Помоги проекту - поделись книгой:
Затхлость воздуха, затхлость регенерированной воды в кране, затхлость жизни, отделённой от нормальной среды обитания тяжелой вязкой раскаленной атмосферой и миллионами километров пустоты… И только такие вот рекреации дают нам надежду, что не всё ещё потеряно, дают почувствовать себя настоящими людьми, какими они должны быть, а не пробирочными тепличными индивидами.
Я присел у фонтана, плеснул горсть воды в лицо. Не долго думая, залез на парапет с ногами, облокотившись спиной о статую. До следующего занятия минут десять, как раз хватит, чтобы прочувствовать себя тем самым кроманьонцем.
Оранжерея быстро заполнялась — я тут не один такой, любитель натурального. Вскоре в рекреации стало не протолкнуться — все свободные кусочки лавочек, парапета фонтана и даже голой земли были заняты галдящей толпой молодежи.
Это довольно интересно, наблюдать за людьми на перемене. По их походке, по выражению лиц, по морщинкам в уголках глаз, по подрагиванию кончиков губ или частоте дыхания можно запросто определить, какое у кого настроение, кто о чём думает, кто чем занимается, у кого какой характер. Кто внутри — говнюк, а кто ещё ничего, так себе. Но сейчас наблюдать за кем-то было лень, и я прикрыл глаза, слушая шум падающей рядом в фонтане воды, ни о чём не думая.
— Шимановский, вот ты где! — Рядом со мной на парапет опустился зад длинноногой смуглой брюнетки с необъятным бюстом. Хотя, дело вкуса, кому-то он покажется в самый раз, но я такие не люблю. Впрочем, я не столько не люблю бюст, сколько её обладательницу. Эмма Долорес, та самая тупая дылда, что засыпалась у командора на простейшем вопросе, собственной персоной. Долорес это не имя, в её случае это фамилия(4), но с точки зрения логики, а почему бы не существовать такой лаконичной фамилии, как «Боль»? «Эммануэль Боль» — звучит ведь! В русском языке и не такие выверты! — Вот ты где! Я почему-то знала, что ты будешь здесь.
— Наверное, пораскинула мозгами? — съязвил я.
— Ну, ты ведь всегда тут сидишь? Верно?
Она хлопнула ресницами — не заметила моей иронии. Вообще, завидую таким людям — ни забот тебе, ни хлопот. У них просто не достает ума осознать, что у них заботы и хлопоты! Как и не достает ума понять, что тебя только что оскорбили.
Как таких вообще оскорблять? После пары попыток настроение делать это безнадёжно пропадает.
Наверное, это здорово, заморачиваться лишь на никому не нужных мелочах, пропуская мимо себя все сложности жизни. Эмма — счастливая, пусть и не знает об этом. Но мне так не дано.
— Мне надо с тобой поговорить. — Она сделала вид, что замялась.
— Ну, говори, раз пришла, — милостиво разрешил я.
— Знаешь, Родригесы скоро устраивают бал… — Эмма стрельнула глазами и посмотрела на меня ТАК, одарив улыбкой завзятой совратительницы… Что я чуть не подавился.
Стоп! Это что-то новенькое!
Спиной почувствовал ревность стоящей сзади компашки старшекурсников. Они видели, КАК она смотрела. А ещё почувствовал внимание людей вокруг, вроде занимающихся своими делами, но с оглядкой на нас. «Эмма Долорес зажигает с Шимановским? Это интересно!»
Я нервно сглотнул. Как бы про себя не поносил эту соску, а от её взгляда всё равно прошиб пот. Быстро взял себя в руки, но сознание отложило: я также чувствителен к её магии, как и все вокруг. Секс-бомба, блин!
— Понимаю, мы с тобой немного из разных кругов общения, и почти не знакомы… — мило щебетала она, скромненько опустив глазки, — …так может, давай познакомимся поближе? Ты парень неплохой, самый серьёзный из всей нашей группы…
Нет, она на самом деле секс-бомба. Половина учащихся юношей этой школы стелятся штабелями, чтоб обратить на себя её внимание. И не потому, что у неё крутой папа. А половина лохудр писают кипятком от зависти и ненависти, эдакой, присущей лишь слабому полу в отношении к той, кто красивее тебя, или лучше в чём-то чисто женском. И Эмма активно пользуется тем, как выглядит — на это её скромного умишки хватает. Иначе говоря, она — местная звезда, и ей плевать на тех, кто её таковой не считает.
