Тупик

Девушка на сцене, в белом простеньком платье и венком из полевых ромашек на голове, слегка хрипловатым голосом протяжно и чуть заунывно исполняла бесхитростную старинную песенку «Валентинов день». А в переполненном зрителями актовом зале школы только чье-то простуженное дыхание нарушало звенящую тишину.

Глаза девушки сияли небесным светом, и даже слезы не могли притушить его. Незряче смотрела она в зал – а видела, казалось, то далекое и непонятное уму человеческому, что открывается порой только безумцам. И зрители, завороженные этой тайной, затаив дыхание, переживали за свое собственное бессилие помочь ее горю.

И среди них был юноша, который любил ее – девушку с небесными глазами, умирающую на сцене. И даже когда зал взорвался аплодисментами, он оставался все таким же безучастным на вид, словно был в этот миг далеко-далеко отсюда, в той ирреальности, в которую звала за собой их всех юная пророчица, но куда дошел и заглянул в бездну он один.

А юная артистка в это самое время стояла за кулисами и, закрыв глаза, вслушивалась в шум, который глухо, словно отдаленный расстоянием морской прибой, доносился из зрительного зала. Ее собственное сердце частыми сильными ударами разрывало ей грудь, и впору было его удержать, чтобы не случилось непоправимого, но ей сейчас хотелось этой боли, потому что именно она и была единственным и самым осязаемым для нее ощущением счастья. Боль в это мгновение была благом, и девушка даже радовалась ей и ее силе.

Кто-то подошел, обнял ее за плечи и поцеловал в щеку, всю в крошечных капельках невысохших слез.

– Милый мой друг, ты рождена для сцены, – пророкотал за ее спиной могучий, уверенный в себе голос. Это был руководитель их школьного драмкружка. Актер из местного городского театра, он подрабатывал в их школе, пытаясь обеспечить безбедное существование своим чадам, многочисленным и любимым. Высокий, с благородной сединой на висках мужчина легко развернул ее к себе, заглянул в жарко запылавшее лицо. – Тебя ждет великое будущее, поверь мне, старому, когда-то тоже небесталанному, актеру. «И, в гроб сходя, благословил…»!

Девушка чувствовала, как его сильные руки нежно и властно обнимают ее, и понимала, что ради второго его поцелуя она готова выйти на сцену и сыграть еще раз, на пределе человеческих сил, но уже не будет счастлива, ни сейчас, ни когда-либо в жизни, потому что этот человек все равно никогда не полюбит ее – так, как ей бы хотелось, как ей необходимо, а значит, все будет бессмысленно и напрасно…

Мужчина задержался на миг перед дверью с табличкой «Строительно-монтажное управление». Затем решительно постучал и вошел.

Белокурая молодая женщина сидела за большим столом, заваленным грудой бумаг. Она подняла усталые глаза на вошедшего и спросила:

– Вы ко мне?

Он стоял молча и смотрел в ее глаза. И что-то смутное, еще не осознанное, волновало его сердце. И все никак не мог собраться с мыслями, чтобы понять для себя самого: зачем он здесь.

– Вам кто нужен? – уже нетерпеливо переспросила женщина. Она была занята, судя по всему, скорее своими личными заботами, но именно поэтому присутствие чужого человека в тесном кабинете, где от стены до стены можно было дотронуться распахнутыми руками, ей мешало и даже раздражало.

– Вы, – наконец решился он, словно с головой в омут.

– Зачем? – непоследовательно удивилась женщина. – Да отвечайте же, в самом деле, кто вы?

– Я? – начал он и запнулся на полуслове.

Действительно, кто я, подумал мужчина, не безумец ли. В поисках вчерашнего дня забрел на свет чужого костра.

– Я шел по улице, – он начал рассказывать все с самого начала. Так казалось проще подойти к главному. – И внезапно в толпе увидел ваши глаза. Все спешили куда-то, с деловыми лицами. Да и ваше лицо пряталось под маской делового человека. И вдруг я разглядел у этой маски печальные глаза. Они что-то напомнили мне. Но что? Я понял, что если не получу ответа на этот вопрос, это измучит меня. Я подумал, что если не пойду за вами и не узнаю, кто вы, то это будет самой главной ошибкой моей жизни.

– Что? – невольно рассмеялась женщина. Все, что мужчина ей сейчас рассказал, бессвязно и заметно волнуясь, показалось ей забавным. – Вы хотите знать, почему у меня печальные глаза? А вам не показалось? И вообще, кто вы, признайтесь? Мистификатор или просто…

– Я не сумасшедший, – виновато улыбнулся мужчина. – Я художник. Многие годы я всматриваюсь в человеческие лица, ищу одно, которое однажды, в юности привиделось мне. Иногда мне кажется, что я нашел его. Но когда рисую – то вижу, что это не оно. И снова иду искать. И вот сегодня…

– Вам в очередной раз показалось, – перебила его нетерпеливо женщина и выразительно взглянула на часы.

Но все же она была женщиной, и поэтому не торопилась прогнать этого странного и довольно симпатичного незнакомца, который пробудил ее любопытство.

– Да, я и сам сейчас вижу, – смутился мужчина. – Но все-таки… Почему у вас такие печальные глаза? Я бы сказал, в них неземная печаль. Нет, не вас, но ваши глаза я определенно где-то и когда-то видел. Может быть, во сне?

– А то ваше видение, разве оно не приснилось вам? – удивилась женщина.

– Нет. Оно было наяву. Она играла на сцене… Почему вы вздрогнули?

– Нет, вам опять показалось, – зябко поежилась женщина. Тень легла на ее лицо, скрыв глаза. – Вообще-то в кабинете прохладно… Но вы продолжайте.

– Я видел ее всего однажды, – незаметно для самого себя мужчина оказался в кресле напротив ее стола. Он не сводил глаз с лица женщины, словно приник к освежающему источнику и не мог утолить жажды. – Она играла Офелию в школьном театре, сама школьница. Вы не поверите, девочка плакала на сцене. Можно ли так сопереживать тому, что было настолько давно и не с тобой, думал я тогда, сам очень юный и глупый. А сейчас, по прошествии стольких лет, я понимаю, что лишь ей, той девочке, было дано это. Поэтому я не встретил другой такой…

– Вы все эти годы ищите ее?

– И я буду продолжать искать. – Внезапно он придвинулся, насколько мог, и глаза его оказались вблизи от ее глаз, которые женщина не успела отвести. – Скажите, вы… Никогда не играли на сцене?

– Вы ошиблись, – ответила она. И почему-то добавила: – Извините меня.

На какое-то мгновение он усомнился в самом себе и подумал, что все его многолетние поиски – напрасный труд. Нельзя вернуться в прошлое. И отыскать там полузабытую призрачную тень. Ему стало грустно и больно.

Мужчина встал. Около самых дверей обернулся, сказал:

– Запомните мой номер телефона, пожалуйста. – Назвал несколько цифр. – На всякий случай.

– Прощайте, – ответила женщина, не поднимая головы.

И долго еще после его ухода она сидела, задумавшись. Или беззвучно плача, кто знает…

Резкий телефонный звонок разбудил его под вечер. После бессонной ночи и проведенного в движении дня он прилег на часок, и теперь никак не мог собраться с мыслями и осознать себя в реальности.

– Да, – выдохнул в телефонную трубку.

Молчание в ответ. Чье-то дыхание.

– Это я, – наконец услышал.

Но чуть раньше – догадался сам. Он не ожидал этого звонка, но ждал его всей душой, даже не пытаясь разобраться во всей противоречивости своих чувств.

– Я вас слушаю, – радостно выдохнул он.

– Я не понимаю, что вы со мной сделали, – услышал он взволнованное признание, чуть заглушенное расстоянием. – Не нахожу себе места.

– Что же делать?

Молчание. А затем, почти обреченно:

– Давайте встретимся…

И в этот миг все прошлые годы его жизни, наполненные одиночеством, вдруг исчезли из его памяти, словно сгорели во вспышке молнии, и осталось только одно уцелевшее в небесном пламени чувство – счастье, что он нашел ее…

– Почему у вас такие печальные глаза? – спросил он.

– Не знаю, – ответила она. – Я счастлива. У меня идеальная семья, и в моей жизни все хорошо. Во всяком случае, так было до вчерашнего дня.

«А вчера я встретила тебя и все стало иначе»,– подумала она. И он прочитал эту мысль по ее глазам, которые не умели ничего скрывать, и помрачнел. Ему стало тревожно от смятения ее души, и если бы он мог поправить что-либо, он бы пожертвовал всем, даже собственным счастьем. Он знал это.

Она сразу почувствовала его состояние. Ей стало жалко его и стыдно за свое сказанное нечаянно и откровенно. Она не хотела его обижать.

– Не обижайся, – попросила и улыбнулась чуть просяще.

Он наклонился и поцеловал ее в губы, ощутив, как и ожидал, горечь полыни.

– Не буду.

Она не протестовала, но слезы подступили к ее глазам. В ее душе творилось невообразимое, понемногу рассыпалась вся стройная система отлаженной, казалось еще вчера, раз и уже навсегда жизни.

– Не надо, – попросила она, оторвавшись наконец от его губ и переводя дыхание. – Не надо было этого делать… Было так хорошо, а ты все испортил.

А он опять поцеловал ее. И она ответила на его поцелуй. И между поцелуями прошептала:

– Я больше к тебе никогда не приду…

Они сидели за столиком в кафе. Днем здесь было неуютно, но зато сюда почти не заходили посетители.

– Совсем не нужно, чтобы мой муж знал о наших встречах, – сказала женщина.

Но она была уверена, что ее муж уже давно обо всем догадался, но пока молчал, предоставляя ей право самой во всем разобраться. Он был, и всегда гордился этим, разумным человеком.

– Ты думаешь, он не знает? – спросил мужчина.

– Я думаю, что ему уже все рассказали добрые люди. В этом городке ничего нельзя скрыть, – с напускной веселостью ответила женщина, но глаза ее потемнели.

Он взял ее руки в свои и поцеловал, сначала одну, потом другую.

И она не сразу отняла свои руки, увлеченная мыслями в другой, нереальный, далекий от этого и потому прекрасный, мир.

Теплая волна нежности к мужчине – такому суровому на вид, большому и одновременно слабому и очень ранимому, – омыла ее сердце. В такие мгновения женщина понимала, почему она с ним.

Но все остальное время ее мучило раскаяние. Она будто раздвоилась и жали двойной жизнью. Однако душа ее не желала существовать в двух измерениях и любить двух мужчин. И потому душа ее плакала долгими бессонными ночами, которые она теперь проводила в одиночестве, и стремилась освободиться от связующих ее пут. Но ей не хватало мужества и силы воли. И эта раздвоенность убивала ее душу.

Они говорили о театре.

– Я училась в школе и играла в школьном драматическом кружке, – вспоминала она. – Но с тех пор никогда не выходила на сцену.

– Ты разочаровалась в сцене?

– Я испугалась слишком легкого жизненного пути, – грустно улыбнулась женщина. – Мне прочили большое будущее. Приглашали сразу после школы в местный городской театр.

– А ты?

– А я пошла в строители.

– Тебе удалось построить свою судьбу?

– Да, – слишком быстро ответили женщина. – Я тебе уже говорила, у меня все есть для счастья.

– Я спрашиваю, счастлива ли ты?

– Да, я счастлива, – ответила она, давя ложечкой мороженое в чашке. Мороженое давно растаяло, и капли его брызгали через край на столик, но женщина не замечала этого, не сводя глаз с того, что происходило за окном кафе. Но там была только пустынная в этот час улица, сухая, пыльная и скучная.

– Театр – это обман, – произнесла женщина. – Жизнь на сцене всего лишь иллюзия жизни. А я хотела прожить настоящую жизнь, без обмана.

– И тебе удалось?

Она промолчала. Она могла бы сказать, что ее жизнь еще не закончена, и рано подводить итоги. Но сама понимала, что это прозвучало бы фальшиво.

Они продолжали встречаться. Каждый день. И были счастливы, встретившись после недолгой разлуки. А расставшись, страдали. Он оттого, что она сейчас далеко, а она – что не имеет сил уйти от него навсегда.

– Хочешь, я напишу для тебя пьесу? – спросил он ее однажды. – И ты будешь в ней играть главную роль. Я добьюсь этого.

– Выдумщик, – смеялась она, закрывая ему рот рукой, а он целовал ее ладонь. – Ты знаешь, сколько мне лет? В таком возрасте уже не играют.

– Я напишу роль для твоего возраста, – упорствовал он. – И не обманывай – тебе всегда будет шестнадцать лет.

– К сожалению, мне уже намного больше, – погрустнела она. – И мне пора домой. Отпусти меня.

– К мужу? – Ревность кольнула его в сердце, и он помрачнел.

– И к ребенку, которого я совсем из-за тебя забросила, – поцеловав его, ответила она. Встала. – Проводи меня.

Женщина позвонила. За дверью послышался радостный детский крик. Открыл муж и сразу же ушел в глубину квартиры, в свой кабинет. Уже много дней жили они так, не разговаривая и хмуро.

Девочка пяти лет бросилась со всего разбега к матери на шею.

– Мама пришла, – лепетала она. – А мы с папой играли. Пойдем поиграем с нами, ну же, мамочка!

И все тянула ее за руку за собой, не понимая, почему мама не хочет участвовать, как это было раньше и всегда, в их игре.

– Ах, оставь же меня наконец! – внезапно вспылила женщина.

Ребенок испугался и заплакал.

Взяв девочку на руки, женщина спрятала лицо на ее груди. Их слезы смешались воедино. И кто знает, чьи были горше – матери или дочери. Одна оплакивала свою детскую обиду, другая – свою жизнь, начинать сначала которую она уже опоздала.