− Ну вот ты мастеришь что-то, и у тебя ломается инструмент. Правильно загрузив информацию в хлопостер, ты получишь новый инструмент. Вообще он называется просто «Прибор Он», то есть общего назначения. Самые популярные модели ОН-22 и ОН-М22, хлопостером его прозвали из-за характерного хлопающего звука при работе на максимальной скорости.
Гуляя по старому городу, я поймал себя на том, что больше рассматриваю прохожих, чем реконструкции зданий и всякие необычные штуки. Один из ребят в блестящих костюмах глядел на пароход «Кормилец», мне очень захотелось увидеть на его лице хоть какие-нибудь эмоции, но не получалось. Кто бы он ни был, биочеловек или обычный, мой интерес только нарастал, и я спросил:
− Вы бы хотели попасть в прошлое и остаться там?
Он ничего не ответил, только зыркнул мне в глаза и стало ясно, он уже пережил трагедию вместе с пассажирами тонущего судна, заодно осознав, как со временем мелкое и сорное исчезло в человеке, а великое прекрасное осталось неизменным. И, похоже, теперь этот парень знал, что телесная жизнь – это пригоршня праха, а также кто я и откуда.
− Ну что, теперь взглянул на жизнь по-другому? − услышал я за спиной.
Я вздрогнул, обернулся, думая, что обращаются ко мне, и увидел Марка, разговаривающего с собакой.
− Вряд ли, − сказал пес, − мне что эта жизнь, что другая.
− Поэтому ты и собака, − проговорил Марк.
Я проникся к нему уважением.
Рядом была еще одна вывеска «
− Ну как? − услышал я.
Марк в одиночестве сидел у стены и вылизывал усы.
− Прекрасно, − сказал я. − Там что, автоматическое возвращение.
− Да, море само выбирает каждому свой режим. По внешнему таймеру ты там находился тридцать восемь минут.
− Непонятно, как это работает… А где твой дружок?
Марк ничего не ответил.
− Ну что, глянем на библиотеку, да и пора мне, кажется, обратно в своё время. А то я тут еще остаться захочу. Море все-таки… да и хлопостер − вещь нужная.
Библиотека походила на большую трехмерную электронную книгу с эскалатором внутри. Когда-то я работал в библиотеке сторожем и много времени провел за размышлениями о том, что нас ждет в будущем, и вот теперь, зная ответ, хотелось замкнуть круг. Судя по обстановке, все до предела автоматизировано. Внутри ни души.
− Сюда люди то ходят? − проговорил я.
− Наверное… я здесь не бываю. Спроси у Иосифа, он иногда ходит сюда на семинары и лекции.
− Значит здесь не всегда так пустынно?
− Не всегда.
Я обошел вокруг нового здания из стекла и металла, выглядевшего как огромный новенький аквариум для гигантских космических рыб. Посмотрел на свое отражение, на башенки непонятного назначения, на бегущую строку, приглашавшую в среду на семинар: «
− Нагулялись? Чип цел? − только я переступил порог, спросил хозяин кафе.
− На месте, − сказал я, возвращая чип. − И правда, ценная вещь. Столько всего узнал…
− Рад был помочь. Значит, полон впечатлений?
− Ага. Интуиция подсказывает, надо возвращаться. Кстати, Иосиф, хотел спросить… Чего вдруг вы решили мне высказать за творческий вечер?
− Э, да я, − замялся хозяин, − сам пишу роман о …
− О две тысячи шестьдесят седьмом, − догадался я.
− Точно. Но пока получается так себе, трудно выразить всё осмысленное. Да и у тебя вроде дела не очень.
− С чего это?
− Так показалось.
− Не, нормально, и печатают понемногу. А у вас тут с этим как? Заходил в библиотеку, там ни души. Все блестит, светится, как начищенный хлопостер.
− Как же иначе, прогресс, − усмехнулся Иосиф. − За настоящими книгами ходят в основном повернутые на прошлом оригиналы, типа меня, старички да биолюди. Давно уже пользуемся голографическими книгами. Их можно осязать пальцами, они даже имеют запах книг, шелестят страницами. Красиво и удобно, в любом месте они при тебе, читай, сколько хочешь. Появились чипы, ускоряющие чтение, за день «Войну и мир» можно осилить.
− Мне бы такой.
− Библиотека сейчас вроде памятника самой себе, огромное хранилище аналоговой информации, и еще внутри музей «Библиотека». А сто лет назад там находился один из лучших центров знаний в Сибири.
− Да?
− Поверь, Слава, в две тысячи шестьдесят седьмом там был сплошной праздник жизни!
Я кивнул в знак того, что верю каждому слову.
− Тогда моя мама работала в библиотеке. Я у неё еще был только в планах, но по рассказам и фотографиям, знаю многое. В две тысячи шестьдесят седьмом под крышей открыли хостел для студентов и молодых научных работников. Даже ночью жизнь не замирала. Писались научные работы, люди встречались, что-то обсуждали. Там можно было и поужинать, и позавтракать. Очень уютное кафе, я его застал, и хорошо помню, как одна стена была движущаяся книжная полка, бери и читай, что приглянулось.
Я неожиданно зевнул.
− А захотел отдохнуть, – продолжал Иосиф, − пожалуйста, на нижних этажах, в оранжереях стояли такие кровати-капсулы. Мама рассказывала, что маленьким я очень любил в них прятаться. Внутри настраивался режим, и можно было оказаться в какой хочешь стране, книге или эпохе. Моё детство пришлось на другое десятилетие, но дух шестидесятых во мне.
− И что это был за дух?
− Дух настоящей свободы и любви. То так чего не хватает.
− Прямо рай. Куда же он делся?
− Потом пришло другое время, кризис восьмидесятых и катастрофы девяностых из-за солнечной активности, многие даже разучились грамотно писать… Шестидесятые стали легендой. Как говорил мой любимый писатель Мак Макроу, 2067 год был Эдемом, который до сих пор с нами.
− Да, прекрасно жили в шестидесятых, − вздохнул я, проникшись настроением хозяина кафе. – Жаль, пора прощаться, Иосиф. Вряд ли мы еще встретимся, но кто знает. Так что, до свидания…
− Пока, − кивнул хозяин. − Завидую я тебе, Слава.
− В чем?
− У тебя есть шанс дожить до две тысячи шестьдесят седьмого. Увидеть все как есть.
− Да уж, шанс есть. По крайней мере, если дотяну до шестьдесят первого, то не буду, как Хэм пускать себе пулю в голову от невозможности написать что-то новое.
− Продержись.
− Хм, ну вам тут несложно узнать продержался я или нет.
Хозяин недовольно покачал головой.
− Ладно, не узнавайте. А чего вы там про кумиров шестидесятых по телефону плели?
− Да так, психанул… Мне кажется, что лучше две тысячи шестьдесят седьмого времени не было.
− Понятно. Может быть, поглядим. Вот вроде и выяснили всё. Пойду.
− Давай.
Я попрощался с Марком и вернулся в музей. Покрутил кружок телефона, набирая 20-14. Впустую. Тогда я прилег на знакомый венгерский диванчик образца 1964 года и, чувствуя усталость во всем теле, быстро заснул.
Проснулся я от бешенного стука в дверь и, вскочив, бросился открывать. На пороге стояли Базин и моя подруга.
− Что с тобой, Славка? Ты живой?!
Я молча смотрел на них, не понимая еще, где нахожусь.
− Слава, ты как?! Как себя чувствуешь?! Ты спал? Я стучу уже больше часа и звоню! Вот и Базина вызвала, чтобы открыл. А у тебя с той стороны заперто. Что случилось? − наседала подруга. − Ты чего молчишь? Ты где был?
− В две тысячи сто шестьдесят седьмом, − еле выговорил я, − телефон я там оставил.
− О, куда занесло! И как там? – спросил Базин.
− Почти полный пис энд лав. По крайней мере, у котов и собак точно.
− Поздравляю. А мы тебе поесть принесли.
− Да я вроде не голодный.
− На, подкрепись.
И они выставила на стол бутылку вина и шаверму.
− Хватит, − сказал я.
− Чего так? – удивился Базин.
− В две тысячи шестьдесят седьмом пьют другие напитки.
− Какие?
− Узнаешь, поди, вот вам подарки из Барнаула две тысячи сто шестьдесят седьмого года, − сказал я и выложил на стол пару ракушек каури, которые сжимал в ладони. − Пойдемте лучше погуляем, ноги разомнем да голову проветрим.
Мы вышли во двор. На лавке у подъезда сидел кот, вылитая копия того, что был в баре «2067».
− Ну вот, − сказал я, − и ты здесь, тануки.
− Мяу, − ответил кот.
− Вы знакомы? − спросила подруга.
− Теперь да. Этот пушистый типчик ходит из прошлого в будущее и обратно, как из комнаты в комнату.
− Мяу-мяу, − поддержал кот.
− Пошли гулять, – позвал я.
И мы вчетвером отправились гулять.