40 дней

Савелий Решетов

40 дней

____________________________________________________

Глава I

Санкт Петербург, затертая старая квартира. Обшарпанная гнилая дверь. На кухне видно было, что туда давно никто не заходил. С крана капала вода с красноватым мутным оттенком, который намекал на то, что надо бы вызвать сантехника. На плите стояла кастрюля и сковородка. В одной виднелось что то, уже отдалено, напоминающее картошку, а в другой виднелась ветчина. В ванной гудела стиральная машинка.

Жизнь как будто замерла в этом уголке на

Набережной Кутузова, в квартире, у Невы, где все еще горел свет в столь позднее время, освещая, своим тусклым светом, вечерний осенний Питер.

Источником этого света послужил старинный советский торшер, стоящий в спальной комнате. В этой же комнате сидел молодой человек, лет 25, с светлыми русыми волосами, которые завивались в кудри. Он имел зеленовато синие глаза, зрачки которых расширялись с каждой секундой. Он сидел, облокотившись на спинку кровати, в окружении целлофановой плёнки, расстеленной вокруг него. Напротив, себя он поставил фотографию, которая отображала его жизнь, его музу, его смысл-совместная фотография с девушкой, которой уже нет в этом мире, нет с рядом с ним. Ее звали Любовь. Достаточно старинное, местами примитивное для России имя, но оно полностью отображало то, кем она была для него. Он сидел с голым торсом, левая рука его лежала на колене, а правая держало лезвие от бритвы. Он хотел к ней, хотел покончить с собой, рыдая, приближаясь правой рукой к левой, сжимая ту в кулак. С щек его текли слезы, глядя на фотографию.

Он был уже готов прикоснутся лезвием к своей руке, как вдруг он услышал строгий, местами уставший голос.

"Не – не – не – не, так дело не пойдет, не сейчас, нет, нет"– Повторял тот, не переставая "Тебе еще рано туда"

Парень напрягся. Он был в доме совсем один, дверь была заперта. Как вдруг он обернулся.

В дальнем углу кровати стоял длинный в рост силуэт, напоминающий джентльмена. У него были коротковатые волосы с челкой, зачесанной на бок, ярко бардовая бабочка на серо коричневой рубашке, поверх которой был надет коричневый классический пиджак, который сочетался с брюками. У него были темно коричневые брюки, плотно сидящие благодаря подтяжкам.

"Ты кто "-спросил у него парень

"Как бы так сказать…" – устало вздохнув сказал мужчина.

"У меня много имен, но всегда, когда любое из них слышат люди, другие начинают скорбеть " "Ты смерть? "-хладнокровно спросил парень

"Да"– отвечал ему усталый голос

"Забирай меня, меня здесь ничего не держит, я и так собирался к тебе" усмехнувшись заявил парень.

"Тебе еще рано, я не с этой целью пришел "

"Тогда зачем ты здесь? "– заинтриговано и растеряно поинтересовался парень.

"У каждого человека есть свой срок, как у продукта, в магазине, мы смотрим на молоко или Творог и проверяем его. Так и я, проверяю срок жизни людей. Моя

обязанность провести их в 40 – дневный период, чтобы попрощаться"

"Но я еще не умер! "-воскликнул парень -"или умер. "-задумался он на секунду.

"В твоём случае-перебил его Смерть -скорее мы потратим это время, чтобы вернуть тебя в строй, я покажу тебе, что жить еще есть ради чего, собирайся!"

"Куда?" "Пойдем на прогулку…" продолжал его убеждать странный гость…

Глава II

Шел первый из сорока отведённых нам дням.

Мы шли по Набережной, на дворе была Осень, самая интересная пора в году и для многих самая грустная. Вот, например, женщина, гуляющая с собакой: три шарфа, простуженный вид, аллергия и точно видно было, что никакой радости в жизни.

Смерть подгонял меня, он очень сильно хотел мне что-то показать

Я спросил у него: Куда ты меня ведешь, я конечно, не жалуюсь, но чувство такое, что пункта назначения не предвидится еще несколько миль – смело заявил я, явно испытывая презрение и гордость за себя.

Смерть обернулся, он смотрел на меня, как мать смотреть на ребенка в магазине, который закатывает истерику из-за накупленной игрушки.

Я нахмурился, мне было стыдно и тошно от того, что меня воспринимает как ребенка, не кто-нибудь, а сам Смерть.

Я опустил голову и смотрел себе под ноги.

Под ними я видел, как проносятся уже мертвые листья деревьев. Они напоминали мне меня: я такой же материальный как они, но это лишь оболочка, ведь внутри уже пусто, но я еще здесь.

Вдруг меня коснулся Смерть, явно дав понять, что пора остановиться. Мы остановились перед толпой людей, окруженных перед бордюром в несколько рядов,

Смерть протащил меня в первый. Перед собою я увидел уличного музыканта, усердно настрающего струны перед своим выступлением. Я ничего не чувствовал. Мне всегда казалось, что они всего лишь попрошайки, которым в своё время было лень отлично работать ради чудесной пенсии.

Он был метр с кепкой роста, отдалено напоминающий мне Дени де Вито, с седыми бакенбардами и в серой кепке с прямым козырьком.

Вдруг он объявил: "Дорогие друзья, сейчас я исполню вам песню Агаты Кристи – Дворник "

Моя любимая песня – думал я про себя, она напоминает мне о безразличности к жизни, нет правда, мне тоже нужен Дворник, чтобы тот подмел меня с этой мостовой, называемой Жизнь.

Он играл, не переставая три минуты. Смерть улыбался. Удивительное зрелище:

существо, которое приносит в большинстве случаев только горе и скорбь, улыбалось.

Когда музыкант допел песню все начали хлопать, и мы не исключение. Позднее смерть пожал ему руку и откуда-то в другой у него появилась скрутка с пятитысячными купюрами, которые тотчас отдал музыканту.

Музыкант стоял в шоке, он отнекивался, но Смерть настаивал. Музыкант сдался.

Мы пошли дальше

"Зачем ты ему отдал так много денег!" -гневно я спросил у него -"знаешь сколько всего можно было бы купить!"

Смерть усмехнулся "Что смешного?!"

"Вы люди, как коровы на ферме. Загнали себя в стадо. Возвели между собой мосты из недоверия, ненависти, и не хотите понимать друг друга! Он болеет, я чувствовал! Ему эти деньги пошли бы на лечение, ибо ему тоже еще рано ко мне."-резко ответил мне Смерть.

Я замолчал. Как Смерть понял, что тот болен, ведь он выглядел вполне естественно

Я спросил: "Ну он же улыбался, был счастлив"

Смерть глубоко вздохнул. В его глазах было отчетливо видно, что он четко знал, что мне ответить:

"Он счастлив, когда дарит кусочек своего счастья другим людям, и те, ценя его творчества, возвращают его счастье вдвойне.

Я хотел показать тебе, что может быть ты найдешь смысл в искусстве?"

Я встал в ступор." Экономист по образованию. Неуд по ИЗО и «музыке». Какое творчество?" – иронично рассуждал я про себя.

Смерть сказал: "Давай попробуем с простого. С картин. С помощью них человек может передать все свои переживания, все свои эмоции, гнев, страсть, любовь, порыв, вылить и смешать всё это на холсте. Картины висят веками. Люди смотрят на них и видят переживания и смысл, которые терзали Автора."

Я четко видел, как глаза Смерти заискрились, он быстро развернулся и щелкнул пальцами. На секунду всё стало бело.

Я открыл глаза, передо мной стоял Смерть, но уже в другом стиле: Коричневый пиджак сменился темно бардовым пальто, которое было опущено до его колен. Под ним виднелся классический клетчатый жилет вместо пиджака, а подтяжки сменились черным ремнем. На носу были одеты полупрозрачные коричневые очки с круглой оправой и в кармане виднелись антикварные часы на золотой цепочке.

Он улыбнулся и сказал: «Ну, вперед к холстам…" Начался следующий день.

Мы торопились, Смерть искрился от радости, что наконец то он нашел то самое, что возможно вернет меня к жизни

Я недоумевал, я не знал, что от меня хочет Смерть. Наконец мы прибыли на Мансарду Художников по адресу Большая Пушкарская, д.

10.

Это был маленький двор с высоким кирпичным зданием коих в Питере пруд пруди

"Нафига мы сюда пришли "– брезгливо, выражая своё нежелание, спросил я у Смерти. Тот, в свою очередь презренно покосился в мою сторону и сказал: " не отставай! "

Мы зашли в Мансарду. Это было старое здание, внутри которого всё пахло смесью антиквариата с красками и тканью с холста.

В углу от входа стоял стол, на котором расположился Бело Серый Кот.

Никто не обращал на нас внимания: в лавке можно было наблюдать лишь Художников пожилого возраста, тщательно выбиравших себе палитру или кисть нужной толщины, либо тех, кто просто любовался картинами, которые по совместительству были там представлены.

Одной из таких картин была та, на которой были Подсолнухи. Смерть улыбнулся и спросил меня: "Посмотри внимательно, что ты здесь видишь?"

"Ну, Подсолнухи"

"Вглядись, посмотри вглубь, рассмотри цвет"

"Ну Подсолнухи, ну желтые что-такого-то" Смерть начал мне уже понемножку надоедать!

Тот выдохнул и сказал: "Подсолнухи названы в честь Солнца, а солнце – олицетворение жизни, значит Подсолнухи – это жизнь!" Я усмехнулся.

Смерть продолжал на меня смотреть, но на этот раз не с презрением, а как Отец смотрит на своего сына, когда тот сказал, что он супергерой.

"Ты еще так многого не познал, а уже ко мне спешишь, не рановато ли. Ты еще на самой верхушке айсберга жизни, не понимаешь ее смысл, не видишь прекрасного, а ведь оно так рядом, ну ладно картины, везде не увидишь, но, допустим, бабочки!" заявил Смерть

"Бабочки?!" переспросил я в тот момент, когда мне уже начало казаться, что Смерть уже сдается и что до конца срока я не обрету смысл Жизни. "Ты когда-нибудь разглядывал бабочек?"

"Ммм, нет"-брезгливо и с отвращением к бабочкам ответил я "Бабочки, как ты" "Каким образом?"

"Гусеницы" отшутился Смерть -"смотри, изначально они мелкие пушистые и противные, но суть не в этом, а в Том, что нам кажется, что они проживают всего одну жизнь, хотя у них их две. Бог дал им шанс переродиться в нечто большее, изначально прибывая на Земле мелкими и незаметными. Но стоит им завернутся в кокон, так они изменятся и превратятся в одно из самых прекрасных созданий во вселенной!"

"То есть ты хочешь сказать, что мне нужно переродиться?" – спросил я у Смерти с неким озарением.

"Да! Ха-ха! Через искусство! Мы должны найти то, что пробудит в тебе желание завернутся в свой кокон, состоящий из ремесла, которое тебе по душе и обрести Смысл Жизни!" – с огнем в глазах произнес Смерть.

"Теперь я начинаю понимать…" сказал я.

"Что ты любишь? что тебе нравится делать?" – радостно спросил у меня мой друг.

"В детстве, я всегда играл с Отцом в шахматы. Он часто приходил поздно домой, уставал, сердился, но всегда играл со мной партийку. Так и повелось." сказал я, мой отец умер, когда мне было 14, тяжко, но поэтому я всегда старался найти себе близкого человека, коем была та, к которой я тянусь.

"Она была единственной, кто меня любил, понимал, я отвергал всех, так как другие мне были не нужны и не нужны сейчас" сдерживая слезы, скрипя зубами, уставившись в пол сказал я.

"Она бы хотела, чтобы ты жил дальше!" с сочувствием сказал Смерть

Я посмотрел на него и улыбнулся. Впервые за многое время я улыбнулся искренне, не фальшиво, не ради других, а сам, по своей воле.

"Спасибо, что помогаешь мне" отблагодарил я Смерть

Мы пошли в сторону моего дома, на Набережную, где в столь осеннее время всё еще пели птицы, уличные музыканты продолжали свою игру, а мы со Смертью шли и искали скамейку для того, чтобы сыграть партийку. На дворе было 21 ноября.

Глава III

Смерть был со мной уже почти месяц, а для меня почти половину отведенного для меня времени. Я уже имел четкое представление, что я могу еще начать жизнь. Мы сидели на скамейке и Смерть, с иронией, проигрывал мне уже 19 партию. На дворе уже вечерело, а скоро, через несколько партий, уже будет 22 ноября. Так странно, задумался я, Смерть знает всю мою жизнь, всего меня, а я о нем ничего, кроме того, кто он такой. Но он же то же личность: со своими эмоциями, впечатлениями, воспоминаниями

Я развивал свою мысль и остановился на одной особенной: а есть ли у Смерти смысл жизни?

Я посмотрел на него. Он задумчиво поправлял очки, глядя на шахматную доску, явно думая, чем побить моего коня.

Вдруг он поучаствовал, что я смотрю на него уже 2 минуты и сказал:

"Ну ладно, в чем дело? Ты смотришь на меня уже несколько минут и хочешь что-то сказать, раз хочешь, говори"

Я быстро среагировал: «Вот мы с тобой уже 22 день из 40 ищем смысл для того, чтобы я жил дальше, и, возможно, мы его нашли" сказал я, думая про себя, что стану шахматистом.

"Ну и?" с интересом спросил Смерть "В чем для тебя смысл?"

Смерть засмеялся. Ему показалось это забавной шуткой или он засмеялся лишь для того, чтобы не думать над ответом. В его глазах виднелась печаль. Печаль искренняя, стеклянная, которая так и норовит вот – вот разбиться и вылиться наружу. В который раз я начал убеждаться, что Смерть живее меня, ведь я не чувствовал сильных эмоций, а у Смерти виднелась боль, унижение и одиночество.

"Я не живой, никогда им не был и не буду, честно, я никогда не понимал свою сестру, Жизнь и моего отца"

Я спросил: "Бога?"