Участковая, плутовка и девушка-генерал

– Именно по высказанной причине у меня всегда в наличии имеется подходящая сменная обувь, – разъясняя, он одновременно переобувался, складывая летние туфли на резиновый коврик и приставляя их поближе к педалям, – если ты, Слава, чего-то боишься, то можешь остаться здесь, терпеливо меня дождаться, а я схожу и по возможности всё в округе разведаю; что-то найду – окажется безопасно?! – тебя обязательно позову.

– Нет уж, извините, пожалуйста, – состроив недовольную мину, отобразившую невообразимую волю и непреклонный характер, Шарагина уверенно покинула пассажирское место и выбралась на сумеречную, затемнённую улицу, – я ни какая-нибудь там опасливая трусиха, способная спрятаться за спины более смелых товарищей! Как хочешь мне говори – я тоже пойду! – Кожаную папку, снабжённую прочной картонной прокладкой, она на всякий случай прихватила с собой.

Закончив с недолгими рассуждениями, неразлучные напарники направились обследовать близлежащую территорию – непролазные, густые окрестности. Вокруг было мрачно и тихо, как и в любом дремучем лесу; в окружавшей природе чувствовалось что-то невероятно зловещее, заранее пугавшее и воистину угнетавшее. Являясь галантным кавалером, старослужащий воин, конечно же, шел впереди, предоставив очаровательной спутнице идти следом за ним и оставаться на небольшом удалении, чтобы, в случае какой нежданной напасти, иметь великолепный шанс сразу же немного отпрянуть. Первым делом старательные сослуживцы прошлись вдоль наружной части делянки, сильными мужскими ступнями и прекрасными дамскими ножками оставаясь на неровном проселке, плотно укатанным громадными вездеходами. Далее, не обнаружив для себя ничего интересного, они постепенно перебрались на мшистую почву, усыпанную еловыми и сосновыми колючками, захламлённую опавшими шишками и заваленную сломанными ветками, как длинными, корявыми, так в точности и короткими, едва различимыми; зеленой травы практически не было. Верхний слой, казавшийся и мягким и толстым, если где и затвердел, то ещё не слишком недостаточно, в связи с чем дальнейшее продвижение, для одной миловидной особы, обутой в новенькие демисезонные ботильоны, снабженные каблуками, создавало довольно неприятные затруднения. Она так и не рискнула отдалиться от грузного коллеги, хоть как-то экипированного для лесных приключений, и, ступая по протоптанному пути, следовала строго по проторенному широкому следу.

Постепенно расстояние между двумя товарищами всё более увеличивалось, и как самонадеянная красотка, давно уже пожалевшая, что не осталась дожидаться в машине, не перебирала красивой обувью, догнать отдалявшегося первопроходца – у неё при всём желании так и не получалось; впрочем, и окликнуть его (все по той же непривлекательной черте непримиримой натуры) опрометчивая гордячка позволить себе не сумела. Так она и шла; а царапаясь о вездесущие ветки, непродуманная девушка, одевшаяся совсем не для лесных похождений, умудрилась (что нисколько не удивительно!) в нескольких местах непреднамеренно порвать нейлоновые колготки; но… глядя на пущенные в разные стороны «страшные стрелы», она лишь качала теперь головой и, мысленно непривлекательно выражаясь, привередливо, удрученно вздыхала. Вдруг! В очередной раз ставя изогнутую подошву на рыхлую поверхность, вмиг побелевшая смуглянка почувствовала неприятный морозец, холодившей волной пробежавшийся по спине и бездвижным ступором сковавший ей ловкие мышцы, при привычных обстоятельствах поразительно эластичные и чрезвычайно подвижные. Она замерла. Безотчетно ей показалось, будто бы под ступней, незадачливо оказавшейся спереди, находится что-то незнакомое, скользкое, едва уловимое, но начисто для неё омерзительное.

«Неужели прошлогодняя пелена, опавшая с ближайших деревьев, сейчас возьмёт и разверзнется, а оттуда покажется отвратительная черная голова, снабженная двумя ядовитыми зубками, – покрываясь липким, холодным потом, предположила озадаченная красавица, ни сном ни духом не ведавшая, как следует себя вести при встрече с опасными гадинами, – вот сейчас она покажется из сухой, прошлогодней травы, – непонятно почему, но уплотненную хвою она назвала именно так, а не как-нибудь по-другому, – вползет по моей красивой ноге, продвинется вплоть до изящной коленки, – похоже, в некоторых вопросах личная скромность была ей неведома, – затем как можно шире раскроет поганую, безразмерную пасть – и как вопьется мне в ляжку двумя изогнутыми клыками, как выпустит в кровь безграничное количество смертельного яду! И это если не считать, что она находится здесь одна, а ползучие гады не выбрались на дневную прогулку всем тысячным скопом – как было, к примеру, сегодняшней ночью, когда каким-то чудесным, необъяснимым способом они оказались в роскошном доме у лесничего Вовы Ковшова, – невзначай озабоченная девушка называла более старшего человека лишь по его сокращённому, неполному имени, – целенаправленно пробрались во внутренние помещения и устроили там умопомрачительную засаду, причем атаковали, единственное, государственного охранника леса, а всю его остальную семью – по непонятной мне пока причине, хм? – оставили вдруг нетронутой».

Пока она размышляла, прошло не менее двух минут, а из-под её слегка приподнятой подошвы так ничего и не выползло. «Неужели пронесло?» – пришла ей в голову благословенная мысль; но тут… она лихорадочно вздрогнула и едва-едва не лишилась сознания; она даже начала заваливаться назад, однако в тот же критический миг была успешно подхвачена на мужские, могучие руки. Оказывается, покуда Шарагина терзалась мучительными сомнениями, Алексеев, заметивший, что его несравненная напарница замерла в непривлекательной позе, и предположив чуть-чуть ли не самое страшное, поспешил к ней на скорую выручку и, поскольку угрожавшая опасность, вернее всего, находилась у неё впереди, предпринял ловкий, нехитрый манёвр, обходной и тактический; им двигало жизненно оправданное намерение, ни в коей степени не позволявшее допустить, чтобы кто-нибудь из участвовавших лиц сумел бы осуществить непродуманное, не подкрепленное логикой, действие. Подобравшись поближе, он зорко всмотрелся в пространство, расположенное поблизости, и, не увидев ничего подозрительного (подползавшего либо другого, в той или иной мере опасного), не удержался от легкой, незатейливой шутки и тихонько дотронулся до плеча и без того перепуганной девушки.

Она похолодела всем восхитительным телом, хотела громко вскрикнуть, но лишь «кха, кха» натужно, сдавленно прохрипела и непроизвольно, полностью лишившись психологической функции натренированной воли (больше всего на свете она боялась именно змей), стала заваливаться назад, где ловко была подхвачена опытным и более старшим товарищем. И тут! Как она и предполагала, из плотного слоя слежавшейся хвои, наваленной здесь с прошлого года, показалась миниатюрная чёрненькая головка, прикреплённая к жуткому продолговатому туловищу, извивавшемуся в непонятном, но удивительном танце; по мере приближения к бесподобной ноге, прикрытой лишь нейлоновой тканью, злобная пасть открывалась всё шире и шире – несомненно, она готовилась впиться двумя острейшими зубками в мягкую, нежную кожу и напустить под непрочную оболочку неимоверное количество ядовитой и обжигающей жидкости. Реакция неотступного напарника, вроде бы и не очень быстрого, казавшегося по большей части неторопливым, нерасторопным, последовала той же самой секундой и проявилась как нельзя более вовремя: он выкинул массивную ступню, обутую в резиновый сапог, направив ее прямо по направлению распахнутых челюстей, и преградил им дальнейшее продвижение, нацеленное на, бесспорно великолепную, женскую голень.

Может показаться удивительным, но пронырливая гадюка настолько прочно вцепилась в рельефную структуру, отображавшую нижний рисунок обуви, насколько стряхнуть ее одним, простым, движением по ровному счёту не получилось – старшему прапорщику пришлось хватать необычайно скользкую сущность, беспрестанно извивавшуюся юрким и длинным тельцем, левой ладонью (в защите и удержании хрупкой красавицы он использовал правую), пережимать ей тонкую шею вблизи «расщеперенной» пасти, чудовищной, а еще и изрыгающей убийственным ядом, и резко затем отдергивать в сторону… Впоследствии оставалось только свернуть бесхребетное, непрочное основание – по продемонстрированным отточенным жестам становилось более чем очевидно, что старослужащий помощник проделывает рисковую операцию, направленную на полную нейтрализацию, далеко не впервые.

– «Нахрен»! – освободившись от явной угрозы и обретя душевное равновесие, Шарагина освободилась из мощных объятий и, не скрывая явного отвращения, теперь наблюдала, как её вездесущий напарник спокойно умерщвляет мерзкую гадину. – Пойду я, пожалуй, в машину, а не то что-то мне лесные прогулки, непривлекательные, а точнее, опасные, как-то немножечко не «по кайфу» – проводишь, Палыч? – Отправляться в одиночку, без надежного защитника, в сложившейся ситуации она не отважилась.

– Разумеется, – возражений со стороны учтивого спутника, по обычаю, не последовало. – Пойдем, Слава, я доведу тебя до машины, а затем вернусь обратно и продолжу обследовать близлежащую территорию; осмотрю, сколько смогу – а получится не получится? – там поглядим. Короче, я пройдусь по предполагаемой делянке – где найду на деревьях проставленные клейма – последовательно всё исследую и, если ничего не обнаружу, возвернусь «не солоно хлебавши» обратно. Как ты должна понимать, в означенном случае нам придется попробовать построить какую-то другую версию, отличную от первой, по большей части логичную и хоть чем-нибудь существенно подкрепленную.

Сказано – сделано. Вызвавшись проводить озабоченную коллегу, продемонстрировавшую не самую завидную черту не такой уж в общем-то и трусливой натуры, Алексеев благополучно довел её до машины, оставленной на наезженной грунтовой дороге, а дождавшись, когда она быстренько юркнет в непросторное, по ее мнению полностью безопасное, помещение, вернулся к ненадолго прерванному ответственному занятию. Однако и сейчас ему не удалось как следует погрузиться в непосредственную работу – почему? – едва он отошел на пару десятков метров и, скрывшись за обширными стволами, стал совершенно невидим, сзади него послышался резкий хлопок, издаваемый металлической дверью и сопровождавшийся пронзительным де́вичьим вскриком, – в довершение ко всему перечисленному, по железному корпусу застучали прочные женские каблучки; становилось ясно – знойная блондинка чего-то жутко перепугалась и стремительно лезет на более или менее безопасную крышу. «Тьфу-ты, ну-ты!.. – не удержавшись от горестных, неприветливых «матюков», раздосадованный водитель выразил и негативное, и критичное отношение. – Где-то непередаваемо деловая, а в чем-то непревзойденно трусливая!.. Да своими острыми каблуками она мне сейчас, на служебном автомобиле, всю внешнею покраску облупит! – исполнительный мужчина удрученно, натужно вздохнул. – Ну что же, придется потом перекрашивать, тем более что уже не впервой, – намекал он на неприятные дорожные происшествия, когда приходилось «договариваться на месте», а затем за собственный счёт устранять возникшие повреждения (полицейские тоже живые люди, и не всегда у них получается управлять доверенным транспортным средством исключительно по закону).

***

Тем же самым временем, когда Алексеев отправлялся на очередной обход лесной территории, Владислава, понемногу успокоившись, оставалась в служебной машине одна. Минуты две она просидела, ни на чём не зацикливая внимания, а только поглядывая в боковое окошко и внимательно изучая прилегающее пространство, расположенное в самой непосредственной близости; возникшее у неё намерение представлялось естественным: она выглядывала невидимых врагов, таинственным, незримым образом подбиравшихся к одиноко застывшей приглядной машине. «Что, если, скажем, какая-нибудь мерзкая гадина, чертовски пронырливая, возьмет да и прокрадется сначала к заметному корпусу белой «Нивы», затем по колесам поднимется кверху, потом незамысловато переберется под непрозрачный капот, а очутившись во внутреннем отсеке и воспользовавшись одной из многочисленных дырочек, вероломно проникнет в спасительное пространство «моей неуютной коробочки» – что я буду делать тогда? – пускалась придирчивая участковая в дотошные рассуждения, одновременно перемещаясь в непросторном автомобиле – то пересаживаясь на водительское кресло, то возвращаясь обратно; понятное дело, она намеревалась держать под неусыпным контролем и правую и левую территории, лежащие по обе стороны от служебного транспорта. – Скорее бы уж Палыч закончил с осмотром, да побыстрее отсюда уехать. Если же необходимо будет вернуться, то в столь непривлекательной перспективе я поступлю – воистину! – совсем по-другому: надо будет надеть толстые, непременно двойные, штаны и спрятаться в прочную, высокую обувь. Спрашивается: а что мой новый облик изменит? В сущности, конечно же, ничего, но так я буду чувствовать себя, по крайней мере, немного уверенней».

По ходу протекания мыслительных процессов, нисколько её не успокаивающих, но хоть сколько-то отвлекающих, непроизвольно Шарагина начала обращать внимание на необычные, нехарактерные звуки, раздающиеся где-то поблизости; постепенно они застучали в ей перевозбужденном мозгу, словно небольшие, но несравненно весомые молоточки. «Это еще что за такие-сякие шумы? – задавалась она безответным вопросом, холодея всем восхитительным телом и мгновенно покрываясь миллионом стремительно бегущих мурашек; она застыла в одном положении, бесподобным корпусом оказавшись на месте Алексеева, а не менее изумительными ногами оставшись на пассажирском, – и стала внимательно вслушиваться. – Что, интересно знать, в сложившейся ситуации может сие означать? – не прекращала пытливая участковая блуждать в необъяснимых догадках. – Похоже, как будто кто-то едва заметно шевелится?» И правда, откуда-то, скорее всего из-под приборной панели, доносились ненавязчивые шумы, казалось бы, на первые взгляд ничем не опасные, но, после пережиты́х треволнений, способные заставить вздрагивать и бывалых, и закалённых сотрудников – чего уж там говорить про совсем ещё юную девушку, чуть только достигшую двадцатитрехлетнего возраста и всего полгода назад прошедшую первоначальную служебную подготовку? Между прочим, основной передаваемой интонацией можно было услышать примерно следующее: «"Вщить"! "Щи-и-и-ть"… Шик, шик, шик». Очень напоминало, как будто кто-то, неизвестный, но несказанно пронырливый, пытается проползти сквозь прочную, стальную обшивку, ищет в «металлическом коне» наиболее уязвимое место (отверстие, пригодное, для того чтобы протиснуться и скользкому, и юркому существу), а ничего подходящего не обнаруживая, недовольно шипит и на каком-то непонятном языке зловеще ругается. Тут было от чего перетрусить даже самому смелому и отважному воину – не стала исключением и привлекательная красотка, не наделенная пока еще той уникальной способностью, что приобретается за долгие годы нелегкой, опасной службы и что способна помогать спокойно реагировать на присутствие омерзительного, наделенного смертельным ядом, создания.

Неожиданно! То ли ей показалось (это когда у страха глаза всегда велики), то ли и на самом деле где-то рядом возникло чьё-то неведомое, чужое присутствие? Между тем возникшее тревожное чувство выразилось нескончаемыми мириадами мельчайших мурашек, стремительно пробежавшими по роскошному телу; настороженная девушка, при обычных условиях отважная и бесстрашная, начинала вдруг чувствовать, как будто бы поблизости непременно кто-то находится – и страшный, и очень опасный. А тут еще! Откуда-то спереди, прямо из-под панели приборов, где по предусмотренной конструкции в «автовазовских» «Нивах» располагается бардачок, медленно, словно в замедленной съемке, скатилась миниатюрная жидкая капелька. Она очень напоминала смертоносную слюну, выделяемую отвратительным пресмыкающимся, перед тем как оно на предполагаемую жертву ожесточённо наброситься – и кажется… в том же самом месте стало видеться какое-то едва уловимое продвижение, по всей вероятности неотвратимо устремляющееся во внутреннее пространство.

Всё, медлить дольше было нельзя (от неоправданной проволочки могла зависеть сама ее бренная жизнь) – и Владислава, охваченная непередаваемой паникой, позорно ретировалась. Резко распахнув водительскую дверцу, она чуть подогнула к себе коленки, ровные и изящные, оттолкнулась от пассажирского кресла закруглёнными каблуками и, не забывая по-женски отчаянно вскрикивать, как выпущенная пуля, быстрее-быстрого «полетела» наружу. Тем не менее она не упала (сказывалась неплохая первоначальная подготовка), а, предварительно ухватившись за верхний обод, установленный с каждого боку и предназначенный для стального багажника, легко смогла удержать несравненный корпус в устойчивом равновесии. Далее, применяя освоенную выучку, оставалось только легонько подпрыгнуть, немного потопать новомодными ботильонами, постучать пластиковыми набойками по стальному капоту, переместиться затем на высокую крышу, усесться там на синюю люстру и, облегченно вздохнув, остаться дожидаться умелого Палыча, без сомнений спешащего к ней на самую скорую выручку.

Как и обычно, в преданности неустрашимого сослуживца она не ошиблась: из-за необъятных деревьев он показался ровно через пару минут и, передвигаясь немного непривычным, каким-то медвежьим, бе́гом, по возможности спешно приближался к оставленной на лесной дороге машине; он бежал грузно, тяжело дыша, но как бы ему ни было трудно, старался выжимать из давно уже ожиревших мускул все оставшиеся, приобретенные когда-то, умения. Очутившись возле транспортного средства, вверенного ему добродетельным государством, Алексеев стал неприятно отплевываться и предпринимать первостепенные попытки, помогающие наиболее быстро восстановить вдруг сбившееся грудное дыхание; сквозь проводимые процедуры он нашел в себе силы нескромно полюбопытствовать:

– Ты чего кричала – гадюку, что ли, опять увидела?

– Похоже… – ответила кареглазая участковая, не решаясь поспешно покинуть занятую недавно «ключевую позицию», – правда, саму я её не видела, но у тебя в машине находится что-то странное и – оно! – пугающее, гадко шевелится; а еще… таинственная тварь просто исходит зловещими слюнями, как хочет вцепиться мне в маленькую, и так-таки хрупкую, ногу, – ей было невероятно стыдно за отнюдь не полицейскую слабость, но она ничего не могла с собою поделать (как уже сказано, больше всего в существовавшем мире она панически боялась ползавших змей, неприятных, извилистых, чешуйчатых, скользких).

– Ох, ты и трусиха, Слава! – немного отдышавшись, старший прапорщик осторожно, постоянно ожидая подвоха, просунул голову внутрь неприветливого салона, угрожавшего ему внезапной атакой, и стал напряжённо осматриваться. – Ну, да ладно, так уж и быть, сейчас мы непременно посмотрим – где, ты говоришь, она притаилась?

– Мне показалось, была под панелью, – наморщив лоб и почесывая правую икорную часть, в области неровного порыва нейлоновой ткани, Шарагина пробовала крепиться и пыталась выглядеть хоть чуточку беззаботней. – Хотя… с другой стороны, она могла давно уже выползти и сейчас свободно «шляется» где-нибудь по салону, либо – что нисколько не лучше! – коварная гадина спряталась где-то внизу, предательски устроившись под обшивкой.

– Ладно, сейчас осмотрюсь и всё надёжно проверю, – предполагая внезапное нападение и стараясь быть как можно более острожным, возрастной помощник нехотя поднял с земли корявую палку и стал напряженно шарить ею по внутреннему пространству; настороженное обследование он сопровождал и проницательным, и пристальным взглядом.

В первую очередь он изучающе заглянул под собственное сидение, а ничего не увидев, потихоньку передвинул с места на место разнообразные предметы, сваленные в кучу и по большей части предназначенные для обслуживания служебной машины; далее ему пришлось внимательно осмотреть пассажирское кресло, а затем перебраться с осмотром на задний диванчик; ничего не обнаружив, лишнего либо опасного, он переключился к панели приборов, где вначале добросовестно изучил бардачок, а впоследствии попеременно все нижние части приборной панели, установленные как справа, так и в точности слева. Не найдя хоть чего-то мал-мала подозрительного, прагматичный прапорщик начал внимательно вслушиваться. И тут, как и его несравненная напарница, он услышал необычные, если не странные звуки: «"Вщить"! "Щи-и-и-ть"… Шик, шик, шик».

– Послушай-ка, Слава, – прокомментировал он добытые сведения, вылезая наружу и помогая взволнованной девчушке спуститься на ровную землю (убедившись, что тревожные опасения оказались напрасными, она торопилась восстановить репутацию отважной сотрудницы, ненадолго ею в критическое мгновенье утраченную), – а ты случайно не эту водичку видела, – правым указательным пальцем он указал на маленькое, еле заметное, пятнышко, образовавшееся на резиновом коврике, предусмотрительно положенном напротив пассажирского кресла, – а звуки? – поднимая тот же самый перст к небу, требовательный мужчина заставил прислушаться. – Не их ты, сидя в одиночестве, слышала?

– Вроде того, – согласилась Владислава, исполнив пожелание критичного напарника и оценив пугавшие шумы, доносившиеся из салонного помещения; не отваживаясь протиснуться внутрь, она остановилась прямо у водительской двери и, пользуясь абсолютной тишиной, сгустившейся над мрачным, дремучим лесом, отчетливо различала всё то же самое шевеление не шевеление, шипение не шипение, но чего-то, уж точно, ей непонятное, что, как уже говорилось, чуть ранее доносилось со стороны автомобильной панели приборов, – а что, постесняюсь я поинтересоваться, оно, плохое и скверное, может сейчас означать?

– В настоящем случае всё представляется просто и совсем незатейливо, – Алексеев не смог удержаться от легкой усмешки, в любом случае выглядевшей, скорее, дружелюбной, чем, скажем, какой-то уничижительной, – если не слишком вникать в подробности устройства автомобильной техники, то в общих чертах причина твоего, Слава, необоснованного испуга кроется в обыкновенной халатности – какой? – короче, уже как пару недель я начал вдруг замечать, что резиновый шланг, установленный возле отопительной печки и подающий в нее разогретую жидкость, имеет незначительное повреждение – а вот заменить его пока не берусь!

– Но почему?! – непритворно изумилась педантичная сослуживица, категорично относившаяся ко всяческим проявлениям служебной расхлябанности, а к наступившему моменту полностью сумевшая восстановить душевное равновесие. – Ты же вроде всегда мне казался таким исполнительным?.. Тем более когда интересующие вопросы напрямую затрагивают качественное обслуживание служебной машины.

– Случившаяся неприятность не выглядит покамест сильно опасной, – удовлетворяя безмерное любопытство, возникшее у пытливой красавицы, старший прапорщик (как и всякий другой человек, если затрагивается больная тема) пустился в подробные разъяснения, – повреждение там несущественное; говоря проще, охлаждающая жидкость уходит в незаметных объемах, да и то только когда она немного остынет – при отсутствии внутреннего давления. Работы, опять же, у нас всегда предостаточно – больше чем можно себе представить! – наверное, поэтому я взял на себя определённую смелость с надлежащим ремонтом покуда повременить; а значит, передвигаюсь на собственный страх и риск, надеюсь, так сказать, на личное везение да разве еще обыкновенный «русский авось», до наступившего момента, по совести говоря, ни разу не подводивший.

Оправдываясь перед юной соратницей, в обычной жизни принципиальной и пунктуальной, немолодой уже мужчина в качестве повинного извинения много еще каких доводов хотел привести, но тут раздался телефонный звонок, доносившийся из бокового кармана форменной куртки, свободно облегавшей невероятно красивое тело. Звонила следователь, прибывшая на место страшного происшествия, то есть отвечать ей требовалось при любых обстоятельствах, поскольку она могла сообщить о какой-нибудь невероятно значимой информации.

– Слушаю, Шарагина, – не затягивая с установлением сотовой связи, жгучая брюнетка достала корейский мобильник «Samsung» (хотя и не самой последней модели, а скорее, один из самых первых смартфонов) и сразу ответила, применив обычное для служивого люда высказывание.

– На выезд приехал начальник отдела – лично! – послышался с той стороны мелодичный, но и распорядительный голос, – и срочно требует вас обоих к себе: хватит, говорит, заниматься ерундой – он в курсе, что вы отправились обследовать предположительный участок новой делянки – а пора уже переходить к непосредственной отработке последних связей и давних знакомых покойного лесника. По его неоспоримому мнению, «убийственные ноги» растут из кого-то, кто зачастую занимается «лесом», – привела она сленговый термин, означавший «незаконную рубку». – Как вы понимаете, мистическая версия, подкрепленная необъяснимым нападением ополоумевших гадин, – она никого из нас не устраивает.

– Принято, – неглупая участковая подтвердила полное понимание предоставленных сведений, а следом «повесила телефонную трубку» (раз их почтил самый главный начальник районной полиции, стало быть, нужно было поторопиться и выдвигаться немедленно). – Поехали, Палыч, нам первоочередную задачу «нарезали», – обращалась она уже к стоявшему рядом напарнику, прекрасно слышавшему поступившее распоряжение и превосходно его понимавшему, – сейчас «до потери пульса» будем выяснять: а с кем же, интересно знать, покойный лесничий в ходе делёжки российского леса сумел настолько «рассобачиться», что на него – вот взяли! – да и натравили нескончаемое полчище мерзопакостных ядовитых гадюк, безжалостно «зажаливших» несговорчивого стражника леса до страшной, словами неописуемой, смерти?

Глава III. Две похожие девушки

Темная, практически непроглядная, майская ночь. По одному из продолжительных коридоров Московского суворовского военного училища Министерства обороны Российской Федерации, сопровождаемая молодцеватой девушкой-сержантом, уверенной походкой следует суровая молодая особа, облачённая в форменное обмундирование генерал-лейтенанта спецслужб ФСБ; на вид она не превышает двадцати пяти лет, хотя в действительности ей только что минуло тридцать. Обе они направляются прямиком в расположение несовершеннолетних воспитанниц, после тяжелого служебного дня спокойно почивающих на двухъярусных железных кроватях.

Естественно, у многих сразу же может возникнуть вопрос, целиком и полностью справедливый: что же это за столь юная командир и как (в несоразмерные чину годы) она сумела достигнуть невероятно высокого звания? А вот как раз на описании ее неоценимых заслуг необходимо остановиться немного подробнее…

В далекие времена, когда ей, и действительно, готовилось исполниться двадцать шесть лет, капитан Московского уголовного розыска Оксана Бероева практически в течении одного некалендарного года смогла выявить и обезвредить невероятно коварный заговор американского ЦРУ, возвратила в потустороннюю преисподнюю восставшую из ада лихую покойницу, а следом, находясь в составе сборной штатовской группы, организованной на далекой Аляске, вступила в отчаянное противостояние со зловещим инопланетным вторжением. После удачного завершения последнего мероприятия она удостоилась высокого воинского звания генерал-майор, а специально для борьбы со всяческими необъяснимыми поползновениями и страшными, странными сущностями было принято Волевое решение организовать седьмой секретный отдел, всем немногочисленным составом поступивший под полное ее попечение. Далее, находясь уже в новой должности, высокопоставленная сотрудница напрямую участвовала в истреблении жестокого хана Джемуги, подмявшего под себя целый региональный город и создавшего там современное «монгольское иго» – за этот значимый подвиг на ее золотистых погонах добивалось еще по одной золочённой звездочке, заслуженно «упавшей» на каждый из них. Невероятных успехов, не передаваемых никакими человеческими словами, отважная красавица добилась, невзирая на невысокий рост, несильное телосложение; зато она выделялась непревзойденной, великолепной фигурой, отчетливо подчеркнутой правильными, несравненными формами, словно бы списанными с какой-то древне-греческой либо же древне-римской богини; еще в ней обязательно следует выделить уверенную профессиональную хватку, прямую, простодушную натуру и отчаянную, неустрашимую смелость, а заодно обратить внимание на острый, аналитически развитый, ум, мгновенную сообразительность и устойчивую моральную подготовку.

Как уже говорилось, сейчас она шла по длинному коридору, протянувшемуся в одном из расположений суворовского училища, и, непринужденно потряхивая черными, как смоль, волосами, ничем, в соответствии с высоким положением, сейчас не прикрытыми и отличавшимися своеобразной прической (она равномерно подрезалась по всей нижней части, простиравшейся от левой части утонченного, миловидного подбородка и доходившей вплоть до противоположной, опускаясь там немного пониже), выдерживала благородную, прямую осанку. Оставляя продолговатое лицо, выделяющееся нежной и смуглой кожей, постоянно серьезным, властная руководительница периодически «грозно постреливала» придирчивым взглядом, выраженным темно-карими глазами, внешне неустрашимыми, строгими, а в глубине озорными, лукавыми; умело скрывая врожденную игривость за исключительно естественными ресницами, густыми и длинными, при́данным себе выражением она пыталась выглядеть строгой, непримиримой командующей, сейчас же, скорее всего, проверяющей. Увидев по ходу движения пустовавшую, временно не заправленную, кровать, она недовольно наморщила в основном прямой, но на конце чуть вздернутый нос и неприветливо поводила изумительными губами, слегка подкрашенными одноцветной, похожей на коралловую окраску, помадой. Военная молоди́ца, едва ли приблизившаяся к двадцатилетнему возрасту и шедшая сейчас в непосредственной близости, поспешила внести предельную ясность:

– Это постельное место дневальной, – на вытянутой физиономии, книзу сведенной в выразительный подбородок, придававший ей определенное сходство с мужчиной, она состроила виноватую мину и потупила книзу голубые, немного напуганные глаза, – отлучившаяся курсантка заменила меня «на тумбочке», – характерным, солдатским термином дежурная сержант обозвала постовое место, предусмотренное в каждой военной казарме и расположенное, как правило, сразу при входе, – пока я вызвалась Вас проводить… сами же, наверное, понимаете – оставлять расположение без надлежащего присмотра по «нашему» уставу нельзя, – хитроватая девушка немножечко привирала, поскольку спала именно она и как раз таки за ней и бегала расторопная солдатка, когда во входную дверь казармы нежданно-негаданно постучали.

Взглянув на высокою блондинку, закрепившую кудрявые волосы сзади «хвостом» и прикрывшую их обыкновенной солдатской пилоткой, Оксана (ну так, для приличия) наигранно строгим выражением оценила ее внешний сержантский вид, не вызывавший никаких значительных нареканий, за исключением одной расстегнутой пуговицы, находившейся с самого верху, а затем, удовлетворенно кивнув восхитительной головой, отмеченной ровной, исключительно правильной, формой, одновременно и дружелюбно, и властно промолвила:

– Я нахожусь здесь совсем по иному поводу… проводите-ка лучше меня к спящей курсантке – по фамилии Лисина.

– Есть, товарищ генерал-лейтенант! – четко отрапортовала провожатая «контрактница», приписанная к подразделению в должности заместителя командира взвода, и повела высокопоставленную гостью в глубину просторного спального помещения.

Двухъярусные кровати, частично железные, отчасти новые, деревянные, устанавливались в шесть продолжительных рядов – они миновали четыре и остановились у пятого. Здесь пришлось пройти еще немного вперед. Двигаясь вдоль длинного порядка и оставив за плечами еще пару двухместных расположений, последовательно друг приставленных к другу, и девушка-генерал, и старшая солдатка остановились у третьего; сопровождавшая дежурная направила указательный палец на мирно посапывавшую молодую красавицу. Удивительное дело, но первое, что бросилось ей в глаза, оказалось непостижимое сходство, имевшееся у двух совершенно разных по возрасту девушек, как будто бы они являлись если и не прямыми близнецами, то по крайней мере ближайшими родственниками. Однако ее неподтвержденные предположения представлялись ошибочными: ни та ни другая не считались хоть как-то родными.

– Всё, спасибо, – пока поражённая провожатая вытаращивала большие глазищи, Оксана вознамерилась отправить ее восвояси, – можете идти: дальше я справлюсь сама.

Дождавшись, когда двадцатилетняя сержант покинет видимое пространство, а ее грубоватые шаги постепенно стихнут в конце продолжительного коридора казармы, Бероева осторожно потрясла юную воспитанницу, ухватившись за правое плечо, и, прежде чем та открыла глаза и хоть что-нибудь ей ответила, перекрыла ей миловидный ротик, зажав его не менее прекрасной, но еще и развитой, немыслимо сильной, ладонью. Тем не менее, как бы она не расстаралась, сквозь накрывшую пятерню прорвался хотя и немного приглушенный, но вполне осознаваемый окрик:

– Оксана?! Ты?.. Здесь?.. Как же я по тебе соскучилась…

– Тихо, Лиса, давай-ка чутка «потише», – обращаясь по привычному прозвищу, высокопоставленная сотрудница сразу же погасила все радостные излияния, возникшие у внезапно разбуженной девушки, само собой пытавшиеся прорваться наружу и принятые у нормальных людей как при возникновении неожиданных, приятных им, встреч, так и при наличии похожих на них знаменательных ситуаций, – я всё тебе объясню потом; сейчас же по-тихому собирайся: для тебя имеется важное, невероятно секретное, дело. Поедешь сейчас со мной – с командованием я завтра договорюсь.

Являясь некогда непослушной, лихой и дерзкой, особой, Лисина Юля, по протекции генерал-лейтенанта Бероевой вне конкурса попавшая на полное попечение государства, давно уже привыкла к воинской дисциплине и превосходно усвоила первостепенные уставные правила; кроме всего перечисленного, она считалась еще и крайне неглупой девушкой и быстро сообразила, что раз за ней приехала – лично! – начальница самого засекреченного отдела, значит, дело, и правда, серьезное. Таким образом, не издавая ни единого лишнего звука, она собралась ровно за сорок пять секунд, предъявляемые в армии в качестве первостепенного норматива, и предстала перед высокопоставленной наставницей в черной курсанткой форме, отличавшейся красными погонами и характерной надписью: «СВУ».

– Я готова, – простецки заявила деловая плутовка, эффектно тряхнула каштановыми волосами, прической похожими на стоявшую рядом красавицу, но разве вот только закругленными краями поближе сведенными к несравненно прекрасному личику – и… словно бы она здесь главная, твердой походкой направилась к выходу.

Отлично зная непримиримую натуру, в чем-то нагловатую, а где-то и вздорную, Оксана лишь по-сестрински улыбнулась, протяжно вздохнула, покачала черноволосой головой, поводив ею то вправо, то влево, а потом не менее уверенной поступью направилась следом. У дежурившей девушки, стойко застывшей на выходе, появилась великолепная возможность выделить необычайную схожесть, имеющуюся у обеих очаровательных спутниц, идущих по коридору ровно, ступая практически в ногу; а заодно она смогла сравнить существующие у юной курсантки отличия: во-первых, шестнадцатилетний возраст, во-вторых, чуть более высокий рост, в-третьих, озорной и лукавый взгляд, в отличии влиятельной спутницы ничем не прикрытый, ну, и в-четвертых, чуть более обычного оттопыренную нижнюю губу, ничуть не портившую бесподобного внешнего вида, а наоборот, дополнительно придавшую невообразимой, ни с чем не сравнимой, пикантности.

– Сержант! – обратилась Бероева к застывшей военнослужащей (обратив в самом начале внимание лишь на золочённые погоны, та только сейчас начинала понимать, что же именно в прибывшей проверяющей ей показалось невероятно знакомым). – Милой леди необходимо переодеться – сходи с ней в курсантскую каптерку и выдай одежду, в которой она прибыла. Если несложное поручение понятно, можете идти выполнять – «на тумбочке» – я! – пока постою чуть-чуть подежурю, – не увидев поблизости дневальной и саркастически улыбнувшись, она опередила любое возражение, перво-наперво пришедшееся бы на ум ответственному лицу, поставленному сейчас на передовую стражу, неусыпную, надежную, бдительную.

Как и полагается в армии, живописно козырнув, наиболее юные девушки проследовали в святая-святых любой солдатской казармы, расположенной в пяти метрах от основного входа и спрятанной за неприступной, железной дверью; генерал-лейтенант осталась стоять на надлежащей охране. Вернулись они ни много ни мало, а ровно через четыре минуты. Лисина Юлия Игоревна кардинально преобразилась: теперь на ней красовались простенькая болоньевая куртка, отличавшаяся коричневым цветом и большим количеством всяческих молний, прочные синие джинсы, как принято среди молодежи, вытертые на бедрах и в области голеней, а также новомодные кроссовки, сочетавшиеся окрасом с верхней одеждой и украшенные четырьмя разноцветными полосами; шею прикрывал высокий воротник водолазки, по цвету чёрной и использованной когда-то для спасения пленённой Оксаны. По ее внешнему виду можно было судить, что влиятельная наставница готовит ее для какой-нибудь уличной деятельности, скорее всего, разведывательной, а возможно, что даже необычайно таинственной (если принимать во внимание секретный отдел, к которому та была напрямую приписана).

– Вот, – знойная брюнетка, облечённая в генеральское звание, удовлетворённо кивнула, а следом осветилась добросердечной улыбкой, – теперь я узнаю «нашу» несравненную плутовку Лису, способную к самому активному погружению в реальное гражданское общество. И сейчас её необыкновенные умения окажутся как нельзя более кстати, – добавила она намного тише, слегка удручённо, предназначая последние слова, единственное, только лишь для себя, – время нынче такое… военное, неспокойное. Пошли! – отдала она непререкаемую команду и твердой походкой, наработанной за долгие служебные годы, направилась к выходу.

– Оксана! – окликнула её кареглазая бестия и… сразу же осеклась: – Простите, товарищ генерал-лейтенант, – она более чем отчётливо поняла, что о существующей между ними чувственной дружбе посторонним знать, по меньшей мере, совершенно необязательно, – но как же мои личные документы?.. Они находятся в кабинете у ротного командира, а туда, в его отсутствие, при всём огромном желании у нас сейчас попасть – ну, никак! – не получится.

– Поверь, Юла, – непонятно почему, но по какой-то неизвестной причине Бероевой вспомнилось и второе прозвище, некогда прилипшее к непревзойденной ловкачке; она остановилась, не дойдя до дверного проёма чуть менее метра, на секунду обернулась назад, а дальше договаривала уже на ходу: – Они тебе пока не понадобятся… и даже будет лучше, что ты оказалась без них.

***

Часом позднее.

– Куда мы едем? – поинтересовалась Юлия, беспечно расположившись в удобном кресле первоклассной «Шевроле-Нивы», принадлежавшей высокопоставленной российской оперативнице; она придала себе нисколько не скромную позу (несмотря на несопоставимое различие в занимаемом положении, в присутствии друг друга они чувствовали себя и спокойно, и свободно, и очень вольготно).

– В один отдалённый, если не захолустный провинциальный «поселочек», – не отвлекаясь от управления и не поворачивая чёрненькой головы, разъясняла вторая девушка предстоявшую впереди перспективу, притом основную сущность передавала невнятно и очень расплывчато; она давно уже вывела транспортное средство на окружную дорогу и теперь уверенно правила, устремлялась прямиком на выезд из столичного мегаполиса, – но об основной задаче ты узнаешь немного позднее.

– Опять, «лять», какие-то страшные, чудные секреты, ежели не сплошные «страсти-мордасти»? – недолюбливая армейскую исполнительность и суровую дисциплину, проворная проныра наконец-то немного расслабилась и, соответственно, позволяла себе применять излюбленные непутевые вставки, освоенные ею в недалеком, едва ли не прошлогоднем, бродяжничестве. – Ну, и «по фигу»! – придав себе немного обиженный вид, она на пару минут замолчала; но, как и всякая непоседливая натура, юная девчушка не смогла усидеть в горделивом молчании и пары минут, а не выдержав, озарилась невероятно заинтересованным видом и продолжила настойчиво любопытствовать: – Оксана, а вспоминаешь ли ты моего прежнего воспитателя, Павла Аронова? Хорошо ли ты помнишь день его преждевременной гибели? – Невольно озорная плутовка нахмурилась, а глаза ее заблестели, наполнившись соленой, неприятно обжигавшей их, влагой.

– Конечно же, я всё случившееся отлично помню и не переставая ругаю себя за непростительную оплошность, допущенную в ходе той сложной, непредсказуемой спецоперации, – являясь непревзойденной профессионалкой и чувствуя какой-то завуалированный подвох, Бероева слегка напряглась, но, не подавая виду, всё так же уверенно правила, не поворачиваясь в сторону Лисиной, а только искоса изучая ее напряженно-сосредоточенным взглядом, – но одного не понимаю: к чему ты завела сейчас столь серьезный разговор, насколько я понимаю, неприятный для нас – для обеих? А ну-ка хитрющая проказница давай-ка «колись»: чего за очередные черти завелись в твоей и без них бесноватой головушке?

– Да так… – ответила Юла вначале расплывчато, выждала необходимую паузу, а затем резко переместила корпус не по-детски развитого тела вперед, изогнула его, чтобы глаза собеседников смотрели в глаза, и, наполняясь горючими слезами, участливо всхлипнув, задалась и неприятным, и, с её точки зрения, наиболее насущным вопросом: – Просто я вот всё думаю: а что было бы, если бы мы тогда его предательски не кинули и не бросили на произвол судьбы, а? Наверное, он бы со стопроцентной гарантией выжил – ты так не думаешь?

– Нет, – привыкнув выдерживать взгляд и похлеще, и значимее, и гораздо серьёзнее, Оксана стойко выдержала направленный в её адрес словесный укор, с одной стороны, по большей части надуманный, с другой… без сомнения, вполне справедливый; не отводя от пытливой плутовки вдохновенного взора, она простодушно и чётко ответила, казалось бы, единственным разом поставив все точки над литерой «И»: – Тогда бы, точно, погибли все мы!

– Ага! – эмоциональная девчушка неприветливо фыркнула и отодвинулась на прежнее место; дальнейшую беседу она вела немного насупившись: – Но вот мне почему-то представляется, что тебе важнее было вывести проклятого хана Джемугу, чем оказать действительную помощь отважному соратнику по оружию. Э-э-эх!.. Если бы только ты в тот раз меня не «вырубила»… я бы ни за что – ни за какие коврижки! – не оставила бы Борисыча в полной, безвылазной «Ж!»… а вдвоем мы бы непременно чего-то придумали. Эх, Оксана, и зачем ты меня в тот день «отключила»?! – Они первый разговаривали на волнительную тему полностью откровенно, поэтому скорбящая воспитанница старалась высказать всё, что, так или иначе, в растревоженной юной душеньке накипело.

– Он сам меня попросил, – почувствовав небывалую вину, Бероева (что было на неё ничуть не похоже) даже незначительно прослезилась; все-таки она не успела превратиться в «железную леди» и самые простые человеческие чувства – сочувственные, участливые – пока еще не утратила, – Павел не мог даже мысли себе допустить, чтобы с его любимой воспитанницей случилось хоть что-то плохое и скверное… он не оставил мне никакого иного выбора.

– И принял на себя геройскую смерть, и спас от ненавистного «монгольского ига» целый огромный город! – высокопарно промолвила молодая плутовка, немного выпятив вперед великолепно сформировавшуюся упругую грудь и горделиво наполнив прекрасное личико красноватой окраской. – А мы как трусливые зайчики спасли лишь личные задницы и оставили нашего верного товарища на злую погибель, несправедливую, страшную. Оксана, ты помнишь: сколько в его мужественном теле, зверски расстрелянном самым жестким образом, было при вскрытии обнаружено пуль?

– Не менее сотни, – справившись с нахлынувшей слабостью, восхитительная генерал-лейтенант смахнула слезу и с озабоченным видом посмотрела на юную спутницу, устроившую ей неимоверную словесную пытку, – на нём не осталось живого места… Мне очень жаль: Павел тоже считался мне – пускай и не слишком близким! – но, точно уж, далеко не чужим.

– Ладно, «проехали», – не научившись ещё подолгу зацикливаться на текущих проблемах, то бишь всецело поддаваться меланхолическим настроениям, чрезвычайно расстроившаяся молодая особа решила поменять основную тему проистекавшего разговора, – ты лучше признайся: куда же ты в действительности намереваешься меня всунуть – в какую-такую очередную «Ж!»? Сразу скажу: я согласна на всё, даже на шпионскую поездку во враждебную нам Америку, по существу вероломную, а по сути, прогнившую и поганую.

– Нет, – Бероева загадочно улыбнулась; они давно уже выехали на загородную дорогу, и она посчитала, что пришла пора немного открыться: – Тебе не придется никуда «десантироваться» и разворачивать диверсантскую деятельность: через пару часов ты окажешься в обычной российской глубинке, где в последние сутки творятся необычайно странные вещи – какие? – узнаешь прямо на месте. Твоя основная задача, Лиса, не выглядит какой-то экстраординарной и как-нибудь тебе непривычной. Словом, тебе потребуется: во-первых, встать на бродяжнический путь своей прежней жизни; во-вторых, как можно плотнее втереться в доверие к местному криминалу; в-третьих, попытаться выявить подозрительных лиц, появляющихся там с недавнего времени и вынашивающих нехорошие, если не отвратительные намерения, по ровному счёту преступные; ну, а в-четвертых и, наконец, в-последних, – ни в коем случае себя не выдать и, разумеется, при всех обстоятельствах остаться в живых! А теперь немного поспи: ехать осталась не больше чем пару часов, а на месте желательно оказаться полной человеческих сил, и физических, и нравственных, и духовных. И запомни: в последующем, как и обычно, при любых условиях тебе придется крутиться самой.

– То есть ты хочешь сказать, Оксана, что ты никак не будешь меня контролировать, – Юла настолько выпучила и без того большие глаза, что, казалось, они сейчас лопнут, ну, или по крайнем мере, высвобождающиеся, покатятся изо обеих орбит, – и даже ни разу не выйдешь на связь?!

– Нет, на этот раз, нет! Дело слишком серьёзное – я появлюсь в самый последний момент.

Через два с половиной часа генерал-лейтенант самых засекреченных служб остановила полюбившуюся машину на окраине поселка Нежданова, прямо перед указателем о названии, и ласковым движением разбудила не менее дорогую плутовку:

– Лиса, мы приехали – пора подниматься и отправляться на «вольную волю», – подразумевала она свободную деятельность, – на вот, – девушка, облечённая в генеральское звание, передала проворной воспитаннице небольшую железную связку и маленький баллончик со сжиженным веществом, – возьми свои старые ключи, изъятые у тебя при зачислении в СВУ – я взяла на себя обязанность их сохранить – а вкупе и средство индивидуальной защиты: что-то мне подсказывает, что в недалеком будущем они тебе обязательно пригодятся.

– Да, мои бесценные ключики не раз уже спасали мне жизнь, а заодно и девичью честь, – отвечала юная бестия, смачно потягиваясь и водя из стороны в сторону еще полностью несформировавшимся, но уже прекрасным и восхитительным телом. – Мы что, уже приехали? – Следующий вопрос в сложившийся ситуации считался вполне естественным; одновременно она приняла передаваемые ближайшей подругой предметы.

– Правильно, мы на искомом месте, – глубоко вздохнув, отвечала одновременно и суровая наставница, и ласковая приятельница, – дальше ты начинаешь «крутиться» сама.

– Тогда я пошла, – не тратя времени на долгие расставания и неприятные обеим сюсюканья, молодая проказница не стала особенно церемонница, а напротив, ловко распахнула пассажирскую дверь и через долю секунды оказалась снаружи.

– Лиса! – окликнула ее Бероева напоследок. – Пожалуйста, береги себя и без особой надобности серьезно собой не рискуй.

– Справлюсь! – лишь только ответила та и скрылась в кромешную темноту.

***

Утром тех же текущих суток.

Как и всегда, высокопоставленная руководительница седьмого секретного отдела, она же чуть ранее непревзойденная оперативница Московского уголовного розыска, приехала на основную службу к половине девятого и принялась изучать последние отчеты, поступившие за истекшую ночь от подчинённых сотрудников; всем немногочисленным составом они находились по дальним командировкам и ежедневно, к восьми утра, присылали срочные свежие сведения. Несложная работа представлялась привычной, и она раскидала ее за каких-нибудь полчаса, а дальше потянулось размеренное, унылое течение служебного дня, не ознаменованное ни великими подвигами, направленными на отражение инопланетных вторжений, ни хотя бы отчаянной борьбой с чертовски ошалевшей потусторонней силой, ну, или – в крайнем случае! – с несказанно обнаглевшей преступностью. Словно бы каким-то необъяснимым, неведомым образом просчитав ее разочарованное, угнетенное настроение, около четырех часов пополудни на письменном столе зазвонил ярко-красный телефон, отличавшийся старинной конструкцией и соединявшийся напрямую с Главой Великого государства.

Здесь стоит немного отвлечься и рассказать, что, являясь от благодатной природы девушкой скромной и особо непритязательной, вновь назначенная начальница хотя и обосновалась в основном здании российской ФСБ, штаб-квартирой базировавшейся на пресловутой, небезызвестной Лубянке, но для служебного кабинета выбрала себе неброские помещения, и не казавшиеся слишком большими, и «не кричавшие напропалую» изысканной мебелью. Останавливаясь на внутреннем убранстве, вначале следует выделить непросторный периметр, не превышающий шестнадцати метров в квадрате, а затем остановиться на мебели: т-образном столе, десятке железных стульев, обтянутых черной рельефной материей, паре офисных шкафов, битком забитых первостепенной документацией, да тройке оконных проёмов, пускай и узеньких, но в целом высоких, в достаточной мере обеспечивающих внутреннее пространство дневным, естественным, солнечным светом.

Итак, сообразив, что обозначилась прямая президентская связь, влиятельная особа, от нескончаемой скуки чуть было не задремавшая, резким движением подняла красную, словно бы раскаленную, телефонную трубку и быстро приблизила ее к миловидному уху, сдвинув немного назад аккуратно причесанные черные волосы:

– Слушаю, Бероева.

– Могла бы не представляться: я знаю, кому звоню, – с той стороны секретной связи послышался спокойный, размеренный голос, казавшийся еще и чуточку вкрадчивым. – Ты сейчас случайно не занята́? – последняя фраза произносилась хотя и с немного сочувственной интонацией, но и с ироническим, не слишком уж скрытым оттенком.

– Нет, – прекрасно понимая, что позвонили ей вовсе не из праздного любопытства, начальница самого засекреченного отдела в нетерпении напряглась, – точнее, не сильно, – понимая, что ее не видят (хотя кто его знает?), она усмехнулась, – занимаюсь составлением каждодневных отчетов – работа нудная, но, как мне разъяснили, крайне необходимая.

– Совершенно верно заметили: без статистических данных мы быстро погрязнем в полнейшем хаосе и беспросветной рутине, – с обратной стороны установившейся связи послышался легкий намек на нескрываемое злорадство, – но я сейчас совсем не за этим…

– Понимаю… – проговорила Оксана после весьма затянувшейся паузы (излюбленная привычка Первого Лица «ходить вокруг да около», укоренившаяся у него еще с «фээсбэшной» службы, никогда не давала молодой сотруднице относительного покоя). – Что мне следует делать, куда надлежит отправиться?

– Пока ко мне, – лёгкое ехидство закончилось, и звучавший голос сделался невероятно серьёзным, – а дальше посмотрим! – И образовавшееся соединение тут же и прекратилось: на том конце повесили телефонную трубку (наверное, хорошо понимали, что опровергнуть услышанные слова никто не отважится).

Получив неоспоримое приказание, кареглазая красавица, облечённая в генеральское звание, незамедлительно направилась на Красную Площадь и проследовала к величавому Кремлю, подъехав на неизменной «Шевроле-Ниве» напрямую к центральным воротам. Её уже ожидали: увесистые створки оказались распахнутыми, а перед ними молчаливо скучали двое сотрудников ФСО, одетых в гражданскую форму одежду. «Вот и опять та пара из ларца, что одинакова с лица», – отметила придирчивая девушка их внешний вид, произнеся про себя привычную безобидную прибаутку. И действительно, дожидавшиеся мужчины виделись полностью идентичными – в их случае можно лишь обратить внимание на основные характеристики: и одинаковый средний возраст, и обоюдный высокий рост, и немыслимо широкие плечи, и суровые, непроницаемые лица, едва-едва не квадратные, и дорогие черные костюмы, свободно облегающие мускулистое тело, где чуть ниже левой подмышки можно было увидеть спрятанное от постороннего взгляда табельное оружие.

– Чего застыли? Ведите! – заехав на внутреннюю территорию и «бросив» личное автомобильное средство за высокой кремлевской стеной, Бероева не удержалась, чтобы не отметиться какой-нибудь саркастической шуткой.

Между тем вышколенные стражники даже не шелохнулись и продолжали сохранять на непроницаемых физиономиях полностью бесстрастное выражение. Прекрасно зная, что начальница седьмого отдела неплохо осведомлена, куда ей требуется направиться дальше, сопровождавшие сотрудники предоставили ей шанс проследовать первой, а сами (от «греха подальше» приняв от неё неизменный «макаров») пристроились чуть поодаль и довели до небольшого кабинета, по традиции используемого для тайных переговоров (как с несомненной уверенностью предполагал Президент, он не был «накрыт» ничьим из «вражеских колпаков», а следовательно, внутри не должно было существовать ничьих коварных «прослушек»). Он дожидался удивительную девушку, сидя в одном из мягких просторных кожаных кресел; указав на второе, он предложил ей удобно расположиться и сразу же включиться в предполагаемую, запланированную чуть раньше, беседу.

– Не перестаю поражаться, но при каждой встрече, Оксана, ты всё более хорошеешь, – они давно уже не соблюдали ни светских условностей, ни положенной в военном мире субординации; потому-то, наверное, начав с неприхотливого комплимента, Глава российского государства быстро вернулся к животрепещущей теме, в наступивший момент считавшейся наиболее важной и затронутой им в ходе недавнего телефонного разговора: – Но о твоей непререкаемой внешности мы поговорим немного позднее; сейчас же необходимо обсудить самые наболевшие вопросы, вызывающие у нас наибольшее волнение, если не крайне серьёзное подозрение. Как, надеюсь, ты отлично себе понимаешь, они потребуют скорейшего вмешательства, не менее спешного реагирования, а также быстрейшего разрешения, победоносного и, разумеется, со всех сторон положительного.

– Что планируется предпринять? – эффектная брюнетка, облачённая в генеральскую форму, предположила, что пора уже перейти к постановке конкретной задачи; она сидела, слегка нахмурившись, что нисколько не оттеняло ее великолепной внешности, бесподобной и практически безупречной. – Точнее, что следует сделать мне?

– Тебе? – Президент на несколько секунд замолчал, обозначившись задумчивым видом, словно бы он в очередной раз начал обдумывать что-то очень серьёзное; наконец, откинув последние сомнения, он при́нялся передавать основное напутствие: – Ты, Оксана, должна будешь организовать тайный, всесторонне засекреченный, выезд, то есть отправить кого-нибудь из наших специальных агентов прямиков в одну из самых отдалённых провинциальных глубинок, какие только существуют на территории Центрального региона. «Не открывая все карты», но обрисовывая ситуацию в общих чертах, скажу: в непосредственной близости от некоего городка районного назначения, именуемого интересно Райково, располагается некая секретная военная часть – как, полагаю, ты хорошо себе представляешь? – ракетная, стратегическая. Естественно, ты сразу же спросишь: а при чём здесь расположение оборонных формирований? И правильно сделаешь, потому что – у нас! – он приподнял указательный палец кверху (кого он еще имел в виду? – останется непонятно), – сложилось определённое мнение, что наши бывшие партнёры, ныне недружественные страны, попытаются осуществить какую-нибудь беспрецедентную провокацию – сама должна понимать, допустить возникновение «пятой колонны» и проникновение к ядерному оружию ни в коей мере нельзя – тем более что в близлежащем поселке Нежданово – уже! – происходят невероятно странные вещи, необъяснимые, но наводящие на некоторые, не очень хорошие, размышления.

– Что они из себя представляют? – допытывалась Бероева, сосредоточившись ещё значительно больше.

– Понимаешь, какая, интересная, творится там штука, – как и положено Главе государства, верховный главнокомандующий оставался на редкость серьезным, но говорил тем не менее спокойно, ровно и рассудительно, – сегодняшней ночью, – он сделал короткую паузу, – на одного местного лесничего совершено ужасное нападение, невероятное, непостижимое, а в сущности, ещё и таинственное. И опять ты, наверное, задашься справедливым вопросом: а что же в общих чертах оно собой представляет? И снова будешь абсолютно права, ведь я и сам пока не имею никакой однозначной конкретики, а лишь какие-то призрачные обозначения, ничем документально не подкрепленные. Если быть кратким, но всё-таки объективным, возникшая ситуация выглядит приблизительно так: сегодняшней ночью на местного лесничего, по фамилии Ковшов, осуществляется массированное нападение ядовитых гадюк, неисчислимым количеством проникающих в его деревенский дом и убивающих, единственное, его, а никого из остальных домочадцев – молодую жену и маленькую дочку – по непонятной причине не трогающих. Если это не странно, тогда скажите мне что! Подводя итог, остановлюсь лишь на общем и самом главном. Разумеется, наши местные сотрудники ФСБ поступившую информацию оперативно проверили и более чем отчетливо выяснили, что умерщвлённый государственный служащий заведовал строго определённым участком лесного массива, где поблизости не располагается никаких функционирующих стратегических военных частей; правда… – он на несколько мгновений замолк и пристально посмотрел на ближайшую подчинённую, – как раз в пределах подведомственных ему владений имеется давно законсервированная ракетная точка. Однако она давно уже не используется, а ещё в «девяностые» примерно до половины завалена пресловутыми советскими рублями, сверху же надежно прикрыта массивной, железобетонной плитой, как естественное дополнение заваленной полусгнившей, прошлогодней травой. Озвученное обстоятельство не вызывает ни малейших сомнений, потому как достаточно основательно и чётко проверено! Вместе с тем необходимо кому-то в срочном порядке на место выехать и, оставаясь инкогнито, подробно разведать: а не появился ли поблизости кто-нибудь посторонний, чтобы он выдавал принадлежность к украинской, либо американской, либо – что нисколько не лучше! – западноевропейской национальности? Твоя основная задача: найти кого-нибудь юркого и смышленого – обязательно, чтобы он не выделялся из общей толпы! – и заслать его в самую, что называется, гущу необъяснимых событий.

Вот примерно так, ненамеренно и совсем незатейливо, Глава российского государства натолкнул генерал-лейтенанта седьмого секретного отдела на весьма конструктивную мысль, что к оперативному делу пора уже привлекать хитроумную, плутоватую бестию, где-то дерзкую, в чём-то пронырливую, но в любом случае бесконечно преданную и безмерно надежную.

Глава IV. Жутковатая ночка

Той же ночью, практически в то же самое время, когда две несравненные девушки покидали пределы столицы…

По пустынной улочке, расположенной в поселке Нежданово, ленивой походкой пробирается одинокий мужчина; он легонько пошатывается, неуклюжей же походкой предположительно выдает, что либо полуночный путник неизлечимо чем-то болеет, либо прошедший день сложился у него чертовски удачно, в связи с чем ему посчастливилось разжиться успокоительной, горячительной выпивкой. Вокруг стоит полнейшая тишина, как будто вся поселковая округа неожиданно вымерла – не слышно даже обыденной «брехни», присущей остервенелым собакам, привыкшим безмозгло облаивать всякого, каждого. В воздухе чувствуется что-то зловещее, жуткое, неописуемо мрачное; похожее ощущение возникает примерно тогда, когда в ночное время забредёшь на пустынное кладбище и только и ждешь – вот сейчас какая-нибудь из многочисленных могил неминуемо, непременно разверзнется и вначале наружу вырвется потустороннее, адское пламя, а затем и сам великий гений вездесущего страха всей ужасающей персоной внезапно появится… ну, или в крайнем случае вместо него возникнет кто-нибудь из его верноподданных и наиболее кошмарных приспешников.