Проклятье ведьмы

Художник слушал и рисовал на своей деревянной дощечке, которую принёс с собой, и Альда, как ей казалось, узнавала в простом угольном наброске очертания той поляны, на которой они встретились в первый раз. А потом художник перестал слушать, с побледневшим лицом отложил дощечку и схватился за сердце, отворачиваясь от Альды, прикрывая рукой глаза.

– С тобой всё хорошо? – Альда незаметно для себя перешла на «ты» и с тревогой подбежала к нему. Но художник повернулся к ней и улыбался, как обычно, опуская руки, хотя в этой улыбке было что-то вымученное.

– Всё в порядке, – заверил художник, и Альда смутилась, потому что она стояла совсем близко к нему… отступила, споткнулась и чуть не упала, но он удержал её.

– Осторожнее.

Краснея, Альда высвободилась из его рук и заговорила, лишь бы нарушить неловкое молчание:

– Вы… ты… ты вот рисуешь, а я петь умею. Говорят, неплохо.

– Спой мне, – попросил он.

Альда не заставила себя упрашивать. Пока она пела, художник взял её за руку и приложил её ладонь к своему сердцу, словно она могла исцелить его, и Альда с удивлением подумала, что ей это приятно.

– Твоё пение – как светлый дар, – сказал художник, когда она умолкла, и если бы его слова были пустой похвалой, Альда порывисто отняла бы руку. Но художник говорил искренне, и Альда шагнула ближе, вглядываясь в его лицо. Сейчас оно показалось ей красивым.

– Ты сам – светлый, – убеждённо прошептала она.

А потом было ещё несколько встреч. Альда не смогла бы их толком описать. Всё, что она помнила, – это солнце, бесконечное горячее солнце, и в его свете она, кажется, узнала счастье.

Однажды вечером Альда очнулась от сладкой дрёмы, подумала о встревоженной тётке, и без того донимавшей расспросами. Возвращаться в деревню не хотелось. Альда пригладила волосы, стряхнула травинки с платья, покосилась на художника и наконец произнесла вслух:

– Нарисуй нас.

Почему-то он нахмурился и промолчал.

– Нарисуешь? – Альда завязала пояс и перевела взгляд на художника – он как будто огорчился, и ей захотелось взять его лицо в свои ладони и успокоить.

– Что-то не так?

– То, что мы… – Он запнулся, не зная, как объяснить. – Может, ты пойдёшь со мной?

Альда представила себе, как они вместе путешествуют – он рисует, а она поёт, – и улыбнулась. Да, это была бы прекрасная жизнь.

Но ей нужно было сначала подумать. Поговорить с отцом. Альда колебалась.

– Ты не хотел бы жить в городе? Там мастерские, гильдия живописцев, – начала она, но художник остановил её резким взмахом руки:

– Нет.

Он был свободным и ни на что не хотел променять свою свободу, поняла Альда. А сможет ли она отринуть страхи и пойти вместе с ним?

В сумерках он вдруг показался призраком – того гляди исчезнет и растворится, и Альда невольно схватила его за руку. Та была настоящей, живой, но пальцы слегка дрожали. Он ждал ответа.

– Я…

Весь лес замер, почудилось Альде.

– Я не знаю, – честно призналась она, выпустив руку художника, и на миг испугалась – его глаза потемнели и лицо стало жёстким. Альда попыталась объяснить, что не может решиться сразу, но художник, не слушая, повернулся и исчез среди деревьев. Она полушутя-полусердито крикнула ему вслед:

– Там Заклятый Лес!

Ответа не прозвучало. Альда зябко поёжилась и зашагала по тропинке в деревню.

Неделю спустя Альда возвращалась в город. Всё, что у неё осталось от художника, – выцветшая на солнце лента, которой он перевязывал длинные чёрные волосы, деревянная дощечка и кусок угля. Альда собрала их в узелок и спрятала в дорожном сундучке.

Несколько дней прошли как в тумане. Вот обрывок разговора тётки с соседкой: деревенские издали видели человека, который шагнул в Заклятый Лес да там и пропал. Вот сама Альда бежала, выкрикивая имя художника, на место их постоянных встреч – и была уверена, что он придёт и посмеётся над этими выдумками. Вот она набрела на поляну, где они увиделись в первый раз, – и попятилась. Трава и цветы были выжжены неведомым огнём, и страх, какого Альда раньше не знала, овладел ею. Страх, не позволивший ей броситься в Заклятый Лес самой.

Глупые сказки, повторяла она себе, успокоившись и возвратясь в тёткин захудалый домишко. Художник никуда не делся, он ещё покажется. Альда приходила в лес и ждала, но солнце не грело её, как прежде, потому что художник не вернулся.

Он продолжил своё путешествие без неё – вот оно, объяснение! Вместе с ним пришла горечь, и Альда, не желая оставаться здесь, собрала вещи. Что-то подталкивало её пойти в соседнюю деревню – вдруг художник сказал, где его искать, и оставил письмо. Но гордость и мысли о сплетниках не давали Альде так поступить. А потом она вспоминала о Заклятом Лесе и не могла понять, чему готова поверить больше: тому, что художник просто исчез, или тому, что их разлучило злое колдовство.

Только на пути в город, когда повозка, запряжённая лошадьми, пересчитывала все камни на дороге, Альда позволила себе заплакать – но ей не стало легче. К счастью, сопровождавшая её тётка ничего не заметила, без умолку говоря о том, с каким удовольствием поглядит город, но скоро вернётся, чтобы не пропустить торжественную службу в храме Светлоликого.

Сегодня

Альда не была уверена, что не заплачет и теперь, рассказывая эту историю. Она позволила своему художнику исчезнуть в Заклятом Лесу, не побежала следом, чтобы найти его, помочь, спасти. Одна только мысль крутилась в голове: а если художник ещё жив? Если они с Линой встретятся там, в Лесу, несмотря на злое колдовство? Альда закончила свой рассказ, а Зейне молчал и хмурился, и тишина становилась всё тягостнее.

– Так ты говоришь, у тебя от него осталось что-то? – спросил наконец Зейне, и Альда очнулась – она как будто погрузилась в воспоминания прошлого и забыла обо всём.

– Да.

– Быстро неси это сюда. – Тон Верховного жреца не допускал возражений. Альда ответила на слова Зейне одним лишь кивком и ринулась в тёткин дом.

Вот он, узелок, который Альда хранила много лет и привезла с собой. Она подхватила его и понеслась обратно, не слушая тёткиных причитаний. Разложила все предметы на грубо вытесанном столе в каморке.

– Деревянная дощечка для рисования, уголёк и… лента для волос. – Альда грустно улыбнулась. – У него были непослушные волосы.

Она помнила, как запускала в них пальцы.

Зейне посмотрел и тихо произнёс:

– То, что принадлежало ему, обернётся волшебством против него же.

И откуда-то из-за пазухи вынул тонкую, длиной с палец золотистую палочку, сделанную из неизвестного металла. Под недоумевающим взглядом Альды пояснил:

– Единственная магия, доступная жрецам Светлоликого. В каждом храме есть особая святыня, и таков наш жезл. Как гласят древние свитки, им Светлоликий уничтожал демонов. Но не всякому жезл покоряется. – Зейне вздохнул.

Альду тревожило другое.

– Что вы сейчас сказали? – сдавленно спросила она, и перед глазами её встала знакомая поляна, сожжённая дотла. Художник рисовал её. Вот этим углём.

– То, что принадлежало… ему? – переспросила Альда, и в глазах Зейне всколыхнулось столько сочувствия и грусти, что всё стало ясно.

– Хранитель Заклятого Леса рисует, Альда. И имя он тебе назвал… ненастоящее. Закрой глаза, а я направлю твою руку. – Он вложил жезл в её подрагивающие пальцы. – Посмотрим, покорится ли он тебе.

Альда закрыла глаза и снова увидела художника и его лучистую улыбку. Неправда. Зейне ошибся. Всё, что с ней было – солнце, счастье, тепло, – не могло оказаться обманом. Она найдёт художника и Лину, и они будут счастливы втроём.

Альда свободной рукой вытерла слёзы и услышала, как Зейне выдохнул изумлённо и радостно:

– Да! А теперь посмотри.

Три предмета, оставшихся от художника, стали… радужными шариками, которые парили в воздухе. Альда раскрыла рот и уставилась на них, не в силах связать два слова.

Зейне объяснил:

– Если есть в человеке сила любви, то жезл подчинится ему. А нечисть в страхе убежит. Или погибнет.

– Погибнет? – Альда снова могла говорить – и протянула руку к шарикам, отчего-то боясь, что они исчезнут.

– Приставь этот жезл к сердцу Хранителя. Иначе вам с Линой не спастись, злодей слишком опасен. – Зейне испытующе смотрел, словно спрашивая, сумеет Альда так сделать или нет. Но ведь у неё не было выбора!

– Хранитель умрёт?

– Да, – не стал лукавить Зейне.

– А они вместо жезла не сгодятся? – Альда кивнула на радужные шарики, которые могла бросить, не подходя так близко к колдуну, как настаивал Зейне.

– Ты думаешь, Хранитель Заклятого Леса не расставит тебе ловушек, которые придётся одолеть? – вопросом на вопрос откликнулся Зейне.

Альда больше ничего не спрашивала. Она спрятала жезл на груди и осторожно завязала шарики в узелок. Они казались такими хрупкими и игрушечными, а Зейне предлагал их как оружие. Да и жезл… Альда поверить не могла, что всё это происходит с ней наяву. Когда-то она фыркала, слыша про магию и высшие силы, а теперь принимает как должное. Была мысль помолиться, но Альда отбросила её. Не умела она молиться, и времени мало.

Зейне как будто угадал её мысли – и благословил.

– Удачи тебе, – попрощался он с Альдой просто и тепло, и она ответила тем же.

II

Он появился перед девочкой вскоре после того, как она шагнула в его владения. Своей высокой фигурой он пытался загородить от неё чёрные деревья, тянувшие к небу свои скрюченные, лишённые листьев ветви.

– Тебе здесь не место. – Куклы в руках у девочки странным образом притягивали его взор. – Зачем ты пришла?

– Я знаю, что тут есть что-то интересное. – Девочка обезоруживающе улыбнулась.

– Интересное? – переспросил он и огляделся.

– Я уже нашла. – Она указала пальцем на траву у себя под ногами, на коричневые и серые безобразные цветы, которые походили на искажённые ужасом человеческие лица. – Я вижу много-много голубых незабудок. На каждой из них по пять лепесточков, и все светятся.

Теперь он и думать позабыл о куклах:

– А ещё что ты видишь?

Девочка вытянула свою маленькую руку в сторону колючих зарослей. Они шевелились, как живые, и зацепишься за них – считай, пропал, обовьются вокруг горла и задушат.

– А это розы без шипов.

Он не успел предупредить – девочка схватилась за одну из колючек. Невольно он зажмурился, но тут же открыл глаза – в ладошке девочки была роза.

Вот теперь он попятился. Изумление его было не описать словами, а девочка отбросила цветок и довольно засмеялась:

– Я вижу зелёную тропинку, она ведёт в чудесный дом, большой-пребольшой, посреди поляны. Пойдём? – Она доверчиво протянула руку и спохватилась:

– Ой, совсем забыла! Меня зовут Лина. А вы… а вы кто?

– Я художник. – Он легонько сжал её пальчики и заставил себя улыбнуться в ответ. – Только и всего.

Он послушно шёл рядом с ней, как если бы это Лина была взрослой и вела его за ручку. Она говорила о том, что видела, и видения её преображали Заклятый Лес. Художник не обратил внимания на извивающиеся грязно-жёлтые щупальца – Лина решила, что это лесной зверёк пробежал мимо.

– А твоя мать? Она знает, где ты? – спросил художник.

– Узнает, – чуть нахмурилась Лина.

– Ты не боишься, что она огорчится?

– Ей будет лучше, если я пропаду, – убеждённо сказала Лина. – Я слышала, как это говорили взрослые. А тут хорошо, и я могу остаться.

– Твоя мать тебя не любит?

Лина не ответила, лишь крепче прижала к себе кукол, как единственных друзей, способных её утешить. Художник опасался слёз, но нет – Лина не заплакала.

Они вошли в дом, стоявший посреди поляны, и Лина охнула, но теперь от досады, что внутри дома… ничего не оказалось. Одна-единственная комната, картины, и на каждой из них было нарисовано то, что Лина увидела в Заклятом Лесу. Она повернулась к художнику и посмотрела своими растерянными карими глазами в его усталые и такие же карие, как у неё, глаза.

– Это всё ненастоящее? – тихо спросила Лина, прижимая к груди кукол. Она только сейчас поняла, что краски были слишком яркими, таких чудес не бывает, они…

– Ты всё это нарисовал?

– И да, и нет, – загадочно ответил художник.

Лина снова и снова осматривала комнату. Деревянные дощечки, кусочки угля, банки красок, небрежно брошенные кисти в одном углу, и… книги с чёрными обложками в другом, а рядом на подставке стеклянный шар размером с ладонь взрослого человека. Того, что молча стоял перед Линой.

– Мне мама раньше сказки рассказывала. – Голосок Лины чуть дрогнул. – Такие чёрные книжки и шар только у злых колдунов бывают…

Как только она произнесла эти слова, так и посмотрела вокруг новыми глазами. Ей стало трудно дышать, а по стенам и полу вовсе не дома, а некрасивой бедняцкой хижины пополз чёрный туман.

– Да. – Художник подхватил ослабевшую Лину. Глаза её закрывались сами собой, а куклы выпали из рук.

– Совсем забыл. Меня зовут Райне, – услышала Лина перед тем, как веки её сомкнулись и стало темно.

Прошлое

Райне держал в руках стеклянный шар, не зная, что с ним делать. Он надеялся, что в книгах мёртвой ведьмы отыщет разгадку, а пока сидел тихо.

Невдалеке слышались голоса, и высунься Райне из-за дерева, увидел бы пламя факелов. Однако он был осторожен.