Пауки в банке

Анна Рожкова

Пауки в банке

В нос ударил запах сырости. Он почувствовал, что промерз до костей. Открыл глаза. Лучше бы он этого не делал. Ослеп? Охватил животный ужас. Бежать, куда глаза глядят. Куда бежать, если не видно не зги? Он попытался нащупать очки. Движение отозвалось болью. Он застонал. Дрожащими руками нацепил на нос бесполезные очки. "Нужно просто подождать. Глаза должны привыкнуть". Но вокруг была непроглядная тьма. Он нервничал. Пульс подскочил, сердце стучало, как ненормальное, на лбу, несмотря на могильный холод, выступила испарина. "Нужно успокоиться. Посчитать до ста". Он не шевелился, закрыл глаза, попытался сосредоточиться на счете. На двадцати почувствовал, что кто-то коснулся руки. Он истошно заорал.

– Каникулы, ура, каникулы, – орали тинейджеры с россыпью прыщей на тупых физиономиях.

Борис на задней парте молча сложил свои пожитки в сумку, стараясь улизнуть незаметным.

– Эй, Шитас*, ты куда? Придешь завтра или тебя мамочка не пускает? – крикнул один из веселящихся в спину. Раздалось гоготание двадцати здоровых глоток. Борис не обернулся. За два года он привык к постоянным издевательствам.

– БОрис? – он остановился, боясь поверить своим ушам.

– Джессика? – кровь прилила к лицу. В ее устах ненавистное БОрис с ударением не первом слоге звучало музыкой. Она стояла, опершись о дверной косяк. Глаза цвета весеннего неба, блондинистые волосы длиной до тончайшей талии и ноги от ушей. Джессика, определенно, была самой красивой девушкой в классе. Да что там в классе, в школе. А для влюбленного по самую маковку Бориса во всем мире. Она улыбнулась, обнажив белоснежные зубы. Борис сглотнул. Американская мечта, чтоб ее. "Надо узнать номер ее дантиста. Куда там? У нее папаша директор школы". – Ты же придешь завтра? Я буду тебя ждать, – прошептала она, подмигнув и направилась в класс, покачивая округлыми бедрами, туго обтянутыми джинсами. Борис смотрел вслед, забыв захлопнуть челюсть.

– Ты где была, детка? – проворчал громила Джек, обнимая Джессику за талию. Она что-то шепнула ему прямо в ухо. Джек захохотал, запрокинув медвежью голову.

– Шитас, ты еще здесь? – кто-то из одноклассников заметил в дверях тощую нелепую фигурку.

В обалдевшего Бориса полетел бумажный шарик. Он не успел увернуться и шарик угодил прямо в стекло очков, что вызвало новый приступ хохота.

Борис парил в облаках, задевая головой необъятную синеву неба. Весело щебетали птицы, очнувшиеся от зимней дремы деревья тянули к солнцу мохнатые ветви. Он ничего не замечал. Его пригласила Джессика. Мисс Совершенство, мисс Мечта. Борис где-то читал, что красивых людей склонны наделять качествами, которыми они на самом деле не обладают. Он вообще много читал. Что еще прикажете делать бедному еврейскому мальчику-эмигранту? Одноклассникам даже не нужно было придумывать ему прозвище. С фамилией-то Шитас.

Крысы. Мерзкие твари. Одна забралась на ногу. Он дернулся. Крыса убежала. Надолго ли? Он где-то читал, что загнанная в угол крыса способна прогрызть в человеке ход. От этой мысли на лбу выступила испарина и зашевелились волосы на голове. Он с трудом приподнялся и, обессиленный, рухнул обратно на бетонный пол. Болели ушибленные при падении нога и плечо.

Богатые особняки сменились таунхаусами, за ними потянулись кондоминиумы. Борис сам не заметил, как добрался до крохотной съемной квартирки ни окраине Бостона. Матери не было дома. Сегодня Борис был даже этому рад. Можно спокойно помечтать. Он, не раздеваясь, завалился на кровать и уставился в потолок, вновь и вновь прокручивая в голове приглашение Джессики. В своих мечтах он стал известным ученым, успешным и богатым. Кем еще мог стать Борис Шитас? Конечно, ученым. На худой конец писателем. Входная дверь хлопнула в тот момент, когда повзрослевший и раздобревший Борис получал Нобелевскую премию. В одной руке он держал премию (Борис плохо представлял, как она должна выглядеть), другой обнимал за талию Джессику.

– Борис? Ты дома? – раздалось со стороны входной двери.

– Дома, мам, – ответил раздосадованный Борис.

– Ты поел?

– Нет, мам.

– Ну, вот… – мать завела заезженную пластинку о том, что мальчику в его возрасте необходимо сбалансированное питание, иначе… далее следовал список заболеваний, которыми чревато голодание, начиная от гастрита и заканчивая импотенцией и бесплодием. За время этой тирады Борису удалось урвать у Джессики поцелуй и украдкой утереть набежавшую слезу. – Борис? – взвизгнула мать, заставив его подпрыгнуть.

– Ты почему в обуви? Тебе не стыдно?

– Мам, мы же в Америке, здесь все ходят по дому в обуви, – возразил Борис.

– Пока ты живешь в моем доме, ты будешь снимать обувь на пороге, – она указала пальцем на дверь. – Я и так устаю как собака. Сегодня Уинтоны попросили еще и двор убрать, как будто мне трех этажей мало, – мать горестно вздохнула. – Насилу управилась. Доплатили сущие копейки. Больше не соглашусь.

– То ты говоришь, что надо привыкать жить в Америке, то придерживаешься пережитков прошлого, – ворчал Борис, но послушно поплелся разуваться.

– Ты мне зубы-то не заговаривай, – отрезала мать, – умный шибко стал. Ты знаешь, чего матери стоило перевезти тебя в Америку? – История о переезде в Америку была в разы длиннее самого переезда. Здесь перечислялась вся еврейская родня, начиная от Бромштейнов и заканчивая Бромештерами. – Ты ведь помнишь тетю Иду, двоюродную тетку твоего покойного отца? Царство ему небесное. – В этом месте следовала небольшая пауза, мать размашисто крестилась. Бориса всегда удивляла подобная гибкость в вопросе религии. Ох уж эта советско-российская действительность, порождавшая подобные гибриды. Как-то раз Борис спросил у матери, крестятся ли евреи. Почему только раз? У матери была тяжелая рука и еще она была скора на расправу.

– Помню, мам, – заученно повторил Борис. Все, что он помнил, это бородавку тети Иды с пучками растительности. Она росла прямо на кончике длинного носа и смешно ходила из стороны в сторону, когда тетя Ида шамкала беззубым ртом. "Как у Ромкиных хомяков", – думал Борис, завороженно наблюдая жизнь бородавки. Это было более захватывающее зрелище, чем копошащиеся в обрывках газет грызуны.

– Так вот, если бы ни тетя Ида, у которой мы жили полгода, пока не перебрались в Штаты. Ох, сколько времени и сил, сколько времени и сил, – после этой фразы мама доставала из кармана крахмальный платочек, прикладывала к глазам, а Борьке следовало ее утешать. – Все ради тебя, сынок.

– Мам, ну ты чего? – он неловко гладил ее по сгорбленной спине.

– Папа чуть-чуть не дожил, – всхлипывала мать.

На самом деле папа Бориски не дожил двенадцати лет до сего знаменательного события, но Борис о том помалкивал.

– Чего это я расклеилась, сынок? Давай обедать, что ли? Притомилась, видать.

Бориска облегченно выдыхал. Мама направилась к холодильнику в прихожей, достала нехитрую снедь. Накрывали прямо в комнате, Борис выдвигал на середину стол, мама стелила белоснежную скатерть.

С третьей попытки ему удалось сесть. Он осторожно потянул на себя штанину, дотронулся до ноги. Щиколотка опухла. Перелом? Он не знал. Самое страшное – сдохнуть здесь, долгой, мучительной смертью. Что убьет его раньше: обезвоживание, гангрена, голод, сожрут заживо крысы? Если следовать логике, то скорее всего, обезвоживание. Любому школьнику известно, что человек может прожить без воды не более трех дней. При этой мысли страшно захотелось пить. Он лег на пол, перевернулся на живот и пополз.

Борис забрался вместе с другими одноклассниками в автобус.

– Эй, Шитас, ты чё приперся, придурок? – злобно спросил один из новых "друзей".

Борису показалось, что даже учительница смотрела удивленно. Он никогда не посещал подобные мероприятия. И не пришел бы, если бы не Джессика. Напрасно Борис высматривал ее в толпе. Королева не поедет в "лоховозке" (смешное слово, так говорили в России). Она примчится в своем кабриолете вместе с Джеком, этим "гориллоподобным идиотом с членом вместо мозгов". "А вдруг она не придет?" Придется весь день терпеть издевательства "одноклеточных". Борис заерзал на кресле.

– Эй, Шитас, у тебя чё, муравьи в штанах?

Раздался дружный ржач. Миссис Майклз пересчитала присутствующих.

– Тихо, дети, тихо, – произнесла она, удаляясь. Борис с грустью смотрел ей вслед.

Наконец она взобралась на сиденье рядом с водителем, и автобус тронулся.

Борис воткнул в уши наушники, включил погромче "музон" и откинулся на спинку. То ли от мыслей о Джессике, то ли из-за "прелестей" пубертатного возраста, но Борис отчаянно потел, постоянно вытирая влажные ладони о майку. Он склонялся к последней версии. С трудом сдерживал себя, чтобы не открыть глаза и не взглянуть на это "стадо баранов". Слава богу, они его не трогали. "Брезговали, – Борис усмехнулся, – будто я паук или червяк". Впрочем, его это устраивало. Где бы он не появлялся, вокруг него образовывался вакуум. Вот и сейчас сидения впереди и позади него оставались пустыми. "Ничего, когда-нибудь они обо мне узнают. В моем мизинце больше мозгов, чем в черепных коробках всех этих дебилов вместе взятых".

Автобус дернулся, Борис открыл глаза. Они остановились на живописной полянке. Солнце подсвечивало лес позади, отбрасывая на траву пятна света. Автомобиль Джессики был припаркован неподалеку. Борис вытянул шею, но хозяйки в салоне не было. Он подождал, пока "стадо парнокопытных" высыплет из автобуса, взял потрепанный рюкзачок и отправился следом. Ноги были как ватные, сердце колотилось в горле. Как отреагирует Джессика, увидев его? А вдруг при всех поздоровается? Борис зажмурил глаза, чтобы прогнать наваждение и чуть не налетел на миссис Майклз, которая поднялась в салон убедиться, что все вышли.

Джессика стояла под деревом в обнимку с Джеком. Борис замедлил шаг, пытаясь поймать ее взгляд. Джессика равнодушно мазнула по нему глазами и повисла на Джеке. "Сладкая парочка, блин". Разочарование было горьким на вкус. Непослушными руками Борис достал из рюкзака бутылку с водой.

Одноклассники рассредоточились по полянке, тут же отравив очарование природы. Кто-то лежал на траве, другие гоняли поодаль мяч. Борис вошел в лес, снял тяжелый рюкзак и сел на траву, облокотившись спиной на ствол дерева. Рюкзак был забит под завязку. Мама постаралась. Обрадовалась, когда Борис сообщил, что едет с одноклассниками на пикник по случаю окончания года:

– Правильно, сынок, давно пора. Тебе еще здесь жить и жить.

Эта перспектива пугала больше всего. И чем им не жилось в Москве? Пусть однокомнатная хрущевка, пусть на окраине, зато своя. Пусть у мамы была невысокая зарплата, пусть не самая престижная работа, но все же библиотекарь – это не полы у буржуев мыть. Но материна логика была непробиваема. Борис занял первое место на олимпиаде по математике, был лучшим в классе по физике, блистал на уроках английского. Тогда мать решила продать квартиру и ехать в США. Для ее ненаглядного мальчика все только самое лучшее. Но Америка казалась раем и выглядела окей только с другого берега.

Он полз на животе, подтягивая больную ногу, но щиколотка все равно нестерпимо ныла. Стиснуть зубы и продолжать ползти, превозмогая боль. Рука наткнулась на что-то мягкое. Он попытался на ощупь понять, что это. Какие-то полуистлевшие тряпки, вонявшие сыростью. Он поспешно одернул руку, перевернулся на спину, чтобы отдышаться. Мышцы дрожали, он тяжело дышал, как будто пробежал марафон. Закрыл глаза, подождал, пока восстановится дыхание. Снова перевернулся на живот. Почувствовав влажную стену, поднялся на колени и начал жадно слизывать конденсат.

Затекла спина, Борис встал, ругая себя последними словами за то, что приперся. Солнце стояло в зените, жара ощущалась даже под деревьями, полянка давно опустела. Одноклассники перекочевали в тень и судя по доносившимся обрывкам разговора и взрывам хохота, весело проводили время. Борис подошел к бежавшему неподалеку ручью, снял очки, опустил в прохладную воду ладони, поднес к лицу. Стало немного лучше.

– БОрис, ты здесь? А я ищу тебя повсюду.

От неожиданности он чуть не свалился в ручей. Джессика? Ищет его? Он поспешно надел на нос очки, нацепил американскую улыбку в тридцать два зуба и обернулся.

От ее сногсшибательного вида кружилась голова и подгибались коленки. Девчонки в школе сплетничали, что папаше Джессики дорого обошлась прокачка, де грудь сделана, губы накачаны, даже ребра удалены, чтобы сделать талию еще тоньше. Да пофиг! Какая разница, если внешность Джесс обеспечивала стойкую эрекцию любому представителю мужского пола, начиная с шестнадцати и заканчивая семьюдесятью. По крайней мере, Борис знал это наверняка.

– Хай, Джесс. Решил немного освежиться, – он старался казаться как можно более небрежным, но покраснел до кончиков торчащих ушей.

– Пойдем, – она взяла его за руку и потянула за собой.

– Подожди, – Борис схватил рюкзак. Джессика засмеялась.

– Оставь его здесь, кому он нужен?

Красть у него нечего. А вот в реку могут столкнуть, просто чтобы досадить придурку Шитасу. Бережливость была у Бориса в крови. На зарплату библиотекаря не сильно-то разгуляешься, а уборка и вовсе приносила сущие гроши. Старенький плеер и древний телефон, доставшиеся Борису по наследству от кого-то из материных клиентов, было жаль. Так же, как и запасов съестного. Им с мамой этого дня на три хватит. Когда Джессика отвернулась, Борис быстро спрятал рюкзак за большой камень.

– Что ты там копаешься? – недовольно спросила Джессика.

Борис неловко улыбнулся.

– Куда мы идем? – спросил он, чтобы сменить тему разговора. Ему было плевать. "Идти бы так вечно, рука в руке".

– Скоро увидишь, – она загадочно улыбнулась.

– А где Джек?

– Этот придурок? Без понятия.

"Они поругались, – ликовал Борис, – наконец-то она оценила меня по достоинству". Из-за близости Джессики он совсем ничего не соображал, плелся следом, млея от навалившегося на него счастья.

– Пришли, – Джессика ослепительно улыбнулась, отпустила руку.

Борис не сразу понял, что она говорит. Несколько раз растерянно моргнул, вгляделся.

– Что это? – он непонимающе уставился на люк в земле.

– Вот и мы задавались этим вопросом, – со смешком произнес Джек. Борис ошарашенно уставился на возникшего из ниоткуда Джека.

– Что… что все это значит? – выдавил Борис.

– Нам нужен доброволец, – Джессика продолжала мило улыбаться.

– Ты поверил, что Джесс от тебя без ума? – заржал Джек, – я тебя не виню, эта крошка любому вскружит голову.

– Хватит болтать, – зло произнесла Джессика, приближаясь к Борису, – Шитас, полезай в яму.

– Я… я, – Борис попятился, как рыба, хватая ртом воздух.

– Сам полезешь или тебе помочь? – осведомился Джек.

– Сам, – Борис попытался сохранить остатки достоинства.

Джек гостеприимно откинул железный люк. Борис заглянул внутрь.

– Там же темно, как… как… – он не мог подобрать нужное слово.

– Как в преисподней, – учтиво подсказала Джессика.

– Мне бы фонарь, – попросил Борис.

– Может, тебе еще минет сделать? – рявкнула Джессика. Она уперла руки в боки и выглядела решительно.

– Нам не терпится узнать, что там внутри, – пояснил Джек.

Борис нащупал ногой первую ступеньку, вторую…

Страшно хотелось жрать. В животе образовалась сосущая пустота. От слабости он едва мог шевелиться. Лежал без движения, только едва слышное дыхание и вздымающаяся грудь выдавали признаки жизни. Лежать пришлось долго. Впрочем, никаких других занятий у него не было. Наконец, он почувствовал движение, затаил дыхание. Зверек взобрался на штанину. Когда дополз до груди, он резко вскочил и схватил его в руку. "Получилось", – он ликовал. Превозмогая отвращение, вонзил зубы в бьющуюся в руке крысу. Когда животное затихло, откусил и выплюнул голову, и стал жадно отрывать куски плоти вместе с шерстью. Спустя несколько минут начало тошнить. Он вырвал, но спазмы продолжали сотрясать тело, выворачивая наизнанку пустой желудок. Обессиленный, он упал на пол и потерял сознание.

– Шитас? Ты здесь, придурок?

Он узнал голос Джессики, приподнялся на локте. Это правда или он сходит с ума?

Борис хотел крикнуть в ответ, но сил хватило только промычать что-то невразумительное. Он отчаянно старался подняться, с ужасом думая, что сейчас люк закроется и она уйдет, оставив его здесь умирать. Из последних сил Борис перевернулся н живот и пополз к свету, падавшему из раскрытого люка.

– Я здесь, – шептал он.

– Говорю тебе, он давно сдох, – раздался голос Джека.

Борис остановился.

– Полезай и проверь, – вдруг заорала Джессика. – Идиот, стоит ему сказать хоть слово и моему папе крышка.

Все знали, что папаша Джессики баллотируется на должность сенатора.

– Да как он оттуда вылезет? – возразил Джек.