Будни русского доминанта

– Не люблю, когда дна не видно.

Я не спрашиваю. Там какие-то явные тараканы.

– Слушай, в контракте ведь этого нет, – я стараюсь добавить в голос мягкости, как он это делает, когда нужно. Получается, наверное, дико, но мне неважно. Его колбасит, и я просто хочу, чтобы ему стало спокойнее. – Он попялится, набросит на тебя сеть и подрочит. И все, мы свободны. Заедем на заправку, купим дерьмового кофе и посмотрим на чертов закат, а? Они тут знаешь какие красивые, закаты?

Лев смотрит – и будто хочет что-то сказать.

Говори. Говори же, ну?

Гравий скрипит под шинами.

– Так, все, иди. Жди в машине.

Я поднимаюсь, чтобы уйти, но тут же возвращаюсь.

– Скажи свое стоп-слово.

– Чего?

– Правило номер два, стоп-слово!

– Да о чем ты?

– У тебя три правила, первое – ты не осуждаешь чужие фантазии, второе – не работаешь без стоп-слова и третье – не занимаешься с клиентами сексом. – Он фыркает, но я не слушаю. Почему-то кажется, сейчас решается что-то очень важное. – Стоп-слово должно быть и у тебя. Скажи!

Растерянный взгляд мечется по пруду.

– Водомерка.

– Отлично. Если что – скажи, я услышу.

***

Клиент мне не нравится. На рожу – вылитый бандит, человеческое воплощение бультерьера. И еще сеть эта. И встопорщенная ширинка.

Я четко понимаю, что если он Льва хоть пальцем тронет, я разобью ему голову. Место глухое, труп спрятать запросто.

Черт, теперь колбасит меня.

А Льва, кажется, отпустило. Он уже вошел в роль. Сидит на камне спокойно и уверенно, глядит на воду с легкой печалью. Мерцающие блики целуют скулы, плечи, изумрудные чешуйки. Латунная проволока волос ласкает лопатки. Он весь текучий, как волна – изогнутая спина, руки, хвост. Глядя на него, я тоже успокаиваюсь. В груди щекотно, будто там шныряют чертовы любопытные водомерки. Я не знаю, что это за чувство, но от него тепло. Был бы я художником, нарисовал бы его именно так – хозяином воды. Сейчас нет сомнений: это его пруд, его дом, его владения, и он только что вынырнул на берег погреть на солнышке свой блестящий гладкий хвост.

Он так задумчив, так погружен в себя, что ничего вокруг не слышит – вздрагивает, когда сверху набрасывается сеть. Борется, рычит, цепляется пальцами, но клиент прижимает руки по бокам и валит на землю, туда, за камни. Мне ничего не видно, только трепыхающийся хвост.

Становится очень тихо.

Мне не нравится. Мне все это совершенно не нравится. Сжимаю с силой руль.

Это клиент. Просто клиент. Иначе Лев уже бы сказал. Где там чертова водомерка?

Слушаю так, как никогда в жизни не слушал, – я копание червя в земле сейчас слышу – но стоп-слова нет. Хрипы какие-то, стоны, хлюпанье воды…

Я сижу еще…

И вдруг до меня доходит.

Выпрыгиваю из машины, бросаюсь туда. В голове бьется одна глухая чудовищная мысль: «Он же его топит!»

Дальше все мельтешит. Удар в голову. Еще, еще, до крови. Крик. Боль в колене. «С-сука!» Чавканье грязи, заводящийся мотор.

И опутанное сетью тело, бесшумно скользнувшее под воду. Блестящее пятно хвоста под рябью – все меньше и меньше.

Вдохни, Саня, поглубже. Ну, прыгай.

Вокруг меня – ледяная муть. Коричневая с зеленым, как его глаза. Куртка мешает. Дыхания не хватает, но я ищу, ищу, ищу. Водоросли, тина, ни черта не видно…

Блестит, блестит!

Хватаю. Прижимаю к себе. Тащу наверх. Тяну на берег.

Переворачиваю, трясу, умоляю…

Пожалуйста!

Когда слышу хриплый, каркающий кашель, наконец валюсь на камни.

Бля-я-ядь, как же холодно…

***

Покрасневшие пальцы вокруг одноразового стаканчика. Пар поднимается, как туман над прудом. В машине тепло, горячий воздух из печки сушит губы. Пахнет кофе.

Лев делает глоток.

– Не такой уж дерьмовый…

Он еще шутит?!

– Ты телефон его знаешь? В полицию…

– Не надо.

– А? Что значит не надо?

– Это издержки профессии, Сань. Сам дурак, нельзя с новым клиентом не на своей территории. На деньги польстился. Бывает.

– Бывает?!

– В первый год избил клиент, я месяц в больнице провалялся. А этот… вряд ли хотел убить – потопил бы немного, кончил и отпустил. У некоторых тараканы – говно, но это исключение из правил. Говорю же, бывает, просто нельзя терять голову.