Я, вот, не считал. А ещё я привык реально смотреть на вещи. Причём делаю это параллельно и независимо от потока сознания, управляемого тем, что находится в штанах. Потока, заставляющего в данный момент пялиться на неё, пуская слюни, и остро реагировать на ужимки, коими она доводит мальчиков до безумия. Это не потому, что я такой весь из себя умный и сдержанный, умеющий контролировать сознание даже в моменты гормонального выброса. Это — защитная реакция, рефлекс, вбитый кулаками тех, кто не хочет меня здесь видеть, для которых я — пустое место, груша для битья. Кто с удовольствием подставит меня в глазах однокурсников и администрации. Без этой реакции я бы уже давно учился где-нибудь в другом, более спокойном и менее престижном месте.
То есть, я, как и все, оценивал её фигуру, млел от глубины антрацитовых глаз, шелковистости смуглой кожи, мысленно мял в руках необъятные буфера, раскатывая губы на большее… Но в то же время дальним уголком сознания понимал: «Кто я такой, чтоб она со мной зажигала?» Простачек-титуляр, не имеющий ни гроша за душой. Парень из бедной семьи с русской фамилией без особых внешних данных, которого сторонятся девушки, и которого на каждом шагу преследует группировка богатеньких недоносков, держащая всю школу в руках. И она — самая красивая, самая влиятельная, самая богатая, самая сексуальная, имеющая сотни поклонников. Подобные девочки не гуляют с такими мальчиками, и не стреляют в них глазами. Подстава, самая натуральная подстава! И нужно быть последним лопухом, чтобы поддаться на провокацию.
Я усилием воли взял себя в руки и стрельнул глазами в ответ, выдавив самую сексуальную улыбку, которая мне когда-либо удавалась.
— Эмма, прости, что перебиваю, но ты сегодня великолепна!
Это был искренний комплемент. Ведь если не считать её умственные способности, внешне она — супермодель.
Долорес смутилась и покраснела. Точнее, сделала вид, что смутилась и покраснела, играть на зрителя она умеет, хотя в глубине души ей было искренне приятно. Иисус, до чего же легко читать людей!
— Спасибо! Хуан, ну ты это… — она замялась. Тоже игра на зрителя, но уже на меня. Эдакая скромность…
Ага, знаю я эту скромность. Половина школы отодрало эту суку, причем, зачастую, в весьма экзотических местах и позах. Ну, я имею ввиду богатенькую половину школы. — Ну как, ты пойдешь со мной на бал к Родригесам?
И снова этот взгляд, это хлопание ресниц, разящее мужчин наповал. Детка, да что же тебе нужно?
Я нервно сглотнул и снова взял себя в руки. Плохо, когда тебе восемнадцать, очень тяжело справиться с атаками таких вот стервочек. Тот же Хуан Карлос, мой единственный друг в этом гадюшнике, был бы сражен, и, невзирая на все возможные подставы, помчался бы следом хоть за орбиту Эриды. Трахнуть Эмму Долорес, когда она сама тебе это предлагает?
Отвлекусь. Танцы — это действительно танцы. Культура латинской Америки ужасно консервативна, и если ты не владеешь азами самбо-мамбы, румбы и прочих вальсов с тангами, в высшем обществе тебе делать нечего. Такие вечера устраиваются в высшем (ну, условно высшем, достаточно обеспеченном) обществе для общения: собираются люди, которым в неформальной обстановке нужно обсудить важные дела, сделки и прочее, и при этом блеснуть показным гостеприимством. Дескать, смотрите, какой вечер я могу устроить! Старшие на таких мероприятиях чинно выпивают, обсуждая дела, изредка отвлекаясь на танцы; их жены и молодежь наоборот, развлекаются, показывая себя и смотря на других, изредка отвлекаясь на дела… Всем хорошо, все довольны. Там же заключаются и браки (договоры о браках), и балы на самом деле — большие смотрины, на которых можно как повысить, так и понизить свои акции в матримониальном плане. В общем, вещь стоящая, пусть и сплошная показуха. Это что касается собственно мероприятий, официальной их части.
Однако то, что вытворяет за их фасадом молодое поколение… Слово «отрыв» тут не подойдёт — мало красок. Игры «золотой молодежи», дорвавшихся до воли пай-мальчиков и девочек… Это круто!
И оттарабанить ту же Эмму где-нибудь в туалете или комнате наверху, подальше от взрослых глаз, можно влёгкую. Это там само собой разумеющееся — мало кто из взрослых пытается пасти своих деток. Во всяком случае, совершеннолетних. Или, на худой конец, можно отвезти её куда-нибудь после праздника, в бар, клуб, а уже потом в номера…
В общем, знаю я поднаготную этого общества, предложение брюнеточки звучит четко и недвусмысленно: «Пошли, потрахаемся? Потанцуем заодно!..»
Нет, свидание может и не закончиться тем, что я тут сам себе надумал, игра гормонов иногда порождает больную игру фантазии. Но слухи — великое дело, а о безобразиях пьяной Долорес ходят легенды. Так что это скорее всего то, о чем я думаю. Вопрос только, для чего ей это надо?
— А почему именно я? — я коварно улыбнулся, строя из себя рокового мужчину. Сомневаюсь, что у меня получалось, но шпала игру приняла и даже подыграла, начав жеманиться. — В группе много парней, серьезных, красивых, гораздо лучше?
— Ну… Ты такой сильный! Умный! Да и симпатичный — зря на себя наговариваешь.
Далее следовало путанное описание того, какой я хороший, а она этого так долго не замечала. И теперь, заметив, хочет познакомиться поближе, и я не имею права ломать кайф такой девушке, как она.
<i>
Кукла не замечала, что я её не слушаю. Искала слова, чтобы внятно сформулировать повод, и не скажу, что безуспешно. Говорила она проникновенно, играла глазами, уголками губ, и если бы не гнилые подставы в своё время, когда я становился всеобщим посмешищем, то давно на всё это купился бы.
Надо докопаться до причины. Причины, а не повода, почему меня вдруг «цепляет» такая девочка. Мозг работал, усиленно работал…
…Есть! Нестыковка! Сразу не обратил должного внимания, но сейчас напряжённая до предела интуиция это почувствовала. Нас внимательно слушали.
Десятки пар глаз жадно следили за развитием событий — гораздо больше, чем следовало бы. Разговоры в оранжерее стихли почти полностью. Да, шпала — звезда, но это не значит, что все должны бросать дела и бежать смотреть, кого она там охмуряет! Такое ощущение, что все вокруг знают причину того, что происходит, ту самую, которую пытаюсь вычислить я. …Ну, большинство — ведь в стаде достаточно небольшому количеству особей сделать что-то одинаково, и остальные начнут делать то же самое. Так и в рекреации, все, занимающиеся своими делами, отвлекались, и начинали вслушиваться в наш разговор, подражая десятку заинтересованных лиц, которые изначально нездорово на нас косились.
То есть тех, кто пришел сюда специально посмотреть за развитием событий.
Окончательно по местам всё расставили её подруги, ближний круг общения. Они стали справа от меня, за фонтаном, все три штуки, и оживленно перешептывались. Глаза их горели азартом, огнём людей, делающих ставку в казино или идущих ва-банк в покер. Стали так, чтобы всё видеть, и по возможности, чтобы я не видел их. Значит, это то, что думаю?
Внутри всё упало. Наверное, вопреки разуму, что-то во мне хотело, чтобы повод оказался причиной. Чтобы такая девочка мною заинтересовалась искренне. Ну и что, что дура? Красивая же дура! На худой конец, я был готов забить на подставу, пойти с нею и сделать то, на что она намекает. Эдак, на память, дескать, я тоже с ней был, и повеселились мы неплохо. Подстава-подставой, но оно того стоит!..
…Но только не «лотерея»!
Информацию об этой милой игре растрепал по школе кто-то из их компании, похваставшись чем-то перед кем-то. А что такое секреты и как они хранятся в этих стенах…
Так вся школа узнала, что существует некая группа пай-девочек из довольно обеспеченных семей, подруг — не разлей вода. Денег у них так много, что все имеющиеся доступные удовольствия они давно перепробовали, но не нашли для себя ничего экстремального. Того, что берет твою душу и тянет вон из тела, заставляя кипеть в крови адреналин, что приносит кайф и разнообразит серую скучную жизнь. Воровать в магазинах? Пробовали. Не то. Какой в этом смысл, ведь даже если поймают, папочки их откупят — не интересно. Прыгнуть со скалы в пропасть? На Венере спектр подобных экстремальных услуг огромен, как и количество гор, подходящих для оного. Для вязкой атмосферы достаточно банального парашюта, чтобы получить незабываемые ощущения полета в перепаде высоты километров на десять. Но нет, страшно!
Что остаётся богатеньким гламурненьким дурам? Секс? Его они тоже перепробовали, весь и всякий, в любом виде и с любыми партнерами, благо, эта индустрия — одна из столпов венерианской экономики. Но банальный, разрешённый секс — не интересно. А неразрешённый…
Не всякого на такой тянет. Надо быть жутким извращенцем, чтобы любить то, что запрещено ЗДЕСЬ, а эти девочки на извращенок не похожи.
Когда компания отчаялась, кто-то из них вдруг придумал «Лотерею». Суть игры в том, что одна из них, именуемая «хозяйкой», загадывает человека. Это может быть кто угодно: бомж, мусорщик, пьяный грузчик из супермаркета, слесарь канализационных систем — главное, чтобы он был по тем или иным причинам не уважаем в обществе (разумеется, ИХ обществе). Те, кого не любят и презирают богатые, не считая за людей; грязное быдло, долженствующее делать не очень чистую работу, или просто асоциальные субъекты. Такого человека «хозяйка» записывает на листе бумаги, добавляет к нему пустых листков по количеству играющих, тщательно все листки перемешивает, а затем дает тянуть жребий.
Та, которая лотерею «выиграет», вытянув бумажку с надписью, обязана охмурить этого человека и переспать с ним. Обязательно переспать, в этом и смысл!
«Ну и что тут такого?» — скажут некоторые. «Подумаешь, секс с сантехником!» Согласен, это для нас, жителей трущоб, сантехники — люди. А для них — то же, что для нас — немытые неделями бомжи. (Кстати, бомжа тоже в лотерею загадывали, если слухи не врут. Правда, кто его вытянул, у девочек хватило ума не растрепать. К сожалению)
Теперь я. «Лотереец». Неудачник. Да, я трахну эту секси, но стану при этом посмешищем — вон, сколько народу уже в курсе. Собрались, ждут, следят за развитием событий… Сволочи!
Наверное, многие парни захотят оказаться на моем месте. Подумаешь, что значит сплетня в обществе богатеньких, если можно будет всю ночь жарить саму «мисс-школа»?
Да только они не на моем месте! А эту длиноногую дрянь я никогда не прощу.
Я почувствовал, как дыхание участилось, зрачки расширились, а кулаки сжались, и призвал всё оставшееся хладнокровие, чтобы не сорваться. Не сейчас! Не здесь! Позже, обязательно выпущу адреналин, вымещу злобу на тренажёрах. А пока надо улыбаться. Улыбаться, чего бы это ни стоило!
К тому же, если «билетик» вытянула Долорес, это значит, что не она меня загадала. Вытянула и загадала — совсем разные вещи.
— Знаешь, Эмма, — перебил я наивные разглагольствования шпалы. — Я так подумал и решил… Я не пойду с тобой к Родригесам.
— Почему? — удивленно вытянулось её личико. Ещё бы, мой отказ не означает, что «лотерея» отыграна; это всего лишь значит, что у неё не вышло с первой попытки. Но охомутать меня она обязана, хоть через месяц, хоть через год. Это правило игры. А девочки будут внимательно следить за развитием событий и издеваться. Мой отказ — лишний геморрой для неё, не привыкшей к строптивости самцов при виде её чар.
Я внимательно оглядел присутствующих. Разговоры в небольшой рекреации практически полностью стихли. Лишь несколько парней с младшего курса в дальнем конце, под банановой пальмой, обсуждали подготовку к какому-то сложному тесту, да обнималась на лавочке напротив парочка влюбленных. Итак, зрительный зал из тех, кто «в теме» и сочувствующих в сборе, пора и мне поиграть на него.
Глубоко вздохнув, как бы собираясь с мыслями, я начал повествование, мысленно повторяя про себя завет дона Алехандро: «Умение. Везение. Наглость. Умение. Везение. Наглость» Концентрация и так на пределе
— Понимаешь, Эмма, вот ты сейчас учишься на предпоследнем курсе. Пройдет два года, останется за плечами выпускной, и кем ты станешь?
Есть, кончики пальцев задрожали. Это всегда так — когда я пытаюсь быть убедительным, они дрожат. И я бываю ОЧЕНЬ убедительным! К сожалению, далеко не всегда это мне помогает.
«Зал» затаил дыхание от преамбулы. Почувствовали, что я что-то задумал. Не буду томить:
— Ты станешь одной из самых завидных невест, с очень высокими акциями. — Эмма, на минуту смутившаяся началом, облегченно кивнула. Детка, рано! — Вокруг тебя будут виться прекрасные принцы, один другого влиятельнее и краше… Сама пойдешь работать куда-нибудь в модели, станешь известной, будешь зарабатывать кучу денег. Молодая, красивая. Перспективная.
