Легко сказать – ждите.
Блять.
Лев натянул чистую футболку, заставил себя лежать и не дергаться. Шлюхе ни свечек, ни ужина – ниче не надо, а что надо – то при нем. Кошелек в тумбочке.
Позвонили. Лев взялся за поручень, перебросил себя в кресло и покатил к двери.
– П-привет. Я по вызову.
С фигуры за порогом лило в три ручья. Худенькая, короткостриженная, в шортах, сетчатых колготках и тонкой короткой курточке не по погоде. И с огромными накладными ресницами, с которых текла тушь. Грудь – два нуля. То бишь – полная противоположность заказанному. Лев обалдело уставился на это чудо природы, почесал в затылке.
– Знаешь, зонт-то давно придумали! Ты что, пешком шла?
Она испуганно вздрогнула, поежилась. Стало видно, что девушка совсем молоденькая, у Льва мелькнула мысль попросить ее показать паспорт. Мало ли…
– Я… да, пешком. Прости… те. Мне войти? Или… – она попыталась вытереть мокрое лицо. Цокнула языком, и, будто собравшись с силами, решительно продолжила: – Я пойду. Извините, вам пришлют кого-то другого.
– Куда?! – взвился он, – Хоть обсохни чутка, ливень пережди! Там же льет, как из ведра.
– Ничего, – криво улыбнулась девушка, – правда.
– Да заходи уже, не ломайся, – бросил Лев. – Все ж оплачено.
Настрой на жаркую ночь окончательно пропал, но позволить этой девчушке снова выйти в бурю он почему-то не мог. Хрен с ними, с деньгами. В конце концов, с голоду он не помрет, во всяком случае, не сейчас.
Она закусила губы и шагнула через порог, сняла сапоги, с которых по полу расплылось пятно серой воды. Огляделась.
– Садись, я чаю скипячу, – широким жестом пригласил Лев.
Звенькнул чайник, парень достал из шкафа чашки и вчерашнее печенье. Мать еще в детстве песочное готовить научила, он всегда эту возню с вырезанием из теста любил. Давно не делал, а как начал в себя после больницы приходить – испечь захотелось. С тех пор баловался пару раз в месяц.
Когда Лев вернулся в комнату с подносом на коленях, девушка все так же стояла у дивана, не решаясь присесть.
– Ты чего? – поднял брови Лев, переставляя поднос на столик.
– Испачкаю… Мокрая.
– Тьфу ты. Да ладно, садись, – махнул рукой парень. – Высохнет. Печеньки и чай бери, – он протянул ей чашку. – Не обожгись только.
Девушка села на краешек дивана, тронула горячую чашку и внезапно расплакалась. Всхипывая, утирала и без того черное от подводки лицо, кусала губы, тщетно пытаясь перестать. Лев растерялся. Все его бывшие девушки имели довольно крепкие нервы. Не плакали, а злились. Могли кричать, вазу расколотить или залепить пощечину – бывало. А прям слезами плакать – не плакали.
– Ну эй… – он подъехал, положил руку на острое плечо. – Кончай реветь. Чего стряслось-то? Заплатил я уже, не волнуйся. По карточке перевел. Не плачь.
Она мелко закивала, пригладила волосы дрожащими руками и снова расплакалась.
– Ну реви тогда, если надо, – развел руками Лев. – Может, хоть скажешь, че случилось-то? Руки-ноги у тебя вроде целы, молодая. В жизни почти ничего непоправимого нету.
– Прости.
– Ты что, первый день работаешь, да? – догадался Лев.
– Да нет, – дернула плечом девушка, наконец, перестав всхлипывать. – Просто… Это долго рассказывать.
– А мы не торопимся, – Лев взял чай, подул и отхлебнул. – У нас, если что, еще три часа впереди. Я с запасом брал, раньше был жеребец тот еще. Да не бойся, у меня уже весь настрой прошел с твоим ревом, – отмахнулся он. – Если твои позвонят, будем орать и на кровати прыгать, как в том фильме дурацком, – ухмыльнулся парень. – Тебя как звать-то, мелкая?
– Я не мелкая, мне двадцать шесть, – обиженно фыркнула девушка. – Кристина. Ну или Сажа.
– Иди в душ, Сажа. Там халат мой висит, шмотки на сушилку закинь. Вернешься, все расскажешь. Мне тут, как видишь, пиздец как скучно, я истории слушать люблю.
В истории Кристины не было ничего примечательного – стандартный сценарий, скучный до зевоты, если только ты не являешься его непосредственным участником. Не нагулявшаяся мать, смутные воспоминания о тихом длинноносом отце, два отчима, один за другим. Последний привлек молодую женщину умением виртуозно пить и трахаться и быстро споил ее до белой горячки. Кристина осталась с ним в свои тринадцать. Отчим довольно скоро перенес практику своего второго навыка на нее. А после стал подкладывать приемыша под своих приятелей – когда за деньги, а когда за бутылку. Неведомым чудом Кристина окончила школу и уехала в соседний город, в бесплатное поварское училище. В древнем деревянном чемодане бултыхались потрепанные кроссовки, смена застиранного белья, паспорт и документы на поступление. Она готова была заплатить проводнику привычным способом, но тот оказался женщиной. Высадить безбилетницу посреди чиста поля ей не позволила совесть, и Кристина добралась до училища.
– Это были самые хорошие два года, – вздохнула Сажа, – Меня никто не знал. Не смотрел, как на грязь. Остальные все время стонали, что тараканы ночью в кровать лезут, да еда помоечная в столовке… А я молчала и жрала, как не в себя, и подушки там были классные, пушистые такие, и белье пахло, знаешь, таким… – она неопределенно взмахнула рукой, чуть не опрокинув чашку с чаем. – Такой чистотой…
Потом был переезд в областную столицу, поиски работы. Тяжелый труд и нехватка средств на самое необходимое. Новые подружки звали Кристину с собой гулять, а она даже не могла позволить себе чашку чая в закусочной. Звонков и приглашений становилось все меньше. Но быть с кем-то, не одной, стало необходимо, как воздух. И Кристина позвонила по одному из стандартных объявлений в дешевой газете… Стала водить своих приятельниц по кафе и магазинам, старалась купить их дружбу, хоть какое-то тепло. Но подружки постепенно разлетелись кто куда, а работа осталась. Засосала, как трясина.
– И я встретила его.
– Блять… – Лев отставил чашку и уставился в темное окно без занавесок. – Почему все дерьмо в жизни начинается с людей?!
– Ну, в моей жизни оно началось гораздо раньше, если ты не заметил, – фыркнула Сажа.
– Само собой что ли началось?
Кристина опустила глаза.
– Кстати, почему Сажа-то?
– Потому что мы не выходили на работу ненакрашенными, – усмехнулась Кристина, – иначе штраф. А у меня как-то сумку сперли с косметикой. Вот я и пыталась подвести глаза углем. Там девчонка одна была, рисовала в перерывах. Так, просто, людей, не лица – лица нельзя, а разное. Руки там… Как живое было. Вот у нее я уголь взяла. Потом неделю сидела, как узкоглазый китаец, с воспалением, – рассмеялась девушка, – Митяй поржал, даже наказывать не стал.
Его звали Евгений Тихомирович. Женя. Тридцать пять, скорее всего, женат, руководитель небольшого предприятия. Тихо и мирно себя чувствовала с этим клиентом Кристина – в кольце рук как в кольце стен. Защищенной. В самую первую ночь они долго говорили. Прижав девушку к плечу, словно близкого человека, а не шлюху, Женя спрашивал о ее жизни. Щурясь от пара, курил вишневый вейп и слушал. Действительно слушал, не притворялся. На следующий раз он заказал к ее приходу котлеты по-киевски – запомнил, как она обмолвилась, что любит их. Женя дарил Кристине разные приятные мелочи, сувениры из заграничных командировок. У кровати всегда стояли свежие цветы. Но главное – он слушал. И говорил о разных интересных вещах. Об искусстве, которого Сажа в глаза не видала, не считая дешевых репродукций со стразами в номерах гостиницы. О политике, в которой не понимала ничего. О далеких странах, которые были слишком далеко, чтобы поверить в их существование… Но Женя умел говорить так, что все становилось понятным, ощутимым. Достижимым. Стоит захотеть – и мир упадет спелым яблоком к твоим ногам.
Кристина влюбилась. Впервые в жизни. Первая любовь пришла поздно и протекала болезненно. Кристина ждала его звонка, как манны небесной. Мечтала, что он проплатит ей эксклюзив – хотя бы на месяц. На полгода. Может, и вовсе женится, заберет ее в далекий сияющий рай – такие истории постоянно рассказывались девочками, пока «папочек» и «мамочек» не было рядом. А вдруг это правда? В жизни же должны происходить чудеса – иначе зачем жить? Женя ведь так заботится о ней, что это, если не любовь?
– Я сказала ему сегодня… Не смогла больше, ляпнула с порога. Сразу. Спросила, что он собирается делать дальше? Со мной?
Кристина сжалась в комок на диване, уткнулась в колени лицом. Лев молча ждал продолжения, ощущая, как в груди закипает тяжелый гнев. Не на того неведомого Женю-мудака, а на себя-дебила. Поразвлечься захотел, пидорас?! Бабло заплатил, расселся ждать… Думал, уебок, только о том, чтоб не нарваться на жалость… Не потерять, блять, лица. А о той, что придет отдавать свое тело, как мясо, не думал?!
Он стиснул поручни кресла так, что побелели пальцы.
– И что… он ответил? – просипел Лев, заранее ощущая, как ответ даст ему по башке рикошетом.
Она вскинула сухие глаза и криво улыбнулась.
– Трахать. Трахать, конечно, что еще делать со шлюхой?
Кристина уставилась в то же окно, что недавно сверлил взглядом Лев.
– Посмеялся. По-доброму так, знаешь… А что? Ничего не случилось же. И я… – она быстро смахнула слезы с глаз. – Я его ударила по щеке. Даже не знаю, за что. И ушла. Мне теперь… – она осеклась, затихла.
Помолчав, Кристина очнулась, засуетилась. Сдвинула в сторону чашки, присела на колени у кресла.