Помоги проекту - поделись книгой:
Я уговаривала себя, что задавать непонятные вопросы и дотошно требовать ответов – это у дочки возрастное. Но в глубине души понимала, что, скорее, всё-таки генетическое. Достаточно вспомнить наши диалоги с бедной Натальей Васильевной, репетитором по французскому, которая спешно готовила меня к первой поездке в Прованс к будущим свёкрам.
– Почему тут предлог
– Так говорят.
– Но тут должен быть предлог
– Это исключение.
– У каждого исключения есть объяснение…
– Это привет из старофранцузской грамматики, объяснение давно забылось!
– То есть вы согласны, что в такой речевой ситуации уместнее поставить
– Дашенька, я уже согласна на всё, даже признать, что Мольер был не силён во французском.
– Да, но хотелось бы всё-таки понять, почему…
И Наталья Васильевна почти всегда находила почему – в древних справочниках мидовских переводчиков, у бывших коллег по «Интуристу», в диссертациях знакомых профессоров лингвистики. У Натальи Васильевны было железное терпение, ведь в свободное от меня время она преподавала в дорогой частной школе, где подростки испорчены ощущением родительского всемогущества.
У меня же совсем не было учительской выдержки. Не было ни знакомых в небесной канцелярии («Почему дождь падает, а река течёт?»), ни докторской степени в оптике («Почему мы видим глазами?»), ни друзей с познаниями в молекулярно-кинетической теории («Почему макароны в горячей воде становятся вкусными, а в холодной нет?»). Я пыталась отшучиваться цитатой из КВН «Потому что гладиолус», но юмора дочка тоже не понимала. Она вообще воспринимала всё трагически-буквально. Если раньше я могла словами играть и жонглировать, вязать из них ажурные салфетки и делать безе, то теперь же они казались гирями, и приходилось думать, какие бы такие полегче выбрать, чтобы скатить их во фразу. Вес слова часто, но не всегда измерялся количеством слогов: двусложные ещё как-то можно было сдвинуть, а четырёхсложные оказывались совсем неподъёмные. Приходилось проявлять чудеса самодисциплины и выражаться строчками из букваря.
«Котик моется лапкой».
«Морковка полезна для здоровья».
«Ты вырастешь и поймешь».
Я чувствовала, как внутри черепной коробки скукоживается мозг, как за ненадобностью отмирают его отделы: брямс – отвалилась, как ржавая водосточная труба, извилина, ответственная за анализ инфографики; пшшш – сдулся нарост, отвечавший за эргономичное планирование рабочего дня. Только мозжечок, регулирующий координацию движений, пока ещё оправдывал существование этого дорогого в обслуживании органа – мозга.
Много месяцев ушло на то, чтобы найти универсальный ответ на дочкины «почему?». Я даже подумывала его запатентовать, ведь в Сингапуре всё патентуют. «Потому что так придумал дизайнер». Эврика! Этим можно объяснить всё, от наличия страз на туфлях до последовательности цветов в радуге. Кто такой дизайнер? Это человек, который придумывает вещи. Например, наша московская бабушка Алёна, она дизайнер интерьеров – придумывает, как будут выглядеть квартиры. Какого цвета будут стены, где будут стоять кресла, из какой породы дерева будет кухонный гарнитур… Кто такой гарнитур? М-м-м. Для начала он не кто, а что. Это комплект мебели – ящички, шкафчики, столики, крючочки. Почему его едят с мясом?! Ах, как гарнир… Нет, с мясом его не едят, его делают на фабрике из дерева или пластмассы, он несъедобный. Несъедобный значит его нельзя съесть. Да, крючочки нельзя есть. Ящички тоже. Нет, это не мамѝ Алёна так решила, просто их нельзя есть, потом что их НЕ ЕДЯТ. Ты вырастешь и поймешь.
Авторитет бабушки рос как на дрожжах. Мой авторитет обратно пропорционально уменьшался.
Понятно, что мысль о втором ребенке пришла мне не из любви к детям, а от пристрастия к тайм-менеджменту. Я хорошо помню день, когда она впервые меня посетила.
– Почему у китайцев узкие гла-азки? – спросила однажды Кьяра, оттягивая веки к вискам.
– Видишь ли, климатические условия в районах обитания азиатских рас исторически были таковы, что из-за степного ветра и песчаных бурь легче жилось людям с узкими глазами. Так в ходе эволюции природа выпестовала монголоидный тип.
Круглые европеоидные глаза Кьяры стали стремительно наполняться слезами. Я вздохнула и взяла её за руку.
– Потому что так придумал дизайнер, самый главный дизайнер, который живет высоко на небе и придумывает, какими люди рождаются. Хорошо?
Дочка кивнула, раздумала плакать и вернулась к играм. Другая бы обрадовалась своей находчивости, а я вдруг сама едва не заплакала. Провидение только что в лоб сообщило мне, что настоящая я никому не нужна.
Вообще-то это чувство мне не ново. Я всегда ощущала шаткость своего семейного положения, потому что не понимала, за что меня любят муж и дочка. Ведь они не пользуются ничем из того, что делает меня уникальной личностью. Не то чтобы у меня породистая внешность или лёгкий характер. Не то чтобы я рассказываю затейливые сказки или делаю умопомрачительный минет. Я довольно посредственно готовлю и сказать, что я создаю дома уют, было бы преувеличением. По правде говоря, действительно хорошо я умею делать только одну вещь – использовать русский язык. То есть то, что мои близкие оценить не в состоянии.
Я привыкла жить с тревожным ощущением самозванки и в хорошие минуты думала даже, что, вероятно, обладаю каким-то необъяснимым притяжением, которое действует на людей, как солнце на подсолнухи. В плохие минуты я, правда, боялась, что меня вот-вот разоблачат и изгонят из рая. Но теперь мою веру в себя подтачивало ещё одно, относительно недавнее открытие: из моих текстов ушёл нерв. Улетучилась та межсловесная магия, благодаря которой можно вычислить автора по первому абзацу. Исчезло то самое, что, в общем-то, и делало меня уникальной личностью, пусть и недооценённой.
Редакторы вежливо не замечали моей деградации и предлагали работу щедрей обычного. Московские журналы наводнились изображениями Мерлиона с головой льва и телом рыбы, ценами с сингах и способами провести время на Сентозе. Муза скромно сидела на краешке стола и подавала мне ладные фразы, словно кирпичи. Она выглядела затрапезно, как почасовая работница на конвейере. От частого использования не по назначению она разучилась парить, зато научилась отмечаться карточкой присутствия на входе. Я смотрела на её пролетарский наряд и понурые плечи и винила себя в опошлении божественного замысла.
Но редакторы, похоже, были даже где-то рады вырождению моей музы. Рады исчезновению деепричастных оборотов, барочных метафор, кружевных абзацев и троичных сравнений, которые так сложно примирить с журнальной версткой. По крайней мере, в органайзере у меня не переводились записи вроде «закончить 25 причин побывать в Малайзии» или «накопать 10 главных событий азиатской осени».
Что ж, раз моё божественное предназначение сейчас не находит спроса, значит, самое время выполнить свою биологическую миссию, решил великий оптимизатор. В моей семье с обеих сторон по двое детей, это число прочно прописано в моей матрице. Кьяре нужен товарищ для игр. Тогда, может, она наконец оставит меня в покое и даст заниматься своими делами. К тому же у нас ещё никогда не было в распоряжении ста квадратных метров жилой площади и няни с домработницей для создания иллюзии беззаботной жизни.
Об этом даже есть анекдот. Бедный человек приходит к мудрецу и жалуется на жизнь: «О мудрец, у меня совсем нет денег и семеро по лавкам сидят – хуже не бывает. Что мне делать?». Мудрец ему отвечает: «Купи козу!». Бедняк вскидывает руки: «О мудрейший, ты меня не слушаешь, я только что сказал тебе, что у меня не хватает денег даже на прокорм своих семи ртов, какая коза, рабби?!». Но старейшина непреклонен: «Купи козу». Через месяц бедняк приходит с впалыми щеками: «О мудрейший, я занял у соседа, чтобы выполнить твой совет, и купил козу. Теперь мне надо кормить жену, шестерых детей, это бестолковое животное, да еще и отдавать деньги соседу. Что мне делать?». «Купи осла», – последовал ответ. Бедняк захлебнулся в протестах, но мудрый человек стоял на своём. Через месяц нищий пришёл снова и с порога выглядел недружелюбно. «Многоуважаемый, я не смею усомниться в твоей мудрости, но как этот, будь он неладен, осёл мог бы облегчить мне жизнь? Теперь я должен двум соседям, меня грозят выселить из дома, мои дети уже два месяца едят одно зерно! Что мне теперь делать?!» Старейшина подумал и изрек: «Купи индюка». Тут бедняк наговорил мудрецу слов, о которых потом жалел. Но индюка купил. В четвёртый раз он явился к мудрецу с серьёзным намерением убить его, а после – себя. Он, чётко артикулируя, описал свою жизненную ситуацию: сварливая жена, шестеро голодных детей, тощие коза, осёл и индюк во дворе, соседи-враги, угроза выселения и долговой тюрьмы. «Что мне делать?» – спокойно спросил бедняк, поглаживая рукоять кинжала под рубахой. «А теперь продай весь свой скот и верни долги соседям!» – радостно огласил старейшина свою волю. Нищий опешил от такого поворота сюжета и даже забыл о преступных намерениях. «И что? – не слишком вежливо переспросил он. – Я остался так же беден и несчастен, как был до первого визита к тебе». «Да, но теперь ты знаешь, что может быть гораздо хуже!»
Для Гийома, единственного сына своих родителей, необходимость второго ребенка была неочевидна. Пришлось искать понятные ему аргументы. «Второй ребенок – это как социальная страховка, понимаешь? – говорила я. – А что если первый окажется нетрадиционной ориентации? Что если он уйдёт в монахи или станет голосовать за левых? Кроме того, ты же финансист и лучше меня знаешь, что на пенсию нашему поколению рассчитывать не приходится. Нечестно заставлять Кьяру одну кормить нас на старости лет».
Слово «страховка» нашло отклик в душе Гийома, который по натуре тревожен и доверчив. Мысль про долгосрочные инвестиции в пенсию тоже правильно отрезонировала. Он обещал подумать.
Это меня совершенно не устраивало. Пока он будет думать, я выйду из детородного возраста. Мне ребёнок нужен здесь и сейчас, каждый месяц творческого простоя на счету! Нельзя дольше ждать, когда учёные придумают способ синтезировать готовых четырёхлетних детей в шарах-пробирках. Нерасторопность мировой науки вынуждала действовать по старинке. И однажды вечером я представила Гийому последний, самый веский аргумент. Я положила руку на внутреннюю поверхность его бедра и проговорила томно:
– И потом, это значит, что можно заниматься сексом без презерватива.
Гийом тут же забыл, что ему надо подумать и что он устал в офисе, и изъявил желание немедленно приступить к действиям.
– Начиная с двадцатого декабря, – сказала я, отстранившись. – Иначе получится Лев.
Вообще-то нам, конечно, нужны были Рыбы, потому что мы все втроём Рыбы и хотим продолжать жить в воде. Но до момента зачатия Рыб ждать ещё восемь месяцев, итого семнадцать до родов. Кьяра уже вырастет и научится играть сама с собой. Ещё нам бы очень не помешал практичный Телец – знак Земли, которая в сочетании с Водой даёт созидательный эффект. Но сентябрь, месяц зачатия Тельцов, мы проворонили за долгими уговорами будущего отца. Как, впрочем, и начало ноября – время зачатия семейственного, во всех отношениях приятного Рака, который никогда не обделит вниманием родителей. Придётся брать, что дают. А ближайший приличный знак, который давали, был Дева. Дева – это почти как Телец, только зануднее. Зато через шесть лет ей можно передоверить уборку дома, через одиннадцать научить систематизировать бумаги, а со временем – вести семейную бухгалтерию. Да, если хорошо подумать, нам определенно нужна была Дева!
Я произвела расчёты на основе лунного, китайского, галльского и старославянского календарей, проверила совместимость асцендентов в специальной программе, скорректировала всё с учетом менструального цикла и получила несколько подходящих дат.
Гийом внимательно изучил протянутый календарь с красными отметками.
– Значит, если мы займемся любовью сегодня, это будет совершенно бесполезный акт с точки зрения воспроизводства? – уточнил он.
– Совершенно бесполезный. Месячные закончились на прошлой неделе.
– Какой расход первоклассного биологического материала! – прошептал он, целуя меня в шею. Его ладонь нырнула под мою майку.
Мы очень радовались, что на этот раз держим судьбу в своих руках.
III. Вставай, проклятьем заклеймённый…
«Я клоп, маленький зелёный клоп, незаметный на кожуре белого налива», – шёпотом повторяла я, пересекая двор кондоминиума с набитыми сумками. В этой фразе заключается «техника невидимки», вычитанная мной в книге «Возьми под контроль свой ци». Она помогает визуально уменьшить астральное тело и остаться незамеченным для рассеянного взгляда окружающих… если я верно перевела. В книге говорилось о мушке с названием, не знакомым англоязычному Гуглу, и есть риск, что выбор не известного в этих широтах клопа мог исказить магическую схему. Как бы то ни было, две недели эта техника спасала меня от случайной встречи с Шеарой или Реншу.
Утром по четвергам я хожу на рынок. Я хожу туда с тремя целями: реальной – закупиться ананасами и киви-ягодой, метафизической – найти квашеную капусту, и побочной – выпить сока из сахарного тростника, который выжимают машиной, похожей на типографский пресс. Я залпом высасываю стакан, глядя, как сквозь железные челюсти прокатывают вторую порцию хрустящих палок, и думаю про типографии, цветоделение, редакции, свою замершую в развитии карьеру и далекий от желаемого внешний вид. Было время, холодное жестокое время, когда приходилось греть лицо слоями макияжа, и туфли на каблуках были самой естественной обувью в офисе, где требовалось жалить шпильками корректоров и свысока взирать на стажёров. Теперь я хожу в резиновых шлёпанцах и расхлябанных шортах, а из косметики использую только увлажняющую помаду. Кожа пропахла солнцезащитным кремом. Волосы неряшливо подколоты на затылке – причёска, отличающая нянек, домохозяек и работниц грязных производств. Необъяснимо, почему муж до сих пор не променял меня на точёную азиатку.
Потому что муж у меня по всем статьям завидный: молодой, красивый, образованный, неплохо зарабатывающий. В будни при галстуке, по выходным – с теннисной ракеткой. Люди не задаются вопросом, что я в нём нашла. Скорее, наоборот: недоумевают, что он делает с такой кикиморой, как я. За спиной, конечно. В лицо они говорят, что мы хорошая пара, даже внешне похожи. Я уже привыкла и не обижаюсь. Потому что надо смотреть правде в глаза: мужчину большой нос с горбинкой делает орлом, а женщину – отрицательным сказочным персонажем. Не бывает принцесс с большими горбатыми носами. Которые ещё и лоснятся. «Я маленький зелёный клоп…»
Тут совершенно неожиданно и одновременно ожидаемо до фатальности в нескольких десятках метров по вектору движения из подъезда выплыла Шеара. В элегантном деловом костюме. С накрашенными губами и матовым носом. На шпильках. Воплощение успешной деловой дамы, икона Уолл-Стрита, она что-то высматривала в своём клатче, но вот-вот подняла бы глаза, а тут я – пучок разъехался, на майке вертикальные подтёки, голова набита мыслями о клопах…
Слева спасительно заскрежетала дверь подземной парковки – я юркнула в раскрывающуюся чёрную пасть и, расталкивая коленями пакеты, побежала вниз по рампе.
Из-за виража сверкнули фары, и я едва успела вжаться в стену, чтобы не попасть под колеса машины, поднимавшейся к свету из недр подземелья. Я взвизгнула одновременно с тормозами. Белая «Тойота» остановилась в паре метров от меня. Втянув голову в плечи, я приготовилась к ушату ругательств.
Но автомобиль стоял неподвижно и как будто ждал. Тогда я выдохнула и сама направилась к водителю с извинениями. Постучала в окно. Затемненное стекло опустилось: за рулем сидела соседка с шестого – костлявая, коротко стриженая англичанка, вид которой можно исчерпывающе описать словосочетаниями
– Вы хотели меня убить? – спросила она серьёзно, глядя куда-то мимо меня.
– Я?! Нет, что вы, я… Я просто… Я…
– Вы просто бежали навстречу разгоняющемуся автомобилю по неосвещенному серпантину с односторонним движением?
– П-п-примерно так, – нехотя согласилась я.
– У вас, вероятно, на то были веские причины.
– Очень! Но среди них точно не было намерения вас убить.
Соседка постучала пальцами по рулю, как будто невысказанные проклятья не давали ей уехать. Я принялась оправдываться:
– Понимаете, я хотела избежать встречи с одним человеком, и этот маневр – первое, что пришло мне в голову.
– Х-м-м. Этот манёвр чуть не стоил вам жизни. И мне. У меня слабое сердце.
– Я дико сожалею! Но это была бы действительно неприятная встреча.
Тут сверху донеслось цоканье каблучков: судя по эху, кто-то пытался повторить мой смертельный трюк и войти в гараж со стороны выезда.
– Дария? – раздался сверху голос Шеары.
– С ней? – одними губами спросила англичанка.
Я смущенно кивнула. Она кивнула в сторону задней дверцы. Я втолкнула пакеты и протиснулась следом в благоухающий кожей салон.
– Стёкла тонированные, снаружи вас не видно, – бросила соседка через плечо и тронулась вперёд.
Движением подбородка англичанка поприветствовала Шеару, вытягивавшую змеиную шею в темноту гаража. Машина выплыла во двор и заскользила по боковой дорожке к воротам. Через заднее стекло я видела, как Шеара вышла из гаража, непонимающе оглянулась и ушла со двора через калитку для пешеходов.
– Спасибо огромное, вы меня спасли! – шепнула я.
– Она должна быть очень назойливой, раз вы избегаете её с риском для жизни.
– Не то чтобы, но…
Мне не хотелось злословить о соседях с соседями. Точнее, наоборот, очень хотелось, для этого, собственно, мы и мечтали завести друзей по подъезду… Но вряд ли чайлд-фри и гей-френдли бизнес-вумен годилась мне на роль поверенной. Слишком много дефисов нас разделяло.
– Они и вас хотели втянуть в свой клуб свингеров? – спросила вдруг соседка.
– Клуб… простите, кого?!
– Ну, свингеры. Как это по-вашему?.. Эшанжисты.
– Да для меня, знаете, что свингеры, что эшанжисты – всё одинаково иностранные слова, просто они… никогда бы не поду…
– Вы разве не француженка? – перебила она.
– Нет, это мой муж француз, а я русская, но не суть… Так они, вы говорите…
– Ах, вы русская! – вдруг заулыбалась моя спасительница, и оказалось, что улыбка делает её похожей на Джейн Фонду. – Это всё меняет!
Я приготовилась отбиваться от стереотипов, которые непременно вырываются из собеседника-иностранца, едва он узнает о моей национальности. Нет, я не пью водку с утра. Нет, я не ношу павлово-посадских платков, по крайней мере не летом и не на голове. Нет, я не работаю на КГБ. Но если очень попросите, могу спеть «Калинку-малинку».
– Такие совпадения редки, но в Москве я жила на улице Коминтерна, так что знаю.
– Подобные названия в России еще остались?!
– Потихоньку переименовывают, но наша улица пока держится.
– Я, знаете, в каком-то смысле родилась благодаря Коминтерну, – сказала соседка. – Бабушка была прожжённой социалисткой, проклинала монархию, заставляла маму учить русский. Потом мама поехала в Венгрию по программе обмена студентами и там встретила папу, тоже жертву внутрисемейного коммунизма. Они поженились, и папа ещё моему старшему брату пел «Интернационал» вместо колыбельной.
– Бедный!
– Не-ет! Он-то богатый, на Лондонской бирже работает. А вот бабушку и правда жаль: оба внука трудятся на капиталистов! Из завещания она нас вычеркнула лет пятнадцать назад.
– Но убеждения-то вам, полагаю, всё-таки передали по наследству?
– Увы, я генетический брак – люблю сплетни про принцев и Дживса с Вустером. Хотя не могу не признать, что «с каждого по способностям, каждому по потребностям» – очень правильная идея.
– Ну не знаю, мне она всегда казалась оправданием лентяям и бездарям, – сказала я. – Кто много и хорошо работает, должен хорошо жить. Кто работает плохо и мало, должен жить бедно. Надо соизмерять свои потребности со способностями. А то вот во Франции…
Я уже собиралась оседлать своего любимого конька и распространиться про губительный французский «ассистанат»4, который понимает под социальным равенством отрицательную селекцию, но поймала беглый взгляд соседки на часы. И действительно, пол-одиннадцатого, все приличные люди, имеющие потребности, уже два часа как активно используют свои способности на благо экономики. Я приняла это как сигнал к окончанию беседы и сгребла в охапку сумки.
– Впрочем, это долгий разговор, а вы, наверное, торопитесь. Ещё раз спасибо за помощь! Извините за некоторый радикализм, не стоило с утра говорить о политике.
– Что мне нравится в русских, так это то, что с ними можно начать серьёзный разговор в любое время суток. Без этих унылых прелюдий из гидрометеосводок.
– Вы англичанка – и не любите говорить о погоде?
Она пожала плечами.
– Говорю же, генетический брак. Всего английского во мне – пристрастие к чаю с молоком.
Тут во мне вспенилась новая волна радикализма: чай с молоком – гадость какая! Сама мысль об этом действует на меня слабительно! Надо было срочно что-то предпринять, пока я не начала учить англичанку пить чай и тем самым не испортила вдрызг начавшееся знакомство.
– Не знаю, сможете ли вы как английский человек принять это скоропалительное приглашение, но я как русский человек не могу его не сделать: заглянете ко мне на чай с баранками?
– С
Поделиться книгой: