Помоги проекту - поделись книгой:
Вспышкой бреда мелькнула в голове Кронина мысль, что не только в сон, но и сюда, в ночную тайгу, он привел животное усилием воли, что он может им управлять. Впрочем, нет, все проще: тигр пришел по кровавому следу убитого кабана.
И сейчас он прыгнет.
Глядя тигру прямо в глаза, Кронин плавно, не совершая резких движений, отпустил шею Флинта, нащупал торчащую из земли рукоять и вытянул нож.
Тигр сощурил янтарные глаза и покосился на направленное на него острие. Перевел взгляд на Флинта: тот, скрючившись, лежал на земле и прикрывал рот ладонью, чтобы заглушить кашель; на спине его подрагивала наскоро сварганенная из подкладки бушлата, вся в сальных пятнах, котомка, из котомки высовывался здоровенный ломоть зажаренного кабана. Тигр снова посмотрел в глаза Кронину, и тому показалось, что диким своим чутьем зверь понял расклад. Вот есть сильный, с острым металлом в руке. А вот с ним рядом валяется, точно падаль, больной и слабый. Этот слабый хотел украсть добытое сильным мясо, зарезать сильного и сбежать. Тигр не тронет сильного, но тот должен отдать ему слабого – без крови, без боя. Это честная, справедливая сделка.
Кронин медленно, очень медленно отполз от Флинта чуть в сторону, продолжая смотреть в глаза тигру и как бы обозначая, что принял условия соглашения.
Тигр плавно, как в замедленной съемке, моргнул – и прыгнул на Флинта.
– Прости, киса, – Кронин прицелился и метнул нож.
Пропоров полосатую шкуру, нож вошел в спину тигра под левой лопаткой по самую рукоять. Прямо в сердце: Кронин удовлетворенно кивнул. Милосердная, быстрая смерть без мучений, зверь ее заслужил. Вот сейчас он застынет – короткий вдох, длинный выдох – и рухнет на Флинта…
Тигр застыл, по-прежнему нависая над Флинтом, сделал короткий, мучительный вдох – но не рухнул, а повернул к Кронину оскаленную в бешенстве морду и тихо, протяжно рыкнул. Не глядя, дважды полоснул Флинта по лицу лапой, будто отвесил пару пощечин, и сделал шаг к Кронину, не отводя от него потемневших от боли и гнева янтарных глаз. Рукоятка ножа торчала из-под лопатки.
Невозможно. Нож вошел в сердце. Он должен быть мертв. Кронин сжал в руке самоточку.
Тигр сделал еще один шаг, наморщил нос и напружинился. Полосатая шкура на спине и на левой лапе пропиталась кровью и в отблесках костра казалась огненной, раскаленной… Тигр снова рыкнул.
Секундой позже утробный рык послышался сверху, как будто зверю ответил яростный лесной бог. Кривое лезвие молнии порезало черное небо на лоскуты. И в этом высверке узор на лбу тигра – три перечеркнутые полоски – показался Кронину как будто знакомым… Шрам на груди, его собственный шрам, имел такую же форму…
Смотреть в глаза. С диким зверем главное – не отводить взгляд, это Кронин выучил в цирке. Кто отведет глаза первым – тот проиграл, потерял контроль.
«Уходи, – мысленно сказал тигру Кронин. – Уходи, ты ранен и слаб».
Несколько секунд тигр смотрел на Кронина, тяжело и хрипло дыша, потом резко отвернулся, одним прыжком пересек поляну и нырнул в темноту.
Кронин выдохнул и, по-прежнему сжимая в руке самоточку, подошел к возившемуся на земле Флинту. Вытянул из кармана воровского бушлата свои часы на цепочке. Пнул вора сапогом:
– А ну встал.
Флинт поднялся. На щеке его багровели следы когтей.
– Я уж думал, амбец мне, – осторожно, но без заискивания сообщил вор, – ни бзднуть, ни пёрнуть.
Кронин молча схватил его за грудки, стряхнул с плеча котомку с кабаньим мясом и приставил к горлу острие самоточки.
– Что ж ты, вор, за пайку жирную и котлы решил товарища замочить?
– Какой ты мне товарищ, – просипел Флинт. – И не в п
– Договор был! – Кронин чуть вдавил острие; на тощей шее Флинта выступила бусинка крови.
