Ген высоты. Откровенная история десятикратного восходителя на Эверест

Часть вторая. «Смутные» времена. Большие горы. Путь к Эвересту

Первые шаги гида

Став мастером спорта, в 1991 году я морально был готов выезжать за границу, в большие горы. В Альпы, Африку, Гималаи… Наверное, в то время все советские альпинисты были готовы это делать. Но возможностей не было практически никаких. Границы вначале были закрыты. Гималаи в то время только осваивались российскими альпинистами.

История покорения Эвереста[23] началась в 1920 году, когда далай-лама впервые допустил сюда британских альпинистов. Начиная с 1922 года было предпринято около 12 попыток восхождения, но только в 1953 году это впервые удалось сделать новозеландцу Эдмунду Хиллари и шерпу Тенцингу Норгею, достигшим, наконец, высочайшей точки нашей планеты.

Безусловно, это было начало новой вехи в истории развития мирового альпинизма. Однако бурного потока восходителей на Эверест после 1953 года не последовало. В год или два проходили лишь одна или максимум две экспедиции.

Начиная с 1970-х годов начался рост интереса к гималайским восхождениям. Когда в 1982 году состоялась первая советская гималайская экспедиция на Эверест, в тот год там проходило еще 8 экспедиций. Это было много для того времени. Но советская экспедиция была скорее не только мероприятием спортивным, но и в том числе политическим. Она полностью финансировалась государством. Так Советский Союз демонстрировал свою мощь всему миру.

Отбор альпинистов в СССР для поездки в Гималаи был чуть ли не жестче, нежели в космонавты. Подготовка к восхождению на высшую точку планеты продолжалась около трех лет. Альпинисты в качестве тренировки совершили восхождения на все высочайшие семитысячники Советского Союза – пики Коммунизма (7495 м), Корженевской (7105 м), Ленина (7134 м). За два года до предполагаемой даты экспедиции в Непал выехала группа специалистов, чтобы выбрать оптимальный, по их мнению, маршрут на Эверест.

В результате наша команда поднялась на вершину не по классическому маршруту[24], а прошла уникальный первопроход – маршрут по юго-западной стене – высшей 6-й категории сложности.

На вершине Эвереста стояли Владимир Балыбердин и Эдуард Мысловский (они первыми поднялись на вершину 4 мая 1982 года), Сергей Бершов, Михаил Туркевич, Валентин Иванов, Сергей Ефимов, Казбек Валиев, Валерий Хрищатый, Валерий Хомутов, Владимир Пучков, Юрий Голодов. До сих пор этот маршрут не удалось повторить ни одному альпинисту. Да и вряд ли это вообще возможно.

Вторая советская гималайская экспедиция состоялась на третью по высоте точку планеты – пик Канченджанга (8586 м) в индийских Гималаях под руководством Эдуарда Мысловского, заслуженного мастера спорта СССР и заслуженного тренера СССР по альпинизму. 28 членов экспедиции совершили 85 человекоподъемов на все вершины Канченджанги[25]. Советские альпинисты прошли беспрецедентный траверс всех ее вершин в двух направлениях: с запада на юг – С. Бершов, М. Туркевич, У. Виноградский, А. Букреев, А. Погорелов и с юга на запад – В. Елагин, В. Коротеев, В. Балыбердин, Г. Луняков и З. Халитов. Как говорили шерпы, «русские сделали на Канченджанге трекинговый маршрут[26]».

Конечно, мы знали об этих экспедициях. Книжки о них читали, фотографии разглядывали. Но прекрасно осознавали, что самим нам не судьба туда добраться. Проще уж на Луну было полететь. Или на Марс, на худой конец. Но уж точно не в Гималаи.

После этих двух успешных экспедиций СССР организовал еще одну экспедицию на Эверест совместно с американскими и китайскими альпинистами и одну на Чо-Ойю в 1991 году (шестой по высоте восьмитысячник в мире высотой 8201 м). На этом СССР как страна навсегда исчез с карты мира, а вместе с ним канул в Лету и доблестный советский альпинизм.

Финансирование государства полностью прекратилось. Из весьма популярного и уважаемого спорта на советском пространстве, из спорта отважных, героических людей, которыми гордилась вся страна, альпинизм превратился в никому не нужное занятие. Еще вчерашние ярчайшие звезды альпинизма потускнели и осели на равнине обычными, никому не интересными людьми. Пробил ненастный час, как в сказке о Золушке: карета обернулась тыквой, кучера – мышами, принцесса оказалась простой нищенкой. Победоносное шествие альпинизма в СССР как спорта в одночасье закончилось.

Потом границы открылись, но денег все равно не было. Более того, их стало еще меньше ввиду гиперинфляции, захлестнувшей постсоветское пространство в начале 90-х годов. Заработать достойные деньги честным трудом было фактически невозможно, тем более чтобы обеспечить себе подобные дорогостоящие экспедиции. А спонсоров найти под горные восхождения – это уж совсем из области фантастики. Многие именитые альпинисты остались без средств к существованию, без любимой работы, без привычного образа жизни. Они стали не нужны, и им было тяжело вновь найти свое место в жизни. Некоторые навсегда завершили свои альпинистские карьеры, перестали в горы ходить.

Я вернулся к своим прежним работам по промышленному альпинизму. Женился, поскольку выполнил запланированную программу по достижению звания мастера спорта и стал чемпионом СССР по альпинизму. Девушку Людмилу встретил ровно через месяц после этого события, а еще через месяц мы поженились. Она тоже альпинистка, я сделал ей предложение прямо на вершине Эльбруса. Прожили мы вместе с ней 10 лет, у нас родилось двое детей – Лена в 1994 году и Денис в 1997 году.

Начались реально голодные времена. Моя собственная хозрасчетная фирма в итоге приказала долго жить. Я занимался высотными работами, красил фасады, герметизировал швы. Пока висел, было время подумать. Ну я и подсчитал: чтобы жене купить, например, шубу, мне нужно покрыть герметиком десять многоэтажных домов. «Нет, это не совсем подходящее занятие для альпиниста, пусть и в отставке, – крутилось у меня в голове. – А ведь в горы уже не поехать, ну никак…»

У меня в жизни правило такое есть: если что-то не клеится, что-то пошло не так – не суетись, подожди. Дождись какого-то знака, не дергайся. Так и произошло!

Меня совершенно случайно (хотя совсем случайного на свете ничего не бывает) пригласили работать в одну из самых первых туристических компаний «Пилигрим», которая специализировалась на организации туров для самых первых коммерческих туристов в России. Иностранных туристов, конечно же. Эта компания водила американцев на Эльбрус на Кавказе, пики Коммунизма и Корженевской на Памире[27]. А добираться до фирмы от метро нужно было на 141-м автобусе. 141 – мое любимое число, сам не знаю почему. Я решил, что это тот самый знак.

Так, в 1991 году, забросив поневоле занятие профессиональным спортивным альпинизмом, я сделался гидом, то есть стал водить людей в горы за деньги. Системы коммерческого альпинизма как таковой в стране тогда и в помине не было. Занимались этим одна или две фирмы, без всяких регламентов – водили людей в горы на свой страх и риск.

Меня назначили начальником отдела, и я стал придумывать, как нам выстроить систему обслуживания иностранцев в России. Нашими партнерами были американские фирмы, и работа строилась по крайне строгим правилам, если не сказать, строжайшим. За любой «косяк», например, за опоздание туристического автобуса на 40 мин. к назначенному времени – штраф 1000 долларов, и его «вешали» на компанию.

«Пилигриму» удалось создать блестящую обучающую систему совсем не советского и не российского толка. Там нужно было выкладываться по полной, из кожи вон лезть: сделать или все хорошо, или все очень хорошо. Сделать так себе, нормально или плохо – засчитывалось как преступление. Конкуренция нулевая, да и самих клиентов раз-два и обчелся. И инфраструктура практически отсутствовала. На Эльбрусе[28] в то время существовала одна канатка старая, затем появился первый ратрак[29], который иногда довозил до «Приюта 11» вещи клиентов. А выше «Приюта» вообще никто никогда не ездил. И сам «Приют 11» – единственная на тот момент гостиница[30].

Клиентами компании были самые что ни на есть обычные американские работяги – инженеры, сантехники, которым вдруг взбрело в голову провести отдых в экзотической на тот момент России, да еще и в горах. Для нас, конечно, это было крайне необычно. Мы и представить себе не могли, чтобы какой-нибудь русский сантехник «дядя Вася» вдруг отправился в Америку в отпуск (про горы я даже не говорю). На удивление, цена за поездку на Эльбрус в то время слыла немалой – около 800 долларов. Только одно маленькое «но» нас заботило: билет из Москвы на Кавказ в то время стоил… 1 доллар. Но для русского. А для иностранца – 100 долларов. Вот такая ценовая дискриминация по гражданскому признаку у нас в стране в ту пору имелась.

Но на наше счастье, вернее, на счастье иностранных туристов, досмотра у нас не водилось, и билеты можно было покупать без паспорта. Мы приобретали нашим иностранным друзьям билеты на имя «Иван Иваныч Иванов» за 1 доллар, затем летели через аэропорт Быково, где никакого досмотра не существовало вообще, и напутствовали наших клиентов: «Ребята, вы сейчас только молчите, киваете головой и быстро, ни слова не произнося, за нами проходите. Потому что это Россия, здесь иногда представители КГБ встречаются, они могут у вас паспорт попросить показать».

Иностранцам, конечно, это в новинку было. Они из свободных стран приезжали: у них дома такие мелочи, как взял ли ты с собой паспорт или не взял, – никого не волновали. Но ребята не испугались, быстро смекнули наши правила, выполняли все точно, как им предписано было, и мы без проблем улетали. Себестоимость такой программы на одного иностранца обходилась нам в 50 долларов, а выставляли мы ее за 800. Иностранцы довольны оставались, и мы тоже. Мы же, наконец, зарабатывать стали[31].

Поскольку я начал работать с иностранцами, мне пришлось вспоминать весь свой английский, который я когда-то учил в школе и в институте и который благополучно к тому времени забыл. Пошел на трехмесячные языковые курсы Шехтера – там читать и писать не учили, а учили говорить. Язык – это прежде всего средство общения. А потом уже все остальное.

Будучи уже гидом и работая на американскую компанию, у меня вдруг зародилась мысль: я и сам, без посторонней помощи, в состоянии организовать любые поездки. Сам могу водить людей на Эверест, Монблан[32], Килиманджаро[33]… Поскольку все экспедиции для иностранных туристов я практически сам с «нуля» и организовал.

Я вообще все делал сам. Помню, когда инфляция подскочила в тысячи раз, я набивал до предела маленький 45-литровый рюкзак рублевыми купюрами – трешками да пятерками и летел с этим рюкзаком, битком набитым наличностью, куда-нибудь в Азию. Оплатить вертолет на пик Коммунизма, например. Прилетал и вываливал партнерам по 10 кг денег!

В общем, опыта бесценного я понабрался. Четко представлял себе, как маршруты разработать, как логистику организовать. Как партнеров найти, договориться. Дело за «малым» оставалось – найти под это дело клиентов…

Эверест, 1993. Попытка № 1

И тут в 1992 году состоялась первая российская экспедиция на Эверест под руководством мастера спорта международного класса Ивана Душарина. Тольяттинская команда альпинистов совершила восхождение по классическому маршруту с юга, водрузив на вершине флаги России, АвтоВАЗа и АВТОВАЗ банка. 12 мая на вершине побывало 32 человека, в том числе и Федор Конюхов, известный экстремал-путешественник[34]. Он мне даже потом картину подарил на память об этом восхождении, с дарственной надписью. Я до сих пор ее храню.

Для всех нас – альпинистов – это был в какой-то степени прорыв. Мы вдруг осознали, что это возможно. Возможно найти финансирование и отправиться к своей давней мечте! Мечта перестала быть неприступной, она стала ближе, реальнее.

И уже в следующем, 1993 году заслуженный мастер спорта Владимир Коротеев, один из участников легендарного траверса Канченджанги в 1989 году, становится руководителем следующей российской экспедиции на Эверест!

Команда подобралась поистине звездная: среди ее членов – известный советский и российский альпинист Владимир Башкиров, которому удалось в 1991 году сходить на десятый по высоте восьмитысячник в Гималаях – гору Аннапурну (8091 м) по Южной стене по маршруту известного английского альпиниста Криса Бонингтона[35]. Николай Черный – как и я, воспитанник альпклуба МЭИ, один из участников первой советской экспедиции на Эверест в 1982 году, очень заслуженный спортсмен. На момент написания книги ему уже 82 года стукнуло, а он до сих пор руку кому-нибудь как пожмет, так потом пальцы на пару часов немеют. У того, кому он пожал их, разумеется. Потому дядю Колю Черного и прозвали «железным человеком».

Володя Коротеев пригласил меня на предварительный отбор в экспедицию вместе с другими девятнадцатью спортсменами. Для того чтобы пройти отбор, необходимо было совершить восхождение на Эльбрус в зимний период. Ввиду невероятно экстремальных погодных условий, которые устроил нам Эльбрус в качестве экзамена за право подняться на высшую точку планеты, из 19 человек на гору сумело дойти только пятеро. И я в их числе. С небольшими обморожениями. Но я очень хотел поехать на Эверест. И поехал.

Мне исполнилось 29 лет, и я никак не мог поверить своему счастью. Я лечу в Гималаи, на Эверест, и это не сон! В то время из Москвы в Катманду, столицу Непала, раз в неделю летал прямой рейс Аэрофлота. Во все столицы, где у России имелись посольства, раз в неделю организовывались эти рейсы – они перевозили дипломатическую почту. Чтобы не было не дай бог перехвата документов с государственной тайной, рейсы были прямыми, летчики отвечали за документацию своей головой, и обязательно каждый рейс сопровождал представитель КГБ. Самолеты летали практически полупустыми, и проблем со свободными посадочными местами не возникало.

Вся наша экспедиция обошлась тогда в 40 тысяч долларов США на 8 человек[36]. 1993 год был последним, когда пермит на Эверест стоил 1000 долларов на человека[37]. То есть за пермиты на восьмерых нужно было заплатить 8 тысяч долларов США. В Катманду нам выдали по 5 долларов командировочных из расчета на один день и билет на рейсовый автобус до Джири[38]. А от Джири до Луклы[39] семь дней пешком добираться, там уже автобусы не ходят. Сейчас обычно туристы прилетают в Луклу из Катманду на маленьких самолетиках местных авиакомпаний за 40 мин. Но в те годы мы не могли себе такого позволить.

Мы набились в автобус. Оказалось, что три сиденья в непальских автобусах рассчитаны именно на трех непальцев – ребят достаточно компактных, в то время как стандартно сложенных европейцев они (то есть сиденья) готовы принять только двоих. Сбоку сидений имелась специальная железяка, дабы маленькие непальцы не вывалились из автобуса на крутых горных поворотах. Когда нам выдали 3 «непальских» билета, оказалось, что третий наш товарищ как раз четко попадал на эту железяку. В проходах в автобусе тоже яблоку негде упасть: все забито грузами, тюками, кудахтающими курами и прочей живностью.

В общем, Володю Яночкина, одного из участников экспедиции, мы отправили на крышу автобуса. А там тоже особо не развернешься: соседей у тебя там человек еще тридцать – сорок. «Всего-то» семь часов поездки до Джири… Володя с упоением пел итальянские песни, поднимая дух соседей-непальцев, пока его окончательно не продуло… Он прибыл в конечный пункт назначения с температурой 38 градусов да еще и с ожогами на лице от нещадно палящего солнца. Так Володя с температурой и брел оставшийся путь до Луклы.

Это был прекрасный поход. Мы прошли четыре перевала в быстром темпе, да еще и дни сэкономили. Мы были молодые, первый раз в Непале, и нам все было нипочем. Обычный семидневный поход до Луклы мы проделали дня за три-четыре. И стали дожидаться наших боссов, которые на самолете должны были прилететь. Мы чинно прогуливались вдоль взлетно-посадочной полосы Луклы – единственной в ту пору ровной дорожки из гравия на всю деревеньку. Это сейчас полосу заасфальтировали и ограждением обнесли. А тогда люди гуляли прямо по ней, и когда подлетал самолет, все мигом бросались врассыпную кто куда.

Так началась моя первая экспедиция на Эверест. Мы вылетели из Москвы 13 марта и уже в конце марта прибыли в базовый лагерь Эвереста на высоте 5334 м. Из Луклы до Горакшепа, последнего поселения на высоте 5100 м, добрались где-то за четыре дня. А оттуда до базового лагеря рукой подать[40].

Финансировало эту экспедицию некое военное предприятие под названием «Красная Звезда», и с нами захотел поехать и сам спонсор. К нему приставили известного альпиниста и врача Эдуарда Липеня, чтобы следить за его физическим состоянием: не дай бог что случится. Эдуард Липень родился в Минске и на тот момент являлся председателем Федерации альпинизма Белоруссии. Задачу спонсор поставил следующую: снять панораму с вершины Эвереста на камеру, чего, разумеется, еще никто до сих пор не сделал. Мне, как самому молодому, было поручено нести камеру. А это был не маленький, легкий фотоаппарат, предназначенный специально для съемки в экстремальных условиях, которыми сейчас пользуются многие туристы и восходители. Это была огромная, среднеформатная камера, килограммов этак пять весом. Да еще к ней и штатив прилагался, весом ничуть не меньшим.

И вот мне торжественно было поручено тащить ее вверх, на вершину, ради получения ценных, уникальных кадров. И по мере продвижения я все больше и больше ее ненавидел. Я таскал ее то вверх, то вниз, в зависимости от физического состояния главного спонсора. Мы могли подняться в высотный лагерь, и ему становилось нехорошо. Липень приказывал срочно идти вниз; камеру, без всяких вариантов, тоже нужно было спускать, хотя, возможно, чувствовала она себя значительно лучше своего хозяина, и никакой «горняшки»[41] у нее не наблюдалось.

Через три дня спонсор приходил в себя и снова рвался вверх. И мы снова поднимались. И камера поднималась с нами. В какой-то момент я стал думать только о том, как же мне от нее избавиться. Случайно потерять. Случайно уронить на склоне, чтобы она разбилась вдребезги. Я с воодушевлением придумывал ей варианты смерти один за другим. Я прекрасно понимал всю бессмысленность этих «акклиматизационных» выходов камеры, которые приводили только к тому, что у меня самого потихоньку иссякали силы.

В какой-то момент совсем отчаявшись, я взмолился: «Давайте мы здесь оставим камеру, с ней ничего не случится, а в следующий раз вернемся и заберем». – «Нет, так не получится, – был мне ответ. – Вдруг лавина сойдет или еще что случится. Мы не можем позволить себе рисковать остаться без кадров. Так что, дружок, бери рюкзак и тащи ее вниз».

Помимо прочего меня, как самого молодого и выносливого, обязали устанавливать верхние лагеря[42]. Шерпов[43] нашей экспедиции не полагалось, хотя в то время использование высотных шерпов для переноса грузов и установки верхних лагерей было делом привычным и обыденным еще со времен Хиллари и Тенцинга. Ту победоносную экспедицию 1953 года обслуживали в общей сложности 400 человек! Однако все наши, как советские, так и российские, экспедиции гордились тем, что ходили без шерпов. Мы же спортсмены, как-никак, а потому можем позволить себе сделать все сами.

Но никто не упоминал, что в состав любой российской экспедиции входили так называемые «вспомогательные» спортсмены – те же мастера спорта и КМС, которые в конечном счете и выполняли роль шерпов по обработке маршрута и установке лагерей. И все прекрасно отдавали себе отчет, что на вершину они, скорее всего, не взойдут. У них элементарно не останется сил.

Честь взойти на вершину предоставлялась самым заслуженным, самым элитным спортсменам. Экспедиция считалась успешной, если хоть один участник вступил на вершину горы. Это как в футболе: забил гол один футболист, а выиграла матч вся команда из 11 человек. Остальные – тоже молодцы, но оставались, как правило, без гола, то есть без вершины в нашем случае. Что было все-таки где-то в глубине души обидно. Даже очень… Но ведь коллектив-то важнее, чем личные амбиции. Это мы усвоили еще с советских времен.

Для той, нашей первой, экспедиции мы практически все таскали втроем. А старшие, более опытные, товарищи нас подбадривали: «Вы – молодые! На вас вся надежда! Мы-то старички, по сути, уже – ни сил, ни здоровья… Хватайте вещи, бегите наверх, ставьте лагеря! Вами гордится вся страна!» Мы тоже гордились и выматывались до предела.

Дисциплина у нас была строжайшей, если не сказать армейской. Этакий «гималайский армейский лагерь». Однажды мы два дня проработали наверху, спустились в базовый лагерь отдохнуть. К нам подходит наш капитан, Володя Коротеев, и говорит: «Ну, что, ребята, завтра наверх». Мы говорим: «Нам бы отдохнуть денек». Тот отвечает: «Я вас сюда не затем привез, чтобы вы отдыхали. Извольте выполнять».

Закончилось все тем, что к концу экспедиции я заболел.

Мы проставили все лагеря. К моменту выхода на вершину меня прихватила простуда, где-то на высоте 7500 м. Поднялась температура до 38 градусов. Я сутки спал в палатке и не мог проснуться. Видимо, у меня начался отек мозга. Я спал и чувствовал, что мне хорошо. Мне было настолько хорошо и уютно, что я не хотел просыпаться, вставать, вылезать, куда-то идти. Это удивительное, умиротворенное состояние в горах, как я понял позднее, – и есть смерть. Смерть в горах – это когда тебе очень хорошо, очень комфортно, тепло, иногда даже жарко. Недаром погибших на склонах гор часто находят раздетыми. Люди чувствуют, что им становится жарко, они снимают с себя всю одежду. И погибают от обморожений. В полном умиротворении.

Так я провел сутки на высоте 7300–7500 м. По идее я мог вообще уже не проснуться. Но почему-то на следующее утро все же проснулся. Моя команда на тот момент ушла уже на Южное седло, в штурмовой лагерь на 8000 метров. Пожалуй, поваляйся я там еще сутки – и на спуске они обнаружили бы меня уже без признаков жизни. Но какой-то полумистический внутренний голос приказал мне: «вали» вниз.

За сутки добраться до базового лагеря я не сумел. Меня рвало, кашель выворачивал наизнанку, и в таком состоянии я еле как сполз до высоты 6100 м, до начала ледопада Кхумбу[44]. Уже начинало темнеть, спускаться дальше было опасно. Я забился в пустую палатку, принадлежавшую корейской экспедиции. Вообще, считается, что по чужим палаткам побираться не очень достойно. Но у меня на тот момент вариантов не было. Нашел там кое-какую еду, горелку. Переночевал в чужом спальнике. Следующим утром продолжил спуск до базового лагеря.

Путь, на который обычно уходит несколько часов, мне удалось преодолеть лишь за два дня. В базовом лагере опять завалился спать и проспал часов шестнадцать. А когда проснулся, то не смог добраться без посторонней помощи до палатки-столовой. Мне померили температуру. 38. То есть я, практически не осознавая своих действий, спас себе жизнь, – самостоятельно, в полубреду, сумев спуститься на безопасную высоту.

В результате той экспедиции где-то половина команды взошла на вершину: Муралев Алексей, Яночкин Владимир, Башкиров Владимир и Коротеев Володя. Экспедиция длилась около 75 дней. Для сравнения: сейчас я привожу участников экспедиции на Эверест к концу апреля, мы акклиматизируемся за 20 дней и совершаем восхождение. Вся экспедиция занимает около 45 дней. И на каждых 9 членов команды работает по 18 шерпов. И практически каждый участник заходит на вершину. Каждый «забивает гол», так сказать.

…Прошло два дня. Меня немного отпустило. И тут Володя Коротеев мне говорит: «Хочу совершить скоростной забег на Эверест. За сутки». «Я с тобой, – отвечаю ему. – А то вообще зачем я сюда приехал-то?»

Мы вышли из базового лагеря где-то часа в четыре пополудни. Прошли Кхумбу часа за два[45]. Попили чаю в первом лагере на 6100 м. За полтора часа добрались до лагеря 2 на 6400 м. Там тоже чаю попили. А когда уже вышли в третий лагерь, у меня «сдох» фонарик. В результате я стал отставать от Володи. Тот дошел до лагеря 7300 м. И пошел дальше. А я остановился. Я абсолютно выдохся. Да и не видно ни зги. В результате Володе все же удалось сходить на вершину, правда, не за сутки, а с одной ночевкой на Южном седле на 8000 м. А я вновь переночевал на 7300 м и… начал спускаться.

Моя первая экспедиция на Эверест окончилась. Я был дико расстроен. Для меня это был шок. Я привык побеждать. Я всегда достигал намеченной цели. А тут что-то пошло не так. Я сел и начал анализировать свои ошибки. И понял, что самая главная моя ошибка в том, что я работал слишком много на команду и вообще не уделял никакого внимания самому себе.

Безусловно, я так привык: коллективные интересы всегда выше личных. Однако я осознал, что на больших высотах это правило работает не всегда. Часто случается, что спортсмены «выпахиваются» на нижних лагерях, и сил на решающий штурм у них уже не остается. И я вывел для себя золотое правило: «Абрамов, нужно меньше работать на других и больше заботиться о своем здоровье».

Начало проекта «7 вершин». Первый блогер «на деревне»

Я думал, что больше никогда не попаду на Эверест. Раз уж я так опростоволосился в первый раз, пожалуй, меня больше никто никуда не возьмет. Моя песенка гималайской карьеры была спета, еще толком и не начав звучать.

Еще в том же, 1993 году Володя Коротеев впервые поведал мне о том, что Федор Конюхов, удачно поднявшись на Эверест в 1992 году, загорелся проектом «7 вершин»[46]. Он был первым в России человеком, кто всерьез этим увлекся. Мне эта идея тоже запала в душу. И я подумал: вот сейчас взойду на Эверест, а потом наберу команду и начну собственный проект по всем континентам Земли. Я же все-таки горный гид, я умею все организовать, главное – найти заинтересованных людей. Я даже придумал название собственной фирмы под это дело: «Алекс-тур». Кстати, с тех пор меня все так и знают как «Алекса», а не Александра.

Однако моя первая вершина из проекта «7 вершин» вышла мне комом. Но зато оставалось еще шесть. И я решил продолжать.

Первым делом я решил, что хочу попробовать Аляску. Практически половина 14 томов Джека Лондона, что я прочитал в детстве, была посвящена Аляске. А идею восхождения на высшую точку Северной Америки, гору Денали[47] высотой 6194 м, мне подкинул мой приятель Юра Савельев, побывавший на ней годом ранее. Я страшно захотел туда поехать. И пошел с этой идеей… на телевидение.

В то время, в 1994 году, существовала передача «Пилигрим», которую делал Стас Покровский – профессор, председатель совета Академии путешествий, работавший еще с Юрием Сенкевичем над легендарным «Клубом кинопутешествий». А оператором у Стаса работал парень из нашей альпинистской секции, Саша Белоусов. Он-то меня со Стасом и познакомил. Стас сказал: «Это интересно». И выделил мне 10 минут эфирного времени.

Я взял с собой на передачу огромную фотографию горы Денали, которую одолжил у Васи Елагина, и 10 минут взахлеб рассказывал, как мы на нее хотим залезть. И приглашал присоединиться всех желающих. Я подсчитал смету: 3-недельная экспедиция на Денали со всем снаряжением, авиабилетами из Москвы в Анкоридж[48] туда и обратно обходилась… в 1865 долларов США! Причем в эту смету я еще умудрился вписать оператора, фотографа и врача!

Удивительно: после передачи мне пришло порядка сорока откликов! И это в 1994 году, когда страна находилась, мягко выражаясь, не в самом благоприятном экономическом положении. Люди в то время перепродавали на стихийных рынках все что угодно, лишь бы на еду себе заработать. А тут – приглашение на Аляску, да еще и на серьезнейшую гору лезть!

В итоге в экспедицию собралось шесть человек, включая оператора, снимавшего фильм о нашем восхождении. Саша Белоусов, который и привел меня на передачу «Пилигрим», не смог с нами поехать, и я пригласил альпиниста и кинооператора Марата Галинова. Марат пригласил Артема Зубкова, мечтавшего в то время создать журнал «Вертикальный мир». Я сомневался: кому нужен такой журнал? А Артем мне уверенно отвечал: «Конечно, нужен, еще как!» И сделал его таки: все первые номера были посвящены той нашей экспедиции на Денали[49].

Присоединился к нам и Артур Тестов, известный путешественник и альпинист. И Сергей Ларин, мой давний друг и приятель, который со мной до сих пор во все экспедиции ездит.

Я не просто так включил в состав экспедиции профессионального оператора: я прекрасно осознавал, что не могу прийти к потенциальным спонсорам с пустой, ничем не подкрепленной и непонятной для них идеей. Мне нужно было показать им, что я уже что-то умею, что-то сделал и чего-то добился, и представить тому доказательства – фотографии, фильмы. А после уже можно приступать к переговорам о том, что я намерен делать дальше.

Экспедиция на Денали оказалась очень любопытной как с точки зрения нашего первого опыта выезда в США, так и с точки зрения курьезных случаев, которыми изобиловала та поездка. О нашей экспедиции я подробно рассказал в своей предыдущей книге «7 вершин по-русски!»[50].

По возвращении в Москву в аэропорту нашу команду встречал молодой, еще малоизвестный журналист с недавно стартовавшего телеканала НТВ Кирилл Кикнадзе. Он в то время делал передачу «В поисках приключений» и прослышал о нашей поездке. Это была как раз его тема! С горящими глазами Кирилл берет у нас интервью прямо в аэропорту, а когда узнает, что у нас есть еще и качественные съемки на камере супер VHS да еще и проект отдельный, то вообще обрадовался: обязательно нужно сделать фильм!

Я сам принимал участие в монтаже, озвучке. Текст под фильм на ходу выдумывал. Фильм о нашей экспедиции показали на НТВ, потом им заинтересовались и Первый канал, и Второй канал, и ТВЦ. В те годы ничего подобного днем с огнем было не достать, никто не снимал подобного рода материалы. Кирилл сказал: этот проект[51] может оплатить Владимир Гусинский, предприниматель и медиамагнат, основатель Мост-Банка и самого канала НТВ.

Я написал сметы на последующие пять экспедиций проекта – около 200 тысяч долларов выходило. Три месяца вел переговоры, и Гусинский наконец согласился. Под каждую экспедицию я получал деньги, затем отчитывался финансово. Все эти материалы должны были работать на Мост-Банк, то есть, по сути, наши экспедиции являлись его рекламой. И на каждой вершине, которую мы достигали, развевался флаг Мост-Банка. Мы назывались «команда альпинистов Мост-Банка». А я директор компании «Центр экспедиций “Риск”», организатор всех экспедиций.

Я получил колоссальный опыт общения с медиаструктурами, спонсорами, опыт финансовой отработки своих проектов. Усвоил, что если человек тебе заплатил деньги, то и в ответ он должен что-то за свои деньги получить. Помимо общения с телевидением я писал статьи в «Московский комсомолец», «Комсомольскую правду», «Известия», «Труд». После каждой экспедиции я возвращался и писал сразу пять статей – короткую, длинную, веселую, грустную и аналитическую. В «Коммерсанте» тоже печатался. Очень много радиостанций брали у меня интервью. Еще давал информацию в ТАСС, в РИА «Новости» – они потом по всем каналам ее распространяли. В общем, я стал этаким первым блогером, который по миру ездит и потом всем обо всем рассказывает и показывает.

Работы было невпроворот. Почти год я «впахивал» каждый день с рассвета и до часу ночи, света белого не видел. За мои передачи даже баталии стали устраивать: кто первым покажет. Я распределил показ следующим образом: первым показывает Первый канал. Вторым – Второй канал. Третьим – ТВЦ. Если у кого-то возникали сомнения по поводу «этичности» развевающегося флага Мост-Банка на вершине, я не настаивал и тотчас же направлялся к конкурентному каналу. И вопрос решался мгновенно.

Но самому первому, конечно, я всегда все материалы отдавал Кириллу Кикнадзе. И тут произошла одна не совсем хорошая история.

Оказалось, что очередную передачу Кикнадзе с моим сюжетом сдвинули в сетке на неделю позже. А я уже этот материал на «Пилигрим» принес, там его и смонтировали. И показали. На неделю раньше, чем на НТВ. Звонит мне после Кирилл и говорит: «Как же так? Подлец ты, не звони мне больше, дела иметь с тобой больше не хочу». А я-то, по сути, не виноват был.

Но с тех пор наша с ним дружба оборвалась, и мне до сих пор обидно. Ведь фактически Кирилл – мой благодетель, который и помог мне раскрутить мой проект. Еще раз повторюсь: моей ошибки там не было! Вот я и хочу обратиться к Кириллу со страниц этой книги.

Обращение к Кириллу Кикнадзе

«Кирилл, если ты меня слышишь, прости ради бога! Я это сделал совершенно неумышленно, не из корыстных соображений. Я вовсе не хотел тебя обмануть. Это у тебя тогда передвинули программу на одну неделю, так вышло. Но я до сих пор тебя уважаю и никогда не забуду, что ты для меня сделал!»

Наш проект начал быстро развиваться, пошел в гору. Ну или в горы. За Денали последовали Килиманджаро в Танзании (1995 г.), Монблан в Европе (на нее тоже хотелось залезть, вот мы и разделили смету на две горы), Пирамида Карстенс в Папуа – Новой Гвинее, Аконкагуа (1996 г.) в Южной Америке. А затем «вписался», как ни странно, Эль Капитан – огромная, скальная, километровая стена в американском национальном парке Йосемити, на границе со штатом Калифорния. Эль Капитан является «Меккой» для скалолазов всего мира. И мы тоже мечтали туда попасть, а потому позиционировали его как самую сложную стену – что являлось абсолютнейшей правдой.

Первые мои экспедиции, которые я организовывал на деньги спонсоров, мне лично заработков никаких не приносили. Когда я с Аляски первый раз вернулся, у меня не было денег даже на проявку пленок. Это как-то неправильно, подумал я. И когда в следующую поездку отправился, попросил «Кодак» проспонсировать пленки.

Наше общее советское прошлое клятвенно учило нас ничего ни у кого не просить – это считалось постыдным. Но я понял, что для реализации моих задач это крайне невыгодная позиция. Нужно уметь договариваться, искать обоюдную выгоду в сотрудничестве, налаживать контакты с людьми, принимающими решения.

Так я и стал делать. Перестал стесняться. Прихожу, например, однажды в МИД. «Здравствуйте, – говорю, – мы едем в Аргентину. Нам нужны контакты посольства России в Аргентине». Мне дают номер телефона. Я купил факс и отправляю следующее сообщение: «Команда российских альпинистов такого-то числа выезжает в Аргентину с целью покорения высочайшей точки южноамериканского континента. Соответствующее управление в МИДе уведомлено. Просьба встретить и оказать помощь». И подпись: директор «Центра экспедиций “Риск”» Александр Абрамов.

Мы, по сути дела, были пионерами, кто так ездил. Приезжаем, звоним: «Добрый день, команда прибыла и хочет завтра встретиться с послом». И нас с охотой принимали, с интересом расспрашивали, что мы хотим сделать. Мы говорим: «Хотим познакомиться, у нас очень опасная экспедиция, у нас могут быть несчастные случаи, о чем мы заблаговременно ставим вас в известность… Ну и сувениров мы вам с Родины привезли: хлеба черного, заморского…»

Чаще всего нам накрывали стол. Мы знакомились с послами, консулами или их помощниками, они с интересом проводили с нами время, а на посошок желали: «Ну, ребята, удачи вам, звоните-пишите, если что».

Такие связи на вес золота в ту пору были. Случалось, кто-то из экспедиции терял паспорт. Или пропал, или попал ненароком в полицию. Куда ж без таких связей в чужой стране. И во всех странах, как ни странно, нас с удовольствием таким образом встречали. Мы буквально на ходу изобретали, что говорить, как себя вести, и, как правило, попадали в точку.

Где-то полтора года Мост-Банк спонсировал мои экспедиции. Я стал уже достаточно известной персоной, и, естественно, мне все чаще задавали каверзный и довольно болезненный для меня вопрос: а когда же, наконец, Эверест? До завершения заветного проекта «7 вершин» у меня оставался массив Винсон в Антарктиде и собственно Эверест. Две горы. Гусинский в то время уже охладел к моему проекту, тем более что началась предвыборная кампания Бориса Ельцина в 1996 году – новый и тоже весьма интересный проект. И куда более дорогостоящий. А дальше на Гусинского начались гонения, и финансирование прекратилось полностью.

Гонки с Федором Конюховым: кто кого?

Мои «7 вершин» внезапно приостановились. А мне уже неудобно было: я на весь мир объявил, что сделаю это. К тому же я, конечно, хотел стать первым россиянином, который его закончит. Я все-таки спортсмен, и второго места мне не нужно. А тут Федор Конюхов на пятки наступает. Он еще в конце 1995 года сумел найти спонсоров и в одиночку добраться до Южного полюса.