Мерцание росы

– Тогда в путь! Держи ключи, иди заводи машину, – он протянул мне автомобильный брелок, отчего я потерял дар речи.

Я водил машину и раньше, но чтобы получить ключи… Я не мог его не оправдать такого доверия. Не обратив внимание на ребят у дежурной скамейки, я прямиком мчался к темно-зеленому Вольво на правительственных номерах. Пульт сработал с первого раза и замки приятно щелкнули в ответ. С дипломатической степенностью я погрузил вещи в багажник и устроился на водительском месте, жаль только, что обозревать мир мне мешала приборная панель, всё-таки для полноценного управления консулу не хватало роста. Внезапно открылась правая дверь и дед как ни в чем ни бывало занял пассажирское место.

– Запускай, – он пристегнул ремень безопасности и повернулся ко мне.

Струйка пота побежала по спине.

– Ключ по часовой.

Я знал, как заводить машину и медлил не поэтому. Меня манила и одновременно угнетала перспектива самостоятельного управления. К этому я не был готов.

– Если сомневаешься, никогда не делай шаг вперед. Интуиция и страх это верные друзья. Но сейчас они ни к чему. Всё будет хорошо.

Поверив ему, я сделал легкое движение кистью. Замок поддался с первого раза. Под капотом ожил ускоритель и лампы приборной панели одобрительно погасли.

– Выжимай тормоз и ручку в D. Потом чуть газу.

– Дед, я не ездил на автомате!

– Это проще, чем играть в твою приставку. Давай же!

После простых манипуляций я – 12-летний троечник, привел в движение правительственный автомобиль. И кто мне скажет, что математичка была права? В системе уравнений успеха всегда есть дополнительная неизвестная и таковой сегодня был мой дед. Проехав до конца двора под ошарашенные взгляды друзей, я степенно вышел из машины и мы с дедом поменялись местами. Он объяснил это тем, что путь предстоял дальний и я мог устать от недостаточно удобной для моего роста посадки. Естественно я согласился, хоть мы оба понимали, что причина рокировки кроется в ином.

– Ну, рассказывай!

– О чем? – не отрываясь от окна, ответил я.

– Как в школе успехи?

– Да нормально.

– Точно?

– Да, – ответил я коротко.

Хоть я и ехал на пассажирском сидении дипломатической машины, моя способность врать всё еще оставалась несовершенной, наверное, поэтому дед широко улыбнулся и добавил газу.

– О! Папа! – пролетевший старый Мерседес моргнул нам фарами.

– Точно! Он по этой дороге с работы ездит?

– Ага, – я обнял спинку переднего сидения и уставился в горизонт.

Городской пейзаж незаметно сменился сельским. Я любил эти места. Легкость березовых лесов, воздух с запахом надежды и простые люди. Машина остановилась возле бело-голубого киоска.

– Мороженное будешь? – спросил дед, выходя из авто.

– Два!

– Договорились!

Да что же это за день! И на машине поездил и два мороженных разрешили! Поскольку я знал, что халявы не бывает, мысленно я подготовился к внезапному ухудшению ситуации, но мой страх развеял дед, занося в салон пакет с газировкой и двумя стаканчиками пломбира.

–Держи. Такого в городе не купишь.

Я откусил небольшой кусочек и сливочный вкус стал вливаться в меня с такой интенсивностью, что кроме мычания я был не способен ни на что.

– Ну как?

– Дед, это супер! Почему в городе такого нет?

– В городе нет коров.

– Слушай, наверно поэтому я мычал, да? Коровий дух попал в меня с этим пломбиром.

– Именно, – с невозмутимым видом ответил он.

Вторая половина пути после двух стаканчиков пронеслась незаметно. Мы остановились около кирпичного забора, из-за которого виднелась крыша двухэтажного дома.

– Приехали! Ну как? Не устал?

Я молча помотал головой и выгрузил свое затекшее тело из транспорта. Дипломатический автомобиль научил меня уверенно врать меньше чем за час.

– Дааа… Классный у тебя дом, – обозревая строение снаружи, заявил я.

– Проходи внутрь, – дед пропускал меня вперед, придерживая массивную дверь.

Было ощущение, что я попал в музей: стеллажи книг, статуи, портреты ученых и всё это было чистым, без единой пылинки. Казалось, каждый предмет использовался ежедневно. Дед открыл шторы, но света сильно не прибавилось.

– Почему окна такие зеленые? – я моргнул в сторону стекол.

– Бронь. Чтоб хулиганы не залезли.

– Что это должны быть за хулиганы такие, от которых бронируют окна?

Дед не ответил и я подумал про себя – что же здесь хранится такого, что нужно ставить бронебойные стекла? Неужели всё из-за книг? Дед ушел на второй этаж, а я продолжал рассматривать полки. Сколько же здесь было красивых обложек. Таких не было ни в школьной библиотеке, ни у нас дома. А некоторые вообще были на непонятном языке. Да, вот и учи английский до посинения, чтоб потом вот так стоять, не зная о чем книга. Я взял ближайшую, с серебряным теснением, и открыл примерно посередине. Моему счастью не было предела, когда вместо букв я увидел картинку. Разрушающаяся от времени бумага была покрыта какой-то невероятно-стойкой краской. Все детали изображения были прорисованы с такой четкостью, что я буквально ощутил себя частью этой звездной схемы. И почему этот человек покидал привычный мир? Ведь в нем было солнце и деревья.

– Прекрасный выбор! – прозвучал радостный голос за моей спиной.

– Дед, да я… – замямлил я вполголоса.

– Нет, нет. Всё отлично. Бери любую, – одобрительно сказал он, закуривая сигару.

Я закрыл книгу и прошел мимо улыбающегося деда в сторону выхода. Мне хотелось на свежий воздух. Участок вокруг дома был полон зелени и цветов. Клумбы стояли вдоль мощеной гранитом аллеи, соединявшей основной дом и беседку в дальнем углу. Я побрел туда, переступая с квадрата на квадрат шахматным порядком. Прыгая, я пытался вернуть в себя детство, уж очень сильно давила эта атмосфера статуй и древних книг. Через минуту пришел дед, присел рядом и обдал меня густым облаком качественного дыма. Мне всегда нравился процесс выдыхания этих паров. Это делало человека невероятно крутым, ну, по крайней мере, так считали все мои сверстники, и я не был исключением. В голове рождался план достижения абсолютного могущества. Раз уж сегодня мне доверил управление автомобилем, разрешили съесть сразу два мороженных. А, была не была!

– Дед, дай покурить? – обратился я к нему и сам испугался своих слов.

Он сделал глубокую затяжку и молча удалился в сарай. Я думал он пошел за ремнем, но этот вариант я отмёл – ремень был у него на поясе. Вернувшись, он достал небольшую круглую деревяшку, внешне напоминающую сигару, и ручную дрель. Установив деревяшку в вертикальное положение, он начал сверлить отверстие прямо по центру. Я был в замешательстве. Это занятие его настолько поглотило, что он уже начал жевать свою сигару, забыв про ритуал выпускания дыма. Завершив с отверстием, он взял спички и начал опалять края. Один слегка, а второй довел до горения. Подождав около минуты, он потушил горящий край и протянул мне деревянную сигару.

– Первые разы сильно не тяни. Так, по чуть-чуть.

Видимо, мои глаза были настолько круглыми, что ему пришлось самому продемонстрировать процесс. Мне оставалось только повторить. Мы сидели рядом. Он, человек из дипломатического автомобиля, которого я видел второй раз в жизни и я, школьник, списывающий домашку у соседа по парте. Мы курили молча и нас объединял не только дым. Мы оба мечтали о чем-то большем и майский розовый закат понимающе молчал.

– Меня вызывали к директору, – мое признание было скрашено глубокой затяжкой древесного дыма.

– Он мог бы и сам прийти, если так срочно, – дед поднёс огня к тухнущему макету сигары – тяни, тяни, сейчас разгорится.

Его реакция удивила меня настолько, что я вдохнул слишком сильно и мгновенно был схвачен кашлем.

– Да бог с ним, с директором с этим, сдался он тебе, – дед хлопал меня по спине, помогая выпустить лишний воздух из груди.

Я постепенно пришел в себя и снова уселся рядом с ним.

– Дед, вот все говорят бог, бог. А чего это вообще такое? – отложив дымящуюся деревяшку, я приготовился внимательно слушать, но он молчал – дед? Расскажешь?

Он почесал седые виски и, положив свою настоящую сигару рядом с моей игрушечной, на выдохе начал:

– Жил один аскет, который дни и ночи проводил у статуи божества на центральной площади. Он возносил к нему молитвы, приносил последнюю еду и прекрасные цветы. Люди считали его святым. Он пренебрег всем, ради поклонения своему богу.

– Ну и что было дальше? Он попал в рай?

– Не знаю. Но однажды бог, которому он молился, заметил его и подозвал своего сына, чтобы показать, насколько люди преданы. И они вышли в город. На ту самую площадь.

– Зачем?

– Слушай дальше. Они оделись как люди, чтобы быть незаметными и подошли к статуе как раз в момент, когда аскет совершал очередное поклонение. Бог, одетый как человек обратился к аскету: “Отвернись и поклоняйся мне. Я стою перед тобой!” Аскет посмотрел на него пустыми глазами и продолжил кланяться статуе. Бог достал нож и кольнул аскета в спину со словами: “Отвернись и поклоняйся мне!”.

– А аскет продолжал кланяться статуе?

– Точно! Тогда бог взмахнул ножом прямо над ухом молящегося, заглушив молитву ветром. Но аскет даже не повернулся, и Бог проткнул верующего ножом насквозь. Когда тот висел на клинке, он сказал своему сыну: “Понял ли ты, что я хотел показать тебе? – Да отец. Я понял. Когда к тебе подходит живой бог, ты должен отвернуться от идола и поклоняться богу напрямую. – Нет, сын мой, я лишь показал тебе, что можно убивать кого угодно”.

Я сглотнул и продолжал смотреть на него. Он потушил сигару и поднялся.

– И что было потом? – я поднялся следом.

– Ничего. Тело аскета склевали грифы. Статую отмыли и продолжили верить, так и не осознав, что богам молитва не нужна.

– И всё?

– Ну это то, что о боге знаю я. А как оно там на самом деле… Пошли спать? – он положил руку мне на плечо и мы двинулись к дому.

– Дед, это не может правдой. Бог всех любит. Он создал всё – траву, камни, зверей. Он добрый, вроде бы…

– А, ты про этого? Я о нем мало знаю. Знаю, что он смешал белое с черным и мир стал серым. Мир храмов и оружейных заводов одновременно – его рук дело. Мы называем его гипсовый повелитель душ. Смотрел Поле Чудес?

– Смотрел. А кто это мы?

– Так вот там заставка перед передачей, маска такая из гипса. Вот считай это и есть его истинное лицо того, кому все молятся.

– Ага. Понятно. А кто мы то?

Он остановился и внимательно посмотрел на меня. Мне показалось, что он вот-вот заплачет, но он смог побороть накатывающее чувство и улыбнулся:

– Как-нибудь мы это обсудим. Ложись на втором. Там вид красивый утром.

Поднимаясь по лестнице, я остановился у странной картины. Стройная женщина в окружении деревьев и камней, а снизу надпись “Custodi mea corpus innocentes”. Написано по-английски, но в английском нет таких слов! Незнание языка задело меня до глубины. Я переписал буквы неизвестной фразы на листок и, положив его в карман, сам рухнул на кровать, оставив распятую колдунью в естественной стихии. Прямо передо мной на стене висел еще один странный символ – равносторонний крест с прибитым на него ключом, но до него мне уже не было никакого дела, ведь сегодняшний день был чертой между миром детства и миром подвига и, закрывая глаза, я понимал, что покидаю мир привычного солнца.

Обычно на природе просыпаются от пения птиц, но вместо трели я услышал довольное рычание и плеск воды. Выбежав на балкон, я увидел деда на поляне перед домом.

– Закаляешься?

– Проснулся? Давай ко мне!

– Да я как-то не хочу.

– Давай, давай. Отговорки не принимаются, – настойчиво сказал он и опрокинул на себя второе ведро воды со льдом – только учти, что дверь закрыта, а в доме пожар – горит первый этаж и через три минуты огонь доберется до тебя. Твои действия?

Когда дед закончил фразу я оторопел.

– Чего встал? Две минуты. Пламя ждать не станет. Ну же! – Дед продолжал смотреть на свои наградные часы.

Его фраза повергла меня в панику. Глаза начали искать пути отхода, но что можно было найти на пустом балконе старого дома? Лестницы тут не было и я начал искать место для приземления, но дед рассекретил мои планы:

– Если прыгнешь, сломаешь ноги! Думай! Минута!

Я крутился как зверь в клетке, не зная куда бежать и что делать. И вдруг, обернувшись, я заметил петлю веревки, накинутой на элемент ограды. Я бросился к правой части балкона и, перекинув ноги через металлическую конструкцию, уже висел на фиолетовой веревке с умело завязанными узлами по всей длине.

– Так, теперь спокойно подрабатываем ногами и руками спускаешь себя вниз. Не дергайся.

– Легко сказать!

– Давай-давай! Левая, правая, левая, правая.

Когда мои ноги коснулись земли, дед уже приступил к каким-то непонятным движениям, похожим на восточную гимнастику.

– Что это было? – обратился я к нему, но он будто не слышал меня и продолжал скользить по траве, перетекая из одной позы в другую.

Я не любил, когда молчали в ответ и, недолго думая, схватил ведро с ледяной водой и опрокинул на себя. От моего крика наверно проснулись не только соседи, но и птицы улетели с ближайших деревьев. Я жадно хватал воздух в попытке согреться и смотрел на хохочущего деда. Пожалуй, он смеялся даже громче, чем я кричал.

– Ну ты орёл! – отдышавшись заявил дед.

Я сел на траву и начал дрожать.

– Нет нет нет. Вставай! Надо размяться.

Он начал свой яростный танец и я синхронно повторял его движения, четко следуя неведомым орбитам. Мы двигались как единое целое, рассекая воздух резкими взмахами, и залечивали раны пространства медленными перекатами. Сбросив напряжение рук, мы завершили комплекс и присели на траву.

– Получается! – он одобрительно похлопал меня по плечу – занимался таким прежде?