Замуж за Зверя

И смотрит на меня почему-то… Со все возрастающим сожалением. Это странно, очень странно.

Я решаю, что она просто не верит мне, распаляюсь еще больше и начинаю показывать ей свои наработки. Я словно не ее убеждаю в том, что достойна такого будущего, а всех вокруг, моих папу и маму, преподавателей, друзей, родственников… Весь мир! И себя в том числе.

— Послушай… Но как ты это будешь совмещать с… замужеством? — наконец, когда я выдыхаюсь, задает вопрос Алия.

А я застываю с открытым ртом. Что? Какое еще замужество?

И тут я прихожу в себя.

Что это с тобой, Нэй? Ты забыла, где ты? Забыла, с кем говоришь?

Эта девочка мечтает выйти замуж! Как и, практически, все ее ровесницы! Ее так воспитали, это — единственное будущее, которое они считают достойным! Больше ничего! Выйти замуж, быть хорошей женой, родить детей. Этого хотят они, их сестры, их тетки, их мамы и бабушки! Это считается самой лучшей судьбой для девушки, единственно верным решением. Единственно правильным развитием!

А я тут рассказываю про перспективы стать ученым, или работать по специальности психологом, помогать людям, работать на престижной должности в корпорации… Да мало ли возможностей у современной женщины? Мало ли путей?

— Я пока не тороплюсь… — бормочу я, поспешно сворачивая окна в телефоне, — то есть, не то, чтоб я этого не хочу… Хочу, конечно. И детей хочу. Но не сразу. Сначала надо выучиться. Чего-то добиться, независимость обрести…

— Но… Тебе же выбрали уже жениха…

Я не обращаю внимания на то, что эта фраза звучит утверждением, а не вопросом, и отвечаю, презрительно фыркнув:

— Ну вот еще! Нет. Я сама хочу выбрать! И полюбить!

— Но…

— Алия, — я разворачиваюсь к ней, — я очень уважаю традиции нашей родины и мнение папы и мамы… И родственников… Но замуж так рано я выходить не хочу. В Европе вообще только после тридцати начинают об этом задумываться. А мне и двадцати нет.

— Но… Наира… Ты разве…

— Алия, хватит, — обрываю я ее, — расскажи лучше о себе, а то я что-то разошлась тут. Ты, Рустам говорил, замуж выходишь? Какой он, твой жених? Ты влюблена, да?

— Я?.. — тут Алия как-то скупо и невесело усмехается, — нет… Просто… Мы уже давно сосватаны. Ждали только моего совершеннолетия.

— Но ты же еще несовершеннолетняя?

— Ну, завтра мне восемнадцать.

— О! Как хорошо! — я тянусь обнимать, и Алия тоже обнимает. Почему-то сухо шмыгает мне в шею. А затем порывисто и в то же время мягко отталкивает меня:

— Знаешь… Пойдем гулять!

— Подожди, — я с недоумением оглядываюсь на темень за окном, — но разве можно?..

— Нет, конечно, — фыркает Алия, — но мы никому не скажем!

— Но… — я удивлена такой перемене в глазах сестры. Только что она выглядела кроткой овечкой, а теперь веселый сорванец, глаза блестят, улыбается, словно в предвкушении проказы, — как же… И куда?..

— О-о-о! Доверься мне! — смеется Алия, — одевайся! У тебя есть джинсы?

— Что-о-о?..

Глава 5

— Слушай, мне кажется, что мы поступаем неправильно…

Я неловко провожу потными ладошками по грубой ткани джинсов, которые одолжила мне сестра. Так неудобно, кошмар!

До этого я носила только строгие, совершенно не обтягивающие классические брюки, да и то нечасто. А в основном, в своей повседневной жизни — лишь платья и юбки ниже колена. Очень сильно ниже.

А тут… Все обтягивает, да так сильно… И между ног шов впивается непривычно и в то же время волнующе. Чувствую себя развратницей.

— Тебя послушать, так ты не из Европы приехала, а из деревни глухой, — фыркает Алия, смело топая впереди меня к машине.

Мы вызвали такси, по приложению, поставили местом вызова круглосуточный магазин в двухстах метрах от дома.

И теперь топаем по узкой темной улочке, в совершенном безлюдии и моих страхах.

— Просто папа не позволял мне… И я уверена, что тебе не позволяют папа и мама…

— Папа умер три года назад, — пожимает плечами Алия, и я ахаю пораженно. Как я могла забыть? Дядя Ахмет разбился на машине. Отец еще по этому поводу высылал сестре помощь и сокрушался, что не может приехать на похороны. Как раз самое тяжелое время было на работе…

— Прости меня, ох, Алия… — я догоняю ее, разворачиваю к себе, обнимаю.

— Ну что ты… Хватит, — она гладит меня по спине, потом отстраняется, — пошли.

Мы идем дальше, и через пару шагов она добавляет:

— Теперь Рустам — глава семьи. Самый старший мужчина. Твой папа далеко, получается, только Рустам здесь принимает решения… За всех.

Последние слова звучат почему-то горько. Или мне кажется?

Только я собираюсь что-то ответить, как мы выходим на ярко освещенный пятачок, где уже стоит желтый ниссан такси.

Мы садимся на заднее сиденье, Алия командует спокойно:

— В «Звездный путь».

Таксист выруливает на дорогу и молча едет, не задавая дополнительных вопросов.

А я сижу, удивляясь происходящему и ожидая каждую минуту… Ну, не знаю, чего. Погони? Того, что нас хватятся? Или, может, этот серьезный мужчина-водитель поинтересуется, куда это на ночь глядя едут две разряженные вызывающе девушки? Спросит паспорт? Свой я на всякий случай взяла, а Алия?

И вообще… Удивительно легко у нас получилось выйти из дома, никто не следил, никто не смотрел за воротами. Просто оделись, выпрыгнули из низкого окошка, скользнули тенями через калитку, сбоку от основных ворот.

Просто ушли.

Да мне в Стокгольме невозможно было в такой час выйти на улицу одной! Без сопровождения мамы и папы!

А здесь…

Да, Родина продолжает удивлять.

И Алия… Откуда у нее джинсы? Да еще и такие узкие? Откуда туфли на каблуках? Такие кофточки? Вроде не вызывающие, но в сочетании с джинсами и каблуками… И волосы она распустила. Не покрыла ничем.

Мне-то привычно, хотя я всегда плела косу, или делала строгий пучок, убирая непослушные пряди от лица. Потому сейчас это тоже доставляет неудобство. Они лезут в лицо, мешаются. И мне кажется, что на меня все смотрят и осуждают. Неприлично так девушке ходить!

Занятая своими переживаниями и волнением, я не замечаю, как мы приезжаем на место.

В европейский центр города, к одному из высотных зданий.

На первом этаже крупно светится вывеска заведения «Звездный путь». Очень красиво и видно, что дорого.

Перед входом — парковка, полная дорогих машин, и охрана. Я останавливаюсь, боязливо беру Алию за локоть:

— Пойдем домой, пожалуйста! Пойдем! Нас все равно не пустят! Тебе нет восемнадцати!

— Пустят, — уверенно отвечает она и двигается ко входу, — меня здесь знают.

И, пока я ужасаюсь этому признанию, хватает меня за руку, улыбается суровым мужчинам на входе:

— Привет, мальчики!

Они кивают и… пропускают!

— Пошли, пошли, — торопит меня сестра, — ты словно из дикого аула, ну честное слово!

— Я не думала, что у вас тут… так… — я не нахожу нужных слов, чтоб описать свое состояние и все впечатления от новых открытий этого вечера, и Алия смеется:

— Как? Нормально? По-европейски? А ты думала, мы тут в парандже ходим? Нет, сестра, мы тоже умеем веселиться! Сейчас я тебе покажу!

В ее тоне сквозит неожиданное отчаяние, и я хочу спросить ее о причинах этого, но не успеваю.

Алия вталкивает меня в просторное, заполненное танцующими людьми помещение, и я замираю в удивлении и страхе.

Мне никогда не приходилось бывать в ночных клубах, даже в голову не залетала подобная блажь. Лаура, конечно, тусовалась вовсю и меня сманивала, но у меня всегда хватало мозгов не совершать глупостей.

И поэтому теперь я совершенно ошарашена.

Громкая музыка, теснота, постоянно передвигающиеся люди вгоняют меня в ступор, я теряюсь, не понимаю, в какую сторону идти?

Как вообще можно в этом ужасе ориентироваться?

Но Алия чувствует себя здесь, как рыба в воде, она уверенно тащит меня за собой сквозь танцующую толпу, и блики светомузыки ложатся разноцветными прядями на ее черные волнистые волосы.

Мне ничего не остается, как следовать за ней, моим единственным ориентиром в этом кошмаре, и проклинать свою доверчивость и свое любопытство.

Мы подходим к бару, Алия заказывает коктейли. Я вижу у нее в руках наличные, она расплачивается. Ловит мой взгляд, усмехается:

— На завтраках сэкономила.

Эта усмешка делает ее старше и как-то… Развязнее, что ли…

— Я не пью алкоголь, ты что? — я не беру со стойки ярко украшенный напиток, и Алия опять смеется:

— Там нет алкоголя. Только сок и тоник.

Я с сомнением пробую коктейль, и в самом деле не чувствую спиртного. Хотя, я его никогда не пила, могу и не распознать… Отец соблюдает все устои, и потому алкоголя у нас в доме не водится.

— Пойдем танцевать! В последний раз повеселимся! — Алия ставит коктейль на стойку, трясет своей роскошной гривой и опять тащит меня сквозь толпу.

Я снова не успеваю спросить о ее настроении. И почему в последний раз? Почему?

Алия начинает двигаться под музыку, довольно развязно, но красиво. Покачивается, трогает свои волосы, встряхивает ими. Улыбается. Я не умею танцевать, но стоять столбом в толпе глупо, а возвращаться назад без сестры я не хочу, и потому начинаю подражать ей, двигаться, покачиваясь под музыку.

— А у тебя хорошо получается, — хвалит она, — ты — красивая, как русалка! Волосы неужели ни разу не стригла?

Я смущенно улыбаюсь, мотаю головой.

Какое стригла? Нельзя! Услышала бы мама… Хотя, это самое меньшее, за что мне было бы не по себе, окажись она здесь.

Разворачиваюсь в танце, тоже взмахиваю волосами, плавно ложащимися на спину, попу и спускающимися дикой непокорной гривой ниже ягодиц.

Пожалуй, есть что-то в этом. Начинаю ловить ритм, двигаться под него. Это так легко, так расслабляет… Закрываю глаза, подставляя лицо под разноцветные лучи стробоскопа.

Потом смотрю по сторонам и неожиданно натыкаюсь на внимательный взгляд мужчины, сидящего в глубине зала, в одной из мягких зон.

Я толком не вижу его, но понимаю, что он — огромен. Мощная фигура, вся к черном, ленивая поза победителя. Властителя мира. Нервные пятна стробоскопа высвечивают кажущееся бледным лицо с темными, страшными глазами.

Он не сводит с меня хищного взгляда, плавно, не торопясь, исследует всю мою фигуру — от туфель на высоких каблуках, выше — по узким джинсам, кофте с не очень скромным вырезом, лицу. Его взгляд тяжел, толкает в грудь, как кулак. Бьет, не давая дышать.

Я замираю, не в силах пошевелиться, словно лань, застигнутая на дороге ярким светом фар.

Музыка грохочет, люди танцуют, но все это отходит на второй план.

А на первом — он.

Хищник с темным яростным взглядом. Он, словно на крючок, подцепляет меня на него. Не дает освобождения.

Я нелепо провожу руками по волосам, пытаясь сбросить морок, а он, не убирая от меня взгляда, лениво подносит ко рту мундштук кальяна…

Глава 6

Открываю глаза и тут же со стоном закрываю. Голова болит ужасно, виски пульсируют, и ощущение, будто под веки насыпан песок.

Невозможно даже повернуться, сразу боль усиливается. Кроме боли, еще слышу какой-то ужасный монотонный вой, или ной, который забуривается в затылок и добавляет страданий.