Я выкатил из-под дивана пустые бутылки,
просиявшие под лучами бабьего лета.
Полина (соседка) завязала волосы узлом на затылке
и вытекла в осень реализовывать всё добро это.
А я задумался пока о жизни,
вот штука скверная эта суетина,
в глаза не зазырнёшь, слишком глубоки и обширны,
за хвост не схватишь, не кошка, не даётся, брыкается, что скотина.
Сейчас вернётся, разговор заварит: кто крепче –
мужики или бабы в нашем отечестве.
Полина, конечно уж, не от полена, от – поля;
и грусть в глазах, и раздолье,
одним словом, не баба – женщина,
ей не седло под задницу – на грудь жемчуг.
Почему так всё вышло, а не иначе? –
можно б детей рожать, да расслабилась вот,
а ей пошёл бы, ещё такой не пропащей,
большой, сдобренный доброй начинкой, живот.
Распили мужики, что зелье,
и мне некогда, что ни день – безделье.
Обрастаем, братишки, дрянью да ленью,
нечем будить будущие поколенья.
Ну а пока – осень, дни ни коротки, ни длинны;
а вот и радостная на пороге, в руке торба.
Мы одни в комнате: я и Полина
да на стене две тени, пьяны обе.
***
И снова то же, что вчера,
вдвоём придут и со двора
смахнут притоптанные листья.
Поскольку ранняя пора
у осени, не будет свиста,
и все явления должны
вернуться к свойствам тишины.
Всё то же будет, что вчера,
пустая, в сущности, игра
пустых теней, бегущих света.
Всё разумеем и при этом
высматриваем божье лето
за колокольней, только там
с вороной небо пополам.
***
Мне губы в губы – песня и вино
любовное, никто не будет
мне адвокатом: выбирай одно;
я и сосуд, я и огонь в сосуде.
А у тебя нет выбора всерьёз,
и если губы выговорят слово,
они мертвы для подвига другого.
И я – беру, когда ты – отдаёшь.
***
Тень оставлю на ступеньке,
если Светка, то помоет,
если Верка, переступит,
нос задрав ухмылки выше.
Только та, что между третьим
и четвёртым на площадке
находила меня грустным
и жалея и пиная
туфлями, что подарил
ей ко дню 8-го Марта,
волочила, доставляла
прямо к жёсткому дивану,
у которого пружина
есть опасная одна, –
словно в гавань пароход, –
и содрав штаны с меня,
якорь в море стопоря,
успокаивалась, –
только та проходит тихо
мимо тени на ступени,
говорит, что здесь окурок
обронил один мужчина,
и остались на ступеньке
дым и пепел без огня.
А за ней сбежит поспешно,
никого не замечая,
девочка, чьё имя Беша,
или Коша, или Майя,
прошмыгнёт, как ветер мая,
оттолкнувшись от меня,
в руки суетного дня.
***
Зимою солнце выйдет пару раз
из своего холодного зимовья,
и греешься случайною любовью
чужих ладоней, посторонних глаз.
***