Мы ехали в одном вагоне метро

Олег Весна

Мы ехали в одном вагоне метро

Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Сокольники». Уважаемые пассажиры, при выходе из поезда не забывайте свои вещи.

Каждую вторую пятницу месяца я слышу одну и ту же фразу, с которой начинается мой путь домой, к родителям. После работы сажусь в метро на «Преображенской площади» и мчусь до Комсомольской, на знаменитую площадь трех вокзалов. А дальше Ленинградский вокзал, «Сапсан», четыре часа в пути – и здравствуй, Питер, и снова-здорово, старая родительская «сталинка» на Московском проспекте, где я родился и вырос. Встреча с семьей, а иной раз – в хорошую погоду – и со старыми друзьями со школьной скамьи или из универа. Но в воскресенье, как принято, едешь вновь назад в крупнейший город Европы – зарабатывать деньги. Полтора года в таком ритме – сначала я сходил с ума, а затем привык.

Года три назад, когда я только задумывался о работе в столице, мой школьный приятель, частенько наведывавшийся в Москву с затяжными командировками, сравнил ее с сигаретой: сначала, говорит, терпеть ее не можешь, она обжигает своей вездесущей суетливостью и спешащим неприветливым людом; затем привыкаешь, и она начинает доставлять удовольствие, которое не испытывал дотоле; постепенно осваиваешься в ее необузданной суете, сливаешься с ней в неукротимом бешеном ритме, – и вот уже не представляешь свою жизнь без этих монументальных строений и впечатляющих, а поначалу просто пугающих, просторов, многополосных трасс, без невиданной плотности премиальных автомобилей на квадратный метр в пределах Садового кольца. И вот тут самое главное, запомнил я тогда слова приятеля, суметь не переступить тонкую, почти незримую грань, когда, возвращаясь в родные пенаты, снисходительно смотришь сверху вниз на любимую с детства провинцию и воротишь нос. Вот тогда, как и с сигаретами, надо срочно бросать, ведь самое главное – не превращаться в сноба и оставаться человеком, до самого конца.

Насчет того, чтобы оставаться человеком – согласен с ним полностью. Но «бросать» я пока не собирался, хотя еще полгода назад проскакивали такие мысли. В градациях моего приятеля я был, наверное, где-то в середине пути освоения Москвы – последние пару месяцев я, наконец, перестал раздражаться от бесконечной столичной суеты и регулярно спешащих вверх по эскалаторам метро менеджерам среднего звена, и начал получать удовольствие от древнего города, от прогулок по многочисленным садам и бескрайним паркам, Воробьевым горам, по живописным набережным Москвы-реки и вызывающим уважительный трепет мостам, успел вдоволь восхититься центром города, люминесцирующим всеми цветами радуги на новогодние праздники.

Москва начала влюблять в себя, как, наверное, делала это с тысячами и сотнями тысяч осевших в ней до меня. И если раньше я уезжал на выходные к родителям с радостью, то сейчас, скорее, ощущал с каждой поездкой легкую грустинку.

Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Сокольники». Уважаемые пассажиры, при выходе из поезда не забывайте свои вещи.

И тут я увидел ее, входящую – парящую, левитирующую? – в вагон. Черные струящиеся по плечам длинные локоны ее пышных волос задорно контрастировали со светлой курткой, белыми облегающими джинсами и белыми же кроссовками. Походка ее казалась порханием бабочки, и было в ней самой что-то такое неземное и даже волшебное, – с легкой улыбкой она нежно впорхнула в вагон, аккуратно протиснулась к поручням, мимолетным движением выхватила из покоившейся на предплечье бежевой дамской сумочки книгу в мягком переплете и углубилась в чтение.

Двери закрылись, и поезд тронулся в путь. А я самым, пожалуй, бесстыдным образом вперился в нее взглядом, не в силах отвести глаза в сторону. Ее умиротворяющая улыбка, большие голубые глаза, женственные руки с длинными изящными пальчиками – все в ней казалось мне удивительно нереальным. Несколько раз мы встречались взглядами, когда она ловким движением перелистывала очередную страницу, отводя на этот краткий миг взор от книги, – я тут же прятал глаза, отворачивал голову в сторону и неизменно краснел – конечно же, она не могла этого не замечать. Но легкая улыбка продолжала освещать ее лицо, и во взгляде не появлялось мрачных намеков на утомившуюся от надоедливых ухажеров леди.

Так мы и ехали дальше: прекрасная она и одурманенный я, окончательно и бесповоротно потерявший голову. Время для меня замедлилось, все вокруг предстало словно бы размытым, расфокусированным; я видел лишь ее, а когда закрывал глаза, ее абрис неизбежно являлся мне во всей красе. Она с упоением поглощала страницу за страницей «Замка» Франца Кафки, а я в состоянии натуральной экзальтации наслаждался ее непередаваемой притягательностью.

Когда по громкой связи объявили о прибытии на станцию «Охотный ряд», я вывалился из охвативших меня грез в реальность – и то лишь потому, что она в этот момент повернулась, взметнув волну манящих волос, и направилась в сторону открывшейся двери, попутно уверенным движением убирая книгу в сумочку. Только тогда я осознал, что давно проехал свою станцию, и в последний момент кинулся к выходу, проталкиваясь сквозь нахлынувших пассажиров, резко недовольных моим встречным движением. С трудом прорвавшись наружу, я остановился и перевел дух. Чтобы успеть на «Сапсан» до Питера, мне нужно срочно садиться в обратном направлении. Но я стоял как вкопанный, и пытался разглядеть ее в многолюдной толпе. Куда она пошла? На выход из города, на «Театральную»?..

И тут я увидел ее у перил в центре. Я пошел в ее сторону, не до конца осознавая, что делаю. Лихорадочно начал придумывать в голове речь, которая даже в мыслях звучала бессвязно. Не имея опыта знакомства с девушками, что я могу ей сказать? Что еду в Питер, что она мне понравилась, что если даст номер телефона… Как банально и глупо! Да кто вообще способен повестись на такое?

Расстояние между нами неумолимо сокращалось, и мысли мои все туже завязывались в клубок, ноги почти бездумно несли меня вперед; и тут я заметил, как к ней подошла невысокая девушка, они обнялись и, как это принято у современных юных дам, приветственно поцеловались. Я неуклонно приближался, не в силах совладать с роем запутанных мыслей и потерявшими всякий контроль нижними конечностями, когда между девушками завязался разговор – безмолвный разговор на языке жестов.

Сердце мое едва не выпрыгнуло из груди, разум отказался воспринимать реальность, и непослушные ноги повели мимо них, прочь, куда-то в сторону – как обычного спешащего по срочным делам типичного неместного москвича. Словно ледяным ливнем окатила меня жуткая тоска, щемящая боль заставила сердце едва ли не взорваться, руки безвольно повисли, а ноги, вмиг ставшие ватными, окончательно вышли из подчинения и предательски задрожали. Охваченный паникой и лишенный последних сил, я облокотился на ближайшую полуколонну, дабы не рухнуть ничком. Моя прекрасная незнакомка оказалась глухонемой. К такому повороту событий я был совершенно не готов.

Разбитый накатившей слабостью, я некоторое время – много часов, как мне казалось – стоял, облокотившись о мрамор стены, в надежде перевести дух. Наконец, когда сердце замедлилось до ритма аллегро, я нашел в себе силы поднять голову и взглянуть в сторону девушек. Они беззвучно дирижировали руками в воздухе, беззаботно общаясь. Не в силах отвести взор, я наблюдал, как она ловко и грациозно двигает гибкими пальчиками, как продолжает искриться сошедшей с небес улыбкой, – и сердце защемило вновь.

Ее красота, кажущаяся легкость и волшебность манили меня, притягивали как магнит. Она не может говорить? Значит, я научусь ее языку! Неужели такая мелочь может стать препятствием между нами? Я уйду только если она лично отвергнет меня, а сбежать, как последний трус, даже не попытавшись – да как я вообще дал такую слабину?! Злость натурально обуяла меня. Размазня и трус!

Я вытащил телефон из кармана и, не раздумывая, быстро написал первое, что пришло в голову:

Привет, я – Паша. Мы ехали с тобой в одном вагоне метро от «Сокольников». Ты мне понравилась. Я хочу пригласить тебя на свидание. Прошу, не гони сразу, дай мне шанс. Если для общения мне сначала придется изучить язык жестов – клянусь, я сделаю это!

Дай мне свой номер, и как только я научусь языку жестов, напишу тебе в мессенджере.

Странно, но стоило буквам превратиться в слова, а словам образовать предложения – на душе стало легко, ослабла дрожь, и зародившаяся было уверенность многократно окрепла.

Я глубоко вдохнул, мысленно досчитал до десяти, выдохнул и подошел к девушкам. Они продолжали безмолвно общаться, не замечая меня. Я протянул левую руку и слегка тронул ее за плечо. В правой руке я держал телефон, который, стоило лишь ей повернуться в мою сторону, протянул к ней экраном в надежде, что послание достигнет адресата.

И, о чудо, она всмотрелась в экран – я видел, как глаза ее пробегали со строчки на строчку, а я покорно ждал своей участи, обильно краснея. Она оторвала взгляд от телефона, пристально посмотрела мне в глаза и кивнула, а затем показала рукой с вытянутым указательным пальцем, чтобы я немного подождал. Она повернулась к собеседнице, и что-то быстро принялась показывать жестами. Та перевела взгляд на меня, затем снова на нее, улыбнулась, быстро что-то ответила жестами, затем они обнялись, и другая девушка, подмигнув мне, развернулась и ушла.

Я молчал, ожидая сейчас чего угодно. Она повернулась ко мне и улыбнулась.

– Свидание, говоришь? – спросила она, не сводя улыбки с лица.

Услышав ее нежный переливчатый голос, я вновь оторопел и потерял дар речи, мой рот непроизвольно начал открываться, но слова завязли где-то глубоко в груди, и наружу вырвался лишь нечленораздельный звук немого вопроса, которому вторило хаотичное бессвязное движение рук.

– Моя сестра, – сказала она, указывая в сторону уже растворившейся в толпе собеседницы. – Это у нее с рождения. Мы лучшие подруги. Я – Полина.

Она протянула мне руку, и я неловко пожал ее – а, может, этикет предписывал поцеловать?..

– Извини, – я, наконец, убрал телефон, краснея все сильнее.

Она рассмеялась – ее тонкий звонкий смех непроизвольно заставил меня улыбнуться.

– Раз уж ты прервал мою встречу с сестрой… еще в силе, что ты там написал насчет свидания? – лукаво подмигнула она.

Я расплылся в широкой улыбке и кивнул.

В тот пятничный вечер я не поехал в Питер. Это был лучший вечер в моей жизни. Первый, но отнюдь не последний лучший вечер в жизни.