– И что теперь? Припорешь меня – и монетку в пасть сунешь? – Флинт поперхнулся собственным смехом и, изловчившись, сплюнул бурый сгусток под ноги Кронину. – Не-е-ет, не припорешь, я тебе нужен. Без меня ты бабу свою не найдешь.
Раздался гром – гораздо ближе и громче, чем минуту назад.
– Вот как все будет, Флинт. Если скажешь сейчас, где ее искать, – останешься жив. Своей дорогой пойдешь, я – своей. А если нет – припорю. Ну?! – удерживая Флинта левой рукой, правой Кронин сильней надавил на ложку. Темная бусина медленно поползла по щетинистой коже Флинта, оставляя за собой тонкую алую дорожку, и впиталась в ворот бушлата – вместе с первыми каплями дождя.
– Заточку убери, на шаг отойди – тогда побазарим, – спокойно ответил Флинт.
Секунду помедлив, Кронин отпустил Флинта и отвел от него руку с заточкой. Запрокинул лицо к небу.
– Бабу твою я в Маньчжурии с двумя япошками видел. Больше года назад. Япошки там, у маньчжур, такое творили… Лютые, как волки на овец. Не боишься, что они ее давно уже?.. – Флинт чиркнул себя по горлу воображаемым острием, размазав пальцами кровь, и многозначительно умолк.
– Не твоя забота, чего я боюсь. Расстегивай бушлат.
– Чо за фуфло, зачем тебе мой бушлат? – растерялся Флинт.
– Костер спасать будем, чо. Сейчас ливанет.
Вверху оглушительно грохотнуло, еще одна молния косо рассекла тьму – и, словно перерезали магистральную артерию неба, потоки воды мгновенно захлестнули тайгу.
Задрав и сомкнув над головами полы бушлатов, нос к носу, с налипшими на лбы волосами, Флинт с Крониным согнулись над хилым, бессильно шипящим костром в корнях плешивой сосны.
– Дай точное место! – перекрикивая очередной раскат грома, проорал Кронин. – Где конкретно ты видел Лену?
– Точное место дам, когда ты мне подсобишь границу перескочить! – проорал в ответ Флинт и зашелся в приступе кашля, одной рукой заслоняя рот. Отвел ладонь под струи дождя – и смыл с руки кровь. – Я честный вор, мое слово железное.
– Только ржавеет быстро… Какая нам граница с тобой?! Ты только что меня спящего хотел припороть, честный вор так не поступает! Последний раз говорю: дашь мне точное место, где Лену искать, – разбегаемся, нет – здесь подохнешь.
– А если я про место загну? – прищурился Флинт. – Ты ж честным вором меня не считаешь. Тогда что? Фуфло мое схаваешь, закруточку с собой дашь и отпустишь?
– Не схаваю. Когда мне врут, я по глазам вижу.
Костер с шипением испустил дух – последний тонкий дымок – и погас. И вместе с костром почти мгновенно иссяк небесный поток, как будто единственной его задачей было лишить их тепла.
Поежившись, Флинт запахнул насквозь мокрый бушлат и присел на корень сосны.
– Ты все-таки, Кронин, чокнутый, – сказал он. – Давай мы так с тобой порешим. За свой поступок я тебе сейчас поясню, а ты в глаза мне смотри – фуфло гоню или нет. Если фуфло – значит, порешишь меня здесь, я без тебя до границы все равно не дойду. А если поверишь – то дальше вместе. Согласен?
Кронин уселся рядом.
– Говори, Флинт.
– Я думал, ты перевертыш.
– Я – кто?!
– Ну, оборотень, нежить такая – то в человека перекидывается, то в зверя, но суть его – бесовская, мертвяцкая… Чо лыбишься, как майская роза? Я знаю, что говорю. Ты, Кронин, сразу, как мы вертухая пришили, мне подозрителен стал. То жмуру монету подаришь, то сучонка отпустишь, спички-часики из пустоты достаешь, руку сам себе вскрыл и кровь в огонь капнул… На груди твоей йероглиф китайский вырезан. Кабана без ружья пришил и мне сюда приволок… А я ж вижу – у него спина тигриными когтями вся вспорота. Что я должен был думать?!
