От мамы: «Скоро маршрут будет пройден нами. Мы это сделали! Всё-таки не один сложный километр. Напоследок осматриваем мрачную пещеру – акулью пасть, её стены кусаются выступами, а камни вросли в пол. Может, она помнит прямоходящих «человеков разумных» или узколобых неандертальцев. Далёкая и близкая Хоста откуда-то снизу подмигивает солнечными бликами».
От папы: «Без сомнений, сильное место – разлом! Отдохнули душой, зарядили тела, повосхищались невиданными раньше субтропиками, дочка. Хочется, очень хочется вернуться сюда».
От Аси: «Платье не подошло. Но не от этого грустно, а от того, что не с вами. Такую красоту мне стоило бы увидеть, ведь я и Медовые водопады часто вспоминаю. Обещайте, вы проведёте меня по тропам этого удивительного разлома, вместе перекусим у Хосты, наберёмся сил физических и особой энергии… А на следующий год – в Чегем! Слышала, там тоже красотища: горы, ущелья и водопады, но другие. Я хочу полюбоваться ими всеми!»
Душевная рыбалка
Хочу сказать: «Мы с папой – не профессиональные рыбаки, но зато наша рыбалка отличается крайней душевностью». Для рыбалки необязательно иметь навороченный спиннинг и всякие приманки и прикормки. Щедрая Земля-матушка может дать многое, а остальное найдётся под рукой.
Пластиковая банка завалялась на балконе? Сгодится для переноски червей – натуральной наживки. Гвоздём сделано решето из крышки – так земляные червяки живыми и здоровыми (что очень важно!) доберутся до крючков. Но где же отыскать их? Да проще пареной репы. За нашим гаражом место безлюдное, отличная земля и лопата тут как тут. Сейчас разгар лета, и она переводит дух после зимних дней, когда ей приходилось разбрасывать снег перед воротами. Да что я о зиме? Лето цветёт и поёт! Где ни копни за гаражами – червяков хоть отбавляй. И все упитанные, видно, толстели половину ливневого и тёплого лета, не подозревая о нашей первой рыбалке. И не забыть насыпать немного землицы в банку – это комфортная среда обитания, и, если бы червяки умели думать, точно не смекнули бы о предстоящей им роли.
– Лев, не пропало желание сделать удочки? – спрашивает папа.
– Жду не дождусь! – отвечаю я.
Поэтому, подъезжая к даче, тормозим у леса, который летом принадлежит перелётным птахам, комарам, лесным муравьям и другой живности, милой и не очень. Я, внимательно осмотрев зелёное деревце, срезаю две гибкие ветки, но не спешу покидать солнечный лес: обстругиваю их перочинным ножом – это наши удилища.
Катушка лески находится в дачном потёртом комоде. Недолго хлопочу над поплавками и грузилом. Коктейльные трубочки обжигаются над пламенем зажигалки и сжимаются – теперь они запаяны с двух сторон. После немного обрезаю концы и прокалываю иглой отверстия для лески. Никуда без водостойкого маркера и колец из проволоки. А обыкновенные шайбы – это элементарные грузила.
И вот удочки сделаны своими руками, простые, но для душевной рыбной ловли – самое то. А она состоится завтра!
С утра пораньше заправляемся яичницей, берём заготовленные вещи и выдвигаемся к пруду. Золотой край проснувшегося солнца хихикает над крышами; птицы-солисты и птичьи ансамбли распеваются; семицветики, потягиваясь, распускаются.
Опускаемся на перевёрнутые жестяные ведра, достаём пляшущих червяков и закидываем удочки. «Блюх! Блюх!» Крючки с червяками-живчиками и грузила тонут в тихой воде, а поплавки поднимаются над ребристой гладью как носы двух зазнавшихся Буратино.
– Лев, молчим… Теперь главное – не спугнуть… – шепчет папа.
Моё воображение красочно рисует тьму рыбёшек, которые, толкаясь плавниками и хвостами, наперегонки плывут к нашим наживкам. А наяву клёва нету, лишь ветер медленно, но верно сносит поплавки. Проходит время. Нет клёва – и всё тут! Ну и не надо: достаём жаренные мамой семки и начинаем, не торопясь, лузгать их, а папа шёпотом рассказывает невероятные истории.
– Сынок, я где-то слыхал, как один яхтсмен отправился в кругосветку и, попав в абсолютно штилевые Конские широты Атлантического океана, от нечего делать решил порыбачить. Ты ни за что не догадаешься, какую запись сделал он в своём судовом журнале, кстати, последнюю: «О! Горе мне! Я пощекотал самого Кракена-монстра!» Да, да…
По-прежнему тишина, точно воцарившаяся тогда в Конских широтах. Мы перезакидываем удочки и продолжаем поедать семечки одну за одной.
– А другой «удачливый» рыболов, – продолжает папа, – в Шотландии, стране питерских дождей, бархатистых холмов и средневековых замков, поймал лох-несское чудище на живца. И никакого фотоснимка, досадно, правда? Единственное доказательство – это возвращение к жене в отель без любимого спиннинга. «Представляешь, это динозавр проглотил его и мог меня, но я вовремя дал дёру», – слова рыбака. Во как, сын!
Я слушаю, разинув рот и с широко раскрытыми глазами. А вокруг поплавков – ни пузыря, ни круга. Ну, раз так – пора устраивать чаепитие, ведь семечки подъедены. Разливаем заварившийся чай по термосным крышкам и, обжигая языки, не спешим.
– Двое отдыхающих, – сегодня папа щедр на истории, – рыбачили с катера в Чёрном море, когда сладкая девичья песня, доносившаяся откуда-то, привлекла их. Ну и они незаметно уснули, а протерев глаза, распознали турецкий говор. Потом посол России в Турции разъяснил бедолагам: «Таким образом сирены часто подшучивают над ничего не знающими о них рыбаками».
Началось…
– Папа! Папа! Смотри! – вскрикиваю я.
Папин поплавок неожиданно исчез под водой, а за ним – и мой. Удилища, треща, изогнулись. Леска зазвенела будто струна.
– Подсекай, Лев! Вытягивай, что есть мочи! – теперь кричит папа.
Две крупные рыбины, заглотившие наживку, неистовствуют в воде, извиваются, выпрыгивают, бьют хвостами, кидаются из стороны в сторону. Но сражаться целую вечность, до водяных мозолей на руках, не пришлось: быстро одерживаем верх над недовольными рыбёхами.
Мама, пришедшая с приятной новостью (приехали её родная сестра и мой дядя), видя папу и меня с карасями с ладонь, разведя руками, выговаривает лишь пару слов: «Ой! Ничего себе». Да, вот это улов! А кошка, не веря глазам своим, долго обнюхивала немалых карасей, а затем сполна насладилась ими.
– Отлично порыбачили, Лев. Предлагаю опять поохотиться, пора вытаскивать на свет Божий следующих жителей водяного царства», – одним ранним утром говорит папа и вкладывает в мою руку отличившуюся разок самодельную удочку…
Рядом судоходная река
Сейчас мои родители ведут размеренный образ жизни, к сожалению, возраст берёт своё. Папа и мама со мной подростком путешествовали по всей России. Мы посетили много городов необъятной Родины, но наши сердца сильнее забились лишь в одном городе: южном и казачьем Ростове-на-Дону. В череде рабочих дней я нашёл четыре свободных дня и вылетел в этот самый город: мне захотелось привезти свежие снимки любимого Дона и так или иначе ведущих к нему уютных улиц своим старикам и посетить места, отпечатавшиеся тогда в юношеской памяти.
В самолёте я почитал историю ожидающей меня гостеприимной земли. Когда-то по ней кочевали скифы – предки всех русских людей. Видя широкие неспешные воды, поражаясь такой красотой, они, наверняка с трепетом, говорили: «Дон». Дон на их языке означало «река», но без трепета у них бы не получилось, как и не получается у нас, при виде её, выговорить это слово. А дальше… Елизавета Петровна, императрица, в середине восемнадцатого века, в холодном декабре месяце по просьбе казаков своим указом основала на Дону таможню. Чтобы турецкий и греческий товар прошёл через руки хватких казаков (людей свободных, воинов, готовых головы сложить за империю) и достиг северных русских городов. Ростов-на-Дону быстро рос и крепчал. Читал бы и читал, настолько мне интересна «История государства Российского», но тень самолёта уже скользит по степным просторам за иллюминатором.
После заселения в номер ростовского отеля с рестораном на первом этаже, где подают лучшую в городе уху, вечером под падающим солнцем, словно под клонящимся к горячей земле жёлтым подсолнухом, первым делом я прогулялся по набережной вдоль Дона-батюшки. Да-а-а, ши-и-рок! Могуч и статен! Притягивает взгляд! Дарит тихую радость. Совсем не изменился.
Ну, как тут не разговориться с рыбаками?
– Рыба есть?
– А то!
– Покажете?
– Что скрывать, смотри.
– Жерех и окунь, неплохой улов!
– У меня? Вот у него!
– Иди сюда. Узнаёшь?
– Как же сома не узнать?!
– Потихоньку клюёт.
– Хорошего вечера, а завтра – ещё рыбы.
– Тебе тоже удачи.
На том и разошлись. Даже спустя века щедр Дон, а сам ничего не требует от человека.
– А где памятник Шолохову? – спрашиваю у пожилой высохшей ростовчанки в широкополой шляпе в сине-белую полоску.
– Михаил Александрович? Никуда не денется. Смотря на свой Дон, размышляет об очередном грандиозном романе про донцов. Чуть не дошли, молодой человек, – доброжелательно отвечает бабушка.
Подходя к монументу, укоряю себя, что до сих пор не нашёл времени на любимый папин роман-эпопею «Тихий Дон». Сейчас, дотронувшись до Шолохова в металле, мысленно дал обещание гениальному писателю и отцу выкроить часок и прочитать уникальную по языку, колоритную книгу про главное: любовь и нелюбовь.
На многолюдной набережной раздетая малышня бегала по бьющим из-под земли струям фонтана. Звонок от родителей отвлёк меня от философских мыслей.
– Привет, Лев.
– Привет, мам.
– Ты где сейчас? На набережной?
– Ага.
– Лев, изменился Ростов-на-Дону?
– И нет, и да.
– Но всё такой же замечательный, мы с папой уверены!
– Невероятный, мам! Я затронул улицы правого берега. Деревянные домишки так же прячутся среди многоэтажек или между обветшалых домов поменьше. А ещё в моих планах – увидеть златоглавые храмы. Всё вместе – воплощение духа казачьего и портового города в камне и дереве.
– Поколения меняются, Лев, а город нерушим. – Мама меня понимает.
Я поболтал с отцом и, счастливый, отправился ужинать, пробовать шедевральную уху в ресторан при отеле.
А утром спустился к донской воде: захотелось позавтракать в плавучем кафе. Заказал любимый мамин чай (душист шалфей!) и смотрел на проплывающие под нежным солнцем сухогрузы-гиганты, на открытые экскурсионные, застеклённые прогулочные и круизные речные суда, на толкачи-буксиры, на частные белые катера и дорогие яхты, на корабли полиции. «Дон, ты настоящий кормилец и труженик», – думал я, наслаждаясь батюшкой Доном и запахом воды, а волны тихо и тревожно разбивались у моих ног.
После стираю подошвы кроссовок о ростовские тротуары.
На третий день куплен билет до Старочеркасской станицы. Прогулочный теплоход отчаливает. Попутчики-ростовчане за столиком – люди начитанные, нескучные. У них и истории про бурлаков: крестьян, которые тянули суда за бечеву, крепкую верёвку, против тихого течения Дона, и это было легче, чем бороться со стремительной Волгой; и про коноводные суда: прирученные лошади, копытами поднимающие пыль над берегами Дона, двигали покорителей рек своей немалой силой; и про паровой транспорт, дымящий, как сухой лист в огне.
Иссушенная земля. Но плодовые деревья благоухают в Свято-Донском мужском монастыре. Здесь под горячим солнцем прошу благословения у отца Модеста, стоя возле его могилы. Он так сострадал незнакомым людям, что горькие слёзы лились из его светлых очей. А я попросил, чтобы у моих родителей и хороших людей было много здоровья.
Местный пляж многолюден. Напоследок искупался в тёплом Дону, будто второй раз крестился…
Вечером же следующего дня уже был у родителей, в нашем городе, показывал им снимки.
– Лев, удачные фотографии, практически все, Ростов-на-Дону очень фотогеничен!
Растроганные воспоминаниями родители не отпустили меня, и я заночевал у них, а рано утром помчался по делам. Перед сном я созваниваюсь со своими стариками, мы часто вспоминаем Ростов-на-Дону и батюшку Дон и планируем, вопреки годам и занятости, вместе повосхищаться ими…
Отдых среди берёз
Машина, раскачиваясь, разрезает лес, и зажигаются красные стоп-сигналы. Длинные рюкзаки отправляются на спины. Каждый шаг тяжёл, а мошкаре и комарам, этаким «мессершмиттам», легко кружить вокруг нас и нападать. Везде берёзы, и птицы судачат о чём-то своём. Неплохая солнечная поляна рядом с круглым озером да песчаный спуск к воде – красота!
– Лев, чего ещё желать! – восторгается мама.
Нами разложена палатка, растянута во все стороны, похожа на планетарную станцию – надёжная защита и от стоящего зноя, и от слишком участливых насекомых, а также дождя, являющегося без спроса.
Чтение любимых книжек и лесной воздух делают своё дело: усталость как рукой сняло!
И вот поставлен мангал, покрытый сажей будто труба, нечищеная трубочистом. Угли раскалены. А котелок подвешен на шампуре, в нём кипятится и заваривается настоящий зелёный чай из листьев брусники, ежевики и черники – всё из щедрого леса. Чуть спустя шашлык пускает сок. Непередаваемый аромат! Дымок стоит от этого, точно двигатель вскипел. Аппетит-то разыгрался, самое время – за скатерть-самобранку.
– Ум-м-м… Вкуснятина!
Укулеле не смолкает, аккорды догоняют друг друга. Бардовские песни душевно звучат нашими голосами: хриплым папиным, льющимся маминым и звонким моим. Незабываемо!
– Кто купаться? – зовёт папа.
Озёрная водица тепла, прекрасно плывётся, но случайный дождь выгоняет на сушу.
В палатке очень уютно: внизу – живая земля, внутри сухо, сверху мелодично постукивает дождь. Электрический фонарь вместо люстры, спальные мешки вместо домашних одеял. Музыка, книги, дневник – всё под рукой. Романтика!
То ли мы не замечаем часов, то ли время прячется далеко в берёзовой роще. Дождь иссяк. Вечереет. Палатка печально опускает свои плоскости – дом разрушен. Страницы удовлетворённо заложены. Складные вещи сжимаются словно от обиды. Багажник проглатывает мокрое и сухое. От света фар разбегаются крупицы темноты.
– Лев, это была твоя идея посетить лес!
Родители довольны, и я тоже.
Иметь возможность отдохнуть среди дикой природы, почувствовать её, подзарядиться от неё – большое счастье, и сейчас мы очень именно счастливы!
Моя семья
Мама
Маме готовить меня к появлению на свет было нелегко, будто крохотного космонавта к полёту по Вселенной. Она делилась силами, уставала больше обычного, порой теряла душевное равновесие, а её красота с каждым днем становилась всё загадочней.
Когда впервые я увидел этот яркий мир, маму переполняло счастье. Я сразу стал самым любимым человечком на Земле. Она ни на шаг не отходила от меня, говорила: «Павлуша – мой ненаглядный малыш». Малыш же постоянно плакал, хотел есть (или не хотел), мало спал. Маме удавалось прикорнуть, и ни минуты не оставалось на себя. Я часто недомогал, тогда она не находила себе места до тех пор, пока болезнь не исходила из моего беззащитного тельца. Мамочка души не чаяла во мне: любовалась, смеялась, убаюкивала.
Я продолжил познавать мир в садике благодаря маме, сменившей работу, способную дать много, на работу рядом с домом. «Главное – Павлуша под боком», – повторяла она. Моя труженица вежливо отпрашивалась у директора и брала нежелательные для других сотрудников больничные, чтобы отвести меня к врачу или не смыкать глаз, склонившись надо мной, температурящим. Перед сном читала умные сказки, умело пародируя сказочных героев. А по выходным дарила много радости: мы посещали детские выставки и кафешки со вкусным детским меню.
Когда я пошёл в школу, мамуля, отработавшая целый день на ногах, гоня прочь усталость, помогала решать домашние задания и водила на кружки. Неслась сломя голову, если ночью я просыпался от тревожного сна. На юге, сойдя с трапа самолета, её путешественник частенько заболевал, и мамин отпуск оборачивался сущим кошмаром. Но мама, суперженщина, за пару дней, проведённых у моря, успевала набраться сил и одолевала следующий год.
Мамуля работала не покладая рук для того, чтобы в старших классах не приставки-игрушки появлялись у меня, а мощные персональные компьютеры. Друзья завидовали белой завистью, а я не придавал этому значения. Потом платные репетиторы вошли в наши жизни. Итог многочасовых штурмов интеллектуальных высот – поступление в специализированную школу, обучение в которой тоже не было безвозмездным. Я же, устраивая крикливые скандалы на ровном месте, не произнося ни слова вечерами, «хорошо благодарил» маму. Мамуля всё прощала и молилась за неразумного, небережливого Павла.
В университете, с головой окунувшись в студенческую жизнь, я вовсе забыл про её существование. Уходил ни свет ни заря, приходил под утро, а выходные бестолково пропадал вместе с однокурсниками в ночных клубах. Мама от меня, сыночка, слышала только два слова: «пока» и «привет». Но всегда невесть кто готовил вкусные завтраки и ужины и оставлял деньги, что совсем удивительно.
Я стал уважаемым человеком. В этом мамина заслуга, ведь она наставляла глупого потерянного подростка и без устали боролась за него. А после женитьбы всё изменилось в худшую сторону. Я сжёг последний мост, обрубил оставшиеся нити, связывающие нас. Перестал общаться. Много лет мама даже мельком не видела меня, не слышала голос «ненаглядного малыша», не могла дождаться строчки. Самый близкий человек, Павлуша, бросил погибать подругу детства своего – маму.
Перелом произошел в одно мгновение. Я увидел женщину, чертами лица напоминавшую маму, и молодого человека, кричавшего, не желавшего её видеть до конца дней. А у женщины – полные сумки в руках и одета по-простому. Стало очень её жалко. А затем что-то кольнуло в сердце. И мне так захотелось увидеть маму и попросить у неё прощения. Я совершил преступление!
Наша встреча состоялась спустя десятки лет. Мамуля не упрекнула блудного сына, целовала, плакала. Гостеприимно усадила мою семью за богатый стол, была весела, разговорчива, будто прошли мимо обидные слова, горести, годы молчания и одиночества, болезни. Глаза наполнились слезами: я окончательно прозрел, понял, кто такая мама! Долго не отпускал хрупкую мамочку из объятий, пообещал искупить свой грех, наконец стать сыном, никогда не оставить.
Теперь я окружаю маму заботой, не отказываю ни в чём, преподношу цветы, и мы вместе часто проводим выходные. Внуки тоже оберегают бабушку. И так будет всегда, потому что мама – это человек, который подарил жизнь, любит тебя больше жизни, вырастил, поставил на ноги, отдал тебе лучшие десятилетия своей жизни. Я излечил свою сердечную болезнь. Сердце снова наполнилось любовью. Тяжёлый камень упал с души. Я никогда не брошу свою маму. Я понял: правда – в любви, а в разлуке её нету!
Папа
За верандным столом – мы с папой, сидим друг напротив друга, точно шахматисты за клетчатой доской. Только не просчитываем ходы, а думаем совсем о другом: какую садовую скамейку смастерить. Перед каждым – по листу бумаги цвета проплывающих над дачным участком облаков. Карандаши остро наточены, да, могут посоперничать с зубочисткой, лежащей на папиной стороне. Металлические линейки ждут не дождутся своего часа. И мы приступаем к творчеству!
Как я ни старался, но у меня начертилась обыкновенная лавчушка, деревенская, бабушкина. У папы же – такая необычная, красивая и удобная: с узорными спинкой и сиденьем, подножкой для ног, обтекаемыми подлокотниками и подголовниками разной высоты. Увидев папин вариант, я аж подпрыгнул от удивления. Он по-гроссмейстерски одержал победу.
Далее папа расхаживает с рулеткой, сдвигает стулья, просит маму и меня присесть, не шевелиться.