Второй помощник

Когда стемнело, я проверил несение вахт по всему судну и спустился к себе в каюту. Суматоха последних дней не дала возможности даже познакомиться с «пополнением». Большинство их имен ускользали из памяти мгновенно, сказывалось обстоятельство, что командный состав воспринял в штыки появление их на судне. Никто не верил в их способность заменить собой недостающих. «Дед» провел с ними целую серию душеспасительных бесед, главной мыслью которых была сохранность фановых труб, дескать, если будет засор, то он найдет тех, кто это сделал, и они лично будут доставать вату и тряпки из него. Все эти разговоры и действия отрицательно влияли на сплоченность команды, поэтому я вызвал Вадима Иванова и обязал того провести беседу с мужской частью коллектива и прекратить травить девиц. Заодно Иванов принес судовую роль, мореходки, дипломы и удостоверения личного состава из каюты третьего помощника, который был на вахте. После довольно короткого разговора с комиссаром, тот и сам хотел предложить то же самое, начал знакомиться с документами людей. В основном – молодежь 18-го – 21-го годов рождения, почти все – незамужние, тогда как мужики все женатики, кроме меня. Четверо имеют детей, одна – целых трех, двое из которых воюют. Она – судовой фельдшер, врача не было. Имеет большой опыт работы на станциях Госкомгидромета. Зовут Марина Николаевна Исаева. К ней-то я и направился, пусть становится комиссаром душ женской части коллектива. Нашел ее в санчасти, где она спала возле трех раненых девушек-зенитчиц. Все ранения легкие, но она оставила их у себя, чтобы отдохнули и нервы привели в порядок, как она сказала. Опыта ей не занимать, даже операции приходилось делать на зимовках. Так что практикующий врач на борту имелся. Посидели, попили чайку с какими-то пирожками из дома в моей каюте. Ей сорок два года, взять на себя воспитание и сплачивание женской части команды она согласилась, тем более что от врачей у женщин секретов нет. Но разговор пришлось прервать из-за просьбы прибыть на мостик.

– Семафор с правого борта запрашивает позывные! – доложил третий и рукой показал на слабенький свет ратьера с правого борта. Карта с расположением постов наблюдения только у меня. Канин Нос, 130-мм береговая батарея и МО-37 (малый охотник) на ней обозначены. Отдали позывные, получив ответ и квитанцию, занялись передачей шифровки с отчетом за сегодняшний день, подчеркнув, что два самолета противника ушли к полуострову Канин в районе реки Чижа. Получили квитанцию о приеме и пожелание семи футов. Всю ночь шли с исполнением противолодочного зигзага, так как МО-37 передал, что подводные лодки противника присутствуют в проливах. Прижиматься к Новой Земле я не стал, несмотря на рекомендации Долинина. Шел курсом 5° к Земле Александра и границе плавающего льда. За что и поплатился неприятным зрелищем. Через сутки днем был обнаружен спасательный вельбот с десятью замерзшими рыбаками, восемь из которых были женщины. Вельбот был пробит в нескольких местах из авиационной пушки, пробоины заделать не смогли, умерли от переохлаждения. Три человека имели прижизненные ранения.

Находка произвела тяжелое впечатление на экипаж. Такое оставляет свои следы надолго, особенно в первом в жизни рейсе. Плюс, как и у нас, на борту погибшего траулера большинство экипажа были женщинами. СКР-18 или РТ-64 был приписан к Иоканге и был мобилизован в Северный флот. Но судя по записям в судовом журнале, найденном в шлюпке, занимался добычей рыбы. Захоронив погибших на ходу, выполняя положенные зигзаги, еще через сутки оказались у кромки льда. Повернули на запад и приступили к покраске судна известью. В этих местах «Кондоры» еще не водятся, но у немцев есть BV.142, наличие которых подтверждено и англичанами, и нашими. Так что, не снимая расчеты, продолжаем движение в сторону Гренландии. Однако более с противником встретиться не удалось. Обогнуть, как летом, Шпицберген с севера не получилось, граница льда опустилась на 150 миль, прошли впритирку к южным берегам острова, и через 9 суток плавания оказались в Исландии, в том же, хорошо защищенном фьорде Хвальфьордур, где были включены в один из конвоев, шедших в Англию. И через трое суток ошвартовались в том же Рояль-Альберт-доке, откуда я начал прошлое путешествие. Встретились мы и с агентом, который меня вербовал на тот рейс. У меня оставались некоторые вопросы к нему: деньги мне заплачены не были. Оказалось, что кроме зарплаты и рисковой ставки, мне полагается и страховка в связи с повреждением судна в боевых условиях. В сумме набежало 3250 фунтов стерлингов. Представляю, сколько получил капитан, усадивший его на меляку!

Получив чеки, пришлось идти в город, чтобы их обналичить. Ближайший офис банка находился примерно в километре от дока. Иду, гуляю, глазею по сторонам, и вдруг вижу магазин, где продаются принадлежности для коррекции фигуры. Женской, естественно. Взгляд прочно зацепился за донельзя знакомый материал. В наше время его тоже используют для этого дела, но чаще для изготовления гидрокостюмов. А так как я уже посетил банк, и в портфельчике у меня поскрипывают новенькие купюры с профилями Георга Шестого и Виктории, то я аккуратно открыл дверь, зазвеневшую подвешенным колокольчиком. Вышла вначале дама несколько странноватого вида, но через пару секунд, поняв, что разговаривает с иностранцем, она позвала кого-то:

– Джордж, милый, спустись сюда, я не совсем понимаю господина моряка.

Я у нее спрашивал, есть ли у нее неопрен и сколько его, а она категорически не понимала, о чем идет речь, и решила вызвать подмогу. Типичный лысоватый еврей-закройщик, за ухом воткнут карандаш, аккуратный фартук, из которого торчит гибкая прорезиненная лента портновского сантиметра, только там у него дюймы нанесены. В ход пошли жесты и пальцы, наконец меня поняли и принесли целый рулон «Дюпрена», толщиной 4 мм и еще один кусок поменьше, чуть более тонкий. Слово «неопрен» еще не в ходу, материал называется по названию фирмы-изготовителя. Пахнет еще более противно, чем мокрый «неопрен», но это – он, точно! Они с его помощью борются с целлюлитом у женщин, но говорят, что материал верха и низа по цвету можно заказать любой. Потратив море времени на изображение того, что мне хочется иметь, попутно оговаривая стоимость и количество изделий, договорились, что к отходу у меня будет 14 раздельных и двадцать шесть сплошных спасательных костюмов для моих милых зенитчиц и матросов-наблюдателей, за скромные 15£ каждый сплошной и 17 фунтов за раздельный, всего за 600 фунтов, считая скидку из-за величины заказа. С трехпалыми рукавицами и с сапогами. Если в долларах, то это 3120 еще тех долларов. С размерами решили просто: я приведу к ним девушек на примерку сегодня же. Ну, а для чего мы будем использовать эти дурнопахнущие костюмы, я не сказал. Кстати, если неопрен изготавливать на основе ацетилена, получаемого из карбоната кальция из известняка, то и запахов гораздо меньше, и микропористость с прочностью значительно повышается. Но это на будущее! Сейчас важнее защитить моих принцесс на горошине от холода и воды. Да, синтетических волокон пока практически не выпускают, будем обходиться натуральным трикотажем и пропитками. Но впереди зима, зимние штормы в Северной Атлантике дают человеку только три минуты жизни, если тебя смыло за борт. В этих костюмах этот срок значительно увеличится. Тут меня осенило, что англичане первыми стали подвешивать под задницу своих летчиков так называемые МЛАС, малогабаритные спасательные лодки. А ведь я хорошо знаю конструкцию и устройство судового спасательного плота, основного спасательного средства на современных мне судах.

Вернувшись на судно, направил комиссара с девицами четырех основных размеров в мастерскую Джорджа Пальмана или Пульмана. А сам бегом к агенту! Эти пройдохи все знают! Так оно и оказалось, только придется взять такси и съездить в соседний город: Манчестер, там изготавливают лодки для RAF. Торопливость нужна при ловле блох, поэтому пригласил к себе профессиональную чертежницу Ирочку Кузнецову, и в течение ночи мы с ней сделали чертежи того самого устройства, которое я хотел заказать у англичан и не в единственном экземпляре, а десять штук, так, чтобы весь экипаж в них вместился, и сорок процентов запаса на случай повреждения изделий при взрывах и пожарах. На этот заказ у меня, к сожалению, денег полностью не хватило, пришлось ограничиться шестью. В общем, пока нас грузили паровозами и танками, а это заняло 24 дня, на верхней палубе у нас были изготовлены устройства для сброса плотов, снабженные автоматом отделения с глубины в один метр, сами плоты и доставлены костюмы для ходовой вахты. Следующий раз заберем еще одну партию, чтобы спасательные костюмы были у всех. Мощности мастерской Пальмана не хватило, чтобы сшить 60 гидрокостюмов в отведенное нам время. Но требуется выбить финансирование для этого дела, так как очень много финансов съели три патента, которые я оформил на эти «изобретения». Плоты подвезли на судно за два дня до отхода, к ним доставили и тройной комплект углекислотных баллонов, один из плотов будет тренировочным и «показательным».

Глава 8

Обратный рейс из Ливерпуля в Москву

Демонстрировать возможности новых спасательных средств пришлось уже в Рейкьявике, так как к нам на борт сел адмирал Галлер, возвращавшийся из командировки в Англию, с группой офицеров из Наркомфлота. Их переговоры с англичанами не дали практического результата, англичане были недовольны проведенной операцией EF и большими потерями, так как наш флот и его авиация не смогли оказать им поддержку. 8 октября они начали передачу всей техники 151-го авиакрыла (38 самолетов) 78-му смешанному авиаполку, прекратив свое участие в Великой Отечественной войне советского народа. Кроме двух подводных лодок, имевших постоянное базирование в Полярном, больше ни один из военнослужащих британской армии и флота участия в ней пока не принимал. Немцы к тому времени окружили Ленинград и провели успешное наступление против частей Западного, Брянского и Северо-Западного фронтов. В победу русского оружия верило в Англии все меньше и меньше людей. А нам требовалось укрепить северный фронт и дать возможность для продолжения поставок стратегических материалов через порты Баренцева и Белого морей.

Советских судов в конвое было только одно, наше. Отход задерживался, ожидали прихода ближнего прикрытия, ушедшего с предыдущим конвоем PQ-2. Тут становится известно, что QP-2 пойдет не в Исландию, а напрямую в Скапа-Флоу, для обеспечения нашего конвоя англичане могут выделить только один крейсер и один эсминец. По всему видно, что им все равно: дойдет конвой до места или нет. Вот в таком взведенном состоянии Лев Михайлович и прибыл на судно. А тут какие-то белые бочки на борту. Адмиралам непорядок – как шило в одно место! Последовал разнос.

Мне пришлось сбросить тот плот, который предназначался для тренировок, в воду и прыгнуть самому за борт, а верхняя палуба у нас стоит высоко. В районе Исландии купальный сезон не прекращается круглый год, но только в горячих источниках. Влез в плот, а там у меня были уложены ласты. Надел их и прибуксировал плот к трапу. Поднялся наверх, приказал поднять плот из воды на верхнюю палубу. Адмирал так и застыл возле сбрасывающего устройства. До него дошло, что ему показали! Он ухватился за «дюпреновый» костюм, в котором я прыгнул в воду. Я расстегнул молнию и показал, что температура моего тела вполне обычная, несмотря на 20-минутное плавание в ледяной воде. Галлеру показали надутый плот, его снабжение и то, что воды внутри не было, хотя я его переворачивал, он плавал на боку после раскрытия. Сказал, что вся верхняя ходовая вахта имеет такие костюмы и все зенитчики. И что я заказал их на всех в экипаже, вместо спасательных жилетов. В результате Галлер приказал спустить катер, и с образцами материалов мы отправились в Рейкьявик, в американское отделение управления по ленд-лизу, где и договорились о поставках этих материалов, как для костюмов, так и для плотов. Гидростаты для них будут выпускать в Советском Союзе, как и корпуса упаковки. По ходу переговоров, в телефонном разговоре с представителем фирмы «Дюпон», попросили отправить с ближайшим бортом не только готовые материалы, но и разливочную машину для него и режущие станки. Для «Дюпон», которая никак не могла найти применение данному материалу, это предложение было чрезвычайно выгодно. Спрос на утягивающие трусы в условиях войны был мизерным, а тут Советам потребовался этот вонючий материал в больших объемах! Проблему вони мы слегка потом устранили, делая хлоропрен из ацетилена. Запах, конечно, остается, но уже не такой сильный и только во влажном состоянии. Во время войны – все это переживут, кто выживет в ледяной воде.

Судно из Америки пришло еще до того, как мы тронулись в путь, и мы догрузились этими станками и готовыми материалами. Душой проекта стал Лев Михайлович! Он прекрасно понял, что это – огромный экспортный капитал. Большинство аварий и потоплений морских судов приходится именно на военное время. А сохранить экипажи для них – важнейшая государственная задача.

У кромки ледяного поля нас встретил ледокол «Ленин» и повел в Молотовск. Вместе с нами шло еще шесть судов, но как только были поданы концы, Галлер погрузил меня в машину, и мы тронулись в Васьково, где его ожидал ПС-84 и два звена прикрытия.

Вечером 22 ноября мы были в Главном штабе РККФ, на приеме у наркома. Коротко доложив о неудачных переговорах с англичанами и покивав наркому, в ответ на его сетования по этому поводу, Галлер перешел к делу. Оба варианта костюма и все материалы он принес с собой, отдельно на сцене актового зала штаба был положен контейнер с плотом и деревянным макетом сбрасывающего устройства. Рым, за который требуется зацепить крепящую ленту, был вкручен в основание этой конструкции. В общем, все было готово для полной демонстрации изобретения. А представьте себе, что немцы еще стоят у Красной Поляны и в бинокль видят Кремль! До начала наступления – 14 дней, и о том, что оно будет успешным – знаю только я!

После демонстрации костюма и показа, как его надевать, перешли в актовый зал, где объяснили Кузнецову и принцип действия гидростата, показали отрывной фал спускового механизма надувания, и сам процесс раскрытия плота. Резиновые пробки для заделки пулевых и осколочных пробоин, полный комплект аварийного снабжения.

– Главное: все хранится в упакованном виде и оттуда невозможно ничего вытащить, не приведя в действие механизм наполнения углекислотой. А то ведь, когда нас потопили у Готланда, то аварийный запас на плоту был на 90 процентов пустым.

– А это что? – показал адмирал на давилку для рыбьего сока.

– Приспособление для получения сока рыбы из ее мяса, в мясе много воды и она не такая соленая, как вода в океане. Практически пресная. А рыба в океане есть везде. Поэтому я предусмотрел наличие в аварийке маленькой складной удочки с катушкой и блеснами, и закидушек с воблерами, которые хорошо колеблются при малых скоростях проводки. Для крючков, правда, приходится небольшие чехлы делать, чтобы не пробили случайно борт при укладке плота. Срок замены плота – 4 года, как и регистровый осмотр. Для их обслуживания придется в портах создавать специальные станции.

Мы возвращались в кабинет наркома, Галлер сказал, что уже научился собирать плот и менять газовый баллон, так что плот назад в Архангельск не полетит. Нарком сказал, что изобретения своевременные и нужные, но есть некоторые обстоятельства, не дающие ему возможность немедленно доложить об этом руководству.

– Предстоят большие изменения в положении на фронте, если все пойдет, как планируем, то через месяц будем докладывать. Или чуточку раньше. Надеюсь, что чертежи и необходимую документацию вы из Англии привезли?

– Да, товарищ нарком, и оформил международные патенты на плот, его снаряжение и на спасательный жилет мокрого типа. Это, правда, съело остатки моих финансов, но, наверное, поможет отстоять наше право на эти изобретения.

– Лев Михайлович! Когда мы сможем показать эти изделия представителям Великобритании и США?

– Теоретически в любое время, в Куйбышеве на Самаре есть хорошие затоны на судоремонтном заводе. Продемонстрировать там есть полная возможность, оба военно-морских атташе сидят там.

В общем, как обычно, командование занялось глобальными проблемами, а меня их адъютанты отправили на аэродром, для обратного полета в Васьково, хорошо еще поездом не придумали отправить, но зуд «изобретательства» уже во мне поселился, плюс я надеялся благодаря таким знакомствам перейти на лодки. Время неумолимо катилось к 1942 году, когда нашим здорово хвост прищемят в Баренцевом море. Если помните, то «Кастл» привез натуральный каучук первым рейсом, два тюка с ним, стропы которых оказались оборванными в результате аварийных работ во втором трюме, остались лежать на судне, так что резиной я был обеспечен по самое «не хочу». Но занялся я не этим, а двухступенчатым редуктором или легочным автоматом, и компенсатором плавучести. Этим я убивал сразу двух «зайцев»: акваланг может применяться для тушения пожаров на судах и в других закрытых помещениях. А противник в первую очередь пытается вызвать пожар в отсеках, что недоделала взрывчатка, доделает огонь. Существующая и активно распространяемая англичанами схема: рёбризер Флюсса, или ИДА (индивидуальный дыхательный аппарат, или КИП (кислородный изолирующий прибор), или его немецкое воплощение «Респиратор», имеет ограниченную продолжительность действия и довольно опасен для самого водолаза, но обладает высокой скрытностью. Кстати, насколько я помню, именно так называется завод в Орехово-Зуево, который сейчас выпускает регенеративные патроны РВ-2, РВ-3 и РВМП с каустической содой, для каждого из которых требовалась целая машинка, которая потребляла электричество, шумела, но не могла обеспечить приемлемые условия существования биологических объектов в замкнутом пространстве при сроках погружения более трех суток. Так что, ребята, придется вам переходить на новую продукцию, и начнем мы с ИДА. Это мне обеспечит переход с торговых судов на лодки. А там, глядишь, и другие возможности откроются.

Глава 9

Опять мины и переход в РККФ

«Севмаш», или «Судострой», или завод № 402 занимался и судоремонтом, и строил «малые охотники», варил плашкоуты для разгрузки судов на рейде, несмотря на то, что три его самых больших дока были заняты корпусами линкоров, работа на нем просто кипела. Корабли немцы повреждали частенько. Втиснуться со своими «придумками» было сложно. Поэтому все приходилось делать в мастерской на судне, но некоторые операции, например, хромирование, самостоятельно я выполнить не мог. Выручало знакомство с Михаилом Ивановичем, тем самым батальонным комиссаром Евсюковым, впрочем, он прошел переаттестацию и стал капитаном ГБ. Через него же достал и испытал на максимальное давление пять баллонов для будущего АВМ-15. За это я обещал в зимних условиях осмотреть два подозрительных места, куда, по мнению Михал Иваныча, немцы уронили несколько донных мин. Аппарат и компенсатор я закончил в начале декабря, еще до начала нашего наступления под Москвой. Я торопился, ведь в любую минуту меня могли вызвать в Москву или выпроводить в рейс, хотя ледовая обстановка была очень сложной из-за сильных морозов, и лед был уже толщиной полтора метра. Уйти в рейс не позволяли те самые донные мины, оборванные парашюты которых были обнаружены на фарватере. Возможности пройтись тралом не было, мешал быстро образовавшийся крепкий лед. Тральцов усиленного ледового класса на заводе и в Беломорской базе не было.

Первые испытания провели в заполненном доке, у которого ремонтировали поврежденный батопорт. Аппарат работал, никаких сложностей не возникло, и мы поехали на фарватер. Поиск первых двух мин завершился за пять минут, они лежали недалеко друг от друга. Но потребовалось трижды нырять, прежде чем подорвали вторую из них. Сутки занимались этим. Затем переехали дальше, а там – ил. Мин видно не было, их затянуло под него. Пришлось обмазывать каучуком миноискатель, испытывать его работу, а затем опускать к минам 25-килограммовые бомбы, чтобы их подорвать. За это время наши начали наступление, и, когда из Москвы пришла команда вылететь в Куйбышев, я укладывал четвертую бомбу к четвертой мине. Мой акваланг мы пополняли на стоящей на ремонте «эСке», через редуктор. Я подписал у Михаила, а после подрыва первой мины капитан ГБ сказал, что для меня теперь он просто Миша или Михаил, акт проведенных испытаний, сел в самолет и прилетел в Тростянку со всем, что успел наделать и испытать. И с актом о проведении войсковых испытаний оборудования. Не скажу, что наши отцы командиры этому обрадовались!

– Шо-то ты у нас шибко разносторонний! – заметил незнакомый вице-адмирал из сопровождения наркома.

– Делал воздушный дыхательный аппарат для тушения пожаров в закрытых помещениях, более безопасный, чем предлагаемый КИП-1. Там требуется «включаться в аппарат» и у него очень ограничен обзор, так как используется маска от противогаза, к тому же из очень тонкой резины. А тут выяснилось, что «Вента» до весны уйти из порта не сможет из-за минирования фарватера, товарищ вице-адмирал. Вместе с начальником третьего отдела приняли решение осмотреть фарватер в местах предполагаемого минирования. Парашюты там видели его дозорные. Немного изменил конструкцию редуктора и добавил к снаряжению компенсатор плавучести. Провели разведку и обнаружили вначале две мины. На втором месте оказался ил, мины спрятались, вот и пришлось герметизировать обычный армейский миноискатель. С помощью накладных зарядов из стандартных авиационных бомб удалось подорвать еще две мины. Первые подрывались просто толовыми шашками с электровзрывателями.

– Аппарат твой, он, конечно, нужен, но товарищ Сталин нас так крепко озадачил спасательными средствами, что брать на себя еще и его… – мрачно произнес нарком и замолчал.

– Николай Герасимович, вы же не думаете, что немцы дадут англичанам и американцам свободно водить к нам конвои, как в этом году. Думаю, что уже в следующем месяце они перебросят на Север свой флот Открытого моря. И развернут его где-то рядом с нами, так как ловить конвои в океане – занятие тухлое. Направление и назначение конвоев им известно. Ловить их будут в Баренцевом море, и в северо-восточной части Норвежского. Мест для базирования у них там хватает, начиная с Танафьорда. Скорее всего, Банак или Альтафьорд, а может быть, оба. Открытый бой с немцами нам не выиграть, а вот из-под воды мы их достать сможем.

– Занятно! И заманчиво, капитан. А что требуется?

– Лодка, большая, типа «К», у нее, правда, глубина погружения маленькая и автономность подводная маленькая, но эти вопросы решаемы. И группа боевых пловцов, оборудование для них и вооружение. И готовить их надо начинать срочно, как и саму лодку. В том виде, как она есть, лодка для подобных операций не годится.

– Как это маленькая? – удивленно спросил нарком. – Откуда вы это взяли? Она ходит под водой 95 миль, по штату.

– Да, 95 миль на скорости 3 узла, всего 32 часа.

– Считаете, что этого недостаточно?

– Да, для задач с подводными диверсантами – этого маловато, требуются двигатели экономического хода и возможность перемешивать электролит в аккумуляторных батареях. Механически, в том числе без использования электричества.

После этого разговора показ аварийного оснащения и снаряжения для военно-морских атташе пяти стран-участниц Антигитлеровской коалиции стал пустой формальностью. Акваланг мы им не показали, я использовал обычный ИДА, чтобы продемонстрировать возможность выхода из поврежденной лодки в живом состоянии при любой температуре забортной воды. Хотя глубины здесь были минимальные, но эта демонстрация произвела впечатление на всех. Стоял сильный мороз, дул пронизывающий ветер с левого берега Волги. Двое из иностранцев решились попробовать новые спасательные средства, купнулись и посидели внутри плота при 27 градусах мороза снаружи. Что было удивительно для меня, так это то, что Лев Михайлович демонстрировал будущим членам НАТО и СЕАТО плоты и костюмы, выпущенные в Рыбинске, Иваново и Орехово-Зуево. Плоты выпускал тот самый завод «Респиратор», пробиться на который я так мечтал в Архангельске. К этому времени у меня, среди привезенных с собой образцов, находился стеклянный сосуд с пероксидом натрия, знаменитым «О-три», с помощью которого можно увеличить автономность по кислороду в атмосфере лодки до 15 суток, без применения машинок. Его пока немного, только из того натрия, который мы обнаружили в школьных лабораториях и кабинетах химии в Архангельске и Молотовске, с помощью нашего лучшего друга Михаила. Домой, в Молотовск, меня не отпустили, увезли в Москву, где переодели из морской формы в военно-морскую, и на рукавах появились нашивки капитана 2-го ранга.

С моря возвращалась злополучная К-23, которая станет «носителем подводных диверсантов». Из Ленинграда в адрес отряда «С» отозвали несколько мичманов-инструкторов-подводников. В частях военно-морского флота срочно ищут мастеров спорта по плаванию. Дело сдвинулось с мертвой точки, пинок наркома полетел во все города и веси, где находились части РККФ. А я решал практически неразрешимую задачу: где разместить команду «С» и каким образом, не имея современных материалов, обеспечить отряд всем необходимым для проведения диверсий. То, что предстоит задействовать в том числе и навесное оборудование, вопроса не стояло, но требовалось значительно сократить экипаж самой лодки, без снижения ее боеспособности. Плохо, что лодка мне досталась «несчастливая». В мае на ней погибнет Гаджиев, реальный боевой счет у нее: один поврежденный немецкий тральщик М-22 и траулер «Серей», 505 брт, в пяти боевых походах. У нее постоянно выходили из строя орудия главного калибра, она теряла антенны и перископы, налетала на скалу, не сбрасывались мины. То есть экипаж был плохо подготовлен к боевым действиям, и придется подтягивать его до необходимого уровня. Еще одной грандиозной проблемой было отсутствие тренировочного бассейна. Все придется делать «в условиях, максимально приближенных к боевым». Но деваться некуда, я уже «прокукарекал», и теперь от меня все ждут, что я утоплю «Тирпица» и весь флот Открытого моря. Впрочем, кое-какие предпосылки к этому есть. Мне известно место их базирования, а им пока невдомек, что и при такой температуре боевые пловцы могут действовать. То, что они перекроют или уже перекрыли сетями проходы в Альта-фьорд, мне только на руку. За этими заграждениями они будут чувствовать себя как у Христа за пазухой, и расслабятся. Вот только времени на переоборудование маловато. И, хотя я добился того, чего хотел с первых минут, как попал на «Бьёрвику», чувства удовлетворения не наступало. Слишком сильно отличается служба на К-23 от тех условий, в которых мне самому приходилось действовать.

К тому же нарисованный мной эскиз аккумуляторной батареи типа 46СУ вызвал бурный протест со стороны представителей Саратовского завода аккумуляторов, хотя именно этот завод их и делал, впоследствии. Им только-только наладили производство немцы и по совершенно другой технологии, а тут все ломай из-за какого-то безумного проекта. Ленинградский завод, как вы сами понимаете, помочь уже ничем не мог. Максимум, что смогли сделать, это начать поставку в Молотовск нового комплекта «старых» батарей и заказали аналогичные в Америке. Систему перемешивания установили только на трети комплекта, причем работала она скверно, крути-не-крути проклятую пластмассовую пробочку такой же ручкой, толку особого не будет. Возможности поднять со дна более холодный электролит это устройство не давало, так как отсутствовали каналы и вертикальные «винты Архимеда». А вот американские батареи, мало того что имели встроенную систему перемешивания, так еще и позволили «освободить» тоннаж, они были легче, чем наши, и более энергоемкие. Насколько я понимаю, 46-я была их копией, во всяком случае, очень похожи по устройству. Но это стало известно гораздо позже. Пока меня со всех сторон тюкали, что это невозможно сделать.

Время полетело со страшной скоростью, я ничего не успевал сделать. Бумаги, бумаженции, бумажищи заваливали меня. Они летели со всех сторон в ответ на любой запрос. И в большинстве из них писалось, что выполнить ваш заказ возможности не имеем. Поэтому, получив первое пополнение, и проверив их в московских бассейнах, садимся в самолеты и вылетаем в Грязную. На месте разбираться значительно удобнее. Но в Орехово-Зуево я успел съездить, и РУКТ-3 с патронами РВ-5 мы получим еще до Нового года.

Перед отлетом состоялся разговор с наркомом в присутствии Галлера, на котором я попытался поднять вопрос об экипаже подводной лодки и, в первую очередь, о ее командире. Дело в том, что «официально» на счету подводной лодки находилось 5 потопленных кораблей противника, а на деле был поврежден только один, который уже отремонтирован и находится в строю. Зато аварий на борту было двенадцать. Понятно, что выкладывать подобное наркому я не мог. Поэтому заговорил о специфичности решаемой задачи и о том, что в этом случае руководить всем и вся должен командир диверсионной группы, плюс те переделки, которые необходимо выполнить на корабле, могут войти в противоречие с настроением и знаниями личного состава.

– Я вас понял, конечно, для решения задачи требуется, чтобы всем руководили именно вы, но вы же не знаете особенности управления данным типом лодки…

– У меня будет время и место, чтобы овладеть ею, так как выходить в море придется часто, ведь это – опытовая лодка. И потом, кап-три Потапов, скорее всего, не захочет длительно сидеть без боевых походов, он же боевой командир…

– Он на этой лодке с постройки… – вставил Галлер, с ним мы не говорили на эту тему, так, вскользь, иногда. Я не хотел поднимать этот вопрос раньше времени.

– Но мы будем снимать часть вооружения, в первую очередь, в 14-м минно-балластном отсеке. А торпедных атак товарищ Потапов еще не проводил, насколько мне известно. Минные постановки – это одно, а торпедная атака – это другое. Боевые пловцы, сами по себе, доставить к борту линкора большой заряд не могут, в 14-м отсеке будет находиться их оружие, самоходные мины и буксировщики, как мы с вами и говорили, и лодка должна быть готова к торпедной стрельбе, в первую очередь.

Нарком не дал мне ответа в тот раз, сказал, что подумает над этим вопросом, так что капитан 3-го ранга пока остался в своей должности, но вопрос задан, и от меня и моих действий зависит, как будет решен этот вопрос. Пока у меня в прямом подчинении пять водолазов-инструкторов по применению регенеративно-изолирующих респираторов и 12 человек будущих боевых пловцов, три инженера из бюро Рудницкого, два токаря-универсала, четыре слесаря и их мастер. Все! Два самолета ПС-84 подхватили нас и понесли в сторону Мурманска. Прикрытия у них не было, поэтому летчики огибали «опасные небеса». К тому же ночь на дворе. Все «имущество» уже отгружено и перемещается в ту же сторону, но по железной дороге. Литер ему не присваивали, так что идти оно будет долго. С собой было только три двухбаллонника и один однобаллонный аппарат, несколько гидрокостюмов и два компрессора. Пока это все, что имеем. Лодка должна уже стоять в доке.

Глава 10

Северный флот не подведет

Нас встретили и разместили в небольших домиках и двух землянках на восточном берегу Пала-губы. Пока моим орлам и это будет освоить тяжело. Зато под рукой «Десятка», судоремонтный завод, для руководства которого я везу приказ наркома обеспечить работу моих токарей, слесарей и инженеров. Это все, что имеем. Еще один приказ я не видел, его везут отдельно от нас самому Головко. В предписании у меня указан только номер этого приказа. Меня лично поселили в ДКС-3, но я там не остался, а переселился к своим ребятам, которым предстояло освоить подводное плавание в условиях арктической ночи, научиться владеть всеми видами оружия, пройти минную и диверсионную подготовку, освоить изготовку морских мин и торпед и их разминирование. На все про все у нас времени до начала марта. Война, и других сроков просто не будет. Времени на раскачку давать никто не станет. Ребята прошли предварительный отбор и дали добровольное согласие стать морскими диверсантами. А вот со спецификой работы их придется знакомить, как я уже рассказывал, «в условиях, максимально приближенных к боевым». Не всем это удалось, и даже со второго пополнения мы не смогли достичь плановой численности отряда в 12 человек. Одиннадцать, вместе со мной. Плавание в абсолютной темноте, имея только компас и примитивный лаг, дается с большим трудом, а тут еще тюлени! В бухту зашло довольно большое стадо и очень заинтересовалось, а что тут люди делают? Нерпы небольшие, но любопытные, и, пока туда же не пришла пара касаток, они бухту не покидали, а я не хотел создавать для пловцов «бархатных условий». Мало ли что и кто может встретиться в Альта-фьорде.

Только через месяц люди научились пересекать километровый водоем поперек и начали плавать вдоль него, на расстояние два километра. После того, как научились ориентироваться и не вскрывать свое положение, перешли к самому тяжелому упражнению: перерезать сети заграждения. Для этого мы сделали гидравлические ножницы. К сожалению, только ручные, приходилось их качать насосом, закрепленным на ручке. И все это вперемешку с огневой подготовкой, минным делом и прочая, прочая, прочая. К моему огромному сожалению, в прямое командование лодку мне не передали. Работы там велись, но я больше выступал в роли главного конструктора, а не командира. Экипаж расслабился и только наблюдал за ремонтом. Командир раздраженно воспринимал затянувшийся ремонт, его раздражение передалось и остальным членам экипажа. Лодка в походы не ходила, поэтому паек был береговым. Слава богу, в Полярный приехал Галлер в начале февраля, привез кое-что из заказанного, в первую очередь, РДП для вспомогачей, и лично убедился, что я был прав, командира следовало менять еще в декабре. С этим экипажем выполнить задание просто не удастся, несмотря на все переделки. До него не довели основную задачу. И они считали, что командование над ними просто издевается. Затеяли черте что, и отдувайся за них в полуголодном состоянии. К этому времени у меня были готовы переделки торпед ЭТ-80 для транспортировки моих пловцов, и мы начали снимать минные транспортеры в 14-м МБО. Сброс торпед-транспортеров должен был происходить оттуда. В 14-й отсек вварили и двойной люк-шлюз, чтобы мои люди могли перебраться туда из третьего отсека.

– Я поставлю вопрос перед наркомом, но отсюда идут отрицательные отзывы о вас, в том числе от политуправления флотом.

Прекратить работы над К-23 мы возможности уже не имели, слишком отличалась эта лодка от остальных после проведенной модернизации. Перейти к активным действиям мешало отсутствие мин большой мощности и средств их транспортировки. Их еще только начали изготавливать. В конце февраля работы в минно-балластном отсеке закончили. И два буксировщика были погружены туда. Мои бойцы более или менее освоились с плаванием и ориентированием. Два эконом-двигателя встали на свои места в лодке.

Через Галлера я запросил учебно-боевой выход. Пока погрузили все, пока то, пока сё, в общем, вышли в район зарядки № 6, это немного южнее Медвежьего. Ночь еще не закончилась, погода нам благоприятствовала. Шестого марта вышли в атаку на неизвестный пароход, который оказался лесовозом Северного пароходства. И потянулись за ним, просто из уважения к «старшему на борту», коего изображал я. Через несколько часов Баренцево море кончилось, пошли большие глубины, несколько раз Потапов предлагал повернуть обратно, дескать, отведенный район патрулирования покинули.

– Слышу шум винтов соединения! – доложил акустик, и я приказал следовать на шум.

Соединение оказалось немецким, во главе с линкором типа «Бисмарк». Я его привел к той цели, о которой любой подводник может только мечтать! И он сорвал атаку! Якобы ошибся рулевой на вертикальных! Лодка выскочила на поверхность и показала рубку, этого было достаточно, чтобы линкор отвернул, а его охранение вцепилось в нас. Но я лично видел, как он задержался подать команду на вертикаль. До соединения было еще далеко, и эсминцы нас не смогли обнаружить, тем более что в марте тепловой клин в этих местах держится на глубине в 80 метров, и я поднырнул под него. А на разборе я все это выдал в своем докладе. Гаджиев тут же вспомнил свой первый выход на этой лодке, когда срыв атаки состоялся из-за ошибки старшины торпедистов, и дал свою оценку произошедшему: мол, струсил товарищ орденоносец, и вовнутрь ордера не вошел. Этой капельки хватило, чтобы пришел приказ о моем назначении командиром опытовой лодки. Потапов уехал на Балтику, на «эМку». Кстати, лесовоз успел убраться подобру-поздорову. Но для всего экипажа настали черные дни! Гонял я их, как вшивых по бане! К тому же они теперь знали, что 11 человек – лишние. Вместо них пойдут мои архаровцы. Совершили еще три коротких выхода, сплавывались, а меня пас Магомет Имадудинович. Все выходы были в район Хаммерфеста, где я рассчитывал прорваться в Альта-фьорд. Но все они закончились неудачей. Немцы поставили сети, ни перепрыгнуть через них, ни пройти под ними не удавалось. Подходы к сетям в несудоходных местах густо прикрывали мины. А сонара у нас не было. Заскрипело и назад. Но в третьем походе, из лодки вышли мои пловцы. Они нашли проход в пролив Аккар. Мы почти прошли, пройдя 22 мили по проливу, ведущему в Альта-фьорд, но вынуждены были свернуть в сторону и лечь на грунт в небольшой Тромс-бухте у острова Сейланд, практически необитаемого. Проход загораживала еще одна сеть, и, кроме торпед, на борту ничего не было. Дождались ночи, подвсплыли и набили батареи. Высадили разведгруппу, которая установила, что наблюдение за сетью идет с противоположного берега, с материковой части суши. Это давало маленький шанс. Теперь дело только за минами. Судя по конфигурации сетей, самое охраняемое место – это южная мелководная часть фьорда. Необнаруженными мы покинули фьорд через тот же пролив Аккар, где мои ребята нашли проход и освободили его от установленных мин.

В Полярном разгорелся спор, командование решило, что я струсил и не решился прорываться в Альту, но глубины в этом месте больше 250 метров, и искать в сети проход было бессмысленно. На такую глубину моя лодка нырнуть не могла. Сто метров максимум. Проход закрыт для плавания всех судов, нет даже катера для разводки сети, она стационарна. Надо резать трос сети, причем ночью и бесшумно. Таких приспособлений у нас не было, но мы их обязательно придумаем, например, разрежем с помощью термита.

– А что это даст? Немцы через день ее натянут снова, – сказал командующий флотом.

– Для прорыва обратно мы применим взрывчатку, с удлиненным зарядом, и уходить будем другим проливом, вокруг острова Саройя.

Что такое удлиненный заряд – Головко не знал, поэтому замолчал. Решили ускорить подготовку и провести операцию до наступления светлого дня. Ну, а я понял, что знаю прикуп! Только бы они не успели отвести линкор после нашего прорыва! А могут ведь, сволочи! Мне надо быстро занять позицию у необитаемых островов в южной части Альты, напротив Ка-фьорда. Оттуда – успею, даже если они рванут полным прямо от причала.

Последовало двенадцать суток сплошной нервотрепки, и 17 апреля мы вышли поход. Нас не провожали, как обычно провожают лодки на Северном флоте: с оркестром и приглашением всех «полярников», жителей Полярного, на отход. Мы ушли тихо от причалов «десятки». Двое суток шли до Хаммерфеста, затем экономходом добирались до пролива в подводном положении. Ночью форсировали по мелководью противолодочные заграждения и пошли в сторону последней из сетей, как мы надеялись. Больше их ставить по карте было негде. Отстоялись в Тромс-бухте, набили аккумуляторы и пошли, выпустив моих ребят с полутора кабельтовых, и удерживаясь моторами на 20-метровой глубине. Впереди была противолодочная сеть, закрепленная за материк и скалу на острове Сейланд. Едва стемнело, а ночи уже короткие, как из торпедных аппаратов вышло четыре человека. Они обогнули рубку и раскрыли люки под платформой, на которой некогда стояло второе орудие БМ-24. Вытащили оттуда несколько предметов, поддули компенсаторы плавучести на них и пошли к недалекому берегу. Один из них на месте высадки не появился, а направился сразу к первому нижнему якорю сети, лежащему на глубине в тридцать пять метров, и произвел его минирование одной шашкой 200 граммов и снабдил её «удочкой»: взрывателем мгновенного действия, чеку которого вырвет сдвинувшаяся сеть. Затем он прошел вдоль сети у самого верха и поставил резаки на провод гидрофонов. После этого он повернул обратно и, не выходя на остров, пошел к лодке по компасу. Трое других несли с собой термический заряд и маскирующий брезент, окрашенный под цвет местности. Они заложили заряд, накрыли его брезентом, который закрепили за сам якорь. Трос его не сдернет и заряд догорит, не демаскируя самого себя. Термит дымит довольно сильно, но ночью дым увидеть сложно. Они дали себе всего 15 минут на возвращение на лодку. До этого такое же устройство было установлено на острове Бохкасуолу, почти на месте нашего прорыва, там есть участок, где вместо сетей стояли донные мины. Их разрядили, и они «переезжают», меняют место дислокации. Операция «С плюс» началась.

Глава 11

Операция «эС плюс»

В 22.15 19 апреля 1942 года зазвонил телефон на зенитной батарее в Комагфьорде:

– Господин фельдфебель, докладывает флигер Курст, пост Варгнесет! На противоположном берегу что-то произошло с сетью. Сдвинулись огни на буях.

– Что гидрофоны? Охранители?

– Гидрофоны молчат, охранители в воду не погружались, ни один не сработал. Признаков прорыва нет, господин фельдфебель.

– Хорошо, продолжайте наблюдение! – фельдфебель Шнитке надавил на кнопку отключения и набрал другой номер. – Пятнадцатый, Штроменбухта, здесь Шнитке, 19-й пост, Комагфьорд. У меня зафиксировали движение сети без срабатывания охранителей. Что у вас и в Финойе?

Здесь шла двойная сеть, одна из ветвей которой разводилась для пропуска судов.

– Унтер-офицер Вольфганг, у нас тихо, господин фельдфебель, попыток прорыва не было.

– Очень хорошо, Вольфганг. До связи.

Постояв еще пару секунд у стола, лень и сон боролись в нем с чувством долга и исполнительностью, он набрал еще один номер.

– Семнадцатый, здесь 19-й, Шнитке, что у вас, попытки прорыва были?

– Никак нет, господин фельдфебель, тихо.

– А на том берегу?

– Тоже тихо, какой дурак сюда сунется, мины! Их же месяц назад выставили, когда прошлый раз зафиксировали попытку прорыва. Рольф, ты когда будешь в Альте?

– Послезавтра.

– Ну, тогда друг другу не помешаем.

– Пошел ты! Марта – моя!

– Да нужен ты ей, ей продукты нужны и марки, так что завтра моя очередь.

Раздраженный разговором фельдфебель позвонил дежурному по району, но вместо него ответил его помощник, который сообщил, что дежурный отдыхает, просил не беспокоить по пустякам. Во всем гарнизоне было тихо. 20-й пост не звонил, ракет не пускал, работал только его прожектор, которым он освещал сеть.

– Курст, гаси его, есть что-нибудь новенькое?

– Течение изменилось, огни изогнулись в другую сторону, больше ничего.

– Гидрофоны?

– Посторонних шумов не зафиксировано, господин фельдфебель.

– Утром пришлю катер, посмотрите на месте. Наблюдайте внимательно!

– Яволь, господин фельдфебель! – ответил рядовой люфтваффе.

Расчеты двух орудий вновь спали. Им повезло, что попали в этот, богом забытый, уголок, где практически не было войны. Некоторая напряженка с женщинами, это есть, но и черт с ними, зато не Восточный фронт и не побережье Северного моря, где так не поспишь.

Едва мы вышли из-за мыса Стендвик, как появилась возможность пойти под РДП в режиме винт-зарядка. Где-то в глубине фьорда даже ночью работала землечерпалка. Было ветрено, во фьорде невысокая ветровая волна, попутным курсом шел буксир с двумя гружеными баржами, за которым мы и пристроились в паре кабельтовых, уравнялись в скорости и пошли. Но через три часа остановили вспомогач и ушли под воду. Мы подходили к позиции береговой батареи, могли случайно осветить, от буксира пришлось отстать. Место, которое я хотел занять для атаки уходящего линкора, оказалось занятым. Там якорная стоянка миноносцев. Поселок Альта оказался даже освещен, немцы светомаскировку здесь не соблюдают. Мы шли на одном «подкрадывающемся» двигателе, что теоретически давало ход в полтора узла. А тут еще отлив начался, пришлось и второй запускать, чтобы просто удержаться на месте. В десять утра, в девять по-местному, немцы объявили тревогу. Эсминцы задымили, поднимая пары, но мы были у самого берега и лежали на небольшом песчаном язычке конуса выноса какого-то ручья. На карте он был обозначен, но названия не имел. Это рядом с мысом Сторвика, примерно там, где начинается теперь туннель нового шоссе. Уже выйти никому не дадим. Но соблюдаем режим «Тишина в отсеках, свободным от вахты отдыхать». Глубина 52 метра, так что визуально нас не обнаружить. Беготня немцев продлилась до обеда. Наша обманка успешно сработала, потому что в сторону Сейланда прошло несколько паромов и минных постановщиков, судя по сигнатурам. Но из Ка-фьорда никто не выходил. Я записал в журнал, что крупные корабли не обнаружены. Продолжала работать землечерпалка, до нее мы дойти не успели.

В 22.30 Москвы оторвались от грунта и два часа сорок минут огибали небольшой полуостров, оканчивающийся мысом Аускарнес, земснаряд работал в глубине Ка-фьорда. Но, даже обогнув мыс, мы земснаряд не обнаружили.

– Есть! Вижу огни противолодочной сети, дистанция примерно две мили. Пеленг – 243°. Боцман, ныряй, глубина 15, курс 245.

Впереди, в полутора милях, по карте впадал ручей и находилась небольшая отмель, «украшенная» отметками камней. Другого места «прилечь» просто не было. Шум работы землечерпалки заглушал все звуки. Пройдя, по счислению, одну милю, через сорок минут подняли еще раз перископ. Немцы с помощью землечерпалки, двух кранов и военнопленных насыпали дамбу в западном рукаве фьорда. Сам западный рукав был перегорожен двумя рядами сетей. Внутри фьорда сплошная темнота. По карте глубины 26–29 метров. Мы пришли, к Моллбухте не пойдем.

– Боцман, глубина 20, курс 230. Самый малый вперед.

Прошли еще четверть мили, сбросили ход, жаль, что абсолютного лага нет. Шесть человек отдраили шлюз в третьем отсеке и перешли туда. По одному отшлюзовались в минно-балластный отсек. Там их главное оружие. Их командир группы, мичман Строгов, легонько стукнул по корпусу снаружи через десять минут.

– Принять балласт в уравнительную!

Мины и транспортеры выгружены, и найдено место для укладки на грунт. Чуть скрипнули песок и камни под корпусом.

– Тишина в отсеках, свободным от вахты – отдыхать.

Лодка стояла, чуть скренившись на левый борт, связи, понятно, абсолютно никакой. Люди ушли, бесшумно отдраив нижний люк. Во всех носовых аппаратах пусто, передние крышки подняты. До сетей 100–150 метров. Ребята несколько раз возвращались, открывали бывший снарядный ящик и доставали оттуда снаряжение и боеприпасы, меняли отработавшие респираторы. Наконец, стук в пятом аппарате. Я находился в первом отсеке и был в полной готовности выйти, если раздастся сигнал о помощи. Расчет бросился вручную закрывать крышку. Затем аккуратно заместили воду, к этому моменту еще трое вернулось, и было слышно, как кто-то закрывает снарядные ящики за рубкой. Первым из аппарата вылез Валя Юров, с красным лицом и белыми полосами от маски. Он – водитель транспортера, который он закрепил на корпусе, так как лодка лежала на минно-балластном. Затем вышел Костя-«одессит», тоже водитель. Последним в лодку вошел Строгов.