6:1-8:4; 11:19-30; 12:25-15:35), некий частный источник, из которого автор почерпнул историю обращения Павла[46].
Как в пользу, так и против этих теорий было высказано немало соображений, и в процессе их обсуждений было сделано немало тонких и точных наблюдений о творческой манере и стиле Луки. По всей вероятности, с определенной долей уверенности можно сказать, что Лука пользовался как устными, так и письменными источниками, которые он перерабатывал, используя в своем повествовании. В некоторых местах, тем не менее, швы между различными источниками заметны: например, неожиданно меняется терминология (в первой части Деяний Лука пользуется словосочетанием «боящиеся Бога» – φοβούμενοι τὸν θεόν, а начиная с 13:43 «боящиеся» уступают место «чтущим (Бога)» σεβόμενοι (τὅν θεὅν), о значении этой категории см. ниже, с. 46 слл.), некоторые рассказы дублируются, иногда видны редакторские связки между двумя рассказами.
Естественным образом особое внимание тех, кто занимался проблемой источников Деяний, привлекали так называемые «мы-отрывки»[47]. В тексте Луки имеются три таких отрывка[48], все они находятся во второй части Деяний, в местах, где речь идет о морских путешествиях. Первый рассказывает о путешествии из Троады в Неаполь, порт Филлипп (Деян 16:10-17), второй о путешествии из Филипп в Кесарию (20:5-21:18), третий о путешествии из Кесарии в Италию, во время которого неподалеку от Мальты произошло кораблекрушение (27:1-28:16). Существует несколько объяснений неожиданной смены ракурса повествования.
1. Лука, спутник Павла в этих путешествиях, вставил в свой текст отрывки из дневника, который он в это время вел (эта традиция зафиксирована уже в каноне Муратори, стк. 35-37: Lucas optimo Theofilo comprendit quae sub praesentia eius singula gerebantur – «Лука, обращаясь к „наилучшему Теофилу“ соединил вместе события, которые произошли в его присутствии».
2. Автор воспользовался чужими дневниками, которые сильно отредактировал.
3. Автор, который был свидетелем происшедшего, хотел это таким образом подчеркнуть.
4. Автор не был свидетелем происшедшего, и использование первого лица является стилистическим приемом, цель которого придать правдоподобие описываемому[49].
Проблема историчности Деяний
Деяния Апостолов – первое христианское сочинение, рассказывающее об истоках христианской церкви. Если бы его не существовало, то о начальном этапе христианства нам почти ничего не было бы известно, за исключением тех крупиц информации, которые удается извлечь из Посланий Павла. Именно поэтому вопрос о том, насколько исторически надежно повествование Луки, стоит так остро.
Самый серьезный удар по вере в значимость Деяний как исторического источника был нанесен представителями Тюбингенской школы. Вердикт тюбингенцев был суров: Деяния – сочинение II в., при этом чисто богословское по характеру и дающее искаженную картину начального этапа христианства[50]. И хотя точка зрения тюбингенцев давно уже потеряла свою популярность и ошибочность многих их положений сомнения не вызывает, начатая ими дискуссия об историчности Деяний, то затухая, то разгораясь с новой силой, не прекращается. Значение Тюбингенской школы в изучении Нового Завета чрезвычайно велико. В сущности, с тюбингенцев следует вести отсчет серьезного научного исследования новозаветного корпуса. Поставленные представителями школы дерзновенные и бескомпромиссные вопросы взбудоражили и перевернули традиционную библеистику и заставили тех, кто не принимал решений тюбингенцев, искать ответы и защищать свои позиции на совершенно ином качественном уровне.
Восстановление репутации Деяний как исторического источника связано, прежде всего, с именем сэра Вильяма Митчелла Рамзи, великого английского археолога и блистательного знатока древней Малой Азии. Поначалу Рамзи был верным адептом Тюбингенской школы. Занимаясь изучением географии и истории Малой Азии, он попросту игнорировал раннехристианские исторические источники, в том числе Деяния. «Я прочел много современных критических работ о Деяниях и послушно принял распространенную точку зрения на Деяния как на сочинение, написанное автором II в., который хотел воздействовать на умы современников при помощи придуманного им описания ранней церкви. Его целью было не дать правдивое изложение фактов, относящихся к периоду около 50 г., а при помощи тщательно продуманного изображения событий и людей прошлого повлиять на свое собственное время. Он писал для современников, а не для истины. Его не волновал ни географический, ни исторический фон описываемого периода между 30 и 60 гг. I в. Он думал только о своем времени – 160-180 гг. и о том, как ему изобразить героев прошлого в ситуациях, которые тронут людей его времени»[51]. Позиция Рамзи изменилась радикально, когда, занимаясь исследованием ситуации в районе, который обычно называют Южная Галатия[52], он стал внимательно читать описание миссионерских путешествий Павла в Деяниях. Он не надеялся при этом найти информацию о времени Павла, но рассчитывал вычитать что-либо полезное для II в., т.е. времени, когда, как он считал, Деяния были написаны. Первое, что поколебало убежденность Рамзи в позднем происхождении Деяний, было чтение 14-й главы, в которой Лука рассказывает о том, как жители Листры после исцеления Павлом хромого приняли Варнаву и Павла за Зевса и Гермеса. Рамзи, знатока Малой Азии, поразило точное соответствие деталей в описании Луки тому, что было известно по независимым источникам: так из надписей мы знаем, что хотя пара Зевс-Гермес и встречается в разных частях Малой Азии, но особая концентрация совместных памятников Зевса и Гермеса (под греческими именами скрывались идентифицированные с ними местные боги) была характерна именно для района Листры[53]. Рамзи поставил вопрос следующим образом: если Лука оказался точным в одном случае, то не означает ли это, что он точен и в остальных: «Ни один писатель не является точным случайно или аккуратным время от времени. Он аккуратен благодаря определенной привычке ума. Некоторые люди аккуратны по природе, некоторые по природе рассеянны и неаккуратны»[54]. Соображения такого рода, но главным образом, тщательная проверка информации Деяний там, где такая проверка была возможна, превратила Рамзи в апологета историчности Деяний[55]. В самом деле, точность Луки в деталях поразительна. Так он совершенно правильно называет Сергия Павла, наместника Кипра, проконсулом, что, учитывая изменения в организации управления Кипром, показывает хорошее знание ситуации. Кипр попал под римское владычество в 57 г. до Р. Х.; два года спустя он был присоединен к Киликии, в 27 г. до Р. Х. он стал имперской провинцией и управлялся легатом, но в 22 г. до Р. Х. он перешел под управление сената и соответственно во главе был поставлен проконсул. Магистратов в Филиппах Лука называет στρατηγοί (стратеги), что является греческой передачей лат. praetores (преторы). Правильным титулом для городских магистратов в колониях был duumviri, но колониальные власти, копируя римские традиции, называли себя преторами, и Лука точно передает провинциальную чиновничью манеру повышать свой ранг[56]. Лука знает, что магистратов в Фессалониках называли политархами (Деян 17:6). Это редкий титул, который был в ходу в Македонии и Фессалии. Из 32 эпиграфических свидетельств 18 (а возможно, и 19) приходятся на Фессалонику[57]. Такого рода примеры можно множить. Работа Рамзи оказала очень большое влияние на протестантских исследователей, особенно в Англии и США. В немецкой протестантской науке среди защитников Луки-историка оказались такие крупные исследователи, как Теодор Цан[58], Адольф фон Гарнак[59], и знаменитый историк античности Эдуард Мейер[60]. С тех же позиций выступил и один из ведущих немецких католических специалистов по Новому Завету Альфред Викенхаузер, посвятивший большую работу специально рассмотрению исторической ценности Деяний[61]. Эти исследования изменили во многом ситуацию и сильно потеснили традиционный тюбингенский скептицизм, хотя о полном единодушии среди немецких ученых первой половины XX в. говорить все-таки не приходится.
После тюбингенцев наиболее радикально историчность Деяний была атакована американским исследователем, замечательным знатоком археологических еврейских памятников Малой Азии А. Т. Кробелем. В описании раннехристианской истории Лука отводит важное место боящимся Бога – квазипрозелитам-язычникам, которые почитали Бога Израиля, но не вступали в иудейскую общину и не становились прозелитами. Ядро этой категории составляли люди, практически принявшие единобожие, и портрет такого образцового квазипрозелита – римского центуриона Корнелия, Лука дает в 10-й главе. На периферии круга квазипрозелитов находились те, кого привлекала в иудаизме экзотика и необычность обрядов. Среди последних были даже представители римского нобилитета – иудаизм в I в. стал в Риме модной религией среди знати. Есть, например, основания полагать, что жена Нерона, Поппея, принадлежала к поклонницам иудаизма[62]. В Акмонии синагога была построена Юлией Северой[63], которая была верховной жрицей культа императора и принадлежала к самой верхушке аристократии: среди ее предков были цари эллинистического времени, а сын был римским сенатором[64]. Тем не менее споры о боящихся Бога ведутся уже больше столетия. Одна из серьезных проблем связана с тем, что термины, которыми пользуется Лука, описывая квазипрозелитов: боящиеся Бога, чтущие Бога (греч. φοβούμενοι τὸν θεόν, σεβόμενοι τὸν θεόν) не встречаются в эпиграфических памятниках – ближайшим аналогом в надписях является слово θεοσεβής и είσποιητοὶ άδελφοὶ σεβόμενοι θεόν ϋψιστον («приемные братья, чтущие Бога Высочайшего») в серии надписей из Танаиса в Боспорском царстве. Но как бы по-разному ни интерпретировали эти надписи и как бы ни объясняли соотношение их терминологии с терминологией Деяний, само существование круга иудействующих язычников ни у кого сомнения не вызывало. Ни у кого до Кробеля.
Идея Кробеля состояла в том, что появление такой группы в тексте Деяний с реальной историей никак не связано, а служило сугубо керигматической цели: «Это был символ, необходимый Луке для того, чтобы показать, что переход христианства в языческий мир свершился легитимно, без потери христианством своих ветхозаветных корней. Иудейская секта христиан совершила его по Божьей воле … Но этому есть оправдание и в самой иудейской истории: свидетельство тому – боящиеся Бога»[65]. Таким образом Лука оказывается богословом, который, не колеблясь, сочиняет исторические реалии, которые должны подтвердить его богословскую концепцию.
Аргументация Кробеля покоится на археологическом фундаменте. Кробель полагает, что количество информации о еврейской диаспоре, ставшей сейчас доступной исследователям, «позволяет реконструировать еврейскую жизнь исключительно на основе археологических находок»[66], а «поскольку археология не сохранила никаких следов боящихся Бога, их историчность представляется в высшей степени сомнительной»[67]. Насколько основательна позиция Кробеля? Прежде всего, он явно завышает возможности археологии для восстановления духовной жизни. Как заметил М. Гудмен, «нам стоит задаться вопросом, каким было бы представление историков об иудаизме, если бы они были лишены возможности черпать сведения из литературных текстов … Ни одно из археологических и эпиграфических свидетельств не содержит ни малейшего намека на действительно важные характеристики иудаизма, известные по позднеантичным еврейским и христианским источникам». Кроме того, несмотря на важные археологические находки второй половины нынешнего века, информация о жизни средиземноморской диаспоры, особенно в I в. по Р. Х., все еще, увы! лакунарна. У нас по-прежнему несопоставимо больше вопросов, чем ответов. Любопытно, однако, что сокрушительный удар по теории Кробеля пришел именно со стороны археологии.
В 1976 г., во время подготовки к строительству музея в Афродисиаде, городе в Карии (совр. западная Турция, примерно в 140 км к востоку от Эфеса), знаменитом своим святилищем Афродиты, среди лежащих на земле камней археологи обнаружили мраморную стелу с надписью, которой суждено было поставить точку в длительных дискуссиях о квазипрозелитах и подтвердить в этом вопросе историческую надежность Деяний.
Надпись, которую ее издатели[68] датировали началом III в. (до 212 г., т.е. до эдикта Каракаллы), была нанесена двумя разными резчиками на двух сторонах прямоугольной стелы, которая, возможно, стояла слева от входа в местную синагогу. На одной стороне надписи сообщается о строительстве благотворительной столовой[69]. Другая представляет собой список благотворителей, поддержавших строительство. Этот список состоит из двух частей, разделенных словами καὶ ὅσοι θεοσεβῖς = θεοσεβείς (и те, которые чтут Бога). При рассмотрении списка сразу же бросается в глаза контраст между двумя его частями. В верхней части почти половина имен имеет иудейскую окраску (транслитерация библейских имен, их греческие эквиваленты и т.д.). Хорошо известна ненадежность выводов об этнической принадлежности на основании ономастики. В частности, в еврейской среде были широко распространены греческие и латинские имена, в том числе теофорные, и поэтому быть диагностическим признаком они не могут – даже если человек носил имя, скажем, Дионисий, это еще не означает, что он не мог быть евреем. Еврейские же имена распространение в окружающем мире не получили – исключение составляют христиане, включившие в свой ономастикой определенный и ограниченный набор еврейских имен. Поэтому большая концентрация еврейских имен в первой части списка говорит о том, что в ней перечислены этнические евреи – члены общины в Афродисиаде. Это становится еще более очевидным при сопоставлении с нижней частью списка. Из шестидесяти трех имен в ней лишь два имеют иудаистскую окраску, одно, возможно, является семитским, два относятся к тем греко-римским именам, что были особенно в ходу среди евреев, а все остальные являются обычными греческими и римскими именами. При этом девять человек из второй части списка являлись городскими магистратами (βουλευταί). Сопоставление двух частей со всей очевидностью демонстрирует, что они содержат перечни имен людей, имеющих разное этническое происхождение. Таким образом, надпись из Афродисиады является первым безусловным эпиграфическим подтверждением того, что квазипрозелиты, которые занимали столь важное место в исторической концепции Луки, действительно существовали. Почему же Лука уделил им так много внимания?
Историческая концепция Деяний
В первой главе Деяний апостолы задают явившемуся им воскресшему Иисусу вопрос о том, когда (точнее, не в это ли время, не сейчас ли) будет восстановлено царство Израиля, иными словами, когда Израиль, народ Божий, обретет независимость и то значение, которое он имел при царе Давиде (ср. Мк 11:10, где толпа, приветствующая Иисуса, кричит: «Благословенно приходящее царство нашего отца Давида»). Иисус достаточно резко отвечает, что это не их забота, и объясняет, что же действительно является заботой Его учеников: быть Его свидетелями и распространить Его учение «вплоть до предела земли»[70]. Таким образом в самом начале сочинения Луки обозначена цель, которую он перед собой ставит как историк: показать, как предписанное Иисусом стало содержанием христианской истории. И действительно, Деяния заканчиваются в тот момент, когда задача выполнена: Павел проповедует в Риме, и теперь, когда благая весть достигла главного города тогдашнего мира, предела для ее распространения уже нет.
Цель, поставленная перед собой Лукой, диктует ему отбор материала и структуру повествования. Но он пишет не просто отчет о том, как постепенно в результате работы христианских миссионеров весть о воскресшем Спасителе завоевывала все новые сердца обитателей Средиземноморья. Да, автор строит свое повествование вокруг стремительно расширяющейся географии миссионерских путешествий, но интересует его не плавное течение событий, а моменты конфликтов, враги и друзья новой веры, препятствия, возникающие перед ее вдохновенными адептами, и преодоление этих препятствий. Деяния густо населенная и богатая событиями книга. В Деяниях упоминаются тридцать две страны, пятьдесят четыре города и девять средиземноморских островов. Девяносто пять человек названы по имени. Деяния – увлекательная книга. Лука рассказывает о кораблекрушениях, арестах, заключениях в тюрьму, исцелениях, воскрешениях. Как было замечено, в Деяниях есть все, что обычно включается в приключенческий роман, за исключением разве что любовной интриги[71]. И это увлекательное повествование ведет историк, имеющий четкую и продуманную концепцию.
Историк, если он действительно историк, а не хронист, фиксирующий только последовательность происходившего, всегда отбирает из доступной информации события и факты, которые ему представляются важными, организует и интерпретирует их в соответствии со своим пониманием исторического процесса. Если он хороший историк, то созданная им картина будет непротиворечива внутренне и не будет
Распространение христианства не было бесконфликтным. Христианство возникло как направление внутри иудаизма, и естественным образом адепты нового учения поначалу пытались рекрутировать своих союзников среди евреев. После того как новое движение выплеснулось за пределы Палестины, перед его сторонниками встали проблемы особого рода. Иудейские общины, разбросанные по территории всего древнего Средиземноморья, не могли существовать без поддержки государства и без государственных же гарантий определенных привилегий. В самом деле, как иначе смогли бы они выполнять законы своей религии, которые не совпадали с теми,, по которым жило окружающее их общество, если государство не признало бы за ними права, например, не участвовать в отправлении государственного культа и отгородиться от всего, так или иначе связанного с языческими религиозными церемониями[72]? Как смогли бы евреи выполнять свой религиозный долг и посылать в Иерусалим особый храмовый налог (священные деньги), если бы государство не обеспечивало их соответствующей охраной для транспортировки этого налога в Храм? Иосиф Флавий в «Иудейских древностях» приводит большое количество документов о правах и привилегиях евреев в греко-римском мире[73]. Из этих документов мы знаем, что, например, в Сардах евреям разрешалось иметь автономное правосудие, построить синагогу, а городским властям вменялось в обязанность позаботиться о снабжении их провизией в соответствии с диетическими религиозными требованиями[74]. В соответствии с Галикарнасским декретом всякий, кто воспрепятствовал бы строительству синагоги, был бы оштрафован[75]. Люди, отличающиеся своим образом жизни от большинства и пользующиеся определенными привилегиями, во все времена и во всех обществах вызывали, мягко говоря, настороженное отношение. Евреи здесь не были исключением. Не случайно почти везде, где существовали особенно большие еврейские общины, источники сообщают нам о конфликтных ситуациях и столкновениях (иногда очень серьезных). Именно поэтому для еврейских общин наличие слоя дружески расположенных к ним язычников, становящихся практически адептами их религии, но при этом не порывающих связей с языческим обществом и с языческой культурой, было столь важным: это был своего рода буферный слой, помогавший евреям сохранять стабильные, цивилизованные отношения с окружающим миром. Языческие поклонники иудаизма регулярно посещали синагоги и естественным образом оказались первыми среди язычников, познакомившихся с новым учением – христианством. Они, уже подготовленные своим предыдущим религиозным опытом в еврейской среде, оказались открытыми евангельской проповеди. Об этом Лука пишет подробно. Он посвящает целую главу Деяний апостолов истории обращения в христианство языческого квазипрозелита Корнилия, центуриона римской армии, с одной стороны, в силу своей должности обязанного принимать участие в языческих религиозных обрядах, а с другой – истового поклонника иудейского единобожия. Но Лука не останавливается на этой идиллической картине.
Начало христианской миссионерской деятельности поставило перед иудейскими общинами серьезную проблему. Христианские миссионеры, проповедовавшие в синагогах диаспоры, ставили перед собой двойную цель: убедить своих бывших единоверцев в том, что Иисус был Мессией, которого ждали иудеи, и обратить к вере в воскресшего Иисуса язычников. Такого раньше не было. Деятельность христиан была беспрецедентна. Иудеи не занимались прозелитизмом, их вполне устраивало доброе отношение соседей к их вере[76]. Христиане же стремились язычников обратить. Их целеустремленная деятельность имела успех среди людей, чьи социальные и религиозные связи с иудейской общиной как раз и обеспечивали евреям безопасность в языческом мире. Та хрупкая стабильность, которой добились евреи, живущие среди иноэтнического и инорелигиозного окружения, была поставлена под вопрос. Решить эту проблему легче всего было, воспользовавшись своим влиянием на квазипрозелитов. Теоретически у евреев было больше шансов добиться успеха среди квазипрозелитов, с которыми они уже давно имели хорошие отношения и которые посещали их синагоги, чем у новичков-христиан. И если еврейская община в каком-либо месте решала остановить деятельность христианских проповедников, то самым простым способом сделать это было использовать свои связи с боящимися Бога, среди которых было много влиятельных людей, принадлежащих к социальной верхушке греко-римского общества. В тех местах, где это происходило, боящиеся Бога переставали быть отзывчивыми к христианской проповеди и изгоняли миссионеров. Чем шире распространялось христианское учение, тем активнее евреи искали поддержки у квазипрозелитов и тем меньше у христиан становилось шансов на успех среди этой категории. Именно эту ситуацию и решающую роль боящихся Бога в судьбе христианской миссионерской деятельности на раннем этапе Лука обозначил как самый важный момент в своей истории христианства. Именно поэтому он так много внимания уделяет боящимся Бога. Поведение Корнилия является примером принятия квазипрозелитами христианства, события в Писидийской Антиохии – примером того, как именно квазипрозелиты, после того как местные евреи обратились к ним за помощью, изгнали христианских проповедников (Деян 13:50). Описав две модели поведения боящихся Бога, Лука проявляет себя как серьезный историк, нащупавший главные силы в развитии исторического процесса. Не случайно Лука подчеркивает, что Павел повторно посещает те христианские общины, которые образовались в результате его проповеднической деятельности (см., например, Деян 15:36: «Спустя некоторое время сказал Павел Варнаве: „Давай, вернувшись, навестим братьев наших во всех городах, в которых мы возвестили слово Господа, как они живут“»). По мере того как, с одной стороны, увеличивалось количество христиан из язычников, а с другой – все глубже становилась пропасть между иудаизмом и христианством (ставшая непроходимой в 135 г. после восстания Бар Кохбы), роль квазипрозелитов как проводников христианского учения в языческой среде уменьшается – центрами его распространения становятся уже созданные бывшими язычниками христианские общины. Боящиеся Бога последний раз упоминаются в Деян 18:6-7 и после этого исчезают со страниц сочинения Луки.
