Глупый гений

Чтобы всё не пропало даром, я притворился нездешним и попросил объяснить мне, как пройти до метро. Поборов смущение, она начала объяснять дорогу. Я долго ловил её блуждающий взгляд, а когда поймал, широко улыбнулся и предложил проводить меня. Улица, ведущая к метро, была многолюдной и она не отказалась. По дороге я рассказ ей, кто я такой, и где она может обо мне почитать. Вероника, как я и ожидал, слышала о моем открытии. Она считала, что я должен был быть намного старше и что я вообще выдумка. Она была так юна и простодушна, что даже мысли не допустила, что у меня может быть относительно неё какой-то план, что я не действую ветреными порывами – единственными властителями некоторых семнадцатилетних особ. Я понимал, что, возможно, кажусь ей чересчур старым, и она вряд ли согласиться встретиться ещё раз, но, внезапно, к моей удаче я заметил большую рекламу турагентства отправляющего всех на море. Я вспомнил вслух, что очень давно не был на море.

–Я никогда не была на море, – произнесла она задумчиво и я, не будь я ученым, решил было, что это судьба.

–Даже на нашем?

–На нашем…

–На заливе, вы разве не были?

–Не… не была…

–Хотите, съездим в понедельник после ваших уроков?

Вероника взглянула на меня с испугом: не слишком ли много для такого чудесного дня? Робкая улыбка выдавала мысли: ей не просто нырять с головой в холодное море безрассудства после семнадцати лет рассудительной жизни. «Хотите, я зайду за вами, или может быть, ваши родители подвезут вас к месту встречи?» – предложил я, и она успокоилась. Немного поразмыслив, она согласилась, но на встречу пришла без родителей.

Мы просто прогулялись вдоль залива, а затем немного посидели на скамейке. Там Вероника воспользовалась wi-fi. Я догадываюсь, что это произошло потому что, если она не постит сторис каждые три часа, она может потерять уважение подруг. При этом она выглядела весьма равнодушно ко мне. Но я знал, что на самом деле, в глубине души, эта девушка была на вершине тщеславного блаженства. Я понадеялся, что когда-нибудь с возрастом и опытом, это прекратится, и она станет искренней в отношениях с людьми, желающими ей добра, а ещё что она не будет ошибаться в моменте, когда и перед кем стоит проявить искренность.

–Вы красивая, – сказал я ей, чем привлек её внимание.

Она смутилась. Произнесла что-то вроде «красоты не существует» и снова уткнулась в телефон.

Вернувшись, домой, Вероника будет долго перебирать варианты того, какой могла бы быть моя следующая фраза, и выберет лучше, чем ту, что я смогу сейчас сказать. Я промолчал, взяв её руку в свою: мягкая маленькая ладошка: ненакрашенные ногти, скорее вовремя неподстриженные, чем отращенные. Она задрожала и, наверное, почувствовала приятное волнение. Потом мы молчали. Мимо проплывал ледокол и мне захотелось заметить вслух, что он не очень чистый и протекает чем-то вонючим, но я не стал портить её мечтательных размышлений: на месте ледокола, она, наверняка, видела белоснежные лайнер. Я подождал, пока она заговорит.

–Тебе нравилось учиться в школе? Тебе никогда не приходилось терпеть издевательства одноклассников? – спросила Вероника задумчиво.

–Я не люблю, когда мне задают конкретные вопросы. Не люблю чувство подчинения. Всё, что я могу сказать, так это надо поменьше думать о том, что подумают о тебе. Давай говорить о нас, давай, ты скажешь, куда бы могли отправиться и где бы могли сейчас быть?

–И здесь хорошо.

У меня не нашлось аргументов против, но мне не хотелось бы, чтобы этот юный непричесанный ангел посчитала, что мы остаемся здесь только лишь по её приказу. Кажется, она начинает думать, что может чувствовать себя со мной себя вполне уверенно.

Спустя месяц таких внезапных прогулок в парке, я решил сменить тактику ухаживаний. Уводить её с занятий я больше не хотел, пускай получает образование, но приглашать её куда-то в выходные без разрешения родителей, у меня тоже желания не возникало, поэтому мне пришлось спросить заранее, хотела бы она отправиться со мной искупаться с дельфинами в дельфинарии или, взяв лодку, сплавать к фордам в заливе. Вероника напрочь отказалась от моей идеи. «Дельфинарий – это не гуманно», – сказала она, даже не захотев обсуждать другие мои идеи. Она будто обиделась на меня, а когда я предложил ей пойти в цирк, и вовсе оскорбилась. Куда делась девочка, радующая музыке бесплатно услышанной в магазине? Зачем все так усложнять? Мои попытки хоть что-то объяснить ей, закончились неудачей. Неудачей прочувствованной мной ещё до того, как она с полным безразличием сказала мне, что я: «не прав». Конечно же, я догадывался, отчего всё это произошло: получив себе в пару солидного молодого человека, став, наконец, на вершину общественно одобряемой пирамиды, она перестала терзать себя за то, что не такая как все там находящиеся и… стала такой. А я, было, решил, что у неё хватит сил противостоять атаке на свои собственные интересы, когда в её руках будет оружие принятых в обществе стереотипов: я и одобрение одноклассниц. Хм… А смогу ли я противостоять накинувшемуся на меня спокойствию, когда получу статус признания?

До позднего вечера я слонялся по улицам в размышлениях. Переночевать я решил в доме родителей. К подъезду я шёл преисполненный печали. Вдруг, я услышал крик. Обернувшись, я увидел, как какие-то парни пытаются отнять у старика кошелек. Старик сопротивляется, шепча то ли молитву, то ли слова, которые должны были вызвать сострадание у грабителей. Впервые в жизни я пожалел, что не послушал моего отца и хоть раз в день не поднимал его гантелей. Подобравшись поближе, я понял, что парни совсем мальчишки и, осмелев, кинулся на помощь сам, не дожидаясь подмоги. Длинное пальто на мне было расстегнуто, и я казался в два разу крупнее, поэтому мальчишки меня искупались и убежали.

–Вы целы? Они у вас ничего не успели взять?

–Цел… взяли… но…

–Необходимо вызвать полицию.

–Нет-нет. Это мой внук, мы лишь немного поспорили. Завтра все будет в порядке. Спасибо, вам. Но… был бы я посильней, да помоложе… Всё в порядке.

Старик ушел.

–Да что ж им, в их пятнадцать лет, мало все! – не выдержал я, крикнув на всю улицу.

Дома мои уставшие родители смотрели телевизор. Ещё месяц назад, когда я только узнал о том, как сильно могу разбогатеть, я предложил им больше не работать. Работу свою они не любили и охотно согласились, но все равно к концу дня выглядели уставшими, включали телесериал и засыпали, когда в двенадцатичасовых новостях подводили невеселые итоги уходящего дня. Двенадцать часов – новый день. С чего он начинается? С нерешенных проблем вчерашнего дня, возможно, поэтому он не задастся точно так же, как вчерашний. Может быть, поэтому люди уже настроены на то, что в конце дня им будет сообщено, что плохого за прошедшие сутки было намного больше, чем хорошего?

Людям, с которым я знаком в среднем тридцать-сорок лет, а они все уже эмоциональные старики. А что я в свои восемнадцать? Я изобрел лекарство, которое продлевает их старость и глупость. А кто же поможет мне открыть, что такое молодость? Похоже, она пропадает где-то между быстротечным детством и ранней старостью. Возраст тут не важен. Жажда веселья, безалкогольной забывчивости, честной влюбленности, безграничных путешествий и сладкого вкуса на долгую память иногда охватывает людей, но не в силах управлять ими. Заложники хмурого общества, в промежутках между нелюбимым делом, способствующим их существованию, считают слабостью проявление радости жизни, а за развлечения с радостью принимают вредные средства и короткие ленивые выходные.

Утром я зашел в научный центр, открыл сейф и уничтожил единственный экземпляр моего великого открытия. Вчера я был глупым гением, сегодня я – гениальный глупец, а завтра, быть может, я стану нормальным человеком.

Сногсшибательная и везунчик

Легким движением уставшей руки Антон снял целлофановую пленку с новой коробки пакетиков с чаем. Открыл. Нюхнул разок. Затем поставил чайник на плиту. Сел ждать. Если он уйдет в другую комнату, не увидев пар, то обязательно сожжет и этот. Нужно будет купить свисток. Блуждающий взгляд остановился на упаковке с чаем. На внутренней стороне крышки была какая-то длинная надпись. Нехотя Антон взял упаковку в руки.

–Если я ещё раз прочитаю про яркий и насыщенный вкус ягод, про упоительные нотки цитрусовых… я переложу пакеты в банку, а коробку выброшу в мусорное ведро.

Два года Антон работал в рекламном агентстве и сочинял небанальные слоганы и описания товаров. Раскупались не очень.

«Выиграйте романтический уикенд в Париже на двоих…».

Тут засвистел чайник, а за ним и будильник. Время между вечером воскресенья и утром понедельника проходит незаметно.

–Лада, будьте так добры, возьмите этот кокос и сделайте вид, что вы из него пьете.

–Этот? Но он же без дырки… откуда пить-то? – спросила девушка, позирующая в фотостудии некрупного рекламного агентства.

Фотограф переглянулся с ассистентом: «Очередная красивая дура. Но, правда, очень красивая. Этой можно простить».

Высокая брюнетка с корсетной талией: очень ровный небольшой нос, необыкновенно голубые глаза, пухлые губы, покрашенные в бледно-розовый; три миллиона подписчиков в социальной сети. Заработок на рекламе: 20 миллионов.

–Ладно, мальчики, сделайте лица попроще. Я пошутила, – призналась фотомодель, огорчившись проявлениям ограниченных мыслей на их физиономиях.

Тут в студию вошел Антон, и пока фотографы настраивали аппаратуру, Лада без стеснения стала его разглядывать.

Это был молодой человек среднего роста, среднего телосложения, аккуратно причёсанный на боковой пробор брюнет с глазами толи серого, толи карего цвета (не видно под очками). По-видимому, не в столь далеком детстве, он был слегка полноват. Был одним из тех послушных мальчиков, которые выпячивали вперед пузико, надолго задумавшись над каким-то глубокомысленным вопросом; в его пухлой ручке в этот момент легко представлялось тающее мороженое в рожке. Сейчас же, он вытянулся, немного похудел, стал крепким, а впечатление, которое он создавал, глядя на себя самого с домашних видеозаписей, до сих пор оказывало на него сильное влияние. Но Антон свыкся: да, не красавец, да не донжуан, но знает себе цену, знает жизнь, мало чему удивляется и иногда ему даже бывает скучно.

Через пару минут в студию заглянул директор рекламного агентства, он так же, как и все обращался к фотомодели на «вы». Директор не пытался флиртовать и строить из себя джентльмена перед моделью, он заискивал перед ней, будто от этого ему была какая-то польза.

«До чего же противно, – подумал Антон. – Пресмыкается перед девушкой двадцати лет… а когда сюда приходила моя мать, был с ней на «ты». Моя мать преподавательница с большим стажем; интеллигентный, скромный искренний человек, серьезный профессионал, а он: «мамаша нашего Антона, значит».

Перерыв. В студии остались только они двое. Антон сидел за компьютером, а фотомодель не зная, чем занять руки, уронила штатив. Молодой человек взглянул на нее: сногсшибательная красавица стала вдруг неуклюжей растяпой.

«И чего она не ушла? Не курит – правильно делает. И не ест? Форму, наверное, поддерживает».

Антон встал, подошел к упавшему штативу, поднял его, установил, как надо и с упреком посмотрел на фотомодель. Лада открыла ненадолго рот, а потом неожиданно заговорила.

–Меня никогда не волновала физическая сила противоположного пола, я сама занимаюсь… с гантелями, но ты… ты такой сильный, – произнесла он так, словно это были случайно озвученные мысли вслух, которые никто не должен был слышать.

«Что это за игра такая?», – удивился Антон, хотя ему было и не привыкать, что над ним издеваются.

–Я к тому, что по тебе сразу не скажешь… Ох, я хотела сказать не то… Не то хотела сказать. Что же я хотела? Я.. забыла.

–Ничего страшного, – пожав плечами, сказал Антон.

Не поверив в неподдельность её смущения, он повернулся, чтобы вернуться за компьютер, но внезапно почувствовал, что до его плеча дотронулась ухоженная рука с маникюром: Лада остановила его.

–У вас есть девушки? – спросила она, вдруг.

–Дев… Почему во множественном числе? Я не похож на Казанову…

–А вы знаете, как дословно переводится фамилия этого бабника? – фотомодель, не моргая, глядела ему в глаза.

Антон помотал головой, смутившись от внезапно возникшей напряженности между ним и девушкой.

–«Новый дом», – ответила Лада, – Просто-то как, да?

«Похоже, что теперь моделям наливают перед фотосессией», – промелькнуло у Антона в голове.

–Вы компьютерщик?

–Я рекламист, иногда веб-дизайнер, – без гордости произнес он.

–О, это вы придумали этот… кокос? – Лада кивнула на сцену перед зеленым экраном, украшенную пальмами в горшках и блюдом с экзотическими фруктами на элегантном столике.

–Нет.

–Ммм, а знаете, кем я работала?

–Наверное, кем-то совершенно непохожем на модель, раз вы просите меня угадать.

–Совершенно, верно. Я по профессии историк. Работы не нашла, хотя готова была трудиться честно. Стала продавщицей в отделе духов. Неплохо раскупались. Особенно, мужские и мужчинами. Там, мне как-то посоветовали завести страницу в инсте. И понеслось… Восемьсот лайков в минуту. А я даже ничего особенного не делаю. Вот… смотрите!

Лада очень хотела добавить “смотрите, какая глупость”, и сфотографировала себя на фоне бежевых жалюзи на окне, а потом показала результат Антону. Цифра, расположенная рядом с красным сердечком под фото посекундно росла.

Лицо Антона озаряло белое свечение от экрана смартфона фотомодели. Потом он поднял взгляд на девушку и подумал: «Такое внимание и к чему? К оболочке. Не слукавлю, если за ней окажется что-то интересное, но ведь, её подписчикам это неважно. Как просто одним и как недостижимо другим вот так вот прославиться и разбогатеть. Но нашла ли она себя в этом? Не чувствует ли она себя загнанной в золотую клетку? Не желает ли, чтобы её знали, прежде всего, как… ну, как историка, например. Ох, что я такое говорю? Зарабатывай я 10 тысяч за фотографию, разве же я переживал из-за причины, благодаря которой мне такой доход?».

Лада тоже в это время смотрела на Антона и тоже думала: «Вот эт дааа… Я же всегда мечтала влюбиться в такой типаж… с самого-самого детства: волшебный интеллектуал с красивыми карими глазами, которыми ни капельки не гордиться, прячет за очками, но очаровывает наповал. Уверенный и спокойный. Была бы я другой, был бы он… Нет. Он не должен меняться. Ни капельки. Похоже, что он меня стесняется… и как смотрит, боже мой! Может быть, он уже влюблен? Хоть бы не как все».

Прошло две недели, в течении которых Лада, на удивление всем работникам скромного рекламного агенства, продолжала сотрудничать с ними. Странно, ведь ей было достаточно просто сфотографироваться с рекламируемым товаром на свой личный смартфон, без всяких посредников. Да, странно… ну да ладно! Выгода агентсву есть, а значит – пустые сомнения. Надо ли упоминать, что во время каждого перерыва девушка оставалась в студии вместе с Антоном? Они разговаривали, но разговоры их больше всего были похожи на этот:

–Любишь пить чай? – спросила Лада.

–Нет… на самом деле, я больше люблю кофе. Хоть его пить и не полезно, – ответил Антон.

–О! Кофе. Ты в курсе, что первый кофейный эксперимент приписывают шведскому королю Густову Третьему?

–Нет. Не в курсе.

–Он взял двух близнецов: одного посадил на кофе, другого на чай, – произнесла Лада, разглядывая лицо Антона, – Тот, что чай пил первым ласты склеел.

–Ммм, – протянул он, выражая полную занятость, а чтобы ей было ещё понятней, уставился на экран монитора с графиком продаж.

«Какой он все-таки умница, – подумала Лада, – сидит здесь, работает без перерывов… или же он только ради меня не выходит из этого душного помещения?».

–Какая у тебя тут подружка! – сказал друг Антона, зашедший как-то днем к нему на работу.

–Даже не помню, как её зовут, – тихо произнес Антон, кивнув в сторону Лады, снимающейся в образе Кармен.

–Ууу, какой! Да ты донжуан, оказывается!

Антон поджал губы.

«Да за кого он меня принимал? Почему все думают, что если мне безразлична большая часть земного шара, значит, я имею проблемы с общением? Да, если бы я только хотел, я был бы душой компании…! Вон… хотя бы это модель! Завести с ней разговор мне ничего не стоит, а он со своим «донджуан», считает, что я, молча, прячусь в углу студии, пока она фотографируется, распространяя феромоны… Она такой же человек, как все остальные, как только все это поймут, они прекратят создавать себе кумиров, прекратят окружать вниманием незначительных личностей от скуки и одиночества вокруг! Что ж… не буду отвлекаться! Сегодня же, заговорю при нем с ней так, чтобы развеять все сомнения это типа и такого типажа, в отношении моей коммуникации с человечеством! Что же мне такого сделать? Хм… Ага! Я в шутку позову её… Да! Точно! Так постоянно делают близкие знакомые: играют на чувствах, не задевая чувствительностей друг друга».

Фотограф уже объявил перерыв, но пока ещё никто не успел выйти из студии. Лада громко смеялась, примеряя пышную свадебную фату, приготовленную для съемок следующей фотосессии.

–Ах, хорошо невеста! – воскликнул директор, всплеснув руками и, вытащив из кармана смартфон, принялся фотографировать Ладу для собственного наслаждения, – И кто же тот счастливец, что станет твоим женихом?

–Меня никто не берет, – протянула девушка наигранно, закрывая лицо фатой, – Комплименты комплиментами, а замуж не зовут…

Лада была готова рассмеяться, но в этот момент Антон подошел к ней и впервые по собственной инициативе посмотрел в её бездонные, как ему казалось, глаза.

Предвкушаемый им отказ – цель, к которой он шёл, делал его уверенно-безразличным ко всем окружающим, даже к Ладе; в первую очередь к Ладе.

–А за меня замуж согласишься? – спросил он сразу же, решив, что так не упустит настрой, но начав говорить, потерял необходимую интонацию шутливости и понял, что выглядит скорее застенчивым в своей странной игре, нежели дерзким.

–Да, – ответила изумленная Лада и медленно опустилась на стул. Она смотрела на него обнаженными, как ей казалось, глазами и оттого смущаясь сама.

Получив ответ, Антон изумился не меньше, тоже присел и задумался.

«Девушка, только что взявшая мою руку в свою, одним своим естественным и серьезным выражением лица отправляет меня из шутников, кем я честно старался быть, в виноватые. Интересно, она впервые получит отказ?», – подумал юноша и спустя двадцать две секунды ответил:

–Я в вас влюблен.

Бедный шаман

Джонсу едва минуло шестьдесят. Его бизнес трещал по швам, а он, под удивленные взгляды трех бывших жен, метнулся на другой конец Земли, в Африку. Следует заметить, что ни экстравагантностью поведения, ни ветреностью принятий решений владелец миллиардного состояния, хранящегося в швейцарском банке, до этого случая никогда не отличался.

Джип, подпрыгивая, двигался по пыльной тропе в африканской глуши.

–Вот! Уже вот! – в третий раз за последний час повторил местный мужчина-проводник, вытянув худощавую руку прямо перед собой: до намеченной цели осталось совсем немного.

Джип резко встряхнуло, и рука проводника стала указывать на небо.

С печальным вздохом взглянув на блеклые облака, Джонс продолжил рассказывать молодой африканской женщине, одетой (как он решил) в форму охранника заповедника, с того момента, как его перебил проводник.

–Восемь миллиардов. Да-да, всё не так плохо, любой скажет… но я живу по другим законам. Куда более жестоким, чем те, что ограничивают людей с меньшим достатком. У меня неплохой счет в банке, но я ни цента оттуда не сниму. О, нет. Он мне нужен в нетронутом виде. Цифра может только увеличиваться, но никак не уменьшаться, мэм. В тоже время, я постоянно должен: женам, детям, обслуживающему персоналу, государству… да и от удобств я отказываться не собираюсь. Не могу я допустить, чтобы этот жалкий бизнес крахнул!

Женщина кивнула, чтобы изобразить понимание, а потом, выпучив красивые карие глаза, уставилась на хижину в середине внезапно возникшего пустыря.

Джунгли, оставленные позади, издали свой последний дикий рык, который подхватил и донес до пассажиров старенький джип.

–Приехали, – произнес проводник с такой легкостью, будто бы путь их длился не три часа, а три минуты.

–Так, что… может проверить дома ли вождь? – спросил Джонс, оглядевшись по сторонам. Впервые за долгое путешествие его охватили сомнения, и он решил потянуть время.