Новогодний аукцион

– Господи, помилуй! Капитан! Что это?! – клацая зубами от страха, юнга пальцем показывал на запад. Там, из низко висящего массива туч, опускался в волны вращающийся серовато-белёсый столб.

– Это Хобот Дьявола, – ответил, опередив меня, боцман. – Если он нас коснется, прямиком окажемся в преисподней! Может, кому там самое место, но я предпочитаю объятия красотки Лу. Полундра! – заорал он, перекрикивая грохот шторма!

Шхуна рыскнула, и огромный водяной вал обрушился сверху. Юнга завопил, когда волна потащила его в море, забарахтался отчаянно. Я успел ухватить его одной рукой, второй вцепившись в леер.

– Держи курс!! Акула тебе в зад! – преодолевая напор воды, боцман подобрался к рубке, отшвырнул рулевого, сам ухватил штурвал, выравнивая корабль.

А высоко на грот-мачте трепыхался, словно в насмешку всем штормам, смерчам и самому дьяволу наш флаг – черное полотнище «Веселого Роджера» …

* * *

В зал, тем временем, стали собираться оставшиеся на ночлег гости. Некоторые вид имели сонный и довольно помятый. Племянник, например. Он что-то недовольно бурчал о том, что наиболее продвинутые пацаны за такие шутки могут и морду набить.

Алина же и вечером не выглядела утомлённой, а сейчас и подавно прямо-таки источала утреннюю свежесть. Влад тоже выглядел отдохнувшим. Случайно или нет, но стоял он возле окна, на максимальном удалении от девушки.

– Господа, – Грег обвел взглядом гостей, задержавшись чуть дольше на Алине, – прошу извинить, что бесцеремонно прервал ваш отдых, но оправданием мне чрезвычайные обстоятельства. О преступлении говорить, думаю, рано, но факт исчезновения картины Ренуара крайне меня огорчил. Если это чья-то шутка, то она оценена, и автор может вернуть – инкогнито по желанию – шедевр на место без последствий для себя. Если же некто совершил необдуманный поступок, я так же готов не применять санкций, при возврате картины в течение часа. В любом случае, господа, никому из вас не разрешено покидать территорию виллы до разрешения конфликта. Мне очень жаль, – повторил он.

Когда гости начали расходиться, Грег подошел к Алине и сел напротив неё на пуфик.

– А вы ничего не хотите мне рассказать? Может, что-то заметили? От вас подробности не ускользают, не так ли?

Алина покачала головой.

– Ну ладно. Надеюсь, все прояснится. В ближайший час.

* * *

Когда добрая теплая тьма разомкнулась перед глазами, первое, что я увидел, это мохнатый рыжий бок Лорда. В густой собачьей шерсти запутались соринки и веточки, но все равно она сияла в солнечных закатных лучах темным золотом. Пес повернул голову и, поскуливая, начал облизывать мне лицо.

– Ну-ну, перестань! – попытался отстраниться, но левое плечо вдруг резануло болью… Отдышался через пару минут и стал проверять, что ещё кроме руки повредил при падении?

Вроде, остальное все нормально. Легко отделался. Слететь с такой скалы и не растерять кости по склону, совсем неплохо!

Медленно повернулся на бок и, опираясь на здоровую руку, попытался сесть. Голова закружилась. Вот чёрт! Прислонился спиной к камню, закрыл глаза, пережидая, пока замрет мировая карусель.

Пес ткнулся холодным носом в ладонь. Не открывая глаз, потрепал его по кудлатой башке. Опять заскулил, сует что-то мне в руку. Я глянул вниз – фляга с водой. Неподалеку лежит развязанный рюкзак… Но я же помню, что снял его! Значит, он должен лежать на тропе, метрах в ста выше…

Перевёл взгляд на собаку. Лорд преданно и вопрошающе заглядывал в глаза.

– Спасибо, – прошептал я. – Друг.

* * *

Мне отчаянно захотелось на воздух.

– Думаю, запреты нашего доброго хозяина не распространяются на прогулку в парке? Не составите мне компанию? – Прекрасная Алина вновь опередила меня и стояла уже облаченная в серебристую шубку и сапожки, отороченные тем же мехом. А вот шапок, похоже, она не признавала.

– Вам не холодно? – спросил я, когда мы вышли в морозное утро нового года.

– Нет, – коротко ответила она и замолчала, о чём-то сосредоточенно думая. А я-то рассчитывал на лирическую беседу! Прекрасный живописный вид вокруг настраивал на поэтический лад. Заснеженный лес, дымка облаков, окутывающих горы, темное зеркало речной воды, местами чуть тронутой тонким льдом… Прошлой ночью я и не разглядел в темноте ничего подобного.

Мы шли по парку, окруженному кирпичным забором, бесконечная лента которого терялась где-то за рекой.

– Я и не думал, что участок у Грега столь велик! Собственный лес, река, охотничьи угодья!.. Вчера все выглядело куда скромнее и миниатюрнее.

– Скажите, Алекс, вы журналиста этого, Влада, давно знаете?

– Достаточно давно, а что?

– Есть ли у него склонность к неожиданным поступкам? Если ситуация неординарная.

– У всех нас в неординарной ситуации могут проявиться качества, о которых не подозревали даже сами. Или вы что-то конкретное имеете ввиду? Например, услышав, что Влад ночами шныряет с ножом по тёмным переулкам, крайне бы удивился. Я не тонкий психолог, но, думаю, бандитских наклонностей у него нет. Надеюсь, успокоил вас? Кстати, он тоже задавал похожие вопросы.

– Неудивительно. Род наших занятий не предполагает дружбы. Более того, во многих вопросах компромисс невозможен, хотя и очень жаль, конечно. Но на том стоит мир. На вечном противостоянии.

– Я не зря назвал вас Тайной. Вы говорите загадками, но это придаёт особый шарм. И понять хочется, и сохранить притом ощущение прикосновения к удивительному, запредельному. Как вам это удается?

– Это комплимент? – она улыбнулась.

– Если вам нравится.

– Благодарю. Только на деле все и проще, и гораздо менее романтично. То, с чем приходится сталкиваться каждый день, далеко от изящества, часто грубо и неблагодарно.

– Согласен. Надо самим стараться привносить в повседневность элементы прекрасного, как Грег, например. Вы видели его коллекцию? Мне не надоело бы ежедневное созерцание даже одной-единственной статуэтки. Или картину взять ту же пропавшую. Знаете, о чем он меня попросил? Восстановить её! Помните, там угол нижний повреждён?

– Вы согласились? – спросила она с некоторым напряжением в голосе.

– Вообще-то, да.

– Не делайте этого!

– Почему?

– Может показаться фантастичным, если не сказать жестче, но … Понимаете, эта картина несет в себе опасность!

– В самом деле? Она краденая? Числится в международном розыске, а вы – сотрудник Интерпола, напавший на след после упорных поисков!

– Отнеситесь к моим словам серьезнее. Прошу вас!

Тревога, самая настоящая тревога светилась в зелёных глазах Алины, глядящей на меня снизу-вверх из-за малого роста. А я-то решил, что она шутит, и решил подыграть. Ни в какую опасность я, конечно, не верил. Даже, если это музейный экспонат, мне-то что? Картина не подлинная и, если я её отреставрирую, ничуть в цене не упадет. Наоборот, лучше станет. И вообще, это проблемы владельца, который к тому же предложил хорошую цену за работу.

Пошел снег. Пушистые хлопья медленно и торжественно опускались из облаков, покрывали прическу Алины причудливым, изысканным узором. Девушка подставила ладонь и сразу на ней начал собираться ажурный холмик первого в этом году снега.

– Люблю снег, – сказала она. – И дождь. И ветер. Любое природное явление – это движение вперед, это противопоставление покою, застою, смерти.

– Любое? Ураганы, тайфуны, несущие гибель и разрушения? Какой же это прогресс?

– Конечно, прогресс. Любое противостояние – стимул к дальнейшему развитию и совершенствованию. Там, где ничего не происходит, неизбежно угасание жизни вплоть до её исчезновения. Олицетворение покоя – Смерть.

– Неожиданная мысль. В чем-то вы правы. Стремление к цели чаще значительнее и эмоционально богаче, чем сама цель. Но стремление само по себе, в отрыве от конечного результата, тоже теряет смысл!

– Да, – кивнула она, – обе стороны должны быть в равновесии: движение и покой, энтропия и порядок, жизнь и смерть.

От легкого дуновения ветерка снежная горка на ладони просыпалась ажурной вуалью. Я тоже подставил снегу открытую руку, но снежинки таяли, лишь коснувшись пальцев.

– Кто вы? Не боитесь мороза, любите снег. Повелительница Бурь? Фея Зимы? Страж Прогресса, не дающий человечеству закиснуть в сытости и праздности?

– Страж? Может быть, хотя, наверное, звучит величественно.

– А картина Ренуара – есть то нечто, что вызвало ваш профессиональный интерес?

Мы шли по дорожке, огибающей дом широкой дугой. Алина держала меня под руку, говорила, но поверить в её рассказ было непросто. Невозможно было поверить, даже при моей любви к фантастическому жанру, но слушал я внимательно, не перебивал, не критиковал. В конце-концов каждый имеет право на свое видение мира, а что в оном истинно, кто ж знает? Сколько раз у нас все с ног на голову ставили и заставляли верить в совсем уж невероятное?

– Мир, Алекс, только кажется незыблемым. Мы не можем воздействовать на ткань мироздания. Можем контролировать что-то лишь внутри социума, в котором обитаем. Но в природе существуют артефакты, способные изменить или уничтожить реальность. Их много, но не все они одинаково могущественны. Зачастую их энергии хватает на минимальный импульс, вполне безвредный. Исчезнет куст на дороге, а вместо него возникнет дерево. Никто и не заметит. Есть более энергоемкие артефакты. Случается, что с лица планеты неожиданно и бесследно исчезают страны и народы – результат активации.

Самую же большую опасность таит в себе третья группа, способная ввергнуть вселенную в первозданный хаос. Таких в мире считанные единицы, и большинство их обезврежено, но беда в том, что они периодически появляются снова, а отслеживать этот процесс крайне сложно и сложно нейтрализовать. Не технически, а из-за определенных политических распрей, ведь владение артефактом – это поистине неограниченная власть! Нет, правительства здесь ни при чем. Недоразумения существуют между Стражами, между теми, кто призван охранять мир, а они представляют группы с диаметрально противоположными идеологиями. Каждый считает, что прав именно он, хотя правы обе стороны. Служат одному делу, но разными методами.

Откуда берутся новые артефакты? Инопланетяне? Нет. Чаще это природные образования, но иногда их создают сами люди. В 1624 году Дамасский оружейник Кабир-аль-Абдаллах выковал меч дивной красоты, настоящее произведение искусства. Когда мастер наносил на эфес священную руну «аххим», началось страшное землетрясение. Только оно спасло мир в тот раз. Дело в том, что артефакт становится орудием разрушения только при определенных условиях. Он может пролежать миллионы лет в недрах какой-нибудь горы совершенно безвредным куском камня, а может быть активирован невинным действием, например, нанесением завершающего штриха: надписи или мазка кисти. Да, вы правильно поняли. Картина лже-Ренуара – как раз такой артефакт, один из самых сильных, вернее, станет таковым, приняв законченную форму. Останется лишь его запустить. И желающие найдутся, можете не сомневаться.

…Кому сообщить, Алекс, кому?! Никто не поверит, да и я ведь сказала, что это – огромная власть. Кому вы готовы смело её передать?

– Значит, я не должен дописывать картину? Хорошо, я откажусь, но ведь Грег может нанять кого-нибудь другого? Может, попробовать переубедить его, не открывая главной причины?

– Сначала надо найти пропажу.

– А тот меч, что с ним стало?

– Стражи Порядка изъяли его… Вы не знаете, где окна Виктории?

– Виктории?

– Да. Жены Грега.

– Кажется, в том крыле, за углом, хотя я не уверен.

– Пойдемте.

– А Виктория здесь при чём?

– Думаю, она имеет самое непосредственное отношение к пропаже.

– Очень странно. Зачем ей красть у самой себя?

– Об этом мы её и спросим.

– Могу узнать, на чем основаны ваши подозрения?

– Элементарно, Ватсон. Запах! Всего лишь запах!

– Не понял.

– Когда разошлись гости, зал убрали, отмыли и проветрили. Затем вы с Грегом прошли через него. Картина тогда ещё стояла на месте, ибо вы были спокойны и неторопливо прошли в комнату с камином. Когда вы посетили зал вторично, от вас обоих исходили мощные флюиды тревоги и гнева. Сымитировать их невозможно, поэтому я сделала вывод, что ни вы, ни хозяин дома не причастны к похищению, и оно – не мистификация. Грег действительно ничего не знал. Помимо вашего с ним запаха в зале присутствовал еще один, принадлежащий Виктории. Духи «Граймонд» очень дорогие и своеобразные. Из всех дам на вечере аромат «Граймонда» исходил только от хозяйки дома. И только она могла не особенно заботиться о конспирации. Любой другой похититель, как бы он ни спешил, постарался бы производить поменьше шума и не уронил бы металлические стойки.

– Но Грегу вы ничего не сказали. И раз картина дома, я не понимаю…

– В доме её нет… Потому что вот она!

Из сугроба под окном первого этажа торчал поблёскивающий черным уголок. Снега там было по колено. Я пожалел, что не взял перчатки, когда мы откапывали картину или артефакт – чему я совершенно не поверил. Руки заиндевели вмиг. Я подышал на них, потом спрятал поглубже в меховое нутро карманов.

Ну и что таинственного и опасного в картине на прямоугольном куске вулканического стекла? Вес, разве что. Действительно, очень тяжелая. Как Виктория могла в одиночку затащить её на второй этаж? Или ей помогли? И выбросить из окна помогли? Триста тысяч долларов в сугроб? Нет, я что-то не понимаю.

– Не трогайте ЭТО!

Мы с Алиной оглянулись. Виктория в дорогой шубе, небрежно застегнутой на пару пуговиц, в туфлях на босу ногу, растрепанная и бледная стояла позади, держа наперевес тяжелую монтировку.

– Не прикасайтесь! Это Зло! – увязая в снегу, она прошла мимо нас к картине, прислоненной к стене, размахнулась.

– Я должна ЭТО уничтожить! Я надеялась, что ОНО разобьется, когда упадет с высоты!.. Ничего, тогда я сама!..

– Дорогая, – Грег обхватил её сзади, блокировав руки, а охранник выдернул из них инструмент разрушения.

– Дорогая, успокойся, все хорошо, все в порядке! Пойдем, я провожу тебя!

– Пусти! Грег, умоляю тебя, разбей его! Я ни одной ночи не спала спокойно с тех пор, как оно появилось у нас в доме! Кошмары преследуют меня, я слышу какие-то голоса!.. И свет, Греги! Из него идет свет!

– Успокойся, дорогая, все хорошо. Я вызвал врача, он тебе поможет. Все будет хорошо. В с е б у д е т х о р о ш о. Ничего страшного, – это уже нам. – У Виктории небольшой невроз, но она поправляется. Жду вас в каминном зале, господа.

Двое охранников со всеми предосторожностями взяли картину и понесли в дом.

* * *

– Взгляни, мой друг, на солнце, на закат! Взгляни и оцени величие природы! Что может быть сильнее волн иссиня-черных, пенных? Что глубже может быть морского дна? Прекраснее и ярче рыб, цветов холодной бездны? Скажи мне, если знаешь?

– Любовь, мой государь!

* * *

– Все хуже, чем я ожидала.

Мы втроем, Алина, Влад и я, сидели за круглым столиком, тем самым, за которым несколько часов назад беззаботные гости резались в карты. Колода и сейчас лежала здесь, крупнее обычной раза в полтора, причудливо и необычно красочно расписанная. Влад задумчиво перебирал её, то раскладывал, то собирал вновь.

– Искажения сильные. Скорость распространения необычно высока.

–Из чего следует сделать вывод, что план похищения не удался, – Влад вытащил из колоды карту и положил на стол. Дама «пик», воплощение ослепительной красоты и коварства.

– Я предлагаю объединить усилия. В конце-концов цель у нас одна, а опасность более чем серьёзна.

– Думал, что вы никогда не попросите, – и возле дамы разместился червовый король, уверенный в себе, молодой и иронично-пренебрежительный, а рядом лег джокер.