Никодим. Не говори за других. Да, вы, лешие нелюдимы, и тем сильны. Но ты забыл о церквах!
Афанасий. Не ангелы там служат, а те же люди. И что со мной может случиться от их грешных молитв?
Никодим. Безумного с его безумьем ссорить – что беса окроплять речной водой.
Афанасий. Напрасный труд, я согласен с тобой.
Никодим. Все-таки пойдешь?
Афанасий. Пойду, друг.
Никодим. Дойдешь?
Афанасий. Дойду.
Никодим. А вернешься?
Афанасий. Постараюсь.
Никодим. Если случится в городе с тобой какая беда – подумай обо мне, да посильнее. Вдруг да услышу?
Афанасий. А услышишь – так что? Неужели забудешь все свои увещевания и придешь за мной в город?
Никодим. А там видно будет. Прощай, Афанасий! Спешу на торжище. Вдруг чем-нибудь да разживусь у старой ведьмы? Или с какой-нибудь прелестной кикиморой дружбу сведу? И то, и другое будет мне не в убыток.
Никодим уходит.
Афанасий. До встречи, Никодим! Пора и мне поторопиться. Путь дальний. За полем снова лес. А там гора свой горб вздымает. С ее вершины уже будет видно город. Дойду до него, найду в нем лесника Силантия, уговорю и приведу в лес. Опасно? Да. Но зато избавлю всех леших от тяжких бед. И не потребую никакой награды. Лишь бы мне никто не мешал пасти свое стадо да играть на дудке, сидя на пеньке в лесной чаще. Эх, как там мои зайцы? Соскучились, небось, уже по мне!
Афанасий уходит.
(
Мир нежити во многом схож с людским.
Недаром ведь веками рядом жили!
Нельзя равнять его с укладом городским,
Но торжищем и бесы дорожили.
Четыре раза в год, а то бывает чаще,
Все сходятся на берегу реки,
И обитатели полей, озер и чащи
Несут на торг с добром своим мешки.
Распродается леший здесь грибами,
Пшеницу с рук сбывает полевой,
Русалки завлекают жемчугами,
Губастыми сомами – водяной.
Кикиморы льняным торгуют платьем,
Лопасты – лотосом с заброшенных болот,
А ведьмы старые – отварами с заклятьем,
Порою спутав с отворотом приворот.
Бурлит толпа, как дьявольский напиток.
Обмана нет в помине, все честны:
Попробуй не продать себе в убыток,
Коль мысли – не слова! – твои слышны.
Тем временем на сцену выходят лешие, русалки, ведьмы и прочая нежить. На берегу лесного ручья начинается торжище. Одни продают, другие покупают.
Ведьма. А вот отворот-приворот столетней выдержки! Густой, медовый, чернее ночи! Кому приворожить-отворожить-жизни лишить?!
Водяной. Рыба, рыба, свежая рыба! Сама в рот запрыгивает, только успевай прожевывать да косточки выплевывать!
Лопаста. Колдовской цветок красы невиданной! Взглянет красна девица – глаз не отведет, за молодцем на край света пойдет. Лотос с болот дальних, заповедных!
Прошка. А вот зайцы, жирные, здоровенные! Недорого отдам. За самородок – пару. За пригоршню – десяток!
С противоположных сторон появляются Никодим и Алина и идут навстречу друг другу.
Алина. Никодим!
Никодим. Алина, недосуг мне. У меня здесь одно важное дельце.
Никодим оглядывается и, увидев поблизости Прошку, подходит к нему. Алина уходит.
Никодим. Вот ведь еще беда с этой русалкой… А зайцы-то ведь Афанасия! Мне ли их не знать? Вот Обжора. Эк, бедняжка, лапку занозил, плачет! А вот и Малышка. Шерстка свалялась, вся в колючках, словно в кустах терновника извалялась. Что за напасть такая? (Обращается к Прошке). Эй, леший, из каких лесов зайцы будут?
Прошка. А тебе не все ль равно? Берешь – бери, не берешь – отходи!
Никодим. Каждый заяц свою цену имеет. Русак – одну, беляк – другую. Опять же, есть лес, где трава – по пояс, соком брызжет. А есть – весь бешеницей зарос. Там и заяц горький на вкус. Неужто не разумеешь? Или зайцы не твои?
Прошка. Как не мои? Очень даже мои. Пригнал их из ближнего леса. Все лето пас. Видишь, какие тучные?
Никодим. Особенно вон тот ушастый дохляк. Кожа да кости. А все потому, что зайцам не сезон. Им бы еще всю осень гулять, есть и спать, да жирком заплывать. Только к зиме товар будет в цене.
Прошка. Кому надо – и сейчас купит. Недосуг мне ждать зимы.
Никодим. А что так?
Прошка. Плодятся уж очень прытко. И жрут, жрут, жрут, как будто у каждого по два желудка. Весь лес уже объели.
К ним подходят старый водяной и старый леший.
Старый водяной. Верная примета: если зайцы размножаются сверх всякой меры – надо ждать потопа. Это хорошо!
Старый леший. Что ты можешь понимать в лесных делах, водяной? Быть войне – и точка!
Старый водяной. Плодятся зайцы, как мальки, к большой воде. Проверено веками, леший!
Старый леший. В одном ты только прав. Коль зайцев летом продают стадами, знать, быть большой беде.
Старый водяной. Потопу!
Старый леший. А я говорю – войне!
Прошка. Так готовиться к потопу или войне? А, может быть, и к того, и к другому сразу?
Старый водяной. Всемирный потоп!
Старый леший. Мировая война!
Старый водяной и старый леший уходят.
Никодим. Так я и не понял, что нам ждать в будущем. Но одно мне ясно: у беды – заячьи уши.
Прошка. Совсем из ума выжили, старые бесы. Потоп, война… Тьфу на них! Так ты покупаешь косых?
Никодим. Возьму, коли сбросишь цену.
Прошка. И так я отдаю зайцев почитай что даром.
Никодим. Каков купец, с таким он и наваром.
Прошка. Да ты насмехаться, мышь-полевка?! А ну, отходи, не мельтеши перед глазами! И без тебя тошно. От этой дуды уже пальцы на руках взмокли. И грудь болит.
Никодим. А ты не играй.
Прошка. Тогда разбегутся.
Никодим. Под таким-то солнцем? Не понимаешь ты ничего в зайцах. До вечерней прохлады будут лежать вповалку и ухом не шевельнут.
Прошка. Чертово племя! Измучили меня совсем. Сбыть бы их поскорей с рук, да обратно в свой лес.
Никодим. Что-то скучно. Нет, не то торжище, что раньше, не то! Может быть, в картишки перекинемся? Все равно на твоих зайцев спроса нет. Никто даже не подходит.
Прошка. А давай! Только, чур, карты мои! (Достает колоду карт).
Никодим. Да ты, я погляжу, заядлый картежник.
Прошка. Азартен, азартен, не скрою. Сдавай!
Никодим. В очко?
Прошка. В очко!
Никодим. На интерес?