Языковый тупик

Радомира Берсень

Языковый тупик

Пик-пик-пик. Что-то мерно вздыхает слева. Что-то капает на мозги бесстрастными «пик-пиками». Ма́ксимур попытался разлепить глаза. Тело не ощущалось, будто оно вышло выпить чашечку кофе, оставив его здесь, в этих матово-белых стенах с резким запахом больницы. Он с трудом повернул голову в сторону. Все плавает, размывается, так трудно сфокусировать взгляд.

Где я?

Что произошло?

Почему я ничего не ощущаю?

Ощущение давящей, тупой сонливости никак не отпускало. Звуки казались непонятными и неразличимыми, будто их пропустили сквозь мельницу. Максимур попытался, было, поднять руку, но никак не мог подчинить ее своей воле – рука весила как целое здание. Он хотел кого-нибудь позвать, но иссохшее горло издало лишь тихий сип. В бессилии он разглядывал потолок с лампочкой, выпучивший на него свой слепящий глаз. Шум за дверью наплывал волнами, там что-то происходило. Наконец, Максимур увидел над собой лицо. Оно было размытое, такое же белое как стены вокруг и что-то говорило. Он попытался заговорить, но не смог, от усилия напал сухой царапающий горло кашель. Лицо исчезло, затем, какое-то время спустя, появилось еще несколько несфокусированных пятен с темными провалами глаз и размытыми чертами.

Максимур плохо понимал, что происходит, кажется, лица о чем-то его спрашивали, но он лишь малозаметным движением покачивал головой по подушке вправо-влево. И от этого он очень быстро утомился. Все, что он теперь мог – это медленно вращать глазами, пытаясь разглядеть обстановку.

Прошло некоторое время, Максимур немного окреп, говорящие лица в белых одеждах постоянно приходили к нему. Наконец, он стал понимать, что его о чем-то спрашивают. Не сразу отяжелевший от сна, отупевший мозг, снова научился различать и понимать человеческую речь. И вот настал тот самый день, когда он оказался готов к общению. Но вот незадача! Собеседник говорил что-то невообразимое, недоступное для понимания.

– У вас была травма купола. Понятки? Полный отключ. Натуральное, НЛО, так сказать.

– Как я … долго … сколько? – с трудом просипел Максимур.

– О! Вы – звиздос, двадцать шесть лет в бесчуханке.

– Я вас … не понимаю. – Максимур жестом попросил посадить его чуть повыше. Странно, неужели он забыл какие-то слова? Не мог же язык за это время так измениться.

– О! Я чухаю у нас тут ту́пик.

Максимур откашлялся и набрал в грудь побольше воздуху, однако голос его от слабости прерывался и то и дело срывался на шепот.

– Я … профессор-линг … лингвисс … линг-вис-ти-ки. – с трудом выговорил он и отдышался. На лбу у него выступили капельки пота. – я знаю … семь … языков … и я вас не … не понимаю.

– Я и спикаю, что у нас тут ту́пик.

– Молодой … челвк … вы меня … сейчас … тупым назвали?

Благообразное лицо доктора скривилось, выражая то ли смущение, то ли озабоченность. Он бодро почесал в затылке и задумчиво протянул:

– Нууу … нет же. Ту́пик – это, как же это объясня? Ну непонятки, неясность. Ну один спикает, а другой – не понима.

Максимур прикрыл глаза. Он уже злился. Похоже ему прислали практиканта, эта молодежь! Так и норовят исковеркать язык.

– А могу я … с другим поговорить? – он старался говорить кратко из-за слабости и одышки. Молодой доктор кивнул и приподнялся.

– Щамомент. Я к вам гоу крутодока.

Максимур тихонько зарычал от гнева и бессилия, но юный врачеватель уже испарился из палаты, легко взметнув безупречно белыми полами халата.

Следующий собеседник выглядел солидно, лет на шестьдесят. Передвигался он неторопливо и вальяжно, засунув руки в карманы штанов, так что халат был вздернут вверх и скомкан. Он не спеша присел у кровати и утомленно вздохнул.

– Ну и что тут у нас? – кисло спросил он.

Максимур обрадовался понятной человеческой речи. Ему захотелось расцеловать этого нового доктора, однако этот порыв быстро угас, так как врач продолжил говорить.

– И че мы тут бырячим? Че бурутозим?

– Простите, – снова просипел Максимур. – не понимаю … что вы говорите?

Крутодок поддернул губы себе под нос и, слегка наклонившись, принялся внимательно изучать своего пациента. За спиной у него материализовался молодой врач и горячо зашептал:

– Док, док, двадцать шесть йеаров – это охренуенно много! Мы спикаем, а он мы не понима.

Пожилой врач нетерпеливо дернул плечом, будто отгоняя комара и парень уважительно шагнул назад.

– Вам где-нить ой-ой? – внезапно спросил он. – хренуёво?

Максимур забеспокоился. Он не мог понять к кому из присутствующих обращается пожилой врач.

– Что за нитык-нимык? – недовольно спросил он, вскинув седые косматые брови. – думалка в движухе? – он постучал полусогнутым указательным пальцем по лбу Максимура, отчего тот яростно дернул головой в сторону.

– Мне нужен кто-то …, кто может говорить как я, – заявил Максимур, все еще уворачиваясь от проворного пальца доктора, норовящего постучать по разным частям головы.

– Лады. Но не щамомент. Время.

И врач, вздохнув зачем-то взял его за запястье. Затем, будто вспомнив что-то, полез в карман и вытащил небольшой полупрозрачный приборчик. Он что-то невнятно бурчал себе под нос, прикладывая приборчик то к рукам, то к груди, то к шее, то к животу Максимура, отчего тот утомился окончательно и заснул.

Проснулся он от того, что кто-то ласково теребил его за плечо.

– Харош байкать, – пропел нежный женский голос, – гоу, гоу, шевелюха! Глазки – ап!

– А-ааа!!! – вырвался из горла Максимура неожиданно сильный звук. Он бешено завращал глазами. – а ну … вон отсюда!

– А-ха-ха, щамомент бу спикать втроеро.

– Втроём! – простонал Максимур, ему внезапно стало тошно и горько при мысли, что нужно будет освоить этого языкового франкенштейна, чтобы адаптировать в новом обществе. Двадцать шесть лет в коме – это вам не шутки.

Женщина, разбудившая Максимура ушла, остальные расселись: все тот же пожилой доктор с недовольной миной, его молодой соратник и какой-то молодой человек без белого халата.

– Ну и о чем мы бу спикать щамомент? – ворчливо спросил доктор. Не успел Максимур выдать порцию ядовитых комментариев, как вмешался человек без халата:

– Доктор вас спрашивает о чем вы сейчас хотите поговорить? – пояснил он.

Лицо Максимура прояснилось. Он обернулся всем телом к говорящему и с надеждой спросил его:

– Как? Вы меня понимаете? И можете говорить как я?

– Да, мое имя О́рцимер и я один из немногих специалистов по архаичным языкам. Я буду переводить.

– Погодите, погодите, – забормотал Максимур, – я все же не понимаю … разве речь могла так сильно измениться? Ведь вы же специалист, вы понимаете … для языка двадцать шесть лет – это не срок.

– Увы, – ответил ему переводчик, пожимая плечами, – похоже в нашем мире все слишком ускорилось и перепуталось.

Пожилой врач требовательно тронул его за плечо и вытянул шею в сторону Максимура, строго глядя ему в лицо.

– Спикай сюда. Те хренуёво? Ой-ой гденить?

– Доктор спрашивает, как вы себя чувствуете, вам плохо? Болит где-нибудь? – с безмятежным лицом включился в диалог переводчик.

Максимур напрягся. Ему не нравилось происходящее. Ему очень хотелось сказать что-нибудь очень язвительное, тонкое, остроумное, что-нибудь такое, за что им так восхищались студенты. Но он прекрасно понимал, что этот новый, изуродованный, язык никогда в жизни не передаст игру слов. Поэтому он просто потер лоб и сухо ответил:

– Благодарю. Я в порядке. Всего лишь слабость.

– Пасябы, он норм, мал-мала слабуха, – повернулся переводчик к доктору. Тот кивнул и напыщенно заявил:

– Это мал-мала время. Гоу.

– Еще какое-то время вас будет мучать слабость, а потом пройдет. – снова обратился переводчик к Максимуру. Тот, внезапно, развеселился. Ему захотелось пообщаться, причем так, чтобы теперь не понимали уже его. Так, чисто ради научного эксперимента (и небольшого развлечения). Он лукаво улыбнулся и мягким бархатным голосом проговорил:

– О служитель Гиппократа. Мне хотелось бы создать себе впечатление о той непростой обстановке, в которую я, волею судеб, оказался погружен. Могу ли я нижайше просить о переводе в более оживленное место? Туда, где оказались бы возможными для меня коммуникация и прозорливое наблюдение за языковыми перипетиями с целью его эффективного усвоения?

Данный спич произвел на присутствующих эффект разорвавшейся бомбы. Молодой врач от восхищения и непонимания открыл рот бубликом. Пожилой доктор ошеломленно пучил глаза. Переводчик хлопал губами как рыба, вытащенная из воды, словно заведенный, повторяя только «э…э…э». Максимур почувствовал прилив сил и вдохновения. Он, наблюдая за своими собеседниками, вкрадчивым голосом начал цитировать:

«Быть или не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль

Смиряться под ударами судьбы,

Иль надо оказать сопротивленье

И в смертной схватке с целым морем бед

Покончить с ними? Умереть. Забыться.

И знать, что этим обрываешь цепь

Сердечных мук и тысячи лишений,

Присущих телу. Это ли не цель

Желанная? Скончаться. Сном забыться.

Уснуть… и видеть сны? Вот и ответ»1.

Молодой врач громко охнул и хлопнул себя по груди обеими ладонями, не в силах выразить восторг. Пожилой доктор хмуро глянул на него и поднял руку в останавливающем жест.

– Я так сообража, вы – не умеете спикать. Я вы не понима! Это охренуенный ту́пик! Значся так. Вы щамомент будете чилить в койка. Есть проблемсы – мне, нет проблемсы – досвидос. Не надо тут. Завтра вас намокрячат, а потом гоу в палату для валежников. Мал-мала время там, а мы пока сичим родоков вы. Понятки?

Максимур ошеломленно открыл рот. Надо сказать, он уже понимал довольно многое из этой куцой речи, к тому же, переводчик временно выпал из пространственно-временного бытия и выбыл из беседы. Взгляд его блуждал где-то в себе, губы беззвучно повторяли «быть или не быть? Быть или не быть?». Максимур кивнул пожилому врачу и тот медленно поднялся, но на пороге обернулся и погрозил пальцем:

– Не бырячить тут. Понима?

И ушел. Вслед за ним поспешно выскочил молодой помощник, его голос зазвенел в коридоре и постепенно затих. Орцимер все еще сидел неподвижно, силясь понять как можно перевести эти дивные, точные слова на новый бездарный язык? Выходило что-то вроде: «бы или не бы? Вот квестча», а дальше перевод оказывался решительно невозможным. В какой-то момент он обеспокоенно подумал, что этому человеку будет крайне трудно привыкнуть к новому языку, новой речи. Он взглянул на Максимура и издал вопль ужаса. Внезапно сорвавшись с места, переводчик выскочил в коридор, отчаянно голося:

– Док! Док! Сюды! Прямща!

Максимур засыпал. Его глаза закатились глубоко под лоб, тяжелая как целая гора песка, сонливость медленно заполняла его. «Ну нафиг» – думал он, – «не хочу жить в таком мире. Уж лучше сном забыться … уснуть и видеть сны … вот и ответ … не хочу …».

На этом месте мысли прекратились. Мозг впал в глубокую спячку. Приборы отмеряли сигналами замедлившийся пульс. Грудь слабо поднималась и опускалась. Максимур снова впал в кому. И возвращаться из нее он уже не собирался.

20 июня 2021 г.