– Ну, за нас с вами и за хрен с ними! – с этими словами бабка опрокинула стакан с самогонкой в беззубый рот, крякнула, пукнула и зажевала салом с чесночком. Лена, которую тронул рассказ Старухи о безвременно погубленной девичьей красе в угоду коварному старику, безропотно выпила самогон, тоже крякнула, но пукать не стала, постеснявшись пожилого человека.
Через пару часов, размазывая тушь по щекам, пьяная Елена Алексеевна рассказывала бодрой старушке о своей никчемной жизни, о поэте Виталике, о негодяе Сереже и о прочих особях мужского пола, когда-либо встречавшихся на ее жизненном пути. Бабулька, хлебавшая самогон, словно березовый сок, сочувствующе гладила "внученьку" по голове и давала разные жизненные советы, основная масса которых заключалась в том, чтоб вовремя делать клизму. Когда Лена окосела настолько, что даже говорить не могла, а только икала, Старуха отвела ее в избу и, укрыв двумя стеганными одеялами, сказала, что разговор они продолжат завтра, а сейчас пора почивать… Лена тут же провалилась в сон.
Утро для Елены началось с головной боли… Жуткой, тошнотворной боли. Она лежала под двумя одеялами и понимала, что именно в данный момент ей очень хочется, чтоб эта голова на ее плечах отсутствовала, даже ценой собственной жизни. Почему-то пришла острая зависть к Всаднику-без-головы, у него-то точно ничего и никогда не болело. Старуха, которая встала ни свет ни зря выглядела как огурчик и давно уже занималась по хозяйству. Увидев состояние девушки, бабка хохотнула и, налив пол стакана мутноватой жидкости, протянула страдалице.
– Я не похмеляюсь! – с этими словами Огурцова одним глотком осушила стакан самогона и легла в кровать в ожидании смерти. Однако смерть решила повременить с приходом к столь юному созданию. С каждой минутой Елена чувствовала себя все лучше. Зеленоватый отлив лица начал смещаться в сторону розового. Бабка, между тем, наколола дров, замесила тесто, прибралась в комнате, постирала белье, подкрасила окно, пересадила двадцать восемь цветов в более просторные горшки, из поднявшегося теста налепила пирогов с капустой, накрыла на стол, разлила чай по чашкам и смирно стала ждать Елену, которая, покачиваясь, никак не могла попасть ногой в колготки. Кстати, надо заметить, что от вчерашнего пьянства, вся одежда Елены Алексеевны желала бы себе лучшего вида. Далеко не первой свежести рубашка, мятая юбка. Бабка, глядевшая на все это безобразие и поковыряв бородавку на носу, ушла в подпол. Вернувшись, выложила перед Еленой чистый сатиновый сарафанчик в веселую ромашку и пару лаптей.
– На вот, переоденься. Последний писк от этого, как его… Деда Мороза. Есть тут один модельер знаменитый.
– Дед Мороз? Модельер? Погодите, вы ничего не путаете? Он же подарки выдает детям и только!
– Так, а ты за один рабочий день в год много ли получаешь? Вот и Дед Мороз подрабатывает, – с этими словами бабка хитро подмигнула девушке, – Одевайся давай быстрее, чай стынет, а тебе еще путь-дорога предстоит!
– А куда мне идти? – Лена растеряно вертелась перед большим зеркалом, пытаясь понять, хорошо ли ей в этом сарафане.
– Ну ты совсем уже! – снова хохотнула Старуха, – Тебе надо идти к Ивану Царевичу, в темницу. Там свиданку выпишут, потрындишь с ним, спросишь, как Сказочницу найти. А уж Сказочница тебя домой и отправит!
– Спасибо. Я как-то уже забыла, – Лена наконец пришла к выводу, что в просторном сарафане ей куда комфортнее, чем в узкой юбке и синтетической блузке. Напившись чаю с плюшками, Лена благодарно обняла Старуху, – Ладно, бабушка, спасибо тебе за хлеб-соль… И самогон… И сарафан.... Я пошла!
– На вот тебе клубочек. Куда он покатиться, туда и ты иди. Он тебе путь укажет! – Старуха кинула на дощатый пол клубок ярко-зеленых ниток.
Клубок тут же нетерпеливо начал скакать у двери. Уже отойдя от избы метров на пятьдесят, Лена услышала, как вслед ей Старуха крикнула:
– А увидишь этого хрыча старого… Рыбака моего, скажи, пусть возвращается… Прощу ему все!
Идти вдоль моря было тяжеловато, ноги вязли в песке, клубок тоже еле катился вперед и был грязен неимоверно. Но море внезапно, вместе с прибрежным песком, кончилось, и Лена вступила в небольшой городок, весь украшенный разноцветными флагами. Строения преимущественно были каменные, хотя, тут и там проглядывали ветхие избенки, как у Старухи на Синем море. Вытряхнув из лаптей остатки песчинок, отряхнув клубок и засунув его в пакет (авось пригодится), Елена Алексеевна решила идти в ту сторону, куда шло больше всего народу. А народ, как оказалось, шел на центральную площадь, где стояли наспех сколоченные подмостки для какого-то представления. За ширмой слышалась возня и ругань. Время шло, однако представление по каким-то сказочным причинам задерживалось. В толпе все отчетливей разносился ропот недовольства. Наконец, не дождавшись ничего, люди стали расходиться по своим делам. Лена решила все-таки остаться. Когда площадь опустела, на сцену вышел какой-то толстый мужчина в клетчатых штанах размера ХХХХ и с бородой до самого пола. Толстяк подошел к краю сцены и уселся, свесив кривоватые ноги вниз. Он был необыкновенно печален. Елена была уже стрелянным воробьем, поэтому сразу догадалась, что это Карабас-Барабас.
– Товарищ Карабас – Барабас? – официально начала она, – А где Мальвина или Буратино?
Девушка отлично помнила эту сказку и ей хотелось пообщаться либо с умненькой Мальвиной, которая, возможно, знает, как найти Ивана Царевича, либо с добряком Буратино.
– Там, в подсобке, – устало ответил мужчина и вдруг огромные слезы покатились по его лицу.
Лена настолько была поражена плачущим мужчиной да еще, если верить сказке, жутким тираном-садюгой, что остановилась перед ним как вкопанная.
– Так чего вы плачете? Добрее надо быть и тогда все куклы бы вас слушались и выступали. Что, Буратино сбежал, да? – Лена участливо заглянула в лицо толстяка.
– Добрее?!!! – взвизгнул Карабас и вскочил так стремительно, что чуть не упал со сцены, – Да куда уж добрее! Они творят что хотят! Получают бешенные гонорары… А я?! Я – режиссер! Мне нужно всего лишь, чтобы шло действие! Чтобы народ видел, какими глазами я смотрю на то или иное произведение! Я хочу признания, понимаете?! Я хочу Гамлета в оригинале поставить!
Тут Карабас-Барабас ловко схватил Огурцову за руку и поднял на сцену,
– Пойдемте!!! Пойдемте, и вы увидите своих кумиров воочию.
Лена послушно заглянула за кулисы, которые перед ней распахнул бородач… На полу, в обнимку с бутылкой пива, лежал Буратино. Полосатая его шапочка съехала ему на одно ухо, курточка была расстегнута, впрочем, как и ширинка на бумажных шортиках. Рядом сидел Пьеро и читал для Мальвины рэп. Мальвина, не слушая своего вечного почитателя, курила "Беломор" и красила ногти алым лаком.
– Вот, полюбуйтесь! – жаловался Карабас-Барабас, тыча пальцем в свою горе-труппу, – И это артисты? Буратино так нажрался, еще неделю назад, а древесина плохо сохнет, тут климат сырой. Короче он не просыхает… Мальвина без него отказывается на сцену вылезать. Ну, а Пьеро, жук еще тот, ему стихи велено читать, Пушкина там, Цветаеву… А он.... А он… Вы послушайте только!
Лена послушала. Пьеро, раскачиваясь из стороны в сторону и периодически наминая то место, где у брюк находится молния, монотонно бубнил:
После речитатива, Пьеро подбежал к Карабасу и уткнулся ему головой в живот, требуя похвалы.
– Вот молодец. Только не понимаю я твоего творчества. Но, талантище! – Барабас ласково погладил поэта по голове, одетой в рэперскую шапочку.
– Постойте, это не он сочинил! – возмутилась Лена, – Это группа «Т-9». Я знаю эту песню!
Карабас-Барабас вопросительно посмотрел на Пьеро. Кукла не выдержала его укоряющего взгляда и, разрыдавшись, бросилась к Мальвине за утешением, споткнувшись по дороге о лежащего Буратино. От толчка Буратино очнулся, обвел всех мутным взглядом и произнес:
–Ту бии, ор нот ту биии… Вот из зе квещенс? – после чего воткнулся своим длинным носом в землю и захрапел.
Лена сидела рядом с Карабасом-Барабасом на краешке сцены и пила чай с мятой. Чай им с Карабасом заварила Мальвина, после чего, заявив, что у нее давно кончилась краска для волос, куда-то усвистала. Пьеро остался с Буратино, на случай, если тот очнется.
Настроения у Лены совершенно не было, так же как и перспектив выбраться отсюда. Карабас-Барабас признался, что они – бродячая труппа и он совершенно далек от политики данного государства, как впрочем, и всего остального. Он ездил от деревни к деревне, из города в город с выступлениями строптивых актеров-кукол, тем и жили. Где находится Кощей, Иван Царевич и, тем более, Сказочница, он не знал. Он просто хотел стать великим режиссером, а из-за недоразумений в виде алкаша Буратино, стервы Мальвины и плагиатора Пьеро, все идет прахом. Лена в задумчивости ковыряла краешек чашки ногтем, как вдруг радостно хлопнула себя по лбу:
– Карабасик! Я знаю, что надо сделать!
На этот раз толпа на площади собралась еще больше. Все стояли в предвкушении представления. Наконец раздался свисток и импровизированные кулисы разъехались в разные стороны. На сцене был изображен старинный зал, посреди которого стоял Буратино. К рукам и ногам его были привязаны веревочки, уходящие куда-то к потолку. Рот его был залеплен скотчем и на нем нарисована улыбка. Голосом Карабаса-Барабаса Буратино вещал трагедию Шекспира. При этом сам Буратино дико вращал глазами и мотал головой. Мальвина, Пьеро и прочие куклы так же появлялись на сцене с веревочками на конечностях и заклеенными ртами. Мальвина "пищала" голосом Огурцовой…
Спектакль прошел на ура! Зрители долго рукоплескали и кричали "Браво!". Когда все разошлись, Карабас и Лена отлепили от лиц кукол пластыри, развязали веревки. Начался невообразимый гвалт. Мальвина материлась, Пьеро вообще залил всю сцену слезами, а Буратино, впервые протрезвев, смотрел на все происходящее с искренним недоумением. Карабас-Барабас, между тем, старательно что-то писал на бумаге, не обращая внимания на орущих кукол. Наконец, дописав, он встал и громовым голосом зачитал написанное. Текст в сокращенном варианте содержал информацию о том, что ввиду систематических нарушений дисциплины, пьянства, непослушания, срывов концертов, вся труппа актеров уволена из театра, а сам театр перестает существовать. Наступила тишина. И вдруг все куклы бросились к Карабасу, стали его обнимать, плакать и проситься обратно. Оказалось, они все вдруг поняли, что жизнь вне театра не имеет никакого смысла, что Карабас – лучший режиссер, гений и вообще им как папа родной. Карабас с плохо сдерживаемым ликованием позволял куклам целовать носки своих ботинок.
Лена покинула их в тот момент, когда Буратино самолично выливал в землю водку из бутылки, Мальвина смывала свой кричащий макияж, а Пьеро что-то старательно сочинял на листе бумаге. Карабас-Барабас сидел на стуле с таким счастливым видом, словно только что выиграл деньги в игре "Кто хочет стать миллионером". Лена помахала счастливому Карабасу на прощание рукой и вновь отправилась в путь дорогу.
Огурцова смотрела в сторону леса, который начинался сразу за городом. И хоть в лес идти совершенно не хотелось, так как она имела свойство теряться даже в городском парке в три сосны и четыре березы, однако клубочек, который Елена предварительно достала из сумочки, настойчиво катился именно в ту сторону. Вздохнув, девушка отправилась вслед за настырным клубком. Лес, как ни странно, был совсем не сказочный, а очень даже обыкновенный, больше елово-сосновый. Там и сям торчали хилые березки, пытающиеся глотнуть света среди многочисленных колючих и пушистых веток. Темный был лес, мрачный. Как назло, клубок, прокатившись несколько метров, наглухо застрял в кустиках брусники. Вздохнув, Елена пихнула свой допотопный "Джи-Пи-Эр-Эс Навигатор" в сумку и пошла прямо. Чтоб не было так скучно, она решила запеть песню. Однако ничего, кроме "Не плачь" Т.Булановой, на ум не приходило. Так, напевая во все горло, Лена двигалась в неизвестном ей направлении, как вдруг услышала над головой:
– Ну и чего разоралась – то?
Лена ойкнула от испуга и стала крутиться на месте, пытаясь обнаружить говорившего. Вокруг никого не было.
– Наверное, мне послышалось, – решила наша путешественница и снова запела, правда, уже без былого задора и громкости.
– Я говорю, чего орешь-то? – снова раздалось за правым ухом Огурцовой.
– Кто тут? Кто со мной разговаривает? – девушка испуганно вглядывалась в чащу, пытаясь хоть кого-то увидеть.
– Как это кто?! Я -Леший… Это ты кто?
– Елена… Не из премудрых и не из прекрасных – представилась Огурцова
– Хе-хе. Нашла чем гордиться… То есть, ты дура и к тому же и страшная?
– Как вам не стыдно так с женщинами разговаривать? И совсем я не страшная… И не дура, – обиделась Лена.
– Полно тебе дуться, я пошутил, – миролюбиво заметил Леший и вышел к Елене.
Это было существо маленького роста, все тело его покрывал зеленый мох, один глаз был подбит, отчего приобрел форму узенькой щелки с шикарным синяком под ним. Здоровый глаз смотрел на Елену с хитрецой.
– Кто это вас так? – посочувствовала девушка Лешему.
Последний вяло махнул рукой и почесал подбородок:
– Да так, со Старичком-Лесовичком поругались. Так ты че, типо, заблудилась тут? Клубком-то че не пользуешься?
– Ну не то, чтоб заблудилась. Мне нужно найти Ивана Царевича или Сказочницу. А клубок сломался.
– Эко ты забралась. Ивана Царевича долго искать не надо, он у Кощея в темнице сидит. А вот на счет Сказочницы. Шут ее знает, эту бабку. Где хочет, там и появляется. Она ж тут не прописана, вот и живет, где придется. От миграционной службы скрывается. Ладно, к Кощею путь-дорожку покажу, а вот на счет Сказочницы, звиняйте, – с этими словами Леший начал что-то нашептывать, попутно вырывая из своего тела кусочки мха, которые он тщательно растирал в пальцах. После непродолжительной процедуры чаща леса просто-напросто раздвинулась-расступилась, открыв Елене чудную заасфальтированную дорожку. Леший, однако, предупредил, что асфальт клали гастарбайтеры, поэтому идти надо осторожнее. Махнув Лене рукой в сторону тропинки, Леший сгинул. Повторного намека не понадобилось, поэтому Огурцова рванула вперед, перепрыгивая через трещины и ямы.
Лес закончился так же неожиданно, как и начался. Впереди снова было бескрайнее поле, а вдали виднелась большая гора. Вот к ней-то Лена и пошла, логично предположив, что в таком густонаселенном сказочными существами месте, она обязательно кого-то повстречает. Вот только кого?
Шлепая лаптями по редким лужам, Лена с удивлением констатировала, что принимает происходящее с ней со странным спокойствием. То ли насыщенная жизнь ее уже ко всему приучила, то ли до сих пор в организме действовал самогон бабки-рыбачки. Огурцова справедливо полагала, что теперь уже ничему в этом мире не удивится. И даже если ее уволят с работы за такой длительный прогул. Да и тьфу на них, найдет она себе работу. Если что, Золотую рыбку поймает и попросит о помощи…
– ОСТОРОЖНЕЕ!!!!!! СМОТРИ, КУДА ПРЕШЬ!!!
От неожиданности Лена дернулась и шлепнулась на землю тем самым местом, которое очень часто напрашивается на приключения. Прямо перед ней раскачивалась, словно маятник, змея. Вернее ужик с тремя головами, если быть совсем уж точным.
– Господи, а ты-то кто?! – с вызовом спросила очнувшаяся от испуга девушка (надо заметить, что в детстве она часто этих самых ужей у бабушки в деревне ловила, поэтому совершенно не боялась данной гадины).
Ужик перестал раскачиваться и укоризненно посмотрел на Огурцову:
– Что, не признаешь? Даааа, времена настали. Былины и сказания канули в лету… Змей Горюнич я.
И тут Лена стала хохотать. Сказалась и усталость, и моральное напряжение. Даже слово "хохотать" в данном случае было слабо сказано. Лена ржала, как тыгдымский конь, хватаясь за живот и размазывая текущие из глаз слезы по щекам.
Данное проявление эмоций Змей Горюнич выдержал достойно. Холодные змеиные глаза двух голов, с сочувствием смотрели на бившуюся в истерическом хохоте девушку, третья же голова со скучающим видом разглядывала парящего в небе ястреба. Прохохотав минут двадцать, Лена, наконец, успокоилась:
– Извините, меня, пожалуйста. Просто мне представлялись вы несколько иным. Более мммм… огромным, что ли…и страшным. И с вами на битву богатыри выходили и целые толпы дружинников… А тут… гм…
– Понятно. Я понял о ком ты говоришь. Это мой папа – Змей Горыныч. А я его сын незаконнорожденный. Поэтому и Горюнич. Папка меня не признает, алиментов не платит. Люди смеются. Мамке стыдно в глаза людям смотреть, – при этих словах из глаз одной головы трехголового ужа выкатилась крупная слеза и со звоном упала в траву.
Огурцова почувствовала нестерпимую жалость к этому существу:
– Не обращай на папашку внимания. Все мужики – козлы! Это мне одна старуха сказала. И Змеи Горынычи – тоже! Ты такой хороший и очень …Ммммм…Очень похож на папу. Он потом поймет, что был жутко не прав.
Змей Горюнич благодарно взглянул на девушку:
– Спасибо на добром слове, красна-девица. Меня редко кто жалеет, больше издеваются. А ты куда идешь-то?
Огурцова вздохнула и в который уже раз рассказала свою удивительную историю. Все три головы ужика время от времени между собой переглядывались и о чем то перешептывались.
– Да уж, занесло тебя. А к Ивану Царевичу теперь не пускают. Тут крепость Кощея, где Царевич сидел, штурмом пытались взять. Кощей испугался, что так недолго и вызволить пленника, поэтому и усилил охрану и свиданки отменил.
Лена глубоко вздохнула. Почему-то она уже не удивлялась, что Судьба постоянно преподносила ей трудности и неприятные сюрпризы.
– А кто посмел противостоять Кощею? – полюбопытствовала она.
– Мальчик -с-пальчик, – коротко ответил Горюнич, – Он как с Тибета вернулся, овладел там боевыми искусствами…Вообще с ним сладу нет. Всех мочит!
Помолчали. Трехголовый ужик нежился на коленях Лены, головы поочередно рассказывали анекдоты и предлагали «сообразить на четверых». Вскоре солнышко, еще недавно нещадно палившее оголенные плечи Огурцовой, устало начало падать за гору. Ужик посоветовал Лене поторопиться и заночевать в деревеньке, что находилась недалеко и была видна невооруженным глазом.
Лена шла к деревне со странным чувством. За те пару дней, что она провела в этом сказочном мире, она настолько привыкла к событиям, происходившими с ней, что просто не представляла теперь, как будет жить без всего этого, когда выберется отсюда в обычный мир. Все ее теперешние похождения напоминали ей какую-то компьютерную бродилку, где она проходила различные уровни и, в итоге, должна сразиться с самым главным Злодеем (то, что ей придется бороться с Кощеем, подсказывала ее пятая точка, которая безошибочно чувствовала неприятности). Что или кто ее ждет впереди? Насколько все увиденное ею будет отличаться от общепринятого и понятного? И, если ранее, Лена просто мечтала избавиться от наваждения и поскорее очутиться у себя в родном городе, то теперь она жутко боялась проснуться и увидеть вокруг обыденный мир, серые, замученные работой и проблемами лица, туман в глазах и на улицах. Безысходность, с мелкими вкраплениями радости от долгожданных покупок и пьянок с друзьями. Она так задумалась, что не заметила огромную репку, которая росла посреди дороги. Налетев на овощ, Лена вскрикнула от неожиданности и боли. Расшибленный нос болел ужасно, репка же от удара даже не покачнулась. Обойдя со всех сторон мутанта, Огурцова стала оглядываться в поисках хозяина репы. Чутье ее не подвело. Метрах в десяти на земле сидел дед и, глядя на первые звезды, появляющиеся на небе, задумчиво ковырял в носу.
– Бабушку с внучкой ждете? Жучку и кошку, и мышку? – блеснула познаниями русских народных сказок Елена, обращаясь к дедушке.
– Ну, если старый мешок с костями, тинэйджер и парочка животных смогут сдвинуть хоть на сантиметр этого монстра, то да. А вообще, трактор я жду, – недовольно ответил Дед, оторвавшись от созерцания содержимого своего носа.
– Не подскажете, где в вашей деревне переночевать можно? – продолжала любезничать Елена.
– Ну, коли бабло имеешь, можешь в гостинице остановиться. А так, приходи в любой дом, в сарае у всех сено имеется, там и заночуешь.
– Спасибо, а как это у вас такая репка выросла? Просто необыкновенно большая. Теперь вам точно на год хватит.
– "Фантой" поливал. Вырасти-то она выросла, только ее жрать невозможно, гадкая, со вкусом этой "Фанты". А убрать с дороги Кощей приказал, а то не сносить мне головы.
Так как юный мичуринец вновь стал демонстративно ковыряться в носу, Лена сочла благоразумным не доставать его, а пойти по тропинке в деревню, пока окончательно не стемнело. Зайдя на территорию деревеньки, она постучалась в первый же дом и, о чудо, ей не только постелили в сенях, но еще и дали крынку парного молока и краюшку хлеба. Сытая и усталая Огурцова уснула мертвым сном, даже не заметив, как к ней в темноте пробралось какое-то существо и, осторожно прокравшись по одеялу, залезло к ней в ухо, с усилием отодвинув прядь волос.
Проснулась Лена от мощного и довольно болезненного удара в пятку. С испугом вскочив, она протерла заспанные глаза и увидела рядом с собой огромного петуха, который стоял подбоченясь, косил на нее своим круглым глазом и кудахтал какие-то ругательства.
– Ну ты и Петух! – с обидой произнесла Огурцова, вложив в это слово все свое презрение.
Петух по-человечьи не понимал, но презрение в словах оценил, потому что начал готовиться к бою, подпрыгивая на месте и разминая затекшие крылья. «Заклюет насмерть» – пронеслось в мозгах, и тут она услышала в своем ухе голос: «
Девушка достаточно уже пожила в этом удивительном мире, чтоб перестать удивляться. Так как совет был довольно благоразумным, то она, скатившись кубарем с сеновала, помчалась вон от петуха-убийцы. Пробежав где-то с километр, она остановилась отдышаться.
– Чё-то не спортивная ты какая-то,– вновь услышала Огурцова.
– Кто со мной разговаривает? – крикнула она в ответ, озираясь. В ухе невыносимо зачесалось, и на свет появился малюсенький человечек. Спустившись по прядям волос девушки, он ловко перебрался к ней на ладонь.