Сила любви

И пусть Кай на протяжении нескольких лет не проявлял ни малейшего интереса к событиям футбольного мира, но некоторые моменты навсегда отпечатываются в сознании. Он уже без опаски наступал на травмированную ногу, но никогда бы не забыл названия тех команд, что играли в Стамбуле.

– «Ливерпуль» и «Милан». Победа за англичанами в серии пенальти.

– Метко бьёшь, бесстрашный ковбой! – Купидону тоже был известен спортивный азарт. Однако его игра была куда серьёзнее футбола, что не мешало ему испытывать настоящее блаженство, наблюдая чудесную картину того, как на его глазах настоящая любовь укрепляется в теле привязанного к стулу юноши.

На этот раз Кай вздрогнул. Руку обожгло, пронзило, отделило… Разрез вышел не таким ровным, как на предыдущих пальцах. Ноготь указательного пальца указал в сторону Герды, чьё лицо было опущено и спрятано под россыпью длинных волос. Она не смотрела.

– А мы уже добрались до экватора! Юбилейный вопрос для гостей храма. Кай, ты готов продолжить? Судя по твоему выражению лица, анальгетик начинает терять свои свойства.

Кай не удостоил его ответом. Дурман в его голове уходил, а на его место претендовали красные волны, поднимающиеся от левой руки и готовые совершить полный и безапелляционный захват его нервной системы. Потными губами он сумел дотянуться до воротничка рубашки и впился в него зубами.

– Пятый вопрос. Серединный вопрос. – Из динамиков послышался треск, шуршала бумага, которую переворачивал Купидон, двигаясь по списку заготовленных вопросов. – В каком произведении использовалось Пенджабское лассо?

Вопрос благотворно повлиял на Кая, позволил на несколько мгновений оторваться от разрастающегося очага, в который всё больше и больше превращалась его левая конечность. Пенджабское лассо? Откуда он вообще может вспомнить такую мелочь?

Очищающийся от наркотика мозг услужливо окунул Кая в следующее видение.

Герда любила смотреть ужастики. Фильмы ужасов были её страстью, которую Кай никак не мог заставить себя разделить. Он их не переваривал на уровне жанра, но всё же иногда вынужден был идти на уступки, потому как именно взаимные уступки придавали устойчивости их отношениям. Он не удержал в голове названия того фильма, но отчётливо запомнил одно: более нигде в кинематографе призраков не делали красными. Это была единственная картина, где они имели этот цвет…

Призраки… А вернее один только призрак, который умел складывать из верёвки Пенджабское лассо.

– Это роман «Призрак оперы». Гастон Леру. Там использовался этот узел.

Мгновение тишины сменилось резким щелчком распрямляющейся пружины и сдавленным стоном Кая. Кромсающее лезвие поставило последнюю точку в истории его левой руки. Пять отточенных сердечек вонзились в столешницу, и кровь, наконец-то стала переливаться за бортики. Багровый кровепад струился на колени, на светлые джинсы Кая, которые он никогда не гладил, чем иной раз выводил из себя Герду. Но какими ничтожными казались их стычки среди кирпичных стен храма любви.

– Экватор пройден, мой эрудит, а обезболивающее практически отпустило твоё тело. Перед тем, как мы приступим ко второй половине испытания, перед тем как я задам ещё пять вопросов, может быть, ты хочешь что-нибудь сказать? Может, внутри себя ты уже пришёл к решению и готов выразить его? Кай? Я проверяю вашу любовь, но, если ты достиг предела, ты всегда можешь окончить нашу игру. – Купидону не было нужды продолжать, они знали, какой способ позволит Каю завершить игру и сохранить правую руку. Купидон замолк, впиваясь в экран и жалея о том, что он лично не может присутствовать в комнате собственного храма.

Из-под распущенных волос за Каем внимательно наблюдала Герда. Сейчас он скажет, скажет, что сдаётся и не будет больше отвечать на вопросы. И сразу же у неё возле головы грянет выстрел, и она его уже не услышит. Её знания оружия были достаточными для того, чтобы представить последствия выстрела из дробовика на таком ничтожном расстоянии. Собственно, ни о каких последствиях речи и не шло.

– Задавай быстрее свои вопросы. – Хрипел Кай, вместе с кровью из него уходили и силы, и воля. Как бы поступил больной ублюдок, если бы Кай скончался от потери крови прямо тут на этом стуле во время ответа на какой-нибудь вопрос? Вряд ли бы это спасло Герду, а значит, ему нужно было продержаться как можно большее количество времени.

– А ты крепче многих, которых мне довелось повидать. – Механический голос отдавал уважением, но ни грамма снисходительности в нём не прибавилось. – Шестой вопрос для тебя, Кай звучит так: перечисли три закона Кеплера. Законы Кеплера, Кай, уверен, они должны входить в зону твоей эрудиции.

Каю приходилось заставлять себя вспоминать, ещё пять лезвий висели над его пальцами, а рядом с виском Герды находился заряженный дробовик. Левой руки он успел лишиться, а для неё ещё оставалась небольшая возможность, заключённая в его памяти. Чтобы спасти её голову, ему нужно было хорошенько перетряхнуть собственную.

Законы Кеплера… к ним он не возвращался с младших курсов или всё-таки один раз ему приходилось сталкиваться с ними? И почему его возбуждённый болью мозг рисовал перед ним книжную полку, располагавшуюся возе их кровати?

…это были лекции по физике Фейнмана. Новое издание с цветными корешками и однотипными обложками. И там была картинка, изображавшая движение планет. И Герда всегда морщила носик, когда он принимался объяснять ей физику, которую она абсолютно не переносила. Однажды он взял лекции с полки и с умным видом стал читать ей краткие выдержки из них. Он переусердствовал, они чуть не поссорились. И потом книга долгое время, позабытая, лежала на кухне. И где-то на её страницах были записаны законы Кеплера…

Цифра три уже встречалась сегодня Каю, вот только в прошлый раз из трёх слов состоял слоган печенья, а в данный момент его лихорадило от мыслей о том, что он не сумеет назвать три закона Кеплера. К такому вопросу он был готов несколько лет назад на экзамене первого курса, но тогда спросили его совершенно о другом, а сейчас ему необходимо было вспомнить, что именно придумал Кеплер.

– Признаю, вопрос на самый простой, на этот раз я дам тебе немного больше времени, но всё же не бесконечное его количество. Помни, Кай, чем сильнее ты затягиваешь, тем ближе моя рука к кнопке курка.

Кай черпал собственные запасы эрудиции и памяти. Он собирался загибать пальцы, перечисляя законы, но был лишён и такой примитивной возможности.

– Первый: планеты движутся вокруг солнца не по окружности, а по эллипсу, в одном из фокусов которого располагается солнце. – Он судорожно дёрнул отрезком левого указательного пальца и скривился. – Второй… этот закон связывает скорость движения и расстояние до солнца. Чем ближе к солнцу планета, тем выше скорость её перемещения. Площади, заметаемые небесным телом за равные промежутки времени, в разных точках траектории оказываются равны. – Он видел перед собой диаграмму из учебника и пытался объяснить это словами. Как быть, если его просто напросто не поймут? – Третий закон говорит о том, что период обращения отдельно взятой планеты в полуторной степени зависит от наибольшего габарита эллиптической траектории. Всё! Три закона я выложил.

– Твои преподаватели физики могли бы гордиться оставшимися у тебя знаниями, хотя второй закон и сформулирован кривовато. Ты не оперируешь терминами «перигелий1» и «афелий2», но я засчитываю. – Конец фразы Купидона заглушили крики Кая, оставшегося без второго мизинца.

Сжавшаяся в комок Герда судорожно перевела дыхание. На этот раз она уже не сомневалась, что Кай ошибётся или не сможет вспомнить. Крик боли возвестил о том, что ответ вновь оказался верным, а она вдруг вспомнила о том, как любила потешаться над начитанностью Кая. Беззлобно и в шутку, но всё же теперь её единственно защищала его начитанность и то, что медики называют болевым порогом. Сколько он ещё сможет вытерпеть? Сколько правильных ответов она успеет услышать от него?

Стекающая по столешнице кровь быстро впитывалась в джинсу, спускалась по ногам всё ниже, пропитывала носки Кая, купленные ему на Новый Год Гердой, проникала в кроссовки и от них медленно растекалась по неровностям бетонного пола. Кай извивался, пытаясь отстраниться от боли, но та уже успела плотно к нему прилипнуть. Они уже составляли единое целое. Боль стала ему ближе Герды.

– Седьмой вопрос: музыкальный. Что за мелодия наполняет стены моего храма? Какое название у звучащей мелодии?

Кай сразу и не сообразил, что те звуки, с которых началось его пребывание в храме Купидона, представляют собой мелодию. Резкие, искажённые, отражённые, испорченные звуки вывели его из дремоты, он даже не задумывался над тем, что за ними может скрываться хоть какая-нибудь мелодия.

Цикличная запись не прекращалась ни на секунду их совместного заключения. Она наполняла каждый тяжкий момент и заставляла свербеть где-то в черепной коробке. Кай попытался сосредоточиться, уловить ритм, он задержал дыхание и вверил ушам их общую с Гердой судьбу, но внезапно вмешался Купидон.

– Узнаёшь, Кай? Узнаёшь, что за мелодия? Она звучит специально для вас! Что за дивные ноты!

Механический голос полностью перебивал звучание мелодии, он отвлекал и не давал вслушаться. Кай снова выпустил из себя воздух и стал пытаться опознать доносящееся из динамиков звуки, как его второй раз подряд отвлёк садист-Купидон.

– Никак не можешь узнать? Сколько времени ты её до этого слушал? Сколько было возможностей сосредоточиться на звучании? Ну же, Кай, после шести вопросов ты не можешь опознать мелодию?

– Заткнись-заткнись-заткнись! – Выкрикнул Кай, Купидон не давал ему слушать, отвлекал от мелодии, а между тем, время на ответ стремительно таяло. Каю удалось различить несколько последовательных нот, он цеплялся за них, он старался раскрутить их и заставить прозвучать в его голове цельным отрывком, но механический голос издевался над жалкими попытками его жалкого состояния.

…у Герды была маленькая гитара в три четверти. Она всегда стояла в раскрытом чехле под книжными полками, и по вечерам Герда любила брать её в руки. Кай не уставал наблюдать за тем, как её тонкие, ловкие, точные пальцы перебегали с одного лада на другой и плясали танец успокаивающих мелодий. Она знала не так много произведений и по большей части смущалась их играть, но, когда на неё находило гитарное настроение, он мог сидеть ночь напролёт, слушая её игру. Среди прочего была медленная, размеренная мелодия, специально адаптированная под струнный инструмент, потому как оригинал исполнялся на свирели…

– Что за мелодия? – В несчётный раз спросил Купидон.

– Одинокий пастух. – Ответил Кай, а в его голове звучали не это надрывное подобие, а чистые гитарные переборы умелых пальцев Герды.

– Ваша любовь крепка, но достигнет ли она абсолюта? – С этими словами Купидон запустил безжалостный механизм.

Герде захотелось кричать. Её собственная боль не помешала ей раздвинуть челюсти и присоединить своё мычание к рвущемуся наружу рёву Кая, давшего правильный ответ.

Купидон не ведал жалости, ему было известно, что боль – достойная и единственная плата на истинность чувств. Его усиленный динамиками голос перекрыл вопли теряющего рассудок Кая. Семь ступеней пройдено, эта пара очень близко подошла к заключительной стадии. В первую очередь ради них самих Купидон должен был продолжать испытание.

– Не сомневаюсь, что ты представил в своей голове Герду, играющую на гитаре «Одинокого пастуха». Весьма похвально, что ты сумел распознать мелодию при условиях местной акустики…

«Откуда он знает про Герду? Как ему известно про гитару? Он следил за ними, наблюдал, изучал их жизнь и параллельно с этим составлял для себя список вопросов? – Это одна из ясных мыслей пронеслась перед Каем. – А может, он заходил в нашу квартиру, когда нас там не было? Открывал наши шкафы, трогал своими грязными руками вещи? Всё это время мы беззаботно продолжали ходить на работу, готовить ужины и смотреть сериалы, а под нашими ногами уже начинала проваливаться земля. И эта распахнувшаяся яма, эта тайная слежка привела нас в гости к маниакально озабоченному выродку!»

Больше мыслей не было. Как и пальцев. Маленькие гильотины лишали его не только пальцев, но и частичек здравого рассудка. Сознание и чувство реальности выплёскивались вместе с кровью и стекали по светлой джинсе.

Всё это время Купидон безостановочно говорил:

– …но нас с вами ещё ждёт восхождение на Эмпирей любовного наслаждения, поэтому мой долг задать тебе следующий вопрос. Как у тебя с итальянским, Кай? Сумеешь перевести: «Lasciate ogni speranza»?

Он ах вспыхнул от негодования и одновременно вздрогнули все свежие обрубки. Подобный вопрос был самой настоящей издёвкой. Издевательством было в месте, подобном этому, дразнить его конкретно этой фразой. Конечно, Кай знал перевод, к тому же осознанно или нет, но Купидон подсказал ему, где искать ответ. Слово «Эмпирей» ему встречалось лишь в одном произведении.

…Падкий на красивые и звучные цитаты Кай имел специальную тетрадку, куда заносил особо выдающиеся образчики мыслей авторов различных эпох и жанров. «Lasciate ogni speranza» – эти три слова он думал нарисовать большими буквами и повесить в прихожей прямо над входной дверью. Ему показалось это забавным и антуражным, он предвкушал вопросы от всей гостей, заглядывающих к ним на выходных. Вот только Герда ни в какую не соглашалась. Узнав перевод, она сразу принялась отговаривать Кая. Она уверяла, это глупо; говорила, что нельзя шутить таким образом… В её изменившемся лице Кай читал отголоски суеверных предубеждений. Ему и не представлялось, что безобидная табличка со словами сможет её так сильно расстроить. Единственным предметом, что после этого разговора они повесили в прихожей, стала ключница в виде совы с глазами из пластиковых крышек…

Отчего же в храме любви эта самая надпись не выбита горящими буквами над входом?

– Оставь надежду навсегда3… – Проговорил Кай вяло, пусть внутри него и происходило эмоциональное извержение. Возможно, именно внутренняя злость являлась тем спасательным кругом, не дающим ему полностью погрузиться в пучину красной боли.

– Мне грустно и радостно вопрос за вопросом констатировать верность даваемых тобой ответов, но таково испытание. И я знаю, что поступаю верно. И вы, оба, тоже сможете понять это, когда пройдёт время. Боль и недуги покидают тела, а вот перенесенный опыт и пройденный урок навсегда остаются с человеком.

– Да пошёл бы ты… – Вжик. Заточенное сердце разрывает сустав.

Путы на ногах немного ослабели, Кай изо всех сил бьётся коленом о плоскость столешницы. Сильнее, сильнее, сильнее… Лишь на мгновение избавиться от грызущего ощущения в руках, лишь бы боль переместилась в другое место… От его толчков собравшаяся на столешнице кровь приходит в движение, теперь не только струйки – полноценные потоки разбрызгиваются вокруг приделанного к полу стула. Кай хватается зубами за верхнюю пуговицу своей рубашки и отрывает её вместе с клоком ткани, он пытается прокусить плечо, пытается сделать себе больно в другом месте… Три, четыре, пять пальцев – ему не принадлежащих, чужих, ненужных – падают и слегка подпрыгивают на бетонном полу. Фантомная боль тянется за ними, он всё ещё связан со своими пальцами, длинная нервная нить передаёт в его увечные руки взрывающие мозг, отупляющие вспышки…

Он не слышит, он не реагирует, он – лишь впитывает в себя страдания, и через пелену ватного оцепенения, сквозь барьеры оборванных чувств, поверх его жалкого, распадающегося и отмирающего разума пробираются слова. Механические, монотонные, грубые они упрямо вдалбливаются к нему в голову, пока количественно не наполняются смыслом.

– Кай, уже почти всё. Ты проделал такой путь и останавливаться нельзя, восьми вопросов, увы, не хватит, чтобы спасти твою музу. Твою вдохновительницу. Два усилия, два небольших, смехотворных усилия, и двери храма распахнутся перед вами. Девятый вопрос: что говорили гладиаторы перед боем?

Кому приходилось хуже: рабу на арене в окружении хищников или ему, Каю, обречённому лишаться собственных конечностей в игре безумца? У кого из них было больше шансов на выживание? Да и хотелось ли ему жить после восьми правильных ответов?

На этот раз в голове Кая не хватило места для воспоминаний.

***

– Morituri te salutant, Caesar. – Прохрипел Кай. С этой стороны его голос тоже звучал механически и приглушено. Но то глаголила истина. – Идущие на смерть приветствуют тебя, Цезарь.

– Идущие на смерть приветствуют тебя… – Еле слышно повторил на ним Купидон, сидящий на самом краю стула. Он был увлечён процессом, он практически вжимался своим лицом в экраны нескольких мониторов, на которых была кирпичная комната.

Его миссия оказалась не напрасной! Как только он наткнулся на эту пару, то сразу почувствовал, что им знакома любовь! Что их сердца крепко связаны, что великое и могучее сопутствует их жизни! Правда, ещё оставался один вопрос, но Купидон уже не сомневался в Кае.

Ребром ладони, лишённой пальцев, он надавил на девятую кнопку. Дробовик сегодня не понадобится. Другой ладонью с едва выделяющимися фалангами он придвинул к себе поближе микрофон. От возбуждения и радостного предвкушения пройденного испытания он несколько раз провёл языком по губам. И задал последний вопрос.

– Скажи, Кай, ты действительно любишь её?