– Что я – тигр?! Что я задрал кабана? Ты в своем уме вообще, Флинт? Ты же вор! Как ты можешь верить в это фуфло?!
– А я обосную. Двадцать лет назад я в Маньчжурии золото через границу возил. И меня подстрелили. Хунхузы. Легкое мне пробили, – Флинт распахнул мокрый бушлат и показал Кронину шрам от пули. – Песочек рыжий забрали, меня оставили подыхать. Я юшкой харкал – вот как сейчас. Тогда мой кореш, охотник, к девке меня повел. На себе поволок. Косоглазая, по прозвищу Хулидзин… Она была ведьма. Перекидывалась в лисицу с тремя хвостами. Я сам видел, бля буду. И та девка меня травой какой-то поила, и все время смеялась, и еще она мне… – Флинт замялся. – Короче, за три дня я на ноги встал. А когда я от нее уходил, она сказала: «Я сейчас одну твою смерть от тебя отвела, а взамен тебе другую придумала. Ты узнаешь, что смерть твоя рядом, когда опять встретишь оборотня. На том оборотне будет йероглиф «ван», по-русски значит вожак, хозяин. Он убьет тебя сам – или оставит на тебе свою метку, чтобы смерть тебя быстро нашла»… – Флинт закашлялся.
Продолжая перхать, вытянул из погасшего костра полусгоревшую палку, начертил на мокрой золе три горизонтальные полоски, перечеркнул их посередине одной вертикальной.
– Вот это – йероглиф «ван», – сказал он хрипло, когда приступ прошел. – Такой же – у тебя на груди. В натуре не помнишь, Кронин, кто тебя так расписал?
– В натуре не помню.
– И где ж тебе так кукушку встряхнули?
– Контузило на войне.
– А я подумал, ты мне в уши ссышь, что не помнишь. Что ты мой перевертыш и есть. Решил тебя припороть, чтоб от смерти своей слететь. А потом тигр с этим «ваном» на лбу меня чуть не замочил, а ты мне жизнь спас. Выходит, он перевертыш, а ты нормальный мужик. Облажался я, Кронин. Вперед к тебе уважение обещаю иметь. Ну что, канаем вдвоем? Или, скажешь, я фуфло тебе гнал?
– Фуфло. Но ты в него честно веришь. Так что канаем, – Кронин встал и протянул Флинту руку.
– Сам встану. – Вор поднялся, добрел до котомки с кабаньим мясом, подобрал ее, повесил на плечо – и его снова пробил озноб.
«Мясо вепря дают человеку в последний путь», – подумал вдруг Кронин и тут же раздраженно поморщился. Он не помнил, кто ему это сказал или где он это прочел. Может быть, сам только что выдумал.
– Солнце выйдет – обсушимся, – Кронин глянул в пепельно-серое небо с набухающей гематомой рассвета. – А пока пойдем, а то околеем.
– Только с хавчиком, – Флинт излек из торбы два куска мяса, один протянул Кронину – и улыбнулся вдруг совершенно детской улыбкой.
На щеке его темнели отметины от когтей тигра: три горизонтальные борозды и перечеркивающая их поперечная.
Глава 7
– Вот рубашка, галстук и брюки, товарищ полковник. Хоть убей, никак не пойму, зачем они вам в больнице… А вот по списку, Глеб Арнольдович, как вы просили. Достать было непросто, – Силовьев многозначительно воздел указательный палец и принялся выкладывать из объемистой сумки на больничную тумбочку кульки с сушеными травами. – Женьшень княжеский, красный клевер алтайский, красные финики китайские, дудник китайский, бессмертник, корень лакричника… и вот… – Силовьев плюхнул поверх кульков сетчатую авоську, – яблочки!
– Я не просил яблочки, – поморщился Аристов.
– Так для сердца яблочки – самое то! Там витаминов знаете сколько? – Лоснясь улыбкой, Силовьев покровительственно оглядел шефа. Тот был бледен, небрит и в больничном халате выглядел почти жалким.
– В яблоках железо! – одобрительно прогудел сосед Аристова по палате, пожилой энкавэдэшник с багровым лицом. – У кого сердечные дела, как у нас, тем без железа никак!
– Я вам обоим сейчас помою самые спелые! – Силовьев цапнул из авоськи два больших яблока и поднялся было со стула.
– Сидеть, – процедил Аристов так тихо, что Силовьев даже засомневался, прозвучала ли реплика во всеуслышание – или только в его голове. Он осторожно положил фрукты обратно в авоську, опустился на стул и принялся сосредоточенно разглядывать круглую сетчатую штуковину в обрамлении птичьих перьев и бусин, подвешенную у изголовья аристовской койки.
– Красивая вещица, – с сомнением пробормотал Силовьев. – У меня племянник тоже поделочки мастерит. Своими руками. Перьев на улице насобирает – и…
– Это ловец снов, – перебил Аристов. – Тебе кошмары по ночам снятся, Силовьев? Можешь не отвечать. Знаю, что снятся. Попроси своего племянника тебе такую же штуку сделать. Сетка плотная должна быть. Чтоб кошмары не пропускать.
– А ко мне мертвецы по ночам приходят, – встрял сосед по палате. – С дыркой во лбу, вот тут, – он ткнул себя в багровый, со вздутыми венами, лоб.
– В вашем случае необходим крепкий дневной сон, – брезгливо отозвался Аристов.
– А я днем никогда не сплю, такая моя особенность организма. Как-то раз даже…
– Раз, – сказал Аристов. – Ваши веки тяжелеют.
– Что?.. – лицо энкавэдэшника побагровело еще сильней.
– Два. Вы чувствуете усталость. Не пытайтесь бороться с усталостью. На счет «три» вы заснете… Три. Вы спите. Вы крепко спите. Вам снятся люди, которых вы поставили к стенке…
– Зачем же так, товарищ полковник… – Силовьев сочувственно уставился на спящего старика. Тот резко, прерывисто всхрапнул не то всхлипнул – и заскрипел зубами. Зрачки его метались под набрякшими веками.
– Чтоб не мешал, – равнодушно ответил Аристов.
– Это да, но мертвецы-то во сне…
– Уверен, он с ними сладит. Живые в снах гораздо опасней мертвых. Как, впрочем, и наяву… – Аристов резко сел на кровати. – Ты собрал то, что мне нужно? Принес?
– Так травки же… – промямлил Силовьев. – Вам, кстати, заварить? Я и кипятильничек с собой… – Силовьев суетливо запустил пятерню в сумку.
– Не травки. Информацию.
Рука Силовьева застыла на дне сумки.
– Мне ваш доктор строго-настрого велел вас не волновать и по работе не дергать. Он сказал, у вас ночью сердце остановилось. Еле вас откачали и сюда привезли. А информация… она бывает очень волнительной… Давайте мы, товарищ полковник, дождемся выписки, а там уж я вам всю информацию в лучшем виде…
– Сегодня. Сейчас, – Аристов требовательно протянул руку. – Я считаю до трех, Силовьев. На счет «три» ты узнаешь, что чувствует человек с остановкой сердца.
– Тут по «Отряду-512» в Маньчжурии! – Силовьев быстро извлек из сумки тонкую папку и вложил в руку шефа. – Их неделю назад наши десантники накрыли. Двенадцать японцев при штурме погибли, пленных нет, два грузовика прорвались через оцепление.
– Нужен полный…
– …список участников операции, протоколы допросов, отчеты – все тут, Глеб Арнольдович.
– Молодцом, Силовьев, – полковник раскрыл папку и хищно впился взглядом в верхний листок. – А по Максу Кронину? Что-то есть?
– По Кронину… неудачно. Он в «Гранитном» срок отбывал – урановый рудник в системе Дальлага…
– Отбывал? Почему прошедшее время?
Силовьев виновато поерзал на стуле.
– Погиб, товарищ полковник. Неделю назад. Обвал в штольне. С ним еще два зэк
– Завари-ка мне бессмертник, Силовьев, – Аристов откинулся на подушку.
– Слушаюсь! – Силовьев с облегчением подскочил, выудил со дна сумки кипятильник, схватил стакан. – Водичка нужна. Туалет где, на этаже?
– Туалет в палате, – Аристов указал взглядом на дверь за спиной Силовьева. – Это Кремлевская больница. Для избранных. Избранные не ходят ссать на этаж.
– Понял.
Поделиться книгой: