Евгений Лукин
Память высшей очистки
Стыд не свойствен хорошим людям.
«Чистка памяти». Названьице, однако! Хотя память в данном случае наверняка подразумевалась компьютерная, поскольку справа от вывески висела ещё одна: «Ремонт ноутбуков». Вконец народ избаловался — лень уже самим кнопочку нажать! Или в виду имеется такое уничтожение файлов, что потом ни одна экспертиза не восстановит? Бюро криминальных услуг?
Куранов взглянул на циферблат. До встречи у фонтана оставалось почти полчаса, а ходьбы туда — минут семь. Зайти, что ли, из любопытства? Поднялся по пяти ступеням, толкнул дверь и очутился в предбанничке, принадлежащем трём разным фирмам. Ремонт ноутбуков, часовая мастерская… А вот и чистка.
Вошёл. Да, судя по всему, здесь занимались именно оргтехникой: на стеллаже какие-то провода, разъёмы. Узкое помещение разделено надвое стеклянной матовой перегородкой, на которой значилось: «Что есть память? Умение забывать всё ненужное». И подпись: «Великий Нгуен». Вскоре из-за перегородки выглянул пожилой сотрудник с недовольным морщинистым лицом. При виде посетителя расстроился окончательно — то ли Куранов оторвал его от дел, то ли от чего другого. Поздоровались.
— Скажите, — начал Куранов. — Вот я человек несовременный, непродвинутый… Допустим, сгулял я в порносайт. Допустим… На жёстком диске потом что-нибудь останется?
В течение нескольких секунд пожилой морщинистый смотрел на него с упрёком. Потом вздохнул.
— Это не к нам, — сообщил он наконец. — Ремонт ноутбуков — рядом, следующая дверь.
Надо полагать, по ошибке сюда забредали то и дело.
— А как же у вас… на вывеске…
— На вывеске ни слова о компьютерах.
— А какую же тогда память вы… я извиняюсь, чистите?
Тот хотел ответить, однако в следующий миг дверь за спиной Куранова открылась, причём, рывком. Сотрудник выпрямился, взгляд его стал тревожен.
— Здравствуйте, Антон Андронович! Опять к нам?
Куранов обернулся. В дверном проёме круглился этакий колобок лет сорока-пятидесяти. Светлый костюм, на лацкане тяжёлый золотой значок. Дышал вошедший прерывисто, глаза блуждали.
— К вам… — хрипло вымолвил он и с ненавистью посмотрел на праздного посетителя. — Срочно…
— Простите, — обратился сотрудник к Куранову. — Кажется, дело серьёзное… Если вам не к спеху… Не могли бы вы заглянуть попозже?
— Да-да… — торопливо отозвался тот. Он и сам видел, что дело — серьёзней некуда. На колобка было страшно смотреть: вот-вот кондрашка хватит.
Дверь, снабжённая хитрым, возможно, пневматическим механизмом, закрывалась до конца не сразу — выдерживала паузу, после чего узкая щель медленно смыкалась. Это обстоятельство и позволило Куранову кое-что нечаянно подслушать.
— Так что там у вас, Антон Андронович?
— Катастрофа… — выдохнул колобок. — Босс решил всех на полиграфе проверить… на детекторе лжи…
— На какой предмет? На верность фирме?
— Да!
— Ну и зачем волноваться? Что не нужно — уберём, будете чисты, как мла…
Щель сомкнулась, откусив продолжение беседы.
Несколько секунд Куранов в недоумении смотрел на тонкий отвесный шов между косяком и дверью, затем спохватился и вновь обнажил циферблат наручных часов. До начала встречи (предположительно, романтической) оставалось десять минут.
Медлить не стоило. Выбрался наружу, сбежал по ступенькам и направился в сторону сквера.
Он углядел её издали. М-да… Могла бы оказаться и помоложе. Да и постройнее. Стояла в гордом одиночестве неподалёку от урны и курила с видом оскорблённого достоинства.
Вяло журчал фонтан.
Куранов мысленно раздел незнакомку и, вздохнув, одел снова.
Ну да выбирать не приходится. Года уже не те.
В следующий миг его заметили. Неизвестная с поцелуйным звуком извлекла сигарету изо рта и повернулась к урне — выбросить.
Как выяснилось, в профиль она была ещё толще.
— Здравствуйте, — сказал он холоднее, чем следовало. — Это ведь вы сегодня утром прислали мне сообщение?
Незнакомка уставилась на подошедшего не то восторженно, не то брезгливо.
— Даже так?! — изумилась она. — Мы уже на «вы»?
— Почему уже? — опешил он. — Ещё!
Гневно полыхнула траурно подведёнными глазами.
— Ну ты и мерзавец…
Повернулась — и неумелой походкой автомобилиста устремилась к припаркованному невдалеке серому «фордику». Куранов растерянно смотрел ей вслед.
И это вся сцена у фонтана?
Нет, такого с ним ещё не случалось. Бывало, конечно, поздоровается на улице некто неведомый. Он тебя знает, ты его — нет. То ли выпал из памяти, то ли с кем-то перепутал. Ну и поздороваешься в ответ — жалко, что ли? На прошлом корпоративе пришлось вон даже дружески обняться с каким-то лысым…
Но чтобы так!
Одно из двух: либо согрешил с ней по пьянке и всё забыл (во что не очень-то верится), либо давняя знакомая успела состариться до полной неузнаваемости.
Куранов сидел на лавочке близ фонтана и перебирал в смятении ошибки молодости. Ну вот хоть убей — ничего похожего…
А вдруг они и впрямь ни разу до этого не встречались? Вдруг аферистка? Прислала сообщение, назначила свидание… А подельники тем временем вскрыли замок, проникли в хату… Да нет, ерунда! Тогда бы она постаралась задержать его как можно дольше. А то обозвала с лёту мерзавцем, вспыхнула, ушла…
Всё-таки наверное они с ней где-то когда-то… Где? Когда?
Внезапно вспомнилась табличка «Чистка памяти». Хотя почему внезапно? Совершенно естественно вспомнилась.
Куранов вскочил с лавочки и двинулся туда, откуда пришёл.
На ступенях он чуть не столкнулся с давешним колобком в светлом костюме. Едва узнал. Округлое личико сияло блаженством. Надо полагать, извилины клиента были полностью освобождены от компромата. Быстро это у них, однако, делается. Может, просто транквилизатор впрыскивают?
Вежливо посторонился, чего колобок, кажется, не заметил, до такой степени был погружён в себя. Куранов хмыкнул ему вослед и вновь поднялся по лестнице.
Пожилой сотрудник пребывал в помещении один.
— Вот и вы… — уныло сказал он. — Так и знал, что вернётесь. Прошу вас…
Они прошли за переборку. Два кресла, стол, стеллажи, на полках всё те же провода, разъёмы, приборы неизвестного назначения.
— Присаживайтесь. Хотите выяснить, чем мы тут занимаемся?
Вопрос, как почудилось Куранову, таил в себе горькую иронию. Возможно, даже сарказм.
— Совершенно верно, — сухо ответил он, присаживаясь.
— У вас что-то случилось? — приняв участливый вид, осведомился сотрудник.
— Случилось. Но к вашей вывеске это никакого отношения не имеет. Скорее наоборот…
— Понимаю, — кивнул тот, и такое возникло чувство, что он действительно понимает. — Стало быть, просто интересуетесь. Ну что ж… Мы избавляем клиентов от неприятных воспоминаний. От которых они и сами не прочь избавиться…
Последняя фраза была произнесена несколько меланхолически — видимо, повторение одних и тех же слов успело сотруднику порядком осточертеть.
— Гипноз?
— Да, отчасти… Методика взята нами из древних восточных…
— Это можете пропустить, — милостиво разрешил Куранов. — Скажите лучше, как это за вас до сих пор спецслужбы не взялись?
— Вы насчёт детектора лжи?
— Да. Извините, дверь закрывалась медленно — и…
— Ничего страшного… Спецслужбы за нас уже брались. Полиция бралась…
— И что?
— Сочли нашу деятельность вполне безобидной, укладывающейся в рамки закона. С тех пор не трогают.
Вспомнилось лицо колобка в светлом костюме. Безмятежное до идиотизма. А что у него, кстати, было на лацкане? Уж не нагрудный ли знак ветерана МВД?
— Странно, — сказал Куранов. — И сотрудничества не предлагали? Вот, скажем, подписка о неразглашении…
— Простите, не понял. При чём тут…
— Н-ну… подписка о неразглашении… Скажем, хотят взять с кого-то подписку. Ну так стереть ему память — и все дела! Насколько было бы проще…
— Ни насколько. Мы не уничтожаем воспоминания. Мы их только блокируем. Так что при желании всё можно восстановить.
— Вот… мне бы восстановить как раз…
— Так что с вами произошло?
Куранов малость поколебался и в конце концов решил о сцене у фонтана ничего пока не рассказывать.
— Да так, по мелочи… — поморщился он. — Здороваются на улице… какие-то… А я их не помню.
— Всего-то? — Сотрудник повеселел. — Бывает, — утешил он. — Память людская подчас проявляет милосердие, и называется это склерозом. В сущности люди только и делают, что стараются забыть. Постыдный поступок, неприятность, обиду… Иногда удаётся. Иногда нет… Тут-то и приходит на помощь наша фирма. — Он сделал паузу и внимательно посмотрел на собеседника. — Ну?
— Что «ну»?
— Вы уже выбрали воспоминания, от которых бы хотели освободиться?
Вопрос застал Куранова врасплох.
— Знаете… — оторопело пробормотал он. — Я подумаю…
Думал он долго. Дня два. Удивительно, однако оказалось, что чистить по сути нечего. Всё постыдное Куранов, представьте, успел совершить либо в детстве, либо в юности. А дальше… нет, не ангел, конечно, но уж во всяком случае и не мерзавец…
А потому что умел учиться на собственных промахах!
Вот, например, девочка, сидевшая с ним в первом классе за одной партой, то и дело поднимала руку и ликующе сообщала: «А Куранов ошибку сделал…», «А Куранов локтем толкается…» И Куранову доставалось. Наконец дождался какой-то её оплошности и заложил в отместку, за что, к изумлению своему, опять получил нагоняй. Было, помнится, очень обидно…
Спасибо тебе, учительница первая моя! Если бы не ты, вырос бы ябедником. А так ни одного рецидива. Как бабушка отшептала…
Мерзавец! Вот дура-то, прости господи… Главное — за что, за что?..
И направился Куранов в «Погребок». Устроился в одиночестве за столиком, заказал кружку светлого пива и принялся с удовольствием представлять, как зайдёт он в пресловутую «Чистку памяти», виновато пожмёт плечами, скажет: «Извините… Хотел было воспользоваться вашими услугами, но… Ничего лишнего. Такая вот оказия…».
Нет, это он, пожалуй, слегка загнул. Кое-что лишнее всё-таки время от времени всплывало — обычно по ночам, не давая заснуть, но большей частью какие-то пустяки. То не сумел ответить с достоинством, то проврался по мелочи и был уличён. Теперь вот это загадочное свидание…
— Ну что, сволочь? — задушевно спросил кто-то. — Сидишь? Пиво пьёшь?
Куранов поднял глаза. Над его столиком нависал неопрятный угрюмый субъект. Ещё не бомж, но где-то рядом.
— Мы знакомы? — с открытой неприязнью осведомился Куранов.
На секунду нависший опешил. Затем мордень его угрожающе перекривилась.
— Во-во… — зловеще проворчал он. — Прикинься ещё, что ты меня первый раз видишь!..
Куранов моргнул, всмотрелся. И такое, должно быть, сильное недоумение обозначилось на его физиономии, что явилось последней каплей.