Удачно выйдешь замуж за крупного бизнесмена, родишь двух-трех детей… — Она кивала и кивала, видно, так себе дальнейшую жизнь и представляла. Мои же ладони подрагивали всё сильнее, а из груди рвалась буря, охватывая меня всего, заставляя глаза гореть. Нет, они не горели в смысле сияли, но я чувствовал то, что называю «волной». Лишь бы не переиграть и не сорваться — и такое бывало.
— Но потом тебе стукнет тридцать, и вся твоя красота уйдёт, — огорошил я, перейдя ко второй фазе, к негативу. — Часть её заберут дети, часть — возраст, но в модельном бизнесе ты окажешься ненужной.
Долорес удивленно вскинула голову. Я говорил не по шаблону, и возразить мне, заткнуть меня, как бы нечем.
— Хватки, чтобы открыть собственное дело, у тебя нет, тут уж извини, как есть… — я пожал плечами, продолжая. — А твоего отца в это время тихо «уйдут» на заслуженный отдых. Его место хлебное, а такие в цене. Всегда есть люди помоложе и покруче, и возраст — хороший аргумент для ухода. И он мигом потеряет большую часть своего авторитета, друзей и влияния. То есть, в случае чего, он ничем не сможет помочь тебе в этой жизни…
Ладони дрожали. Голос… Не знаю, может быть и голос. Смугляночка хотела возразить, но так и осталась с раскрытым ртом. Она хотела перебить, заткнуть меня, ведь как можно слушать такие рассуждения из уст какого-то русского придурка? Но я «держал» её. «Волна», пожар в моих глазах и голосе. Они появляются редко, и только когда я очень-очень разозлюсь, не по прихоти и глупому желанию.
Зал тоже внимательно слушал. Он жаждал крови, жаждал конца истории, ради этого здесь и собрался. Ещё несколько фраз, и она не сможет меня заткнуть, не выставив себя дурой, даже если переборет «волну».
— Твой муж тем временем найдет себе нескольких молоденьких любовниц, — продолжал я повествование. — Зачем ему старая некрасивая жена, когда вокруг полно восемнадцатилетних смазливых курочек, только и мечтающих прыгнуть ему в постель? А ты останешься с ним ради детей, ради будущего. И своего, и их. Тебе будет плевать на мужа и семью, но в один миг вдруг окажется, что идти от него тебе особо некуда…
От зала повеяло волной удовлетворения. Которое усугублялось молчанием Эммы — если бы она просто кричала, это не сказалось бы столь плачевно. Но у неё банально не хватало мозгов понять, что надо делать, как бороть мой голос, а интуиция сплоховала.
Но это ещё не конец, девочки и мальчики. Я «сплагиатил» у дона Алехандро театральный эффект, паузу, чтобы усилить действие своих слов. Получилось, замолчали даже парни под пальмой, не понимая, откуда вокруг такая тишина.
— Ты будешь сидеть дома, одна, страшная и никому не нужная, растить детей и тихо плакать в подушку, глядя на фортели цветущего жизнерадостного муженька, кляня жестокую судьбу, — бил я. — Твоё время уйдёт, и осознание этого станет самым страшным ударом за всю жизнь. Время, когда ты была звездой и всё могла, останется в прошлом…
Долорес снова попыталась что-то ответить, но «волна» не давала. Я же, словно пресекая возражения, останавливающем жесте поднял руку, вкладывая в голос как можно больше напора и оптимизма.
— Но не всё так плохо, Эмма! В один прекрасный день всё изменится! Вся твоя жизнь обретет смысл, появится надежда на лучшее!..
Зал затаил дыхание. И я ударил.
— В этот день у тебя появится любовник.
Со всех сторон раздалось ржание. Злое, ироничное. Вот тебе и звезда, вот тебе и поклонники. Как легко в стаде попасть из вожаков под копыта. Эмма попала, а ведь я ещё не закончил!
— Он будет утешать тебя, жалеть, говорить ласковые слова, — развивал я наступление. — Ты будешь считать, что любишь его, всячески ублажать, лелеять, хотя нужен он будет лишь чтобы сбежать от одиночества…. Самого же его будут интересовать только деньги. Деньги твоего мужа. И когда он, наконец, получив желаемое, исчезнет из твоей жизни, ты сначала поплачешь, привычно попеняешь судьбе, а потом поймешь, что это выход. Спасение от одиночества…
…И заведешь целую кучу любовников!!!
Последнюю фразу я буквально выкрикнул, раскинув руки в стороны, акцентируя как можно больше внимания именно на ней. Снова раздались смешки, но уже жидкие. Лица зрителей вытянулись в предвкушении развязки, никто не понимал, к чему я клоню, но что апофеоз близко, осознали все. Соль повествования в том, что это — совершенно реальный сценарий, это придало изюминку, «купило» зрителей. А Эмма… Теперь она не может возразить, даже если захочет, безо всякой волны — которая, надо сказать, незаметно для меня спала, вместе с нашедшей выход излишней злостью.
— Муж будет смотреть на это сквозь пальцы, пока его авторитету ничего угрожает, — додавливал я. — Ему будет плевать на тебя лично, развлекайся, дорогая, только не мешай. Не зарывайся со связями, не подставляй, и всё твоё. Но ты вроде не дура, чтобы рисковать положением ради забавы? Так всё покатится по гладкой дорожке, и в один день ты превратишься… — Апофеоз. Я снова сделал паузу, дав зрителям его прочувствовать. — …В обычную дешевую шлюху, которая сама платит, лишь бы ее пожалели и трахнули.
Гробовое молчание. Такого зрители не ожидали. Классовое родство как-никак.
Но я не из вашего общества, ребята. Мне на вас всех начхать.
Эмма сидела, раскрыв рот от растерянности. И судя по всему, выйдет из облома не скоро. Ничего сверхъестественного, никакой «волны» — банальная психология.
— Ты превратишься в шлюху, в ничтожество, — улыбнулся я и зашёл на завершающий круг. — А я… — Набрать в легкие воздуха… Качнуть головой, и… — Наглость — так наглость, выдать на одном порыве:
— …А я как раз в это время взойду на престол. Стану императором.
Тишина. Долгая, продолжительная. Челюсти отвисли у всех — такого поворота никто не мог даже измыслить. В царящей логичности моих доводов (а я обрисовал вполне реальную судьбу) эти слова прозвучали настолько твердо и уверенно, а мое лицо оставалось таким убийственно серьезным, что скривить губы в милой ироничной улыбке не получилось ни у кого. Слишком по-взрослому всё прозвучало.
…Да-да, вы правы, «волна» подействовала не только на Эмму — весь зал хоть немного, но «облучился» ею. Но никому об этом не говорите, хорошо?
Я довольно улыбнулся, придвинулся к брюнетке, взял в руки её ладонь, и сочувствующе поглаживая, прошептал:
— Эммануэль, пойми меня правильно. Ты хорошая девушка. Красивая, умная. Но я не хочу, чтобы в тот момент меня, начинающего монарха… Чтобы мое доброе имя дискредитировала какая-то шлюха, заявляя, что, дескать, десять — пятнадцать — двадцать лет назад именно она была моей девушкой и ходила со мной на бал к будущим магнатам Родригесам.
Всё, финал. Занавес.
Ну, кошелки, я покажу вам лотерею! Жаль, конечно, что не Эмма, испуганно выдернувшая руку и шарахнувшаяся от меня, как от прокаженного, вписала мое имя, что «хозяйка» партии останется в стороне. Но Долорес свое заслужила честно — мне ее нисколечки не жаль. А остальные пусть имеют в виду на будущее.
Император? Да, меня будут теперь обзывать так, подкалывать, смеяться. Подшучивать. Но это будет добрая шутка, совершенно не сравнимая с фразой «лотерейный неудачник».
Тут прозвенел долгожданный предзвонок, это который звенит за две минуты до занятия, и вся массовка встрепенулась, вспомнив, что перемена подошла к концу, пора двигать дальше. Сама шпала в прострации побрела к таким же опешившим подругам, лишь шепча под нос в мой адрес нечто матерное. Один-ноль.
Я обернулся за рюкзаком и тут столкнулся взглядом с НЕЮ.
Эта девушка тоже бесплатница, кажется, ее зовут Николь. Она с нами только с этого года, новенькая. С первого дня нравится мне безумно, но я отчего-то стесняюсь подойти и познакомиться. Дурень, конечно, но… Стесняюсь, и всё тут!
Объект моего стеснения стояла с противоположной стороны фонтана. Когда я обернулся, она подняла мне вверх большой палец и поддерживающее улыбнулась. Я пожал плечами и улыбнулся в ответ. Она подхватила сумочку, бросила восхищенный взгляд, развернулась и быстро зашагала к противоположному от меня выходу. Я, в состоянии ступора, закинул лямку сумки на плечо и развернулся к своему.
Поделиться книгой: