Старшая сестра его величества. Богатство

Утром Ирха с Нюнем по узенькой тропинке, которую расчистили стражники, выехали на ярмарку продавать взвар и зазывать народ на открытие харчевни, а мы с Селесой взялись за лопаты. Дорогу надо было очистить полностью, чтобы гостям было комфортно добираться до обновленной харчевни.

К тому времени, когда нужно было открываться, мы были вымотаны до предела. Но зато все было именно так, как я представляла. Чисто выскобленные столы, свежая, ярко-желтая солома на полу, отмытые до бела стены, жаркое тепло от печи, которая отапливала обеденный зал, аромат вкусной еды, горящие свечи, расставленные в плошки с водой… даже если упадут, то пожара не будет…

На низенькой печи в зоне раздачи ровными рядками стояли готовые блюда. В трех больших горшках томились супы: борщ, его я собиралась подавать с чесночными булочками-пампушками, суп-лапша с курицей, к которому шли поджаренные на масле гренки и половинка вареного яйца, и традиционная похлебка из овощей и крупы.

Рядом в трех горшках поменьше были вторые блюда: овсяная каша, в которую я щедро добавила сушеные яблоки и щепотку корицы для аромата и которую при подаче хотела поливать ложкой меда для сладости, картофельное пюре сдобренное молоком и сливочным маслом, которое, несмотря на доступность продуктов, никто не готовил, и привычное жаркое. Его мы запекли с овощами по настоянию Селесы.

В большие глиняные миски мы сложили рыбу и мясо: говядину, свинину и курицу. Тут я тоже немного изменила привычные рецепты, мясо здесь обычно жарили-запекали огромными кусками и в печи. Я же обзавелась огромной сковородкой и пожарила говядину с луком. Из куриной грудки сделала наггетсы, а из свинины подобие шашлыков, нанизав маринованное мясо на оструганные лучинки. Нормальные шашлыки пока были недоступны, мангал стоил слишком дорого, на него нужно было много железа, а «мангальную зону» из кирпича можно будет сложить во дворе только весной. Рыба была обычная, речная. Крупных, с мужскую ладонь карпов я потушила в сметане, а мелочь пожарила, обваляв в сухарях. Не особенно оригинально, но вкус на сковороде получился совсем другой, не как в печи.

Салаты мы сделали самые простые: капустный, морковный и из вареной свеклы с лесными орехами, который я заправила постным маслом. У меня получилось взбить майонез, но по трудозатратам он не вписывался в бюджет нижнего зала, и я оставила его на потом… Когда открою второй этаж, смогу удивить взыскательных гостей новым соусом, которые не может изготовить никто, кроме меня. Селеса так и не догадалась из каких продуктов получается майонез.

Выпечка, которую мы разложили на стеллажах, тоже была не совсем привычная. Я, наконец-то, отошла от стандартных яблок и мяса, и напекла пирогов с гречки с грибами, риса с рыбой и тыквой с медом.

И, конечно же, мы приготовили много яблочного взвара, пива и кваса.

Теперь оставалось только ждать гостей. Мы с Селесой сели на лавочку, отдышаться. Открытие было запланировано на полдень. Меня колотило от страха, что никто не придет, но я делала вид, что все хорошо. Селеса была настроена еще более пессимистично, и если бы я показала как сильно боюсь, то у нас точно ничего бы не вышло. Мы бы не справились.

От стука в дверь я вздрогнула. Когда отодвигала засов, руки тряслись от волнения. Я вроде знала, к этому времени должны были вернуться Ирха с Нюнем, но почему-то надеялась, что за дверью меня ждет толпа гостей, изнывающих от нетерпения. Но улица была пустынна как всегда. Только стояли на новом крыльце довольный Нюнь и сияющая, как начищенный медный пятак, Ихра.

Она как всегда довольно улыбалась и хихикала почем зря. Но сегодня ее смех казался мне неуместным. Невольно подумала, что ей-то все равно, пойдет у меня дело или нет, свои пять грил она все равно получит…

— Елька, — рассмеялась Ирха, — а ты чего такая смурная? Боишься, что не придет никто? — Я молча взглянула на нее и отвела глаза. Мне вдруг стало обидно. — Не бойся, сестренка, — подмигнула мне она, — я про твою харчевню всем рассказала. Про борьсч с пампушками, про другие новинки. Придут к тебе сегодня, вот увидишь. Я еще Гриху позвала. Пусть тут за порядком присмотрит.

— Больно надо, — буркнула я, затаскивая пустые горшки из-под взвара на кухню, — чего здесь присматривать. Мы ничем незаконным не торгуем.

Ирха расхохоталась, она волокла второй горшок следом за мной.

— Ну, и зря. Почти все харчевни в Нижнем городе торгуют чем-нибудь незаконным. Мой батька не гнушался хлебным вином из-под полы приторговывать. И не только им…

В Грилории еще со времен моего деда производство и продажа хлебного вина являлось королевской монополией. Его производились в королевских винокурнях, а продавали только в королевских кабаках. Причем цена на крепкие напитки была так высока, что никакого резона ставить кабаки в Нижнем городе не было. Поэтому и пили здесь пиво, да квас. А водкой приторговывали из-под полы. Об этом и говорила Ирха.

— Елька, — вздохнула Ирха, увидев, что ее шутка меня совсем не рассмешила, — Гриха же не помешает. А пользы от него много. Сразу кто зайдет увидит, под чьим покровительством твоя харчевня. А то ведь позавидуют… красного петуха пустят… люди-то у нас до чухого успеа завистливые.

Я кивнула, соглашаясь. С такой точки зрения на присутствие Грихи я еще не смотрела. Ирха же была права, даже если народу будет мало, и вышибала у дверей мне не пригодиться, зато все будут видеть кто стоит у меня на страже. Глядишь и поостерегутся вредить тайно или явно.

— Хорошо, пусть приходит, — разрешила я и, обернувшись к своим помощникам, скомандовала, — а пока все по местам. Я открываю.

Селеса, вытерла покрасневшие от бессонной ночи глаза, поправила фартук и встала на раздачу. Мы решили, что раз все готово, то нечего толкаться на кухне.

Ирха перестала улыбаться и встала на кассу. Ей придется непросто, примити вные счеты здесь уже были. Но запомнить цены, состоящие из долей одной гринки довольно непросто.

Нюнь, замычав, ушел на кухню. Сегодня он у нас главный по мойке посуды.

А я сегодня буду выполнять обязанности администратора зала, рассказывать и показывать, как работает моя обновленная харчевня самообслуживания.

Когда все разбежались по своим местам, я глубоко вдохнув, чтобы успокоиться, открыла харчевню для гостей, а проще говоря отодвинула засов, который запирал входную дверь. Сделал шаг назад, чтобы вошедший в освещенный только свечами зал, не споткнулся от меня, ослепнув после яркого дневного света.

Минута прошла в томительном ожидании. Я гипнотизировала дверь. Но она так и оставалась закрытой. Напряженное молчание повисло в воздухе. Меня потряхивало, я ощутила холод в солнечном сплетении… Неужели мне придется расстаться с тележкой?! Уколола паническая мысль.

Первой не выдержала Селеса. Она тяжело вздохнула. В этом вздохе было все: огорчение, разочарование и даже пресловутое «я же говорила!». Я поняла, что сейчас эти слова будут произнесены вслух. Мне не хотелось это слышать, и я, распахнув дверь, рванула из харчевни прочь… и со всего маху впечаталась в холодную кожу чьего-то тулупа.

На крыльце, преграждая путь небольшой, но все таки толпе, желавшей посетить мое заведение, стоял стражник, один из завсегдатаев харчевни Шокора.

— Елька, так вы че, открылись-то? — прогудел он радостно и кивнул в сторону ожидавших, — пускать этих-то? А то я придержал. Вдруг у тебя не все готово… а эти, — он снова кивнул в сторону гостей, — только мешаться буду.

— Пускай, — кивнула я, невольно расплываясь в улыбке и чувствуя громадное облегчение от того, что все получилось.

Глава 15

С Ирхой, Смотрящим и Домом Гильдий я рассчиталась за условленные три месяца. Далось мне это нелегко.

Я дневала и ночевала в харчевне, вкалывая, как раб на галерах. С раннего утра до полудня, пока харчевня была закрыта для гостей, мы с Селесой готовили, а Ирха с Нюнем работали на ярмарке.

С полудня харчевня была открыта, и непрерывным потоком шли гости. Народ быстро понял, выбирать самому, что будет в твоей тарелке, гораздо интереснее, чем есть комплексный обед в обычной харчевне. Пусть обед обойдется в две гринки, а не в одну, но зато будет у тебя и капустка квашенная, и борьсч, и картошное пюре, и мясо на палке и пирог с рыбной кашей. Это же как в ресторации!

Мало кто из жителей Нижнего города был в подобных заведениях хотя бы Среднего города, но мою харчевню с чьей-то легкой руки в народе так и прозвали ресторацией. О нас заговорили. Сарафанное радио, умело раскрученное общительной Ирхой, сработало как мощная рекламная кампания, приводя к нам все больше и больше гостей.

Через несколько дней после открытия, когда слухи расползлись по Нижнему городу, наступил полный хаос и беспредел. Если бы не Гриха с Миткой, которые безвозмездно, то есть даром, взяли на себя обязанности вышибал, от моей харчевни камня на камне не осталось бы. Но братья умело пресекали драки, безжалостно выбрасывая самых ярых любителей помахать кулаками в сугроб на улице. Чтобы остыли.

Я страшно нервничала, переживая, что скандалы испортят мою репутацию. Но постепенно ажиотаж стих, а я додумалась ввести предварительное бронирование столиков. К концу второго месяца порядок был наведен окончательно, и моя харчевня стала считаться весьма респектабельным заведением Нижнего города.

Работали мы до последнего клиента. А после закрытия мы с Нюнем оставались еще на пару часов, чтобы навести порядок на кухне и в общем зале. Теперь я понимала, почему владельцы харчевни предпочитают жить прямо на работе. Я тоже думала о том, чтобы перевезти детей прямо сюда. Останавливала меня только нехватка денег на ремонт спален. А пока Лушка и Анни были под присмотром Дошки и жили в доме Селесы и Жерена.

Селеса помогала мне все это время. Она отказалась от платы за работу, сказала, что деньги ей не нужны, у нее все есть. И моя дружба для нее дороже гринок. Ведь и ей когда-нибудь может понадобится моя помощь.

После этого разговора, я не спала всю ночь. Меня мучила совесть. Я знала, когда-нибудь мне придется отказаться от этой дружбы. Я принцесса, Селеса простая кухарка, а Жерен, вообще, наемный убийца, получивший заказ на мою голову.

Между нами не может быть никакой привязанности. Но если вранье про родственные связи с Ирхой я воспринимала, как часть сделки по покупке харчевни, а любовь к Гирему, как украденное у судьбы счастье, то отношения с Селесой и Жереном были мне очень дороги просто так. Просто потому, что они хорошие люди.

Жерен сразу после зимнего солнцеворота снова уехал в Аддийский султанат за моей головой. Селеса плакала, а я делала вид, что сочувствую ей. А сама радовалась, что можно будет спокойно жить и не бояться. И мне было противно от собственного лицемерия.

После того, как я рассчиталась со всеми долгами, стало гораздо легче. Я наняла кухарку и двух помощниц, посудомойку, хозяйку зала, так здесь называли администратора, уборщицу…

И вздохнула свободнее. Теперь я занималась только общим руководством и иногда подменяла Ирху, которая так и работала «на кассе».

Платила я всем своим работникам точно такую же зарплату, как и в остальных харчевнях, но при этом кормила бесплатно и отдавала с собой не объедки, а остатки готовых блюд. Все равно завтра готовить свежее.

Месяц ушел, чтобы обучить всех сотрудников работать без меня так же хорошо, как со мной. И, наконец-то, через несколько месяцев после того, как началась вся эта история с патентом гильдии рестораторов, настал момент, когда я вышла из харчевни не ночью, а днем…

Спустилась с крыльца и с удивлением заметила, как сильно все изменилось. Пришла весна. Уже растаял снег, обнажив грязь и неприглядную серость окраины Нижнего города. Обшарпанные стены напротив, лужи на раскисшей дороге, кучи прошлогоднего мусора, засохшая трава, обломанные доски соседского забора, через который видно палисадник с густой щеткой прошлогоднего бурьяна.

Совсем непрезентабельный вид. Я мысленно поставила галочку, отмечая что нужно облагородить харчевню не только внутри, но и снаружи. Этот момент я как-то совсем упустила из виду.

Но сначала мне нужно пару дней на отдых. Иначе я просто свалюсь. И по детям соскучилась страшно. В последний раз я видела Лушку с Анни пару дней назад, когда Дошка привела всю ораву пообедать. У Селесиной кухарки померла свекровь, и она взяла выходной.

— Ы-ы-ы! — Отвлек меня от раздумий Нюнь. Он стоял в двух шагах от меня и с нетерпением ждал, когда мы уже пойдем домой.

За эти месяцы я стала ценить его еще больше. Именно Нюнь с самых первых дней помогал мне больше всех. Он отдраил и отскоблил от копоти все потолки в харчевне, безропотно мыл посуду, подметал полы, вытирал столы, пока я не смогла нанять посудомойку и уборщицу. И при этом умудрялся следить за мной. Это он стоял у меня над душой и мычал свое «ы-ы-ы», когда я забывала поесть или собиралась заняться чем-то еще после ночной уборки, вместо того, чтобы идти спать. А сколько раз он уносил меня на руках на второй этаж в Ирхину спальню, когда я падала от усталости и засыпала прямо с тряпкой в руках.

— Нюнь, — улыбнулась я и, повинуясь внезапному порыву, подошла и обняла бывшего нищего, — спасибо тебе. Я бы без тебя не справилась. — Он растерянно замычал, сжавшись в комочек. Я рассмеялась, взяла его за руку и потянула за собой, — пойдем, а то дети нас уже заждались.

Стоило нам с Нюнем войти во двор Селесы, как раздался дикий вопль. Лушка вылетел из беседки в глубине двора, которую дети облюбовали для своих игр, промчался через с разбегу впечатался в мой живот:

— Мама! — обхватил он меня и громко разревелся. — Ты пришла! Пойдем домой! Я хочу домой!

— Лушка, — я опустилась на корточки и обняла сына, — я тоже очень соскучилась, малыш.

Маленькая Анни топала следом за братом, обиженно скуля от того, что не может бежать так же быстро, как Лушка. И Нюнь, сделав несколько шагов навстречу, подхватил девочку

Я хотела встать, но Лушка вцепился в меня мертвой хваткой и захлебывался от рыданий. Мне стало тревожно. Он всегда был спокойным и серьезным ребенком. И плакал очень редко. А чтобы рыдать с надрывом, как сейчас… не было такого никогда.

Подхватив мальчишку на руки, я скомандовала:

— Нюнь, домой!

— Елька! — нас заметила Селеса и выскочила на крыльцо, радостно крича, — айда к нам! Взвару попьем, поболтаем.

Но я только мотнула головой и вскочила за ворота. Что-то случилось с Лушкой. И я должна выяснить что.

Домой я бежала что есть мочи. С позапрошлого года я стала гораздо сильнее и совсем не походила на изнеженную принцессу. Но и принц подрос. И снова, как тогда пот заливал мои глаза, в боку кололо, а от нехватки воздуха разрывало легкие.

Я понимала, что поддалась панике, что нет никакой нужды торопиться, но ничего не могла с собой поделать. Потому что видела в глазах сына такой же страх. Мой принц был смертельно напуган.

— Лушка, — талдычила я, как заведенная, выдыхая слова клочками, — что случилось? Почему ты плачешь?

Но он только мотал головой и начинал рыдать сильнее.

Дома было довольно прохладно и немного сыро. Пока мы здесь толком не жили, Нюнь топил печь раз в день, но избу надо было еще и проветривать, от вездесущей весенней сырости.

Я вбежала в дом, спустила Лушку на скамью у обеденного стола. Он более менее успокоился, хотя все еще чего-то боялся… опустилась перед ним на колени, заглянула в заплаканные, опухшие глаза…

— Сынок, — я обхватила его за плечи и выдохнула из последних сил, — что случилось?

— Мам, — длинно всхлипнул Лушка. — дядька Жерен хочет тебя убить! И Гирем тоже! — И он снова разревелся, обнимая и прижимаясь ко мне. И сквозь рыдания начал рассказ.

Оказалось, на днях он случайно услышал, как тетька Селеса жалуется Гирему на Жерена. Мол, сбежал от молодой жены на край света. И она подозревает, что у него там кто-то есть. Лушку эта фраза очень заинтересовала, и он решил узнать, кто же есть у дядьки Жерена в Аддийском султанате.

— Мам, — всхлипнул он, — Сирга говорил, что в Аддии вместо лошадей на драконах ездят. И у дядьки Жерена, говорил, тоже есть дракон. И он кормит их мертвыми головами. Только я не очень-то верил. Ты же мне про Аддийский султанат рассказывала. Вот я и хотел правду узнать. Вдруг дядька Гирем тетьке Селесе скажет про дракона.

Но «ночной король» рассказал Селесе совсем не то, что ждал мой сын. Он начал убеждать жену друга, что у Жерена в Аддии никого нет, что он любит и всегда любил только ее, а в султанат он ездит, потому что не смог выполнить последний заказ — добыть голову предательницы принцессы Елины.

— Мама, — рыдал мой малыш, — я хотел сбежать, к тебе, в харчевню. Чтоб все рассказать. Но тетька Селеса меня поймала и сказала, что пока ты сама за мной не придешь, она нас с Анни со двора не выпустит. Я так тебя ждал, мама!

Лушка разревелся еще сильнее, обхватив меня за шею. А я подняла его на руки и ходила по кухне, качая и успокаивая. Я говорила, что все это ерунда. Что он что-то не так понял. Что нам ничего не угрожает. Что мы в Яснограде, а не в Аддийском султанате.

Я думала о том, какого страха натерпелся за эти дни мой сын. Даже мне было страшно, иногда я просыпалась среди ночи с колотящимся от ужаса сердцем. Мне снились сны, что Жерен заносит надо мной топор, желая убить. А тут ребенок. И совсем один. Среди тех людей, которые угрожают его матери и ему самому. И ведь Селеса ничего не заметила. Она мне сказала бы, если увидела бы, что с Лушкой что-то не так. Значит он очень хорошо притворялся. Но вот чего это ему стоило?

Постепенно сын успокаивался. Он уже не плакал, просто висел, цепляясь за мою шею, и жарко всхлипывал прямо в ухо. А потом зашептал:

— Елина, мы же больше не принц и не принцесса… мы же не живем в замке… мы же ничего у них не просим… когда они от нас отстанут?!

Я вздохнула. Мне хотелось успокоить ребенка, соврать, чтобы он больше никогда не боялся. Но я знала, так делать нельзя. Эта угроза никуда не исчезнет. Лушка очень похож на своего отца. И ему придется прятаться и скрываться до тех самых пор, пока мы не будем готовы нанести удар. А это много лет… очень много лет… и лучше, если он прямо сейчас поймет почему.

— Никогда, малыш. Они никогда от нас не отстанут. Потому что ты настоящий король Грилории. Неважно где ты живешь: в королевском замке или в Селесиной избушке. Пока мы с тобой живы, мы угроза для Грегорика. Но, знаешь, — я улыбнулась, — если они ищут нас в Аддийском султанате, значит мы с тобой все сделали правильно. Нам только нужно быть осторожными. Ты же помнишь наш уговор? Никто не должен знать, что ты принц Фиодор, а я принцесса Елина. — Он кивнул. — Ты мой сын Лушка. Мы с тобой жили в лесу в маленькой избушке, а потом, когда умер твой отец, пришли в город.

Теперь я шепотом рассказывала Лушке о своих планах. О том, что мы должны сделать, чтобы перестать бояться. И вернуть то, что принадлежит нам по праву рождения. Я все так же бродила по кухне, держа на руках мальчишку. И даже не заметила, что у нашего разговора был еще один свидетель — Нюнь…

Глава 16

Я возилась дома до самого вечера. Убиралась, стирала, проветривала комнаты, сушила постели, готовила ужин. Нюнь приводил в порядок двор, а Лушка возился с Анни. К вечеру, когда синие весенние сумерки опустились улицы города, и из распахнутой настежь двери потянуло холодом, мы, наконец-то закончили с уборкой. Дома стало совсем темно, и я зажгла свечи. В печурке на кухне потрескивали дрова, ночи все еще были холодными. Я накрыла на стол и позвала всю семью ужинать.

Обычно совместные посиделки за столом проходили у нас весело, но не сегодня. Лушка тяжело вздыхал, Нюнь непривычно хмурился, я еле дышала от усталости, и только Анни по-прежнему была жизнерадостна. Она хлопала в ладоши, громко болтала, нарочито неуклюже махала ложкой, тыча кашей в глаза и уши, и заливисто хохотала. Каша ошметками висела на ее лице и ушах, но вопреки обыкновению никто не смеялся…

— Мам, — первым подал голос Лушка, — я больше не буду ходить со двора. Как ты и говорила. И к Сирге с Михой больше не пойду. И ты тоже с тетькой Селесой больше не дружи, хорошо? И с Гиремом…

Я грустно улыбнулась. Бедный ребенок все еще переживает, а ведь я постаралась убедить его, что прямо сейчас нам ничего не грозит.

— Сынок, я не могу. Мы не можем прятаться в доме вечно. Нам нужно есть, пить, одеваться… понимаешь?

— Но, мам, — кивнул сын и скривился, чуть не плача, — а если они тебя узнают? Я не хочу, чтобы тебя тоже, как папу…

Он запнулся и не договорил, всхлипнул, вытер намокшие глаза и нос рукавом, отчего я тяжело вздохнула, но замечания делать не стала. Сейчас главное, успокоить малыша.

— Не бойся, — улыбнулась я, — я буду очень осторожна.

Но Лушка мне, кажется не поверил…

Ужин прошел кое-как. Даже Анни поняла, что рассмешить нас ей не удастся, перестала стараться и, нахохлившись, как маленький воробышек, сидела на своем стульчике. А мне было пора собираться на работу, в харчевню. Вечером самый наплыв посетителей, и я должна быть на месте. На всякий случай.

Потому быстренько отмыв перемазанную Анни, вручила ее Нюню и торопливо затараторила.

— Нюнь, — накинула на себя теплую шаль, такую огромную, что в нее можно было завернуться целиком, — я приду поздно, тихонько постучу и ты мне откроешь. Хорошо? Постарайся не заснуть. — Он снова кивнул и замычал. Мол, не беспокойся, все сделаю.

Я помахала ему ладошкой и сделала шаг к двери. Но не успела отодвинуть засов, как Нюнь совершенно непостижимым образом оказался перед дверью.

— Ты чего? — удивилась я и попыталась отодвинуть его, чтобы выйти. Но не тут-то было. На хороших харчах бывший нищий давным-давно окреп и больше не походил на доходягу, который падал от порыва ветра. Моих усилий он просто не заметил и остался стоять, преграждая мне путь. — Пусти!

— Ы-ы-ы! — замотал он головой и не сдвинулся с места.

Это было странно. Обычно он был образцом послушания, угадывая мои желания раньше, чем я открывала рот. А сейчас он явно он не хочет, чтобы я выходила из дома. Наслушался наших с Лушкой разговоров и решил взять все в свои руки?

— Нюнь, — я вздохнула устало. — Ты все слышал, да?

Он завыл, размашисто кивая головой. Я прислонилась к стене и прикрыла глаза. Говорила Лушке, что надо быть осторожными, молчать, а сама совсем забыла, что мы в доме не одни. И продаст нас этот нищий за гринку… Вздохнула. На сердце было тяжело. Снова захотелось схватить в охапку детей и сбежать из Яснограда. Без денег, они все были вложены в харчевню, без скарба, которым успела обзавестись, без надежды на чью-либо помощь. Я вытерла, закипевшие от отчаяния слезы, и трусливо приняла решение довериться Нюню…

Спросила тихо:

— Ты же понимаешь, то, что ты о нас узнал, нельзя говорить никому на всем белом свете? Ни одному человеку? Даже намекать нельзя? Иначе у нас с Лушкой не останется ни единого шанса…