Принципиальное значение поведения квазипрозелитов для судеб раннего христианства, показанное Лукой, находит любопытное подтверждение при анализе географии распространения христианства в Малой Азии. В статье, посвященной иудеям и христианам в Афродисиаде, ван дер Хорст обратил внимание на интересный феномен. В то время как во всех регионах западной части Малой Азии присутствие христиан засвидетельствовано литературными и эпиграфическими свидетельствами не позднее III в., а иногда уже в I в., в Карии, столицей которой являлась Афродисиада – та самая, где была найдена знаменитая надпись, показавшая, что большой круг язычников, включая городских магистратов, были симпатизировавшими иудаизму квазипрозелитами – самые ранние свидетельства появляются после 325 г[77]. Ван дер Хорст объясняет это следующим образом: «Хотя это и остается в некоторой мере гипотетическим, вряд ли могут быть серьезные сомнения в том, что причиной позднего появления и успеха христианства в провинции Кария и ее столице Афродисиаде является очень сильная позиция, которую здесь занял иудаизм благодаря поддержке язычников».
Исторические идеи Луки тесно переплетены с его богословием. Но прежде чем проследить извивы этого переплетения, необходимо сопоставить богословию автора Деяний с богословием его главного и любимого героя – апостола Павла. Но это уже тема следующего тома комментариев.
ХРОНОЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ
I. Римские императоры в новозаветное время
| Август (Лk 2:1) | 27 до Р. Х.–14 по Р. Х. |
| Тиберий (Лк 3:1) | 14-37 |
| Гай Калигула | 37-41 |
| Клавдий (Деян 11:28; 18:2) | 41-54 |
| Нерон (Деян 25:11 сл., 21; 26:32; 27:24) | 54-68 |
| Гальба | 68-69 |
| Отон | 69 |
| Вителлий | 69 |
| Веспасиан | 69-79 |
| Тит | 79-81 |
| Домициан | 81-96 |
| Нерва | 96-98 |
II. Правители Иудеи в новозаветное время
| Ирод Великий, царь (Иос. Флав., | 37-4 до Р. Х. |
| Архелай, этнарх (Иос. Флав., | 4 до Р. Х.–6 по Р. Х. |
Префекты
| Копоний (Иос. Флав., | ок. 6-9 |
| М. Амбивий (Иос. Флав., | ок. 9-12 |
| Анний Руф (Иос. Флав., | ок. 12-15 |
| Валерий Грат (Иос. Флав., | 15-26 |
| Понтий Пилат (Тацит, | 18-37 |
| Марцелл (Иос. Флав., | 37 |
| Марулл (Иос. Флав. | 37-41 |
Царь
| Ирод Агриппа (Иос. Флав., | 41-44 |
Прокураторы
| Куспий Фад (Иос. Флав., | 44-ок. 45 |
| Тиберий Юлий Александр (Иос. Флав., | ок. 45-48 |
| Вентидий Куман (Иос. Флав., | 48-52 |
| Марк Антоний Феликс (? Тиб. Клавдий Феликс) (Иос.Флав., | 59-52 |
| Порций Фест (Иос. Флав., | 59-62 |
| Лукцей Альбин (Иос. Флав., | 62-65 |
| Гессий Флор (Иос. Флав., | 65-66 |
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
ABD –
AIIFCS –
AJT –
ANRW – Aufstieg und Niedergang der römischen Welt: Geschichte und Kultur Roms im Spiegel der neuen Forschung, Berlin/New York, 1972 –
ASG –
AV –
BAGD – W. Bauer, W. F. Arndt, F. W. Gingrich and F.W. Danker, Greek-
Barrett – С.K. Barrett,
Bauemfeind – O. Bauemfeind,
BC –
BGU –
BJRL –
Bl.-Debr. – F. Blass, A. Debrunner,
Bruce – F.F. Bruce,
BZ –
CIJ – J.-B. Frey,
CIL –
CIS –
Clark – A.C. Clark,
Conzelmann – H. Conzelmann,
CPJ – V. Tcherikover, A. Fuks, M. Stem,
CQ –
CR –
Deissmann, LAE – A. Deismann,
EDNT –
ExT –
EQ –
Gasque – W.W. Gasque,
GCS –
GNT4 –
Haenchen – E. Haenchen,
Hatch-Redparh – E. Hatch, H.A. Redpath,
Hemer – C. Hemer,
HTR –
HTS –
IEJ –
IG –
JBL –
JJS –
JQR –
JRS –
JSNT –
Поделиться книгой: