Помоги проекту - поделись книгой:
Две тысячи лет назад Плиний писал о лестнице из 90 ступеней, спускающейся в галереи. Предположив, что высота каждой ступени всего 20 сантиметров, можно вычислить глубину, на которой находились галереи – 18 метров. Это был нижний уровень. Ничего похожего Лепсиус не нашел. Плиний также писал о домах с подземными сводами, но прусский археолог ни разу не упомянул о подземных помещениях или о том, что его экспедиция нашла саркофаги фараонов.
Геродот также сообщает, что видел «на углу в конце лабиринта» пирамиду высотой 40 оргий с высеченными на ней огромными фигурами. Страбон описывает четырехугольную пирамиду со стороной около плетра при такой же высоте. По свидетельству Геродота, сторона пирамиды составляет 71 метр, если верить Страбону – 120 метров. Длина сторон пирамиды Аменемхета III в Хаваре составляет 106 метров. Вполне возможно, что все эти цифры неверные. Геродот и Страбон помещали пирамиду «на углу» в конце лабиринта, но это не согласуется с планом Хавары. Пирамида Аменемхета III расположена не на углу, а на одной оси со стенами.
Более того, Геродот пишет об огромных фигурах, высеченных на пирамиде. Их не нашли в Хаваре, и причина этого проста – пирамида Аменемхета III сложена из необожженного кирпича. Из высушенной глины вообще невозможно вырезать фигуры, не говоря уже о гигантских. Этот материал слишком мягок. Говорят, что изначально пирамида в Хаваре была облицована известняковыми плитами, но это ничего не меняет. Плиты из известняка должны были крепиться к необожженному кирпичу. Это похоже на попытку установить десятиметровую конную статую из гранита на миску с кашей. Древние историки писали, что все увиденное ими превосходит творения рук человеческих (Геродот) или все строения, бывшие до них (Диодор), и что здания построены из больших блоков сиенита (Плиний). Пирамида Аменемхета III в Хаваре сложена только из необожженных кирпичей.
Но и это еще не все.
В одной из камер пирамиды Лепсиус нашел надписи с именем Аменемхета III и сделал правильный вывод: «Мы не можем точно сказать, кто был строителем и владельцем пирамиды»[73]. Сорок пять лет спустя британский археолог Флиндерс Питри (1853–1942) нашел внутри пирамиды нетронутые саркофаги Аменемхета III и его дочери. Саркофаг фараона, утопленный в землю, был вырублен из цельной глыбы желтого кварцита. Наконец, работники канала натолкнулись поблизости от пирамиды на известняковую статую сидящего Аменемхета III высотой 1,6 метра. При этом ни один иероглиф на указанных находках не свидетельствует о том, что Аменемхет III построил лабиринт или что на нем возведена пирамида. Флиндерс Питри утверждал, что нашел погребальную камеру фараона нетронутой, но фараон просто не мог не упомянуть лабиринт, если действительно был его строителем.
Почему же Лепсиус, проложивший пять траншей в том же месте и исследовавший пирамиду в Хаваре, не нашел ни погребальной камеры, ни статуи Аменемхета III? По моему мнению, более тщательным раскопкам помешала предвзятость Лепсиуса.
Удивительно, но в литературе по археологии Египта пирамида Аменемхета III указывается как единственное сооружение, под которым находится лабиринт. Об утверждении Рихарда Лепсиуса о находке лабиринта пишут многие ученые. Мне кажется, что эти специалисты подобны человеку, поднимающемуся по винтовой лестнице и не оглядывающемуся назад. Давно известно, что ряд стен и камер, откопанных рабочими Лепсиуса, датируются римской и даже греческой эпохой. С Аменемхетом III связана только пирамида из необожженных кирпичей и, возможно, несколько зданий вокруг нее. На лабиринт, описанный Геродотом, эти постройки похожи не больше, чем поп-музыка на Симфонию № 5 Бетховена.
И мы еще ничего не сказали о Меридовом озере с окружностью 3600 стадий, которое привело в изумление Геродота. Диодор Сицилийский подтверждает и дополняет свидетельство Геродота: «Мэрис… выше города вырыл бассейн, удивительный своей пользой и невероятный множеством затраченных трудов. В окружности он, как говорят, простирался на 3600 стадиев, а в самых глубоких местах достигал 50 оргий»[74]. По свидетельству античных историков, лабиринт, пирамиды и озеро составляли единый комплекс.
Современные геологи уверены, что рядом с пирамидой в Хаваре никогда не было озера – об этом свидетельствуют анализы почвы[75]. Кроме того, пирамида Аменемхета III сложена из необожженных кирпичей, которые боятся влаги. Основание из такого материала пропускало бы воду, и она заполнила бы подземные помещения. Таким образом, пирамида в Хаваре не могла стоять на берегу Меридова озера. Сегодня мелкое озеро Карум находится в 25 километрах к северо-западу от Эль-Файюма, но его нельзя отождествить с Меридовым озером, о котором упоминал Геродот и другие авторы, – не только потому, что от Хавары его отделяет 40 километров (по прямой), но и потому, что это естественный водоем, не питаемый каналами. Более того, Лепсиус, исследовавший берега озера в поисках двух пирамид и ничего не обнаруживший, решительно заявлял: «Так же мало соответствуют истине сообщения, что на тех же берегах [озера Карун] были расположены лабиринт и столица Арсиноя [Крокодилополь]».
Отличаются и расстояния, указанные Рихардом Лепсиусом и античными авторами. Диодор Сицилийский подтвердил, что царь Мэрис приказал вырыть искусственное озеро «в десяти схенах выше города» Мемфиса. Но Мемфис находится в 24 километрах к югу от Каира и считается древнейшим городом Египта, основанным фараоном I династии Менесом (его еще называют Мина и отождествляют с царем Хор Аха) на рубеже 4–3-го тысячелетий до н. э. Менес также построил к западу от Нила первое святилище бога Птаха, который считается богом-творцом и покровителем искусств. Позже Аменемхет III, Сети I и фараоны Нового царства построили в Мемфисе грандиозные храмы.
Сегодня туристы, посещающие город, восхищаются великолепными статуями Рамсеса, но Мемфис расположен в 70 километрах к северо-востоку от Хавары. Более того, Геродот писал:
До озера же от моря семь дней теперь плавания вверх по реке… Местные жители рассказывали, что озеро это имеет подземный выход в ливийском Сирте: оно течет под землей на запад внутрь страны вдоль горного хребта, что выше Мемфиса (II: 4, 150)[76].
Таким образом, лабиринт Геродота должен находиться гораздо дальше Меридова озера. А его географическое описание никак не соответствует местоположению пирамиды Аменемхета III в Хаваре.
По этим и другим причинам я убежден, что египетский лабиринт по-прежнему не найден и скрывается под песками пустыни – возможно, где-то «вдоль горного хребта, что выше Мемфиса», как писал Геродот. Мемфис также находится поблизости от пирамиды в Саккаре. И именно туда ведут наши поиски.
4
Необычный рассказ Аделя
Через три дня после поездки в Хавару мы с Аделем встретились в баре гостиницы Mena House и снова заговорили о лабиринте. Адель сказал, что ему нужно ехать на машине домой через весь Каир, и мы решили воздержаться от выпивки. Вспомнив наши предыдущие беседы, я попросил его рассказать, как он заблудился под пирамидой в Саккаре. Помолчав секунду-другую, Адель настоял на выключении диктофона, сказав, что я могу записывать в блокнот.
– То, что я тогда пережил, просто… невозможно, – начал рассказ Адель, – и поэтому я предпочитал молчать. Что вы подумаете, например, если я скажу, что потерял девственность с призраком?
Он уперся локтями в стол и посмотрел мне в глаза, словно ждал ответа на свой странный вопрос. Я молчал, а затем скрестил руки на груди и с серьезным выражением лица повернулся к нему:
– Мы с тобой доверили друг другу много конфиденциальной информации, поэтому я хочу услышать твою историю, а потом буду долго размышлять над ней. Ты знаешь, что я не принимаю на веру слово «невозможно».
Адель ничего не ответил, но затем я услышал, как он делает несколько глубоких вдохов. Вероятно, пытался успокоиться.
– Эрих, я никогда не забуду того, что случилось со мной в тот необычный день. Мне пятьдесят семь лет. Шестого июня 1944 года мне было всего шестнадцать – мальчишка, не имевший представления о политике. Мне повезло, что я учился в частной школе и знал, что Египтом правит король Фарук I (пр. 1936–1952). Я знал, что в далекой Европе бушует война и что в ней участвуют британцы. До меня доходили слухи о танковом сражении в пустыне у Эль-Аламейна, где британцы уничтожили тысячи немецких солдат. Но нас, детей, это не интересовало.
– Мой дедушка был врачом, – объяснил Адель, – и владел участком земли, который отец потом продал, чтобы вместе со своим братом открыть лавку, где они торговали сувенирами и антиквариатом. Туризм в Египте еще не вступил в пору расцвета, и наша семья все время искала новые источники дохода. Мы занялись контрабандой древностей. В этой сфере всегда хватало покупателей, которые искали артефакты из Египта для музеев и богатых людей, и они хорошо платили. Иногда мы даже изготавливали фальшивые сертификаты. Размер артефактов не имел значения. Состоятельные покупатели, как я их теперь называю, без труда увозили громадные статуи в Европу и Соединенные Штаты.
– В начале марта 1944 года, – продолжал он, – отец и брат вели раскопки вокруг искусственной стены, за которой, как они предполагали, находилась древняя гробница. Я и мой двадцатидвухлетний двоюродный брат стояли на страже. Мы были одеты в традиционную
– Где вы копали? – спросил я.
– Во многих местах, но эти события произошли в Саккаре, недалеко от ступенчатой пирамиды.
И Адель рассказал мне самую необычную историю из всех, которые я когда-либо слышал. Привожу ее здесь – восстановленную по памяти и записям.
Сегодня в Саккару ведут асфальтированные дороги, по которым ко входу на место раскопок приезжают туристические автобусы, но мы добирались туда по грунтовой дороге. Мой двоюродный брат стоял метрах в семидесяти ниже того места, где копал отец со своим братом, а я – метрах в семидесяти выше их. Внезапно я услышал крик отца и увидел, что его брат машет нам. Каменный блок придавил левую руку отца, зажав ее словно тисками. Мы попытались приподнять камень, но он не двигался.
Отец стонал и кривился от боли, и мой брат побежал за помощью. Через десять минут освободить отца пытались уже шесть человек. Один из охранников захватил ломик и с его помощью сумел немного приподнять блок из песчаника, так что отец вытащил руку. Она была сломана и посинела. Поскольку мой дедушка был врачом, у семьи сохранились связи среди местных медиков, и один из них соединил сломанные кости отца, не задавая лишних вопросов.
В тот же вечер вся семья собралась в большой общей комнате за млухией – острой похлебкой, в которую можно класть все что угодно. Отец принял обезболивающее – какое-то народное средство, потому что в то время другие лекарства были недоступны. Помню, он попросил всех успокоиться, и, показывая на свой гипс, сказал: «Оно того стоило». Затем объяснил, что за стеной, камень из которой прижал ему руку, находится нетронутое погребение. Через небольшой пролом в стене он увидел иероглифы и много блестящих предметов. Как только рука заживет, сказал отец, мы попытаемся пробить проход в камеру. Так началось мое невероятное путешествие.
Адель прервал свой рассказ, и я попросил его говорить тише, опасаясь, что нас подслушают. Я попросил официанта принести бокал вина; Адель отказался, объяснив, что не собирается пить, но мне алкоголь поможет воспринять его историю. Мы молча курили, затем Адель подался вперед и продолжил, на этот раз медленно и тихо:
Вернувшись на то место, мы работали только после пяти вечера, когда там никого, кроме нас, не было. Туристы уже разъезжались, а вместе с ними уходила и охрана. Мы принесли с собой долота, ломы, лопаты и молотки разного размера, а также два домкрата наподобие автомобильных. У нас были фонари с запасными батарейками, несколько веревок и большие полотенца (они накидывались на голову, чтобы закрыть рот и нос от яда, который мы могли вдохнуть: мы знали о проклятии фараонов, о том, что несколько тысяч лет назад мертвые защищали свои гробницы с помощью яда). И конечно, у нас была канистра с питьевой водой. Машину мы оставляли за небольшим холмом всего в нескольких метрах от места раскопок.
Тяжелую работу выполняли отец и его брат. Мы с двоюродным братом, как и раньше, стояли на страже. Когда они пробили отверстие в стене и подперли верхний камень домкратом, нас позвали вниз. Прямоугольный блок наверху оказался гранитным и не сдвинулся ни на дюйм. Я был самым худым, и отец приказал мне пролезть в отверстие – ногами вперед. Когда я оказался внутри, он передал мне большой кусок ткани, чтобы я обернул им голову, и фонарь, посоветовав не отходить далеко от отверстия, чтобы они могли видеть меня, оставаясь снаружи.
Направив луч фонаря на стену, я увидел золотой солнечный диск с крыльями – такие диски были изображены на фризах нескольких храмов. Отец спросил, вижу ли я саркофаг. Саркофага не было, но я смог рассмотреть два позолоченных сундука с иероглифами и непонятными рисунками. Взволнованный, я сообщил о своих открытиях тем, кто остался снаружи, и отец приказал ни в коем случае не открывать эти сундуки.
– Что еще ты видишь?! – крикнул отец.
Луч моего фонаря осветил зеленый глаз Гора. Я знал о нем из школьной программы и видел на стенах храмов. Луч скользнул по изображению группы босых темнокожих детей, смотрящих на звездное небо. Животы у них были обмотаны кусками ткани. Потом слева я заметил проем, ведущий, по всей видимости, в шахту. Отец запретил мне идти туда и приказал выбираться из камеры. Дойти до пролома в стене я не успел.
Внезапно послышался треск, и окружавшие меня стены покрылись трещинами. Мне показалось, что потолок вот-вот рухнет. Услышав крики отца и его брата, я бросился в угол и закрыл голову руками. Потом все стихло. С потолка упали несколько маленьких камушков. Свет из пролома, через который я забрался сюда, исчез; я видел только узкий лучик, пробивавшийся через маленькое отверстие рядом со мной. Услышав голос отца, я прижался губами к отверстию и крикнул, что со мной все в порядке. Отец ответил сразу же, спросив, не ранен ли я. Я ощупал себя. Ни ран, ни царапин – ничего.
Отец крикнул, что просунет мне батарейку для фонаря и маленькие бутылки с питьевой водой, но я должен экономить и батарейки, и воду. Они пойдут за помощью и вытащат меня. Палкой он протолкнул ко мне через узкое отверстие батарейку и бутылки с водой. Я сразу же выпил воду из одной и вернул пустую бутылку. Отец передал еще две, предупредив, что больше у них нет. Еще он сказал, что потолочная плита обрушилась, сломав домкрат. Это гранит, и им понадобится мощное оборудование, чтобы меня вытащить.
Хранить секрет гробницы уже не было смысла. Речь шла о моей жизни. Отец посоветовал мне лечь и поспать и предупредил, чтобы я не пытался исследовать туннель, о котором ему говорил. Затем крикнул, что любит меня и чтобы я не боялся.
Странно, но никакого страха я не чувствовал. Я сел на пол, скрестив ноги. Потом направил луч фонаря на стены и увидел барельеф с изображением кобры, которая смотрела прямо на меня. Золотое тело змеи по бокам украшали темно-красные камни. Огромные глаза и голова были вырезаны из какого-то зеленого материала. Я также увидел фигуры людей с темно-коричневыми лицами и большими глазами. По обе стороны от них тянулись иероглифы и зигзагообразные линии. Рядом вытянулся на ложе бородатый мужчина с золотой повязкой на голове. Мертвый или больной? Непонятно. Над мужчиной склонилось существо с телом человека и головой шакала – его руки касались тела лежащего. И только позже я узнал, что шакала звали Анубис и что он был богом, отвечавшим за мумификацию.
На стене справа я увидел барельефы на сельскохозяйственную тему – бык, топчущий посевы, и шеренга людей с цепами в руках. Рядом с ними стояла богиня Хатхор – с коровьими рогами и солнечным диском на голове. Все эти и другие изображения сверкали яркими красками, как будто художник только вчера отложил свои инструменты. Именно в этой погребальной камере у меня впервые возникло желание узнать о древних богах и научиться читать иероглифы.
Через какое-то время я направил луч фонаря в левый угол, где видел черное отверстие – то самое, в которое запретил лезть отец. Я колебался. Интересно, что там? Грозит ли мне опасность? В конце концов любопытство победило, и я направился в угол камеры. Там я обнаружил лестницу, достаточно широкую, чтобы по ней могли спускаться два человека одновременно. Потом, много лет спустя, я видел нечто подобное в гробницах Долины царей.
Вниз вели около двадцати ступенек, за которыми начинался ровный пол; над головой у меня был сводчатый потолок с огромными изображениями крылатого солнца. Они были нарисованы на темно-синем фоне с золотистыми звездами и небесной баркой, похожей на ту, что я видел тридцать лет спустя в зале храма в Дендере
И тогда свершилось первое чудо.
Постепенно, словно спрашивая разрешения, начали светиться разные камни в стенах. Сначала свет был темно-красным, как горящий древесный уголь. Затем он сделался оранжевым. Я смотрел на стены, не осмеливаясь пошевелиться. Оранжевый цвет сменился светло-желтым и больше не менялся. Светились не все стены, а только отдельные камни. Мягкий свет теперь заливал всю комнату. Лишь несколько десятилетий спустя я прочел главу о пирамидах в древней книге «Китаб», где описывались привезенные с Востока светящиеся камни, использовавшиеся при строительстве пирамид. Подобные камни также упоминаются в арабских волшебных сказках, где их называют
Оглядевшись, я понял, что нахожусь в квадратной комнате с потолком, усеянным звездами, и стенами с изображением барок. В центре комнаты стоял позолоченный сундук, на котором сидел сокол со сложенными крыльями. Я смотрел на птицу и не мог избавиться от ощущения, что она тоже на меня смотрит. В какую сторону я бы ни поворачивался, взгляд сокола следовал за мной. Продолжая сидеть в кресле, я продвинул его вперед примерно на два метра, и птица неотрывно глядела на меня. Я возвратил кресло в исходное положение, и сокол не терял меня из виду, словно был живым, хотя я знал, что это невозможно. Впервые за все время я почувствовал, как в душу проникает страх. Мне приходилось слышать о мумифицированных птицах – например, в школе нас водили в Египетский музей и показывали мумию ибиса, – но этот сокол не был мумией.
Набравшись смелости, я медленно повернул кресло, чтобы посмотреть в другую сторону. На задней стене, где была лестница, ведущая в комнату, я увидел цветные барельефы с изображением разных божеств с замысловатыми коронами на голове. Сначала я узнал лишь Тота – в образе юноши с лицом птицы, полумесяцем и шаром над головой. Потом увидел Гора, приветствовавшего меня крылатым диском. Его изображение было не только на стене, но и на потолке
Между ними стояла еще более высокая фигура в белом длинном одеянии и белой накидке. Мужчина или женщина? Я не мог понять. Черные волосы, схваченные белой лентой, спускались до плеч. Несколько человек по обе стороны от этой фигуры держали над ее головой цепь из символов анх [символов жизни], которые я тоже видел в музее. Кроме того, все стены были исписаны иероглифами.
В одном углу комнаты стояло ложе, похожее на кушетку или кровать без спинки, накрытое темно-красным парчовым покрывалом. Заметив толстые разноцветные нити, вплетенные в парчу, я сразу же вспомнил Каабу в Мекке, самую почитаемую святыню ислама, стены которой также обтянуты этим типом ткани.
Камни на стене начали светиться после того, как я сел в кресло, и я решил выяснить, не погаснут ли они, если с него встать. Я несколько раз вставал и снова садился, но ничего не происходило, хотя сокол внимательно следил за моими движениями. Я осторожно подошел к ложу, немного постоял в нерешительности и, собравшись с духом, лег на него. Ложе напомнило мне матрас у меня дома – не слишком мягкое, как будто набитое сухой соломой. Я был словно околдован этим помещением. Меня охватила неописуемая радость. Забыв об отце и его предупреждениях, я снял шарф, подложил его под голову и закрыл глаза.
Внезапно – наверное, прошло уже несколько минут – я почувствовал, как кто-то прикоснулся к моей щеке. Я вздрогнул от испуга и услышал ласковый голос: «Не бойся, Адель. Я тебя ждала». Открыв глаза, я увидел, что возле меня на коленях стоит самая красивая девушка в мире. Даже сейчас я могу сказать, что за свои пятьдесят лет ни разу не встречал такой совершенной красоты. Она была примерно того же возраста, что и я тогда. Ее тело скрывала светло-голубая прозрачная накидка. Мне было шестнадцать, и я еще не видел обнаженной женщины: даже женской груди, не говоря уже обо всем остальном. Девушка передо мной была настоящей: не сном и не плодом воображения.
Не поднимаясь с колен, она провела пальцами по моим волосам. Потом легкими, ласковыми движениями погладила брови, наклонилась и поцеловала глаза. А потом улыбнулась. Совершенная. Невероятно красивая. Как описать такую немыслимую красоту? Огромные черные зрачки выделялись на фоне белков глаз. Я сразу же увидел, что она без макияжа. Брови божественной формы. Нос идеальных пропорций, ноздри не широкие и не узкие. Я сразу вспомнил девственниц, о которых мне рассказывали одноклассники – согласно священному Корану, они ждут на небесах праведников после смерти. Может, я умер и попал на небо?
– Ты жив, Адель, – сказала она, словно прочитав мои мысли. – Я тебя ждала.
Поколебавшись, я набрался смелости и спросил:
– Кто ты?
– Там, откуда я пришла, меня зовут Махлинджа, – ответила девушка.
– Ты жива? – осмелился задать вопрос я.
– Можешь потрогать меня. – Она улыбнулась, потом обернула свой длинный шарф вокруг моей шеи и покрыла мое лицо поцелуями.
Адель умолк. Его рассказ захватил меня. Может, это выдумка? Или сон? Я убедил его продолжить и рассказать мне все.
– Все? – Его голос дрогнул. – Даже самые интимные подробности?
– Да, пожалуйста. Я не включал диктофон и еще ничего не записывал в блокнот.
Адель отодвинул горящую свечу и попросил официанта принести пустую пепельницу. Затем по-арабски сказал, чтобы нас не беспокоили, и нерешительно продолжил с того места, на котором остановился:
Махлинджа расстегнула две пуговицы на моей галабее. Ее ладони ласкали мою грудь. Осторожно, словно спрашивая разрешения, она потянула рубаху вверх. Я стянул галабею через голову и бросил на пол. Мне было всего шестнадцать, и я был совершенно неопытен. Никто никогда не видел мой пенис, не говоря уже о том, чтобы прикасаться к нему. Это было абсолютное табу. А теперь я чувствовал губы Махлинджи, ее язык, ладони и даже зубы буквально везде – одновременно. Нас захватил вихрь страсти. Наши ноги и руки переплелись. Мы хихикали, как глупые дети, исследуя тела друг друга, утопали в волнах нежности. Такого со мной никогда не было. Когда, утомленные, мы оторвались друг от друга, она снова опустилась на колени рядом с кушеткой, принялась гладить ладонями мою грудь, целовать глаза, и в моей голове прозвучал ее голос. Она сказала, что должна возвращаться.
В моем мозгу теснились тысячи вопросов. Куда возвращаться? Откуда она знает мое имя? Почему она меня ждала? Но я молчал – голос перестал мне повиноваться.
Махлинджа встала, накинула голубую накидку на плечи, отступила от ложа на несколько шагов и улыбнулась. Зубы у нее были безупречными, а губы как у ангела, созданного самим Богом. В полутемной комнате ее голубая накидка казалась какой-то размытой, словно сотканной из тумана. Она не отбрасывала тени. Когда девушка проходила мимо сокола, птица повернула голову и проводила девушку взглядом, пока та не исчезла.
Я остался сидеть на кушетке совершенно растерянный. Потом заплакал. Не знаю почему. Наконец я поднял руки, и мои пальцы коснулись длинного шарфа, который ранее был обернут вокруг шеи Махлинджи. Она оставила свой шарф. Я с удивлением смотрел на шелковистую ткань, снова и снова теребил ее, сжимал в кулаках, подносил к глазам, нюхал. Ткань была настоящей. Шарф не исчез. Значит, это был не сон.
Адель умолк. Мы оба были взволнованны. Я заказал двойной виски и, потягивая напиток, размышлял об услышанном. Наконец Адель спросил меня, не считаю ли я его сумасшедшим. Я ответил, что нет, и сказал, что описанное им происшествие похоже на эротический сон. Он решительно отверг это предположение, объяснив, что ни на нем самом, ни на кушетке не было его семени.
– А куда делся шарф? – спросил я.
– Лежит в комоде в моей спальне. – Адель улыбнулся, излучая уверенность. – Завтра могу показать. И не забудьте о соколе. Он был живым. И как вы скоро узнаете, он также сыграл важную роль в моем приключении.
– Ладно, – задумчиво произнес я и отхлебнул виски. – Что было дальше? Как ты выбрался наружу?
Время приближалось к полуночи, и официант вежливо попросил нас переместиться в бар, чтобы персонал мог подготовить помещение для гостей, которые придут на завтрак. Мы взяли бокалы и сели в полутемном углу, отгороженном тяжелыми темно-красными шторами и освещенном только двумя свечами. Устроившись, Адель продолжил рассказ.
Я сидел на кушетке в полной растерянности, перебирая пальцами шарф Махлинджи. Наконец завязал шарф на шее, встал, подошел к деревянному креслу и поднял с пола фонарь. Потом направился к лестнице. Повернувшись, чтобы еще раз окинуть взглядом комнату, я увидел, что сокол тремя мощными взмахами крыльев перелетел к креслу и молча уселся на краю спинки. Он смотрел прямо на меня.
Поднимаясь по лестнице, я считал ступени. Их было двадцать две. Я поднялся в погребальную камеру и стал искать отверстие в стене, через которое говорил с отцом. Оно исчезло. Ошибиться местом я не мог, потому что на полу лежали бутылки воды и запасная батарейка. Но отверстия не было. Я позвал отца и остальных – никакого ответа. Расстроившись, я глотнул воды из бутылки и снова закричал, пытаясь найти способ выбраться наружу. Бесполезно.
Адель посмотрел на меня, словно ища понимания, а затем продолжил:
Мне было шестнадцать – мальчишка, ничего не понимавший в археологии. Я не имел представления, сколько времени провел под землей, не знал, день теперь или ночь и вернулся ли отец, привел ли кого-то на помощь. Очевидно было одно: в стене что-то сдвинулось и отверстие исчезло. Наконец я взял бутылку воды, батарейку и снова спустился по лестнице. Сокол по-прежнему сидел на спинке кресла, а комната была залита желтым светом. Может, удастся еще раз вызвать Махлинджу? Я лег на кушетку, закрыл глаза и стал ждать ее появления. Я звал ее, но тщетно. Сокол смотрел на меня и опускал голову, словно кивал, читая мои мысли.
В какой-то момент я заснул, а когда проснулся, понял, что потерял представление о времени. Снова поднявшись в погребальную камеру, я стал звать остальных, но ответа не услышал и задумался, нет ли другого способа выбраться из этой подземной тюрьмы. Может, с помощью сокола? Ведь откуда-то он здесь взялся. И он не может обходиться без еды. Значит, где-то есть выход. Освещая себе путь фонарем, я снова спустился по двадцати двум ступеням.
Желтый свет от камней по-прежнему заливал комнату. Сокол все так же сидел на спинке кресла. Я опустился на колени перед птицей и спросил разрешения говорить. Птица вытянула шею, но ничего не ответила. «Мне нужно отсюда выбраться», – сказал я и мысленно повторил это еще раз. Сокол вытянулся всем телом и, несколько раз взмахнув крыльями, перелетел к противоположной стене, покрытой иероглифами. Птица парила в воздухе, поднимаясь и опускаясь в такт движениям крыльев. Не понимая, что он пытается мне показать, я подошел к иероглифам и спросил, что делать дальше. Сокол несколько раз повернул голову, но, похоже, не понял меня. «Сокол, милый сокол, – мысленно произнес я, набравшись храбрости. – Я не могу расшифровать эти символы. Пожалуйста, помоги мне! Ради Махлинджи, помоги мне!» Крылья замелькали в воздухе, почти как у колибри, и птица начала метаться вверх и вниз вдоль стены, касаясь клювом некоторых иероглифов.
Это было похоже на сон. Светящаяся комната, черный сокол, я в галабее и с шарфом Махлинджи на шее. Прикасаясь к иероглифам, птица каждый раз поворачивалась ко мне. Потом она снова села на спинку кресла и посмотрела на меня. Может, я тоже должен дотронуться до иероглифов? До каких? И в каком порядке? «Пожалуйста, милый сокол! – воскликнул я. – Ради Махлинджи, покажи мне еще раз!» Птица уселась на мое плечо как дрессированный попугай. Я стоял перед стеной, покрытой иероглифами, и каждый раз, когда явно разумное животное касалось клювом одного из символов, я прижимал к этому иероглифу палец.
Всего я дотронулся до восьми иероглифов. Много лет спустя я узнал, что это были символы восьми самых могущественных богов Египта, в том числе Осириса, Исиды, Гора и Аментет, которая в Древнем Египте считалась покровительницей умерших. Едва успев прикоснуться к восьмому иероглифу, я почувствовал легкое дуновение, которого не замечал раньше. До этого воздух в комнате был абсолютно неподвижен. Я вернулся к деревянному креслу – сокол все так же спокойно сидел у меня на правом плече – и взял фонарь. Стены по-прежнему излучали желтый свет, но теперь откуда-то поступал свежий воздух. Я облизнул пальцы и поднял руку вверх, пытаясь определить, откуда дует.
Наконец я нашел отверстие прямо под ложем – раньше я его не замечал из-за покрывала, доходившего до пола. Правда, до этого времени дуновения воздуха точно не было. С трудом отодвинув кушетку, я посветил фонарем в туннель, а когда начал спускаться туда, сокол слетел с моего плеча и снова устроился на спинке кресла.
Спустившись на несколько ступенек, я наткнулся на развилку. Два туннеля вели в тупики – по крайней мере, я не мог пройти дальше. Третий отходил вбок, имел небольшой уклон и был перегорожен обломками потолочных плит. Воздух поступал именно оттуда, и я решил, что нашел правильный путь. Потом я направил луч фонаря в четвертый проход, ведущий прямо и немного вниз, но не увидел, где он заканчивается.
В этом месте Адель прервал рассказ и отлучился в туалет. Мы по-прежнему были единственными посетителями бара, и я сказал бармену, что ему не обязательно оставаться здесь ради нас. Он не хотел оставлять нас одних, и я заказал чайник крепкого черного чая. Ночь обещала быть долгой.
Тайны Саккары
Когда Адель вернулся, я спросил, может ли он указать место в Саккаре, где находилась та погребальная камера. Он нарисовал схему на бумажной салфетке.
– Стена погребальной камеры, которую раскопали мой отец и его брат и через отверстие в которой я забрался внутрь, находилась всего в четырехстах метрах от ступенчатой пирамиды, – сказал он. – Но я понятия не имел, где находится подземная комната, слева или справа от пирамиды. В сторону Нила местность понижалась, так что скорее всего с другой стороны, под пирамидой.
Я сказал Аделю, что под руинами вокруг пирамиды в Саккаре сегодня найдено множество подземных туннелей протяженностью несколько километров. Будучи египтологом, Адель уже знал о них и даже водил туристов в похожие гробницы, но в 1944 году, когда ему было шестнадцать, никто даже не догадывался о таинственном мире под Саккарой. Мы и сегодня знаем далеко не все.
Еще в 1728 году французский исследователь Поль Люка (1664–1737) сообщал о коридорах под Саккарой. Затем, в ноябре 1851 года, Огюст Мариет (1821–1881) обнаружил под песчаной пустыней феноменальный Серапеум с туннелями, такими широкими, что по ним может проехать трактор. Справа и слева от главных коридоров он нашел ниши с самыми большими саркофагами, которые только видел мир
В начале 1964 года британский археолог Уолтер Брайан Эмери (1903–1971) нашел под песками Саккары несколько гробниц, в том числе мастабу эпохи III династии, возраст которой составляет около 5000 лет. И наконец, в сезон 1968–1969 годов он обнаружил так называемый ковчег животных: 4 миллиона ибисов, 500 000 соколов, такое же количество бабуинов, 200 000 крокодилов, а также мумифицированные яйца. Эмери наткнулся на изогнутые главные туннели, от которых ответвлялись многочисленные боковые ходы. Они, в свою очередь, тоже ветвились; коридоры зачастую были проложены в двух уровнях параллельно друг другу.
В наши дни туристы имеют возможность побродить по части этих туннелей и осмотреть гробницы под песками Саккары, например «персидскую шахту» – вырубленную в скале систему камер, назначение которой остается загадкой. Каждый турист, знакомящийся с руинами в Саккаре, рано или поздно в изумлении застывает перед вертикальными шахтами, пробитыми в скале, поперечник которых достигает 8 метров
Никто – даже специалисты – не может объяснить назначение загадочных туннелей под Саккарой
Поразмышляв над этим, Адель вернулся к своему рассказу:
Я колебался, помня о том, что отец вместе с остальными пытается добраться до меня снаружи. Так что я в третий раз выбрался из светящейся комнаты, поднявшись по двадцати двум ступеням, и остановился перед стеной, через которую проник в погребальную камеру. На полу по-прежнему лежали две полные бутылки с водой. Я сделал несколько глотков и прислушался: не доносится ли снаружи каких-то звуков? Может, кто-нибудь пытается сдвинуть гранитные блоки? И где люди, которые меня ищут? О том, что произошло, я узнал от отца только после своего спасения.
Археологи категорически запретили использовать тяжелое оборудование. Опасность уничтожения древностей, очевидно, была для них важнее жизни подростка. И они не хотели, чтобы общественность узнала о найденной гробнице – по крайней мере до тех пор, пока ее не исследуют специалисты. Конечно, мой отец и еще несколько человек продолжали поиски. Они сумели просверлить отверстия в нескольких местах и звали меня, но я не откликался.
Несмотря на запрет со стороны властей, отец и другие спасатели собирались ночью взорвать стену, надеясь быстро достать меня и скрыться до прихода полиции. Если бы их арестовали за повреждение древностей, им грозило несколько лет тюрьмы. Вероятно, власти считали, что по сравнению с древностями моя жизнь ничего не стоила. Не знаю, чего они боялись, но они позволили бы мне умереть от голода и жажды.
Вопросы без ответов
Адель прервал рассказ, пожаловавшись, что многие его вопросы остались без ответов. В конечном счете общественность ничего не узнала о таинственном подземном мире Саккары. Даже сегодня ни журналисты, ни археологи не спрашивают о найденных там миллионах мумифицированных животных – ибисах, соколах, бабуинах, крокодилах, собаках, рыбах, кошках, змеях, кроликах, гусях и даже скорпионах. Крупный рогатый скот бальзамировали, заворачивали в простыни и помещали в канопы (глиняные сосуды) или в деревянные раки, а затем сосуды ставили в отверстия, пробитые в стенах. «Почему это никому не интересно? – удивлялся Адель. – Где ткали льняные простыни? Откуда брали масло? Каким образом тысячи рук лепили и обжигали глиняные сосуды? И зачем все это делалось?»
Я разделял негодование Аделя. Собственно, я уже несколько раз писал об этих загадках. Деликатно, стараясь не выглядеть всезнайкой, я объяснил ему, что нам известно о верованиях древних египтян – из текстов пирамид, эпитафий, папирусов и работ античных авторов.
Первые люди, созданные богом Хнумом, состояли из двух частей: физического тела (
Кроме этих двух частей любое живое существо также обладает
В каком-то смысле эта идея противоречила представлению, что тело – бесполезный балласт, который требуется сбросить после отделения от него ка и ба. Идея, что тело тоже нужно сохранять, могла возникнуть из-за того, что древние культуры знали о грядущем уничтожении мира – либо водой (потоп), либо огнем с неба (метеоритами). Традиция мумификации могла быть обусловлена убеждением, что после этих катастроф Землю нужно населять заново.
Время приближалась к трем ночи, но ни я, ни Адель не помышляли о сне. Чай помогал нам сохранять бодрость. Бармен мирно дремал за стойкой. Мы какое-то время молчали, размышляя. Мне было интересно, как Аделю удалось выбраться из туннелей и что он там видел. Но у него на уме было совсем другое.
– Здесь что-то не так, – прошептал Адель, медленно выговаривая слова. – Если древние знали о неминуемом потопе, почему они прятали мумии под землю? Они должны были знать, что вода проникнет в подземные гробницы и уничтожит забальзамированные тела! Мы не учитываем чего-то важного. И там еще был сокол! Вне всякого сомнения, птица была живой. Могут ли оживать мумифицированные соколы? Обладают ли мумии сознанием? Чувствовали ли они мое присутствие?
У меня не было ответов на вопросы Аделя, но он не унимался:
– Откуда пришла Махлинджа? Никто не может сказать, была ли она призраком или я просто видел эротический сон. Но шарф Махлинджи до сих пор у меня. И откуда она знала мое имя? Почему она сказала, что ждала меня? Как долго? И в какие времена? Вы мне можете объяснить, в какое измерение ушло мое семя? Может, я отец детей, живущих в той безумной вселенной? В какой эпохе? В каком месте?
Я знал не больше Аделя. Я где-то читал, что в квантовой физике есть состояния, в которых причина и следствие меняются местами. Кроме того, существуют теории об симультанности вселенной. Все происходит сейчас. Не существует ни прошлого, ни будущего. А как насчет идеи, что люди – всего лишь персонажи своего рода компьютерной симуляции, которую кто-то разыгрывает в другом измерении? Мне эти теории кажутся абсолютно неправдоподобными – непостижимыми и несовместимыми со здравым смыслом.
– И еще кое-что, – нетерпеливо прибавил Адель. – В конце концов, у меня вызывают вопросы не только мумифицированные животные, но и сами туннели. Как древние египтяне сумели прорубить больше 50 километров туннелей в сплошной скале? Железные или медные инструменты для этого не годятся, каменные рубила тоже, а взрывчатых веществ в то время еще не было. Классическая эпоха фараонов не оставила после себя никаких свидетельств о прокладке туннелей таких гигантских масштабов. Архитекторы, строители и подсобные рабочие трудились на поверхности. Собственно, нам в общих чертах известно, какие фараоны заказывали эти работы. Возводились грандиозные храмы, прокладывались аллеи с сотнями сфинксов по обеим сторонам, строились огромные дворы с колоннами
Мне было нечего ответить Аделю, и я попросил его вернуться к рассказу.
Обнаружив эти туннели, я оказался перед дилеммой: исследовать их в надежде найти другой выход или ждать спасения? Я решил довериться соколу и вернулся в светящуюся комнату. Затем после недолгих колебаний храбро шагнул в проход.
Туннель казался бесконечным. По моим прикидкам, я шел не менее получаса, прежде чем у меня погас фонарь. Я проголодался и хотел пить, поэтому остановился, чтобы глотнуть воды и поменять батарейку. Потом задумался, что я буду делать, когда иссякнет заряд последней батарейки, и решил вернуться в уже знакомую светящуюся комнату. Как только я выбрался из отверстия под кушеткой, сокол устроился на моем плече, словно ждал меня. Я сел на ложе и мысленно спросил: «Сокол, как мне выбраться на свет?» Птица взлетела примерно на метр, снова опустилась и села на пол прямо передо мной. Так повторилось четыре раза. Наконец, я мысленно, а затем вслух произнес: «Сокол, я не понимаю». Черная птица наклонила голову, расправила крылья и подпрыгнула на два метра, после чего снова опустилась на пол.
Не будучи уверен, что правильно его понял, я стал повторять движения сокола – размахивал руками и подпрыгивал, громко приземляясь на обе ноги. И вдруг мои глаза заметили что-то вроде маленькой красной точки на полу, метрах в десяти от меня. Я подошел к этому месту и наклонился. Там сверкал крошечный драгоценный камень. Я выковырял его. Он был не крупнее ногтя на моем большом пальце и не желтый, а темно-красный.
Мое восхищение соколом не знало пределов. Подобно сокольничему древности, я подставил ему руку. Он немедленно уселся на ней, словно мы были слаженной командой. Потом я посмотрел ему прямо в глаза и спросил: «Сокол, кто ты?» В ответ птица просто кивнула. Я повторил вопрос, и тогда сокол сделал движение шеей, напомнившее мне букву «S», и в моей голове тут же возникло имя Сиси. «Буду называть тебя Сиси», – прошептал я ему. Потом прибавил, уже мысленно: «Спасибо за помощь». Когда я встал, Сиси вернулся на спинку кресла.
Я снова пролез в дыру под кушеткой. Туннели всегда ведут из одного места в другое, сказал я себе, и решительно двинулся навстречу неизвестности. Каждые несколько секунд я подпрыгивал или топал ногой на каменном полу, так что он начинал вибрировать, и каждый раз метрах в двухстах впереди загорался рубиновый огонек. Он был размером со светлячка, но достаточно яркий, чтобы я мог разглядеть его в туннеле. Несколько лет спустя, во время службы в египетской армии, я узнал, что обычным шагом человек проходит в час приблизительно четыре километра. По моим оценкам, я шел больше часа. Стены туннеля, кстати, были гладкими, словно отшлифованными, но никаких надписей на них не было.
Когда Адель умолк, я спросил, не устал ли он. Шел пятый час утра, и я беспокоился за него. Я предложил снять для него номер в отеле, но Адель отказался. Он хотел закончить свою историю. Только сначала ему нужно подышать свежим воздухом. Воспользовавшись его отсутствием, я включил диктофон и пересказал основные части его истории.
Через полчаса Адель вернулся. Он сказал, что позвонил жене, чтобы она не волновалась. Из ресторана доносилось звяканье посуды и голоса первых туристов, собиравшихся на завтрак, а также постояльцев отеля, которые встали пораньше, чтобы успеть в аэропорт. Наш усталый бармен наконец ушел, но не раньше, чем получил от нас щедрое вознаграждение. После возвращения Аделя я указал на свой диктофон. Адель не стал возражать и продолжил рассказ с того места, где остановился.
Я не мог взять с собой в туннель сокола, потому что проход был слишком узким, чтобы нести на плечах птицу весом несколько килограммов, и Сиси остался в комнате. Примерно через час я вдруг увидел две темно-красные точки рядом друг с другом на стене туннеля. Слева от них я обнаружил колодец. Фонарь помог мне найти ступени, которые привели меня к воде – похоже, это были холодные и чистые подземные воды. Тут до меня дошло, что даже строители туннеля не могли обходиться без воды. Напившись, я наполнил пустую бутылку. Потом шел еще около получаса. Я очень проголодался, но приходилось терпеть. По крайней мере, теперь у меня была вода.
В какой-то момент рубиновые огоньки исчезли. Я топал, подпрыгивал, кричал во все горло, чтобы вызвать вибрацию, но они не появлялись. Обведя вокруг лучом фонарика, я понял, что нахожусь в просторном помещении площадью около двадцати квадратных метров, стены которого были исписаны иероглифами. Потом я увидел трон, но не на полу, а на чем-то вроде помоста, на который вели семь ступенек. Я остановился в изумлении, потому что трон предо мной ярко сиял золотистым цветом. Он был пуст. Стены зала не светились, как в погребальной камере, и луч моего фонаря выхватывал из темноты только часть помещения. Я стукнул кулаком по стене, и цветные иероглифы отделились от штукатурки, раскололись и упали на пол.
Справа и слева от первой ступеньки, ведущей к трону, стояли фигуры двух львов с угрожающе разинутой пастью. На потолке прямо над троном виднелось что-то вроде матовой полусферы. Стены зала были покрыты иероглифами и украшены статуями разных богов. Меня захлестнула волна благоговения и страха.
Адель прервал рассказ и попросил официанта принести стакан холодного апельсинового сока и тост с маслом и медом. Я заказал то же самое. Потом Адель продолжил:
Как и в зале, о котором я уже рассказывал, здесь на потолке было изображено темно-синее звездное небо с плывущими по нему изящными барками
Тут я перебил Аделя:
– Тебе что-нибудь говорят слова «Таргум Шени»?
Он покачал головой, и я объяснил:
– В переводе с арамейского «таргум» означает «объяснение». Таргум Шени – это часть Книги Есфирь, в которой описывается трон царя Соломона, такой же опасный, как тот, который нашел ты. В книге, созданной несколько тысяч лет назад, говорится, что трон Соломона был создан духами[77]. Трон был единственным в своем роде, предназначенным только для Соломона. Рядом с троном стояли семьдесят два золотых льва и семьдесят два золотых орла, повернутые друг к другу, – правая нога каждого орла напротив правой лапы льва.
– Тот зал должен быть гораздо больше тронного зала, который нашел я, – перебил меня Адель. – В моем не поместились бы семьдесят два льва и семьдесят два орла.
– Слушай дальше. – Я улыбнулся. – Самое удивительное еще впереди.
Я принялся описывать Аделю необычный трон.
Верхняя часть спинки трона представляла собой круглый купол из матового материала – что-то вроде полусферы, которую видел Адель. Вероятно, это был какой-то выключатель, активировавший механических стражей. Чтобы приблизиться к трону, посетитель должен был подняться по шести металлическим ступеням, каждая из которых была снабжена защитным механизмом. Первую охраняли бык и лев, вторую – медведь и овца, третью – медведь и пантера, четвертую – орел и павлин, пятую – дикая кошка и петух, шестую – ястреб и голубь. Двадцать одно механическое крыло на потолке обеспечивали царю Соломону свежий воздух и тень.
Поделиться книгой: