Помоги проекту - поделись книгой:
Любовь Филимонова
Мозаика Тоннеля Перехода. Рассказы
От составителя
…Поначалу первыми из пространства Земли исчезли ясновидящие, ведьмы и колдуны.
Но люди это не очень-то заметили, а когда заметили, – то не то, чтобы сильно огорчились.
Но затем, вслед за ясновидящими, стало куда-то понемногу пропадать и остальное население. Происходило это почти незаметно.
Те, у кого хоть мало-мальски работала интуиция, – каким-то образом поняли, что им делать, и самостоятельно отправились в Тоннели Перехода – открывшиеся порталы в другие миры, – и стали разбредаться по этим самым, очень разным мирам. А чуть позже, с некоторым опозданием, Тоннель Перехода был обнаружен и зафиксирован правительствами государств, как факт нашей реальности, и официально «открыт».
Собирая материалы – рассказы, заметки, записки, наблюдения, дневники, относящиеся к эпохе Перехода (начиная с 20х годов 21 века, если считать время по старым земным стандартам, – и по сей день), я так и думал назвать эту сборку «Книгой Перехода». Но потом решил, что название это слишком претенциозно (похоже на название «Книга Исхода» в одной великой Книге прошлого). Я-то сам не ищу славы или известности, поэтому подписываюсь здесь просто – «Вик Путешественник».
Во время моих бесконечных путешествий, во время общения со многими людьми эти материалы приходили ко мне сами. Тем более, что отдельные группы людей уже потеряли связь друг с другом – интернета в том виде, в котором он существовал на земле в 20-21 м веке, – между теми отдельными Мирами, в которые перебрались люди, – уже не существовало. Было какое-то подобие интернета в каждой отдельной группе людей (в каждом отдельном Мире). Поэтому мне и другим путешественникам приходилось осуществлять ту же роль, которую выполняли и средневековые письмоносцы, – роль связника между людьми. Мы передавали весточки из города в город (из одного Мира в другой).
Так ко мне в руки попадали материалы, записки, рассказы свидетелей эпохи Перехода. Да и я сам, побывав «там» и «тут», – по одну и по другую сторону Миров, мог кое-что добавить и от себя.
Когда началось время Великого Перехода? Точного ответа не знал никто. Просто люди исчерпали свои возможности и закрыли своё будущее в земном мире, постоянно воюя друг с другом за то, чтобы диктовать другому свои условия, заставить его думать как ты, чувствовать как ты, подчинять своим законам мир другого человека (словно Земля могла быть чьей-то собственностью). Так они разрушали мир вокруг себя.
И, наверно, поэтому внутренний мир людей распался на атомы.
А может, всё началось, когда люди вдруг поняли, что Земля – это что-то вроде штрафбата – как для людских душ, так и для падших ангелов, человеко-титанов, нефелимов, асуров и других сущностей? Может, именно это и раскрыло им глаза на собственное будущее?
И тогда там, наверху, ребята из Конструкторского Бюро придумали выход для людей. Вернее, вход. Это и был Тоннель Перехода.
Так это было, или нет – вопросы всегда остаются. Не остается вопросов лишь тогда… ну, вы сами знаете, когда.
Все материалы моей подборки оригинальны. Это личные наблюдения, впечатления самих участников всех описанных событий. А я собираю их для того… В общем, мне кажется, что все эти рассказы и свидетельства обязательно будут кому-нибудь нужны, пусть и не сейчас, а когда положение дел во всех мирах – и добром, старом, земном, и в тех мирах, куда дружно отправились люди Земли, – так сказать, устаканится, стабилизируется. Я делаю это еще и потому, что боюсь, что сам этот невозможный, фантастический, невероятно сложный период жизни человечества под названием Великий Переход, совсем сотрется из памяти людей, как почему-то обычно стираются такие же переломные события истории, меняющие наши судьбы. Они словно стираются непрерывной «мягкой кисточкой» забвения (еще не определился, как это явление назвать).
Моя цель – сохранить суть событий, неважно в какой форме, пусть даже эти записки будут казаться сумбурной, эклектичной мозаикой, случайным набором фактов, предположений, догадок.
Я сохраняю и авторский стиль и авторских взгляд людей, рассказавших, записавших для меня всё это. И оставляю на совести авторов те противоречия и нестыковки, которые могут найти в этих рассказах будущие читатели.
Поэтому и назвал собранные здесь записи «мозаикой», то есть, отдельными фрагментами цельной картины. Эта Книга, конечно же, не закончена. Я буду и дальше продолжать работу над ней, собирая новые материалы по мере того.
Моя цель – собрать побольше этих фрагментов, чтобы восстановить удивительную, главное, невероятно реальную картину событий, которая сегодня, возможно, еще не в полной мере осознана нами.
Михайлыч, Васька и Пришелец
Иван Сергеевич Павлов, егерь Кустинского лесничества, отправившись на обычный дежурный обход, конечно, не ожидал сегодня увидеть того, что только что увидел.
Вообще-то подведомственный ему район был относительно спокойным. Ну да, было, конечно, пару браконьеров вроде Михайлыча. Но и тот постарел с тех пор, как уехали дети и, похоже, совсем не дают о себе знать. Жена померла давно. Так ради кого Михайлычу теперь надрываться? Держится он теперь лишь на старом азарте, стараясь убедить себя и других что он – еще первый парень на деревне, охотник, хоть куда, и еще не сдулся совсем.
Правда, стал прикладываться к рюмке. Вернее, к бутылке с самогоном.
…Егерь Павлов, стоя меж редких кустов мелколесья у края лесной полянки с изумлением созерцал совершенно неправдоподобную картину. Посреди полянки лежал на боку браконьер Михайлыч. И рядом с ним, спиной к спине, и тоже на боку, – лежал огромный вепрь, растянувшись всем телом, заросшим грязно-серой шерстью.
«Да, в прямом смысле этого слова – протянув ноги…», – подумал Павлов, сильно недоумевая. – «Поубивали они друг друга, что ли?. Не хватало еще убийства в моем районе!».
И только он это подумал, – Михайлыч шевельнулся, промычал что-то и перевернулся на другой бок, лицом к туше секача. По-родственному закинул на него ногу и руку. «Как будто к боку жены пристроился, – снова подумал Иван Сергеевич, вздохнув с облегчением. – То-то я смотрю, – крови нигде не видно».
Вепрь тоже слегка шевельнулся, всхрапнул, и снова затих.
Судя по всему, он тоже спал.
Картина теперь уже выглядела настолько идилличной, что могла бы вызвать умиление от этой необычной гармонии человека и природы (в лице волосатого вепря), если бы речь не шла о Михайлыче, первом в районе браконьере.
Тут взгляд егеря привлекло что-то сверкнувшее в солнечных лучах на полянке в изголовье спящих. Бутылка самогона? «Наверно, того самого, из пшеницы, что гонит баба Галя, – подумал ошарашенный Павлов. – Обалдел совсем этот Михайлыч… Пить с вепрем… такого я еще в своей жизни точно не видал».
Иван Сергеевич был человек с опытом, и отдавал себе отчет в том, что ни один дикий кабан в здравом уме и трезвой памяти… в общем, дикое животное никогда не будет вот так спокойно спать в объятиях человека средь бела дня на лесной полянке.
Егерь Павлов осторожно попятился, чтобы,– упаси Бог, – не хрустнула ветка под ногой. Ему хотелось сейчас только одного: уйти поскорей и от этого невероятного зрелища, и от своих мыслей, несовместимых с его серьезной должностью.
Но это было не единственное происшествие поблизости от села Листвянка, в котором жил браконьер Михайлыч.
Вечером, когда солнце уже начало клониться к закату, из леса на опушку вышел… вернее , выскочил, или, точнее, выбежал молодой парень в изодранной одежде. Увидав в дрожащем теплом мареве село поодаль, он обессиленно сел на согретую солнцем траву и, стараясь раздышаться и успокоиться, стал класть поклоны, биясь лбом о землю. Так моряки, выброшенные ураганом на берег, приветствуют землю, почувствовав ее, наконец, под ногами.
Затем он замер, прикрыв глаза, повернувшись всем телом к заходящему солнцу. Сидел так долго, пока к нему не подъехала Людмила, девушка из этого села, по кличке Амазонка, на свое скакуне, который отзывался на имя Скиф. Она еще издали заметила эту странную фигуру, – парень был похож на космического пришельца, вел себя и выглядел очень странно.
Рядом с молодым человеком она придержала коня, тихо приблизилась к пришельцу, поняв, что его не стоит беспокоить резким окриком. Парень никак не отреагировал. Она легко спрыгнула с коня и села рядом с молодым человеком. Конь мирно пасся поблизости.
Они сидели так долго. Пока парень не поднял голову, с трудом оторвавшись от созерцания чего-то необыкновенного в глубине своего сознания и посмотрел на Людмилу. Они смотрели друг на друга молча, словно два хорошо знакомых человека, которые, наконец, встретились.
Со стороны это выглядело как свидание.
Вокруг стояла удивительная тишина. Что-то в природе предвещало большие изменения. Такая тишина обычно случалась перед грозой или тайфуном, хотя в Листвянке еще не видывали ни одного тайфуна. Но не удивились бы, если бы он вдруг приключился. По телевизору не раз показывали, какие сюрпризы повсеместно выкидывает нынче погода.
Людмила с парнем ни о чем не разговаривали, и так же молча отправились в село вместе, и вошли в дом Людмилы, где она жила с мамой и двумя брательниками.
Село было доселе забыто Богом и людьми, находилось на отшибе больших дорог и цивилизации. Автобусы ходили здесь нечасто, и какие-то перемены в жизни селу особо не грозили.
Хотя, вообще-то в последнее время пришельцы стали не такой уж диковинкой для сельчан. Под пришельцами местные люди понимали, в основном, отдельные группы путешественников, вдруг зачастивших с недавних пор в окрестности села. Эти небольшие экспедиции забредали сюда в основном пешим образом, с рюкзаками. Их интересовала, так называемая, аномальная зону в лесу. Правда, местные считали этот заболоченный лес просто «гиблым местом». Почему оно вдруг стало так привлекать людей отовсюду – пришлые не объясняли. Они все словно сговорились молчать. Причем, село старались обходить стороной, в основном лишь маяча силуэтами на опушке леса.
И этот странный интерес паломников – был каким-никаким, но – все же событием в культурной жизни села.
И еще один интересный факт примечали листвянцы: городские входить-то входили в этот аномальный лес, но из леса больше не выходили (хотя, – кто знает, – может, и выходили, но только уже не через их село, а какой-то другой дорогой), но все это еще больше нагнетало слухи и подогревало фантазию людей из Листвянки.
Сельчане сами старались не ходить в тот лес, – ясное дело, под ногами болото, деревья на болоте растут невысокими, болезненными и падают, не входя в силу. Зато раздолье диким кабанам, да еще зайцам.
Что нужно было городским в этой «аномальной зоне», – сельчане могли только гадать.
Но это подогревало слухи и интерес сельчан к стародавним историям о лесных болотах.
Деревенские бабки сразу припомнили легенды, в которых людей, забредавших на эти гиблые лесные болота, уводили вдаль болотные огоньки, и люди, потеряв разум, попадали в услужение к болотным чертям, а что дальше с ними было – лучше и не пересказывать.
«Людмилкин» пришелец был первым, кто вышел «оттуда».
Попив чаю, парень от еды наотрез отказался, похоже, кусок еще не лез ему в горло. Но по всему было видно, что понемногу начинает приходить в себя.
– Мы еще не зашли далеко в лес, как стало темно… потом появились эти огоньки… нам рассказывали, что нужно идти туда, куда они указывали… И тогда начался ветер, дождь… – тихо говорил он, уставившись в кружку с недопитым чаем.
– Да не было у нас дождя, – перебил его один из Людкиных брательников.
– У вас тут, может, и не было… – невнятно ответил пришелец…
– А кого это себе нашла Людка?, – любопытствовала через забор соседка у второго Людкиного брательника, который колол в это время дрова на дворе. Хотя в колке дров теперь не было смысла, – просто он понимал, что сейчас к ним потянутся сельчане – кто якобы за солью, кто за спичками, и опять за солью, и снова за спичками, ну, может, еще за нитками… Потому что уже пробежавший по селу, как ветерок, слух о том, что Людка поймала живого пришельца, – конечно же, приведет сейчас к ним полсела.
А пришелец тем временем, нес какой-то бред. Рассказывал о большой землянке, которая затягивала в свое черное нутро людей, как огромный пылесос…
– Похоже, это действительно вход в другой мир, о котором все говорили… – рассуждал он.
– Да сумасшедший он, этот ваш пацан, – что он несет?, – пастух Бибич, неведомо как проникший в Людкин двор, торчал в раскрытом окошке, и слушал рассказ парня.
Когда пастух был не очень пьян, то слыл философом. Бибич так и сказал, как припечатал:
– Бред.
Людмила молча метнула в него блин.
– Сгинь.
Остальные блины, – целую тарелку – поставила перед парнем, на всякий случай, – вдруг съест.
– Никто из нас никогда не встречал там никакой землянки, – примирительно сказал пастух, заедая свои слова Людкиным блином – не пропадать же добру.
Затем, разочарованный, повернулся и ушел обратно в село.
– Все эти городские, так и ходят целыми днями под кайфом, – рассказывал он потом сельчанам как живой свидетель встречи с пришельцем. – Денег у них много, по заграницам шастают, вот и навезли оттуда кайфа разного. Пойдут в лес, накурятся, а потом их черти по кустам и таскают…
А чуть позже все, о чем он говорил – словно мягкая кисточка смахнула из его памяти. Все, что он слышал в хате Людмилы. Точно так же, как и из памяти у сельчан.
В этот вечер, пока мать стирала в сенях, – лишь одна Людмила осталась сидеть перед пришельцем, она по-прежнему молча слушала его рассказ. И то, что он рассказывал – пришелец знал – это он рассказывает именно ей.
– А оттуда можно вернуться? – тихо спросила Людмила.
– Зачем?, – ответил он.
Затем, подумав немного, продолжил:
– Я не знаю… Наверно… Я же как-то вышел.
Он опустил голову, поскреб ногтем по скатерти.
– Там тропинки сумасшедшие, петляли, шли кругами, как будто кто-то пьяный их проложил.
– Леший. – Людмила прыснула смехом:
– А если серьезно, – это кабаньи тропки. Ты на самом деле ходил по кабаньим тропкам. Так что и в самом деле чудом вышел к деревне. Дикие кабаны к нам не выходят, боятся людей.
– Мои друзья уже там… – Парню вовсе не было весело. – Только у меня это не получилось.
– Где? – наконец задала свой самый главный вопрос Людмила. – Где твои друзья?
Парень снова заговорил. Он понимал, что должен, наконец, выразить в словах все то, что с ним и его друзьями произошло в заболоченном лесу у большой темной землянки, вокруг которой ревела и вращалась буря, когда им казалось, что они попали в сопло взлетающей ракеты, и неодолимый воздушный смерч с необыкновенной силой втягивает их в это ревущее сопло. Чтобы и самому уяснить толком, что же с ними всеми там произошло.
Один за другим исчезали в этой темной кружащейся пропасти его друзья.
– Я шел последним. Мне было важно не потерять друзей из виду остальных. И вдруг передо мной в вихре из листьев возникает чудовище. Что-то вроде кентавра. Только еще более страшное. Наполовину вепрь, наполовину мужик, дикий такой, волосы дыбом. Они так неожиданно появились передо мной. Я с размаху врезался в них, аж в глазах потемнело…
– А дальше? – глаза Людмилы расширились от ужаса.
– А потом показалось, что меня закрутило в центрифуге.. а может это просто голова закружилась от удара, я теперь уже не знаю… и затем я еще раз ударился о дерево… Прихожу в себя – а я уже где-то в лесу, совсем в другом месте. Рядом – ни той землянки, ни дождя, ни ветра, ни друзей… Только эти дурацкие сумасшедшие кабаньи тропки…
Может быть в селе еще какое-то время и обсуждали бы это событие – появление пришельца из леса, – но тут внимание листвянцев отвлекло совсем другое.
Поздним вечером того же дня вернулся домой Михайлыч. Причем, не один. Рядом с ним, как верный пес у его ноги шел вепрь.
Тот самый дикий лесной вепрь, за которым Михайлыч гонялся не один день, мечтая, как разделает его, часть мяса продаст, часть оставит себе, а голову повесит на стенке, как трофей. Впрочем, тоже, наверно вскоре продаст, нарадовавшись победой над вепрем.
И ведь завалил бы Михайлыч этого кабанчика, чьи повадки, чей нрав так хорошо изучил за время своей долгой охоты на него, – если бы не та чертова гроза в лесу, тот неожиданный смерч, тот сумасшедший водоворот из ливня, листьев, ветра – словно попал в сопло ракеты…
А ведь перед этим уже практически настиг кабана в лесу, подкравшись к нему незаметно почти вплотную.
Михайлыч тогда преследовал его еще с самого утра, но кабан так ловко прятался в кустарниках, что лишь по шелесту вдоль узких заболоченных тропинок можно было угадать, куда он уходит. Михайлыч впал в необыкновенный охотничий азарт.
Так незаметно оба они забрели в отдаленную, незнакомую для Михайлыча половину болотного леса.
И потом, когда началась эта внезапная буря, и неведомая (а может нечистая, кто ее знает) и неодолимая сила швырнула Михайлыча на зверя и затем подняла их обоих на воздух, Михайлыч уже сам не знал, кто из них громче орал от ужаса – кабан или он, невольно вцепившись мертвой хваткой в рыжую колючую шерсть кабана…
Очнулся он лишь спустя время. Рядом с ним покоилась неподвижная тушка вепря.
Поделиться книгой: