Дар или проклятие

– Да, партнёр бы мне точно пригодился. Такой, который взял бы на себя организаторские функции. А я бы с удовольствием занималась творчеством. Ещё могу швей обучить, с клиентами работать. Ну и спонсор, конечно, нужен.

– Давай обменяемся телефонами, – предложила Светлана, – Ничего не обещаю, пока даже мыслей нет, могу ли я тебе помочь и как. Но у меня какое-то внутреннее чутьё, что мы можем пригодиться друг другу.

– Давай, конечно, – согласилась Оксана.

– Слушай, я пару дней подумаю. Может какие-нибудь мысли придут или кого-нибудь из знакомых вспомню, к кому можно за помощью обратиться. Я позвоню, обязательно, – заверила Светлана.

Оставив Оксану несколько недоумённой, Светлана направилась искать Раису. Та оказалась на кухне, готовила очередную партию закусок, разговаривая с кем-то из дам, похоже о чём-то магическом. Увидев Светлану, она прервала разговор на полуслове и, сунув девушке тарелку с закусками, отослала её в комнату, всем своим видом показывая, что слушает Светлану и общение с той для неё важнее.

– Ты кому-нибудь говорила, что у меня дар? – сразу же начала Светлана. Она старалась задать вопрос самым нейтральным тоном и незаметно для себя впервые обратившись к Раисе на ты.

– Ну как же, Вере и Клавдии Петровне.

– Кто у нас Клавдия Петровна? – поинтересовалась с досадой Светлана, ожидая, что это кто-то из присутствующих дам, а значит уже все присутствующие знают про секрет Светланы.

– Мы с ней на днях встречались, – недоуменно ответила Раиса.

– А… – протянула Светлана, – дама, у которой сын пишет диссертацию, – догадалась она.

– Ну да, – всё больше удивляясь произнесла Раиса, уже с некоторой опаской глядя на Светлану.

– Ты забыла нас представить друг другу, – пояснила Светлана, догадываясь, почему Раиса смотрит на неё как сумасшедшую и откровенно не понимает, почему Светлана не знает Клавдию Петровну.

– Да ты что? – воскликнула Раиса, – А я-то думаю, почему ты не понимаешь о ком речь, а оказывается сама дура.

– Кстати, она передала тебе деньги. Ты так быстро ушла тогда, она не успела тебе заплатить.

– Рай, ты решила мне найти клиентов и помочь заработать, на моём даре или проклятии? – рушила уточнить Светлана.

– Погоди, – ответила Раиса и вышла из кухни.

Вернулась она буквально тут же, неся в руках сумку, в недрах которой копалась. Вытащив конверт, она протянула его Светлане со словами:

– Ты с меня денег не взяла, так я тебя хоть так отблагодарю, найду тебе клиентов, а ты что, против? – и не дожидаясь ответа, в привычной ей манере вести скорее монолог, чем диалог, тут же продолжила:

– А почему проклятие-то?

– Потому что дар у меня появился после автомобильной аварии и вместе с амнезией. Вернее сначала амнезия, а потом обнаружился дар.

Используя приём Раисы, говорить, не дожидаясь реакции собеседника, продолжила, перепрыгивая на другую тему:

– Я не против клиентов. Но я тебя прошу не рассказывать всем подряд. Давай договоримся, если у тебя будут такие знакомые, как Вера или Клавдия Петровна. Вернее не такие, как они, а с такими же проблемами или с похожими, то ладно уж, рассказывай.

Сделав паузу на мгновение, но так и не дав ответить Раисе, Светлана продолжила:

– Те, кто в комнате, уже в курсе, им успела рассказать?

– Честно скажу, собиралась, но как-то, к слову, не пришлось.

– Вот и слава богу. Слушай, я себя тут неуютно чувствую, я пойду домой.

– Конечно, как хочешь, – несколько обречённо сказала Раиса.

– Не обижайся, – вдруг сказала Светлана и добавила, – ты единственный человек на земле, кто знает про мой дар. Я никому не рассказывала. Я, наверно, до сих пор сама не очень понимаю, как к нему относится.

Раиса открыла было рот, видимо, собираясь что-то сказать, а потом передумала, махнула рукой и всё же сказала:

– Может в субботу сходим вместе куда-нибудь? Отведёт твоих девчонок куда-нибудь, а сами поболтаем.

– Посмотрим, – ответила Светлана, поняв, что Раиса хочет её о чём-то расспросить.

А потом она совершила совершенно неожиданный для себя поступок, она приобняла Раису, чмокнула ту в щеку и сказала:

– Созвонимся, пока.

Ошарашенная Раиса только и смогла, что ответить:

– Пока.

Видимо, она тоже совсем не ожидала от Светланы подобного.

Разговор с Раисой

В субботу они действительно встретились, но без девочек, тех забрали свёкр со свекровью. Светлана не запрещала дедушке с бабушкой видеться с девочками. Те искренне любили внучек. К Светлане они относились как-то настороженно, но скорее это было связано с тем, что она напрочь не помнила их сына. Каждый раз, когда они встречалась, свекровь заглядывала выжидающе ей в глаза, как бы спрашивая, вспомнила или нет. Видя выражение глаз Светланы, грустно отводила взгляд, ничего не говоря. Светлану трогало такое понимающее отношение. Она знала, что свекровь очень переживала смерть единственного сына и хотела хотя бы поговорить о нём, и с кем же, как не со вдовой, а была лишена даже этого. Светлана не сомневалась, что дома она часто говорит о сыне. Но скорее это были монологи. Свёкр в принципе был немногословен и замкнут, а ещё и смерть сына переживал по-другому. Ему, похоже, надо было выстрадать всё внутри себя, окончательно смириться с потерей, и только после этого он сможет говорить о сыне. Свекровь же переживала смерть сына говорением, ей становилось легче, когда она могла хотя бы поговорить о своём мальчике. Внучки же были для них обоих отрадой, единственное, что осталось от сына, кроме воспоминаний, живое воплощение памяти. Светлана не препятствовала их встречам, но сама старалась общение со свёкром и свекровью свести к минимум, ей было тяжело в их присутствии, в эти моменты она чувствовала себя виноватой, что не может вспомнить их сына. Поэтому, когда они забирали девочек и уходили, она испытывала облегчение.

Они сидели с Раисой в летнем кафе, они уже открылись, хоть лето ещё и не наступило. Было уже довольно тепло, чтобы комфортно чувствовать себя на открытом воздухе. Светлана догадывалась, о чём хочет поговорить Раиса, поэтому после того, как они уселись и сделала заказ начала сама, медленно, подбирая слова, рассказывать то, что знала по рассказам других или же частично вспомнила:

– Мы ехала на машине вдвоём с мужем. Девочки были у мамы. На самом деле, я абсолютно ничего не помню о том, что произошло и как. Что-то мне потом рассказала мама, что-то – следователь из страховой. Ему нужно было выяснить чья вина аварии, полагается ли мне выплата за разбитую машину. Мы…, наша машина, столкнулась с грузовиком. Сначала думали, что на сколькой дороге не вписалась в поворот, вынесло на встречку. Правда потом он сказал, что в ходе расследования выяснилось, что была сильно превышена скорость и именно из-за этого мы не вписались в поворот, и скорее всего муж виноват в аварии. В общем денег они никаких не заплатили. Машина восстановлению не подлежала. Я очнулась в больнице, ничего не помня. Сначала даже имени своего не помнила. Девочек своих не узнала. После аварии прошло почти два года. Память возвращается, я уже многое вспомнила или просто приняла, что вот так оно есть и всё. Сначала очень медленно всё вспоминалось, потом стало быстрее. Но что-то до сих пор, как в тумане, а что-то не вспомнила вообще. Некоторых людей, так до сих пор и не вспомнила. Зато появился дар, который сначала меня даже немного напугал. Первое время это было совершенно неуправляемо, видения возникали само собой стоило даже случайно до кого-то дотронутся. Они вызывала у меня … даже не страх, а скорее холодный ужас, думала, что схожу с ума. Это сейчас я уже научилась чуть-чуть контролировать свои видения. Когда мы познакомились, ну вернее, та первая встреча, я ещё не могла их контролировать и мне казалось, что раз я что-то увидела, то обязательно должна что-то сделать. Сейчас же, могу отогнать видение, если не хочу его видеть или точно знаю, что не буду ничего предпринимать. Сама знаешь, как посторонние люди реагируют на предсказания.

Раиса открыла было рот, чтобы что-то ответить Светлане, но так сделала останавливающий жест рукой и продолжила:

– Да, брось, нормальная у тебя была тогда реакция. Не знаю, как бы я сама отреагировала, подойди ко мне кто-то на улице и начни рассказывать о том, что меня завтра ждёт. Так что возможно именно благодаря тебе, я больше в такие ситуации не попадала.

Буквально секунду помолчав, Светлана добавила:

– Большое спасибо тебе за Веру, благодаря её деньгам мы с дочками едем в отпуск.

На удивление Раиса понимающе молчала. Было заметно, что на протяжении монолога Светланы, она вроде, как и хотела что-то спросить, но то ли передумала, то ли не решалась, что было странно для женщины такого типа, то ли понимала, что не стоит спрашивать о том, о чём Светлана не рассказывает сама. Вместо того, что вертелось у неё на языке, она задала более нейтральный вопрос:

– Ты не против, если я буду изредка кого-то вроде Веры к тебе приводить?

– Не против, я ж уже говорила. Вот только на тусовки с гаданиями не зови меня больше. Не моё это. Меня и мой дар-то порядком смущает, хотя его реальность очевидна. А уж всякая ерунда типа карт Таро, симорона и тому подобного, я точно в это не верю. Я не призываю тебя тоже не верить, это твоё право, меня только в это не вмешивай. А вот если тебе моя помощь будет нужна, разумеется, можешь на меня рассчитывать.

– И ты можешь на меня рассчитывать, если тебе вдруг моя помощь будет нужна, – ответила Раиса, а дальше сказала то, что нельзя ожидать от такой солидной дамы, но видимо, в каждой женщине живёт девочка, которая верит в сказки и ждёт чуда, порой в виде принца на белом коне, что прискачет и спасёт её от всех драконов в этом мире:

– Жалко, что ты только предсказываешь, а колдовать не можешь.

– Точно, жалко, – неожиданно легко согласилась Светлана, и со смехом добавила, – первое что наколдовала бы, чтобы не было у меня никакого дара, не умела я колдовать, а была бы обычным человеком.

– Почему? – даже несколько возмущенно воскликнула Раиса.

– Да потому что это очень дискомфортно ощущать себя не такой как все. Вроде бы это и сверхспособность или дар, а воспринимаю-то я себя всё равно ущербной. Мне же всё равно иногда кажется, что я ненормальная, сумасшедшая, что это никакой не дар на самом деле, а моя больная фантазия и мне лечится надо.

– Ну не знаю, – задумчиво протянула Раиса, видимо, представляя, как бы она себя чувствовала, если бы у неё был такой дар.

Они ещё поболтали о том, о сём, греясь на теплом по-летнему майском солнышке. После кафе Раиса предложила пройтись по магазинам. Вечером, довольные, с покупками они на такси возвращались домой. Остановили водителя на середине пути между их домами. Так захотела Раиса. Светлана не очень поняла, почему не заехать сначала к одной, а потом отвезти другую, но спорить не стала. Разрешилось всё, когда они стали прощаться. Раиса наконец сказала то, что похоже давно её беспокоило, но она не решалась попросить Светлану, может быть потому, что у неё был имидж эдакой сильной бизнес-леди, а оказаться вдруг обычной слабой женщиной, мечтающей о простом женском счастье ей было как-то не ловко:

– Посмотри, пожалуйста, не сейчас, а так, когда будет время, настроение… – Раиса замялась, но выдохнув выпалила, – будет ли у меня когда-нибудь муж и нормальная семья.

– Хочешь прямо сейчас?

– Нет, давай потом, вот вернёшься после отпуска, посидим где-нибудь, расскажешь мне про то, как отдохнули, и тогда посмотришь.

– Как скажешь, – ответила Светлана.

– До встречи, – сказала Раиса и предусмотрительно сделала шаг от Светланы, видимо, для того, чтобы Светлана не смогла до неё дотронуться, поцеловать на прощание, как это было на последнем девичнике. Раиса же знала, что от прикосновения Светлана могла увидеть, то, что её попросили.

– Будем на связи, пока, – ответила Светлана, которая сегодня и не собиралась обниматься и целоваться на прощание. Это было не в её духе, а прошлый раз это было спонтанное действо, неожиданное для неё самой.

Направляясь домой, она рассуждала, почему Раиса не захотела, чтобы Светлана прямо сейчас посмотрела ответ на вопрос Раисы. Откуда-то возникло понимание, что Раиса боится. Она страшится услышать, что никого не появится в её жизни, не будет у неё, как она выразилась «нормальной семьи», поэтому и оттягивала общение. Хочет морально настроиться, подготовится к тому, что услышать может не только то, что ей понравится.

«А может соврать ей?!» – вдруг подумала Светлана, – «Я ей скажу, что вижу мужчину в её жизни, она начнёт знакомиться с мужчинами, так как будет ждать встречи и как знать, может у неё всё сложится?»

В отличие от Раисы, Светлана решила не откладывать на потом и сразу же задала вопрос неведомым «они», может ли она так сделать?

Ответа она не получила, в привычном ей виде. Сложилось впечатление, что просто кто-то стал усмехаться. Это был скорее добрый смех, чем саркастический. Как показалось Светлане – даже своего рода поощрение её инициативы. У Светланы вдруг появилась какая-то необыкновенная лёгкость, и самой себе она сказала, что эта усмешка – разрешение поступить так, как она придумала. На сердце от этого стало необыкновенно хорошо, появилась какая-то бравада, весёлость, возникло желание сделать ещё что-нибудь неожиданное и смелое. Охваченная этим чувством, на кураже, она вдруг решила немедленно, как только придёт домой, отправится в кабинет мужа и исследовать содержимое ящика стола и сейфа.

Кураж

Вернувшись домой, Светлана бросила пакеты с покупками в коридоре, сбросила обувь и не переодеваясь, и даже не озаботившись домашними тапками, прямо босиком побежала в кабинет мужа. Сначала она торопливо вытряхнула всё из ящика стола и стала перебирать то, что оказалось на столе, в основном это были бумаги. Что-то тут же отправила в стопку, которую она определила как на выброс. Это были в основном совсем старые документы, которые уже можно было не хранить – истёк срок важности, либо же те, информация в которых уже не имела смысла. Например, про один документ она точно знала, что в закон уже внесли поправки. Также здесь были документы, которые не имели смысла для Светланы. Два документа, которые были непонятными, почему-то показались ей очень важными. Она решила не торопиться с их ликвидацией, положила их обратно в ящик, который уже вернула обратно в стол. Одним из этих документов был договор семилетней давности на аренду сейфовой ячейки. Светлана не помнила точно, но ей казалось, что этот банк уже давно закрылся, пожалуй, ещё даже до аварии. Если муж не успел ничего забрать из ячейки, вряд ли удастся найти содержимое той ячейки, Светлана даже не представляла, куда обращаться. Или теперь уже ликвидировали, раз клиенты банка вовремя не обратились за своим добром. Скорее всего концов уже не найти и вряд ли Светлана когда-либо узнает, что же было в той ячейке. Второй договор был на оказание услуг от детективного агентства. Договору было чуть меньше трёх лет. Получается, что его муж заключал где-то за полгода, может чуть больше, перед аварией. Либо эта информация касалась мужа, поэтому Светлана ничего помнила, либо она не была в курсе, значит муж что-то скрывал от неё. Договор был составлен так, что было не понятно, что за услуги будут предоставлены. Просто оговаривалось, что отчёт будет предоставляться раз в неделю, если содержащаяся в нём информация не будет требовать незамедлительной реакции. В этом случае исполнитель обязан был срочно связаться с заказчиком, всеми доступными ему способами и известить об этих срочных сведениях.

«Надо же как!» – удивилась Светлана. Это было не первое её удивление при чтении этого договора. Сначала она изумилась размеру суммы за оказание услуг, особенно когда увидела пометку, что это сумма не в рублях, а в евро. Тогда Светлана в первый раз подумала: «Надо же как!». Она и не предполагала, что у мужа могли быть такие деньги. Вроде как ничего не говорило о том, что они настолько богатые или же она чего-то не знала о своём муже.

«Да, судя по обстановке в квартире, да и её размерам, мы, конечно, не бедные. Скорее всего, муж не плохо зарабатывал. Похоже, даже очень неплохо! Если, конечно, это всё, она имела в виду мебель в квартире, не покупалось в кредит! Да и квартира, пусть и не в самом престижном районе, но более чем приличная, с отличной планировкой и большой площадью, даже дополнительная комната под кабинет. Хотя… квартира могла достаться от кого-то из родственников вообще бесплатно, – размышляла Светлана и сама себе ответила, – не могла по наследству, планировка современная. И кредитов на нас нет, за два года-то я бы узнала об этом». Она продолжила исследовать бумаги мужа.

Когда с ними было покончено, она принялась за изучение ежедневника, видимо, это был последний, так как в нём почти половина страниц была чистыми. Судя по тому, что предыдущих ежедневников не было, этот использовался только для записи текущих дел, а в конце года, или по окончании чистых листов, менялся на новый. Старый же, отслужив свою службу отправлялся в утиль. Светлана пролистала исписанные страницы. В основном информация по работе, встречи, задания, ещё что-то не совсем понятное, если не в теме. Две или три заметки были выделены – обведены широким красным маркером в фигуру, чем-то напоминающую круг или даже скорее овал. Так получается, когда просто выделяешь что-то важное и нет цели нарисовать правильную геометрическую фигуру, даже линия замкнутой не получается. Чем-то эта абракадабра, как назвала её Светлана, которую написал муж, была для него так важна. Светлана не поняла из неё ничего.

«Что ж, ежедневник тоже можно выбросить», – подумала Светлана, но вместо этого почему-то бережно вернула его в ящик стола, и даже положила его на то же место, где он был, когда она впервые открыла ящик стола. Невольно Светлана поймала себя на том, что не называет мужа по имени, а именно так «муж».

Осталось ещё три блокнота. Эти были исписаны до конца, более того, как говориться вдоль и поперек. У них были исписаны не только листы, но и обложки. Здесь были и какие-то телефоны, и какие-то мысли и идеи, некоторые из них также были выделены красным маркером. Светлана обратила внимание, что «кружок-овал», который рисовал муж, чтобы обвести важную запись всегда был не замкнутым. Окончание линии, было с меньшим нажимом и всегда уходило чуть вверх, из-за чего линия и не замыкалась. Рисовать он начинал слева, чуть отступив от первого слова важной заметки. Линия шла довольно уверенно, цвет был одинаковым по насыщенности где-то до конца записи, то есть правого нижнего края, а затем линия становилась легче, менее интенсивной по цвету, видимо, снижался нажим, она даже становилась чуть уже, при этом начинал увеличивался радиус и уже совсем лёгкий хвостик, проходя над верхом текста, уходил налево вверх, попадая на верхние записи, совсем пропадая значительно левее и выше начала обводки. Удивительным было то, как одинаково мужу удавалось сделать эти обводки важных записей. Иногда выделения были другого цвета, но похоже, что не потому, что это были разные по значимости мысли и идея, а значит и выделять из надо было разным цветом, а просто потому, что заканчивался красный маркер, который однозначно был любимым, и тогда выделения делались цветом, что оказывался под рукой.

Разглядывая блокноты мужа: его почерк, вот эту манеру выделять важное, заметки на полях, которые делались к некоторым записям, Светлана пыталась понять, что за человек был её муж. Удивительно, но она как будто читала шифровки. Здесь было записаны вроде простые дела, но при этом было совершенно ничего не понятно, как будто из стройной канвы повествования вырвали отдельные особо важные мысли, которые не ясны, без комментариев или основного текста. Поговорить с кем-то, встретиться с кем-то другим, обязательно обсудить какой-то значок и вообще не написано что и с кем… Не было каких-то конкретных вещей или же было написано что-то, чего она не понимала. Ещё были заметки, которые видимо, описывали то, что надо сделать ему самому, это были скорее какие-то идеи, что его посетили, которые нужно было проверить, но понятно в них было не больше – сплошь какой-то сленг.

Светлана вдруг поняла, что понятия не имеет, кем работал её муж, чем он занимался. Сейчас, читая эти сленговые словечки, заподозрила, что скорее всего он был программистом. Уж очень походило то, что он писал на создание каких-то программ, что-то даже напоминало техническое задание. Вернее, может быть это оно и было, просто Светлане, не владевшей данными терминами, это было не понятно.

Она задумалась, почему же она не знает никого из коллег мужа, его сослуживцев. Она вдруг осознала, что она даже не присутствовала на его похоронах. В то время она лежала в больнице, в тяжёлом состоянии, в медикаментозной коме. Всё прошло мимо неё: похороны, поминки. Когда она очнулась – она ничего не помнила, даже собственного имени, поэтому никто не торопился ей рассказывать о смерти мужа. Более-менее внятно ей всё объяснили спустя уже месяц-полтора, то тогда она восприняла эту информацию как-то отстранённо, как будто это не про неё. Так как она его не помнила, то её это ничуть не встревожило, не задело, прошло, как белый шум, мимо, не затронув каких-либо струн души и не возбудив никаких воспоминаний. А ведь за всё это время она даже ни разу не съездила на кладбище, ей это даже в голову не пришло за все два года. И даже вопросов свёкру со свекровью не задала. Светлана невольно ужаснулась собственному поведению, но даже сейчас, когда прошла первая эмоция, не осталось ничего, даже сожаления, что хоть бы ради приличия надо было съездить на кладбище.

«А ведь надо, хотя бы ради свекрови», – подумала отстранённо Светлана.

«Если я его вспомню, я вернусь к прежней жизни», – вдруг, как красная лампочка зажглась, вспыхнуло у неё в мозгу. Думая «прежней жизни» Светлана имела в виду к жизни до аварии, до дара. Следующая мысль обожгла её холодным огнём, от неё побежали пупырышки по телу и захотелось немедленно закутаться в тёплый плед:

«Если я вспомню Сергея, для меня будет огромным горем его смерть».

Конечно, она ведь тогда вспомнит, что любила его. Светлана даже не заметила, что впервые назвала мужа его именем.

«Хочу ли я его вспомнить, готова ли?» – подумалось Светлане. Однако отвечать на этот вопрос, заданной самой себе, она не торопилась.

Аккуратно сложив в стопочку блокноты, она убрала их в ящик стола. Этим действием, прервавшим её размышления, ещё не осознавая этого разумом, она уже ответила себе: «Не сейчас!»

Так как осознание, что вспоминать мужа она пока не готова, разум отказывался принимать, то она заняла руки, нашла своего рода «отговорку» для самой себя. Первоначально она ставила себе цель разобраться с вещами мужа в сейфе и ящике стола, вот этим она и продолжила заниматься. На очереди был сейф. Как она уже знала, на верхней полке лежали паспорта, вернее теперь только паспорт мужа, а за ним пистолет.

Светлана открыла сейф, вытащила паспорт. Аккуратно взяла двумя пальцами за рукоятку и вытащила пистолет. Он оказался довольно тяжёлый, поэтому двумя пальцами очень быстро сменилось на всей рукой, причём приходилось прилагать усилия, тем более, что она старалась держать его за самый край рукоятки. Светлана аккуратно положила пистолет на стол. Вытащила пакет, который лежал под паспортами и пистолетом. Ниже оказалась папка, в которой были документы на пистолет. Как оказалось, пистолет был травматический. В папке вместе с документами на пистолет, было и разрешение на его ношение. Светлана вдруг осознала, что сейчас пистолет находится в её доме абсолютно не законно, так как разрешение-то выдано на имя мужа. А значит Светлана нарушает закон.

«Ух, ты! – растерянно подумала Светлана и добавила, – надо узнать, что ей теперь делать, сдать его? Куда и как? Ладно, этот вопрос можно отложить, никто же не знает, что оружие есть в её доме. Сделаю это позже», – рассудила Светлана и продолжила исследовать сейф.

Папка с документами на оружие отправилась на стол, поверх пистолета. Светлана же взяла ещё одну, ту, что была ниже. В этой папке были собраны те самые отчёты, которые должно было предоставлять детективное агентство её мужу. Они были не особо информативны: субъект отправился туда-то, был здесь-то, не выходил до 18 часов из объекта «Б». Похоже, что за кем-то велась слежка, но было абсолютно не понятно, за кем, что это был за субъект, и где он находился большую часть времени, что это были за объекты «А» и «Б», в которых субъект проводил большую часть времени. Хотя… судя по указанному времени можно догадаться, что «А» – это дом, здесь субъект был по вечерам, а «Б» – это скорее всего работа, так как там субъект проводил дневное время, почти каждый день. Можно, конечно, сейчас поднять календарь и проверить выходные и будни, но скорее всего не имело смысла смотреть, так ли это. Несомненно, её заинтриговало, за кем это следил её муж, вернее за кем нанял следить детективное агентство. Просмотрев папку, Светлана поняла, что слежка велась месяца четыре. Осознав, что разгадывать эту загадку сию минуту она не собирается, Светлана заглянула в сейф, помнила, что было ещё что-то под этой папкой. Там оказались ещё четыре не подшитых в папку листка отчётов. Ещё четыре недели наблюдений, в который них было всё тоже самое.

«Логично, ведь всю информацию требующую незамедлительной реакции сообщали незамедлительно», – подумала Светлана.

«В папочку подшивались еженедельные отчёты, в которых не было ничего особо важного. Видно в какой-то момент это надоело, и поэтому последние четыре остались лежать просто так».

На верхней полке ничего больше не осталось. Заглянув вниз, Светлана увидела целлофановый пакет, в котором были аккуратные пачки чего-то завернутого в бумагу. Выудив пакет из сейфа, Светлана вытащила одну из этих пачек и развернула бумагу. Внутри оказалась пачка тысячных купюр, часть которых разлетелись, из-за неосмотрительности Светланы. Она не подозревала, что в бумаге завернуто что-то не целое, способное разлететься. Сквозь бумагу ей казалось, что внутри какой-то твёрдый прямоугольный предмет, коробочка возможно какая-то, а оказалось что деньги. Отложив пакет с оставшимися стопками, Светлана принялась собирать купюры. Пачка получилась толщиной где-то в сантиметр, может чуть больше. Аккуратно положив пачку на стол, Светлана вернулась к остальному содержимому пакета. В нём оставались ещё четыре, завернутых в бумагу пачек. Осторожно развернув по очереди каждую, Светлана удостоверилась, что там такие же пачки тысячных купюр. Завернув их снова в бумагу, Светлана вернула каждую из четырёх в пакет, который небрежно бросила на стол и вновь, взяла первую пачку со стола. Пересчитала – оказалось сто купюр. Заворачивая пачку в бумагу, Светлана как-то отстранённо подумала:

«У меня есть пятьсот тысяч. Это же полмиллиона. Полмиллиона звучит солиднее, чем пятьсот тысяч», – продолжала безучастно размышлять она.

«А вдруг это чьи-то деньги?» – вдруг самой себе задала вопрос Светлана, невольно испугавшись. Страх возник не из-за того, что пришлось бы расстаться с деньгами, а скорее из-за того, что это чужое, надо отдать, а она понятия не имела кому и в принципе не знала, что здесь в сейфе лежат чужие деньги.

«Вдруг кто-то остро нуждался в этих деньгах?» – однако чем больше она размышляла, тем становилась спокойнее. На смену тревоги, возникшей по началу, пришёл холодный анализ:

«Ну да, конечно, чужие, – уже даже с некоторым сарказмом говорила себе Светлана, – именно поэтому за два года этот некто, так нуждающийся в деньгах, не объявился и не потребовал, чтобы ему вернули его деньги. Вообще никто даже не заикнулся о том, что мой муж кому-то что-то должен. Уж за два года-то смогли бы меня найти и потребовать».

А потом уже без сарказма, а скорее с некоторым недоумением:

«Деньги, скорее всего мужа, и стало быть теперь мои.»

Спустя несколько секунд новая мысль пришла ей в голову:

«Многого же я не знаю о своём муже. Вернее ничего я о нём не знаю. Вопрос: хочу ли я что-то про него узнать?»

Эти рассуждения были скорее риторическими, Светлана где-то на уровне подсознания уже понимала, что пока про своего мужа она ничего узнавать не хочет, правда сама не понимала почему. Может в глубине души, на уровне подсознания знала, но не хотела признаваться даже себе самой в том, что смерть близкого не причиняет боли, пока этого близкого не помнишь. Если она вышла за него замуж, значит он что-то значил для неё и не мало, и может быть не помнить, это не худшее из бед.

Равнодушно вернув деньги в сейф, она стала и все прочие вещи возвращать на место. Сейчас у неё даже не возникло мысли о том, чтобы как-то распорядится деньгами. Лежали они там два года, а может и больше, ну и ещё полежат. А может быть просто пока не пришло осознание того, что у неё теперь есть некоторый капитал, которым она может распорядится так, как пожелает, по своему усмотрению. Светлана механически продолжала укладывать вещи в сейф, невольно наводя порядок, как должно быть делал её муж. Она даже не отдавала себе отчёт в том, что кладёт всё на свои места, максимально аккуратно. Уже почти всё было возвращено на свои места, когда она наткнулась на свёрток, который изначально лежал под паспортами. Вернее не свёрток, а темно-жёлтый, почти оранжевый пакет или правильней сказать конверт, который закрывался с узкой стороны клапаном, а ещё была небольшая металлическая деталь. Светлана подозревала, что та служила для закрепления клапана конверта, только сейчас она ничего на закрывала, и клапан конверта свободно болтался. В конверте определённо что-то лежало, скорее всего фотографии, судя по размерам, что угадывались сквозь пакет. Светлана осторожно, чтобы на этот раз ничего не разлетелось по всей комнате, достала содержимое. Это действительно были фотографии. Формат похоже десять на пятнадцать. Странно было видеть отпечатанные фотографии. Ей казалось, что уже давно все перешли на цифровой формат. Зачем печатать фотографии, когда их можно хранить в каком-нибудь гаджете. Рассматривать их можно и в телефоне, и на компьютере или планшете, да хранить можно вообще в облаке, чтобы с любого гаджета войти. А тут вдруг отпечатанные снимки.

Светлана стала перелистывать их, скорее из праздного любопытства, даже не надеясь обнаружить что-то или кого-то знакомого. Однако, буквально на третьем или четвёртом снимке она узнала мужа. Произошло это не сразу, сначала её просто привлёк мужчина, которого она увидела, он показался ей смутно знакомым. Чем больше она вглядывалась, тем больше улавливала знакомых черт, пока не произошло узнавание. Она не помнила мужа при жизни. Единственное, что было в её памяти – это те фотографии, которые ей показывала мама и которые она потом обнаружила дома. Напечатанных фотографий в их доме почти не было, лишь несколько портретов. Видимо, они всё фотографии сделанные на память хранили в цифровом виде. Те же, что были отпечатаны в основном были, если и не постановочные, то как минимум, сделаны в тот момент, когда человек знал, что его снимают. Большинство из них были с профессиональных фотосессий. И выглядели они, конечно же, значительно лучше любительских. Но даже на тех немногих любительских снимках муж выглядел каким-то приглаженным что ли, однозначно позирующим. Та же фотография, которую Светлана рассматривала сейчас, разительно отличалась от всех тех фотографий мужа, что она видела. Снимок был сделан издалека, хоть и приближен, но на пути объектива встретились растения, которые размытыми нерезкими пятнами закрывали часть фотографии и человека, с которым говорил муж. Муж точно не знал, что его снимают, поэтому и близко не было той приглаженности, что Светлана видела прежде. На этом снимке выражения лица мужа разительно отличалось от того, что делают на камеру умышленно, когда человек непроизвольно хочет хорошо выйти на фото, понравиться, поэтому черты лица смягчаются, появляется улыбка. На этой же фотографии лицо мужа искажала гримаса, как минимум недовольства, возможно, он кричал на того, с кем общался. Это же подтверждали и размытые жесты рук, которыми он активно жестикулировал, потому-то они и вышли нечётко. Светлана продолжила перебирать фотографии. Мужа больше ни на одной не было. Зато она поняла за кем следили, на большинстве фотографий был один и тот же мужчина. Какие-то из фотографий видимо, были сделаны лишь для того, чтобы снять место, где тот был. Следом обычно шла фотография с этим же местом и тем самым мужчиной, который выходил откуда-то или наоборот входил. Несколько фотографий было с одними и теми же местами, похоже сюда мужчина приходил чаще других мест. В каких-то он появлялся только один раз. Несколько раз попадались летние кафе, где за столиком сидел этот мужчина, чаще всего с какими-то абсолютно не знакомыми Светлане людьми, значительно реже один. Иногда было снято просто какое-то кафе, сквозь прозрачные окна которых с трудом можно было узнать того же мужчину. Далеко не всегда удавалось разглядеть с кем он встречался, либо мешали какие-то посторонние объекты, либо люди сидели или стояли спиной. Иногда Светлана даже не могла понять, кто был вторым на фото: мужчина или женщина, мешали другие объекты или люди, или сквозь стекло было не понять.

Чем больше она рассматривала фотографии, тем больше изображенный на них мужчина казался ей смутно знакомым. Нет не то, чтобы он был её друг, или она хорошо его знает, как соседей. Ей даже имя его не приходило на ум, хотя это может быть и последствия потери памяти после аварии. Однако однозначно складывалось впечатление, что она как минимум уже видела его, причём не на фото, а в живую.

Внезапно Светлана осознала, что она уже значительно долгое время разглядывает фотографии, при этом до сих пор не было даже никакого намёка на видения. Она попыталась усилием воли вызвать видение про людей с той фотографии, что сейчас были перед глазами. Ничего. Совсем ничего. Абсолютно. Как будто никакого дара у не даже не было. Светлана даже подумала со смешанными чувствами, что дар пропал. Но стоило ей только подумать о своих дочках, посмотрев на их фотографии, стоящие на столе мужа, они первыми попались ей на глаза, как она тут же, скорее даже непроизвольно вызвала видение про них. Тут же померк кабинет, в котором она сидела, растворился стол мужа, зато появилась улица и зелень, начинающее стемнеть небо и солнце скатывающееся за дома, она даже узнала эту улицу недалеко от дома свёкра и свекрови. Они всегда с девочками ходили гулять в парк, который занимал большую часть нечётной стороны улицы, на которой они жили.