Помоги проекту - поделись книгой:
Анна Бэй
Вопреки. Том 5
ПРОЛОГ
Винсенту Блэквеллу было двадцать три года, когда он приехал на похороны Маркиза Барко в старый замок Грикс и был удивлён нежданному завещанию, в котором Маркиз, не имея наследников, передал Винсенту своё главное сокровище – древнюю библиотеку, который хранил за семью печатями. Тогда Блэквелл действительно опешил, ведь это было несказанное богатство, в библиотеке Барко хранились древние манускрипты, самые ценные книги и вообще всё наследие Сакраля, которому всегда завидовали Герцоги Мордвин, и это невиданное богатство досталось Винсенту, чему был неподдельно горд Феликс Блэквелл.
– Винс! – узнав новость, заговорил отец и даже встал, пожимая руку сыну и хлопая по плечу, – Это… это так потрясающе, что и словами не передать! Ты получил великий дар, сохрани его в целости, не пускай на ветер! В книгах библиотеки Грикс – прошлое, настоящее и будущее, в них весь Сакраль и его величие. На свете есть лишь две ценности: знание и сила, и эти вещи всегда будут дороже денег. Сила досталась тебе по праву рождения, но знание… это лично твоя заслуга, ведь Маркиз никого и никогда к своей библиотеке не подпускал.
– Честно, пап… – смущённо начал тогда Винсент, – Я думал… думал, что из всех своих учеников, он выберет Уолтера. Уолтер – гений, он и сам пишет книги, и он так трепетно к этому относится. Я даже и мечтать не мог, что всё это достанется мне, да и… выходит я друга предал, по голове его прошёлся?
– Маркиз сделал выбор. Уолтер поймёт, я в этом уверен.
И Уолтер действительно понял. Тогда они шли по замку вместе последний раз как друзья и говорили о том, что их объединяло: о будущем:
– Я много думал о том плане, что ты предложил, Винс, – завёл тему Уолтер, – Это очень цинично, противоестественно, иногда вульгарно, ещё чаще жестоко, и всё же гениально.
– Я всё равно это сделаю! – криво улыбнулся молодой Винсент Блэквелл, закуривая сигару и выпуская клубы дыма изо рта, – И знаешь, Уолт, именно твоя персона сыграла в этом плане ключевую роль.
– С чего это?
– Ты тот Вон Райн, что заставил меня смотреть на неприемлемые вещи другими глазами, – он прикрыл глаза и сладко затянулся, выпуская дым из ноздрей, – Селекция! – произнёс он неоднозначно и сделал паузу, будто пробуя слово на вкус, – В Мордвине это слово всегда звучало как ругательство, но… это всё фальшь, притворство. Все мы на самом деле выведены нашими предками… просто Вон Райны – единственные кто в этом честны.
– Хоть в этом! – с улыбкой добавил Уолтер.
– И всё же… ваши близкородственные браки, скрещивания с древними семьями и просто с генетически одарёнными – чем это хуже аристократических браков? Цель одна – сохранение крови…
– Нет! – перебил Уолтер, – Бездарное скрещивание аристократов – не есть селекция. Селекция не сохраняет кровь, а делает её лучше.
– Не умничай, я знаю это… просто если выбирать между бездумным скрещиванием, и улучшением «породы», то я выберу второе, безусловно.
– И поэтому ты решил выводить новую породу магов?
– Я назову этот проект «Кастерви». Начну с экспериментальных городков, не бросающихся в глаза, а в доменах буду копить лучший «материал» точечно, потом сгребу на одну галеру и нанесу удар по генофонду Сакраля. Улучшенные гены будут расползаться из деревень и посёлков незаметно, города буду очищаться от смрада разлагаемых нравов! Маги вырождаются, – задумчиво сказал тогда Винсент, а Уолтер закусил губу в порыве что-то сказать, но лишь поразился тонкому чутью молодого Герцога, ведь тогда не было явных предпосылок к вырождению Сакраля, лишь потому что Вон Райны делали многое ради того, чтобы это скрыть, – Я вижу это во всём: в пренебрежении к традициям, в обращении с магией, в безответственности перед предками, – Герцог тогда повернулся и очень властно и серьёзно посмотрел на друга, – Я вижу это в их глазах.
