Диколесье. Сборник историй

– Так он же сел, дорогой.

– И что теперь делать?

Рыжая помахала хвостом.

– Как знать… Сорока, ты часто бываешь у людей. Что они делают?

Черно-белая махнула крыльями и улетела. Только мы с лисой хотели сказать "вот же … птица", как та вернулась с пучком черных и белых веревочек в клюве.

– Вот, попробуй.

Вертел я своими палками эти веревочки, вертел. Что куда вставлять?

– Да вот же дырка, Дерево! – Сорока тыкнула клювом в телефон. – Сюда вставляй!

Мы вставили, конечно. Но ничего не произошло.

Все провода перевставляли. Но ничего не произошло.

– Сорока… а куда второй конец вставлять? – я чувствовал подвох.

– А мне почем знать!

– Сорока! – я тыкнул в нее деревянным пальцем и согнал с плеча, – прекрати обдирать мне мох со спины! И говори нормально!

Птица возмущенно щелкнула клювом.

– Ну специальные дырки у них есть. У людей. А еще я видела у них картинки, как они провода в картошку тыкали и от этого лампочка горела. Может и это будет?

Ну что ж, время прогуляться по лесу. Опавшие листья путаются под ногами, плечо дерет когтями вездесущая Сорока. Где-то позади, среди берез, слышны шаги Старшого. Но Велес не любит нынче показываться даже нам. Я ни разу его не видел, только слышал шаги.

Замаячили светлые пятна. Ух, ни разу не был на Краю Леса. Страшно, страшно. Но за спиной шаги по траве… и дальше, вперед, к людям шагает Старшой. Говорят, по осени он проверяет стойла и сараи, где все еще держат животных.

Я собрался с духом и заковылял своими палками.

– Куда идти, Сорока?

– Вперед, Дерево! Еще по лесу идем! До деревни еще шагов пара сотен!

Ну вот, а мне казалось, что пару сотен я уже прошел.

Мы прошли по полю клевера, подошли к заборам и увидели черную землю. Чистую черную землю.

– Сорока… а где картошка?

– Не знаю… выкопали наверное!

Я ходил по земле и пинал палкой любые ямки. Сорока гребла лапками. Мы нашли пару мелких клубней, но как не пытались, дырки не нашли и провод вставить не смогли.

– Может, выкинешь? – Сорока ткнула клювом в телефон.

– А вдруг человека потерянного найду? Хоть им сообщу. Пойдем на другое поле!

Еще я не любил незаконченные дела.

Мы прошли четыре поля, ноги болели, Сорока уже и не пыталась помогать, и разве что не спала у меня на плече.

– Давай в Лес? Завтра продолжим.

Она кивнула и молча спорхнула с моего плеча. А я зашагал мимо невзрачных заборов к клеверному полю.

Человеческая шняга оставляла слишком много вопросов. Мысли прервал стук копыт, шелест трав и громкое дыхание. Передо мной стоял здоровый горбоносый козел с белой челкой.

– Фу, кыш! – я зашагал быстрее. Козел слишком сильно пытался обкусать мне пальцы.

– Прохор! – раздался голос человека с дороги. – Домой идем!

Только тут я заметил высокого человека, и с ним двух коз. Ух, вот я и не могу уйти. При людях ходить нельзя. Пришлось замереть.

А козел… козел… Козлище обоссал себе морду … хочется думать что феромонами, и полез целоваться. Миленько так, с высунутым языком.

И не уйти, блин.

Фу, липкая мерзость. Фу, вонючая зверюга. Фу, фу.

Сорока спикировала с березы и забила крыльями.

Козел отвернулся и побежал за хозяином. Надеюсь, он его тоже зацелует… блин.

Сорока сидела на плече и угорала.

– Ну ничего, ничего, говорят: целоваться с козлом – к удаче!

– К удаче?

– Ага. Я тут нашла на одном окне штуку куда провода втыкать…

Сон фей

Редкий тонкий свет почти не греет, в лесу становится все тише и тише. А в тех шумах, что еще живут – предзимняя суета. Мыши проверяют запасы, синицы прячут меж коры утащенное с полей зерно.

– Ты чего грустишь, Дерево? – Сорока, кажется, уже прописалась у меня на плече.

– Я не грущу, я медленней думаю. Сок замедляет движение, смола застывает в ветках.

– Ммм… Опять лирика? Может, к козлу на свидание сходишь?

Я согнал надоедливую птицу.

– Иди, лучше запасы готовь к зиме!

Она посмотрела на меня с березы и щелкнула клювом:

– Зачем? Я ж Сорока, уволоку чего-нибудь. И у тебя мох обдеру.

Я хотел ткнуть ей веткой в глаз, но она увернулась и выхватила из моего дупла подзабытый уже человеческий аппарат.

– Слушай, а вот тут спрашивали про мальчиков-фей, пойдем поищем? Я их тоже ни разу не видела.

– Их никто не видел. Не положено! Отдай телефон, птица!

– Это почему еще? Что опять все знают, а я нет? Почему от меня секреты?

Она пронзительно крикнула и полетела прочь. Березы укоризненно качали ветвями.

Никто ничего не скрывал, просто птицы живут тут недолго. И рассказывать снова и снова одни и те же истории, не зная можно ли доверять трещоткам… Мало кто решался. Только вороны и совы иногда удостаивались чести и мудрости.

– Пойду пройдусь, – гулким эхом унес ветер мой голос. Кому я это говорил? Кто мог меня услышать? А скоро и не услышит никто. Многие уснут на зиму, Сорока переберется поближе к людям, перелетные – улетят. И воцарится тишина, и только вдалеке, в сердце леса запоют волки.

Раньше … раньше здесь пели феи. Волков я тоже любил, но они – прекрасные дикари от природы. А феи… был я там, полторы сотни лет назад. Совсем юным, и тонким. Помню, помню их танец у реки и ручья, которых больше нет. То тонкие, светлые создания танцевали. Они встречали луну и солнце, они предсказывали будущее по звездам.

И однажды, они увидели будущую мглу. Боль и страх, людей и кровь. Но они должны были сохранить мудрость и знания, чтобы лес мог всегда вернуться.

И однажды, в такую же стылую осень, они уснули. Пока не кончится зима, пока не люди начнут садить леса, пока…

Порой нам кажется, что время фей не вернется, что они ушли навеки. Но в сердце леса слышен грозный голос волков, и мы знаем: феи всего лишь спят, а волки охраняют спящих.

Пока не начнется весна в этом мире.

– Ну ладно, я тебя прощаю. – Сорока уселось мне на плечо с шишкой в клюве. – Что мне сделать, чтоб ты не обижался, Дерево?

– Дожив до весны, Сорока. Доживи до весны.

Ходить по небу

Поле покрылось белым. Я стоял на опушке и смотрел, как домашние гуси обрывают покрытую инеем траву.

Мы тут из-за Сороки – она сидит не на моем плече. Она обрывает красные ягодки сибирки. После первого мороза твердые красные яблочки становятся мягкими, сладкими.

В лесу дички не так много, а вот около крайних деревенских улиц – море. Тут не только моя Сорока, тут и воробьи, и уже прилетевшие на зиму синицы. Снегирей только не хватает. Каждый стремится полакомится, пока есть.

– Уффф, теперь и погулять можно.

Сорока уселась на моем плече. Зоб она набила знатно.

– Ты же и так гуляешь.

– Да что ты понимаешь, Дерево! Знаешь, как это? Ходить по небу? Я лечу иногда высоко, а потом просто расправляю крылья. И тогда все равно, где небо, а где земля.

– И часто ты так делаешь, Сорока?

– Бывает иногда, – она ответила уклончиво и отвела взгляд.

– И не боишься упасть?

Она посмотрела на меня как на идиота.

– Дерево, кто умеет ходить по небу – не может упасть.

Читать по земле

Если хочешь кого-то найти – умей читать.

Простая житейская мудрость, которую знала с первого дня не только Сорока. Умей читать. Умей видеть.

Да не человечьи черные закорючки, нет. Умей читать реальность.

Летишь над лесом и знаешь, кто только что пробежал внизу.

– Слышь, Дерево, там опять кошак из деревни шарится. Наверное, белок соблазняет.

– Сорока, я сплю.

– Ой, подумаешь! Они еще к тебе на ветки залезут и тут покувыркаются!

Что Дереву интересно зимой? Только весна. Сок по стволу бежит так медленно, что каждая шутка доходит как минимум час.

Проще лететь дальше. Над замерзшей рекой, над высоким обрывом. Над ровными полями-озерами. Над белым снежным листом, пока еще чистым и свежим до самого горизонта. Но скоро – исчерканным тысячами живых шагов и историй зимы.

Слушай… а куда сейчас идешь ты?

Последний день

Она снова села мне на плечо, вот же птица… Скоро зима, я выбирал красивое место чтоб выдохнуть, пустить корни и уснуть.

– Сорока, не стучи. Посмотри какой красивый берег, смотри как бежит вода… Сорока, чего стучишь?

– Он умер, Дерево! Умер!

– Кто?

Она хлопнула крыльями, отвернулась и все же ответила:

– Козел твой! С кем ты целовался. Неужели ты не помнишь?

– Почему же, помню. Жалко его.

Крылья на плече затрепетали, когти ободрали мох.