Уолтер тогда невольно прищурился и проморгался, потому что в этот миг глаза странным образом зачесались.
– И что в моих глазах? – спросил Вон Райн, – Что ты видишь во мне?
– Вижу ум, стремление и амбиции, – улыбнулся Блэквелл, – Вижу перспективу, множество великолепных идей, вижу в тебе Советника Сакраля, человека, который собирает мир по крупицам, делая его лучше, – а потом он снова затянулся и спустя несколько секунд выдохнул дым, глядя на тлеющий пепел, – Вижу человека, против которого не хотел бы играть никогда, ведь ты дальновиден и холоден, когда дело доходит до стратегии. Тебя сложно переиграть, но… – улыбка, – Я попробую. Ведь у нас с тобой нет выбора, да?
Эта улыбка не была весёлой, скорее свидетельствуя об обречённости их дружбы:
– Выбора действительно нет, – тяжело вздохнул Уолтер, – Мы можем упираться и хвататься за дружбу, терять время на бесполезные действия, но нас всё равно столкнут лбами. А можем… – рассуждал он, – …Разойтись добровольно, сберечь то, что было, спрятать это ото всех.
– До каких пор?
Уолтер посмотрел на небо хмуро:
– Не знаю… наступит ведь момент! Может это будет как ядерная бомба – БА-БАХ! – он активно жестикулировал, что было ему не свойственно, – Может всё небо свалится тысячей горящих камней, а взрывная волна пронесётся через весь Сакраль!
– А может, – замечтался Винсент, – С неба в шпили Мордвина ударил молния…
– Или… – не унимался Уолтер, – Я стану бесполезен для своей семьи, потеряв глаза от натуги!
И они громко засмеялись не понимая тогда, что каждое из этих событий действительно случится в один день.
– И тогда, – Блэквелл повернулся к Уолтеру, положил большую ладонь ему на плечо и посмотрел очень серьёзно, – Ты снова будешь моим другом?
– Я всегда буду твоим другом, Винс.
– Уолтер, пожалуйста, никогда не предавай меня, – будущий Суверен Сакраля в эти секунды был очень уязвим и искренен. Его лицо стало грустным, но в глазах была надежда, – Мы потеряли их всех: Кэсси, Грега и Ирэн, остались только ты и я.
– Знаю, – опустил глаза Уолтер и нахмурился. А потом потёр локоть там, где была скрыта метка родства душ, такая же как и у Винсента – они поставили их после смерти Грега Гринден, обещая нести свою дружбу всю жизни несмотря ни на что, – Ты один у меня остался, Винс, и так и будет.
– И даже… – осторожно затеял тему Винсент, – Даже когда библиотека достанется мне?
– На это я не злюсь, – улыбнулся тридцатилетний мужчина со светло-голубыми искрящимися жизнью глазами, – Ты это заслужил!
– Думаю, решающий аргумент в мою пользу был в том, что Барко боялся планов твоего отца.
– Решающим аргументом было то, что он читал небо!
– Ох, Уолт! В том и дело: он читал небо, ты читаешь, а я… – он хмыкнул, – Я пренебрёг этим и не научился.
– Ты пошёл другим путём, Маркиз это прекрасно видел. Мы обсуждали это… – Уолтер улыбнулся и посмотрел в открытое окно на сумеречное небо, на котором появилась звезда, – Таких как ты больше нет.
– Я уникален!
– И это чистая правда, а знаешь почему?
– Почему?
– Потому что… – Уолтер указал на единственную зримую звезду на небе, – Видишь этот холодный свет звезды?
– Конечно. Это Венера.
– «Утренняя и вечерняя звезда, Путеводная». Если посмотреть на звёзды в телескоп, то можно чётко оглядеть их очертания, но Венера – исключение. Её свет рассеян, это связанно с особой атмосферой, которая не пропускает чужой взор.
– Бабушкины присказки, Уолт! Она чёткая, рельефная и… – Винсент улыбнулся, – Я смотрел на неё, и ничего в жизни красивей не видел. Манящая!
– Ты видишь сквозь её атмосферу, я давно заметил, когда нас ещё обучал Маркиз. Так вот эта планета – твой спутник в течении жизни…
– Это плохо. Венера – плохой знак. – в миг помрачнел молодой Герцог, отчего между его густых бровей залегла морщинка.
– Так говорят, но я не вижу ничего плохого.
– Утренняя звезда – визитная карточка Люцифера.
– Венера – символ первого и последнего света. Она путеводная, она единственная в своём роде.
– И моя уникальность в том, что я вижу её очертания?
– Твоя уникальность в том, что ты видишь чётко то, что остальные не способны увидеть. Ты видишь то, что есть, но скрыто – это путь во тьме.
– Ты тоже видишь то, что скрыто, Уолт!
– Нет же… это другое! Ты видишь те пути, что скрыты от всех остальных, и главное… – Уолтер снова задумчиво посмотрел на далёкую таинственную Путеводную Звезду, которая устрашала Сакраль своей загадочностью и символизировала лишь зло называемое «Квинтэссенцией», – Вообрази: однажды… Венера потухнет. Перестанет нести свет и тогда люди собьются с пути. Долгие тёмные ночи не будут рассеиваться светом Утренней звезды, приносящей вместе со своим удивительным светом надежду, ведь перед восходом солнца, небо освещает Она. Стережёт небо от тьмы.
– Солнце взойдёт и без звёздочки! – хмыкнул Винсент, – Оно взойдёт в любом случае.
– Уверен? А если оно приходит лишь за Ней?
– Это было бы очень красивой и грустной легендой.
– Ну а вдруг? Вдруг Солнце тоже идёт на зов Путеводной Звезды? Но однажды Она будет лишь частью той черноты на бескрайнем небе. – Уолтер стал немного печальным, но Винсент не вешал нос от этих умозаключений:
– Даже тогда я буду видеть её!
– Чёрной потухшей точкой, безжизненным камнем, не отражающим свет?
– Уолтер, – хмыкнул Винсент, – Небесное тело не может не отражать свет звезды, завязывай свои гипотезы! Даже если эту планету не будет видно с Земли, то я всё равно увижу её как объект, отражающий свет солнца. Её туман, возможно, не будет нагревать её как другие планеты, пряча от тепла, но свет… минимальный, но будет! Раз так, то я всегда увижу её, ведь я наместник Огня. Возможно ты и прав на счёт тех путей, что я вижу назло остальным, но вряд ли это так значимо, как ты пытаешься представить.
– Ты не просто их видишь, ты можешь идти по ним даже когда света нет.
–
Глава
1
– Зачем это здесь? – спросил Элайджа Блэквелл, увидев истощённого отца, который тяжело зашёл в каминный зал, опираясь на трость.
Элайджа был уже в том возрасте, в котором мужчины обретают особую изысканную мужественность, раскрывающую их привлекательность с оттенком лёгкой зрелости, но именно такой возраст называют «полным расцветом». Ему было 33 года, он был ещё человеком, на Блэквеллов похож не был, но что-то неуловимое от предков-Элементалей всё же имел, хотя мимика к его годам сыграла свою злую шутку, отражая на его лице сущность жестокого, высокомерного и неприятного человека. И всё же он был красив и держал себя статно, только колкий взгляд бегающих светлых глаз выдавал смесь странных чувств, схожих с малодушием и трусостью перед авторитетом Герцога.
Феликс держал предмет, который Элайджа разглядывал очень пристально, и приближался очень осторожно:
– Помнишь его? – хрипло спросил Герцог, – В Фисарию приехал цирк Сигора и дал последнее шоу. Тебе было 11, и мы без конца прыгали в воду с горок…
– Помню, – сухо ответил Элайджа сипящим голосом, – А потом мы приехали домой, и ты снова ссорился с матерью.
– Я никогда не повышал на неё голос, Элайджа, никогда не поднимал руку. Я старался, как мог, но никогда её не любил, зато люблю тебя.
Губы Элайджи растянулись в презрительной улыбке, и он закатил глаза:
– Я слышал это много раз, и даже когда-то верил. Признай: ты и сам в это веришь, но это притянутая за уши ложь. Я – твой сын, ты должен меня любить, но это вынужденное.
Поделиться книгой: