Триггерная точка

Девушка обрадовалсь искренне, Коликов почувствовал это.

– Ооо, дорогая, не спешите радоваться. Вернули далеко не всё. Часть коллекции передали в музеи западного Берлина, другую распределили по восстановленным музеям в Дрездене. Большая и, к сожалению, самая дорогая часть коллекции – мумии и предметы роскоши, естественно не уцелели. Нам, увы, достались лишь крохи.

Герр Диммар был искренне расстроен этим обстоятельством, но самого Коликова эта «печальная» для музея новость никак не покоробила. А вы, собственно, что хотели? Ваши вооруженные силы разграбили пол Европы, Россию, а они вам за это должны были сохранить, дорогие вашему сердцу, экспонаты? Коликов не удивился бы факту обнаружения похищенной мумии в какой-нибудь частной коллекции арабского шейха или американского нефтяного магната. Да хоть у черта на фазенде, лишь бы за эту древнюю рухлядь можно было построить детский сад, школу или жилой дом где-нибудь в Воронеже.

– Это очень и очень печально, герр Диммар. Но я думаю, крохи это то, с чего мы начнём возвращать себе былое величие.

Судя по тому, как сверкнули глаза директора, эта довольно двусмысленная фраза молодой немки, обласкала ему и слух, и душу. Естественно, Эльма имела в виду музейное достояние немецкого народа и ничего более. Но сказано это было с чувством и с вызовом. В словах Эльмы Коликов ощутил нотки реваншизма. Ощутил их и директор музея. Судя по всему, он, как и миллионы немцев по всей Германии, (чего таить?) ощущали тогда эти нотки. Их общество, обреченное на принудительное раскаяние, раскололось на две неравные части. Одни искренне сожалели о преступлениях, совершенных вермахтом и нацистами. Открыто признавали своё поражение и брали на себя вину перед всем цивилизованным миром, были согласны на репарации и вообще довольно искренне посыпали голову пеплом. Но таких было меньшинство. Другие же делали лишь то, чего от них ждал остальной цивилизованный мир. Они, конечно, были против войны и признавали себя зачинщиками. Но ко всему прочему они первыми (и, как правило, громче всех) кричали на каждом углу, что пострадали от нацизма, чуть ли не сильнее остальных народов Европы и Азии.

«Первым народом, – говорили они, – который был покорен Гитлером – был немецкий народ».

Их дети, то есть первое послевоенное поколение имело на вооружении уже новую формулировку: «Во всем виноваты нацисты! Но не каждый немец – нацист. Конкретно мы никого не убивали, не пытали и не бомбили, и отвечать за грехи отцов не собираемся».

Они отвечали. Долго отвечали. Отвечали и их дети. И внуки. Но с каждым новым поколением эта общая, коллективная ответственность за самую кровавую войну в истории человечества слабела. С каждым выплаченным долларом в виде репараций, они снимали с себя все больше и больше ответственности. А потом настал день, когда мир забыл. Вернее даже не забыл, а аккуратно подправил историю и предпочёл не замечать её неудобных моментов. Волновались из-за такого обстоятельства только русские и евреи. Евреи потому что прекратился источник репараций, а русские, потому что по всему миру начали беспощадно топтать их Великую Победу.

Коликов не знал, что именно на самом деле по этому вопросу думает Эльма. По сути, она не сказала этому напыщенному индюку ничего такого. Каждый воспринял информацию так, как хотел воспринять. Вопрос был в том, намеренно ли она это сделала? Если да, то она умна и умеет манипулировать людьми. Знает к каждому подход. Там – посмеялись, тут – стрельнули глазками, здесь – пирог похвалили, а с начальством мы затронем чувство национальной гордости. Поведение достойное шпионки.

Герр Диммар одобрительно кивнул и вынул из внутреннего ящика стола какие-то бумаги.

– Вот списки уцелевших экспонатов. Среди них много папирусов. Мне нужно, чтобы вы провели их ревизию и оценку с учётом рыночной стоимости.

Девушка протянула руку и взяла бумаги.

– Что-то ещё, герр Диммар?

– Нет Эльма. Вы свободны.

– Могу я уточнить, к какому дню вам нужен отчет по «Египту»?

– Думаю, – закатил глаза директор, – у вас есть около недели. Сегодня до конца дня просмотрите эти бумаги, и подготовьте предварительный оценочный лист. А завтра приступайте к работе. Начните с наиболее ценных экземпляров.

– Слушаюсь.

Девушка вернулась в свой кабинет и заперла дверь.

«А это уже странно». – Подумал Коликов, глядя как Эльма быстрыми, чёткими движениями раскладывает по стопочкам бумаги.

За весь день она ни разу не заперлась в кабинете. Да и не от кого было. Во всём здании музея было от силы десять человек персонала, да охранник. Чего же ей теперь приспичило?

Пока Коликов думал, девушка уже успела разложить все бумаги согласно какой-то, только ей одной понятной, системе. Затем из своей сумочки Эльма достала какую-то лампочку – с виду обычную. Девушка выкрутила из лампы, висящей над её рабочим столом старую, вполне рабочую лампочку и вместо неё вкрутила новую. Коликов внимательно следил за её действиями, но пока не понимал их смысла. Девушка, тем временем, принялась внимательно разглядывать бумаги, которые передал ей директор. Она брала каждый лист отдельно, подносила его к лампе и пристально вглядывалась в сухие цифры, отпечатанные машинописным текстом. Коликов начинал понимать, что происходит. Вероятно, девушка пыталась найти шифровку или послание, которое должно было быть напечатано или написано особыми чернилами, обнаружить которые можно было лишь в свете специальной лампочки. Лист за листом перебирала она документы. Добравшись до последней страницы, она тихонько выругалась. Эльма ещё дважды просмотрела документы, но, судя по тому, как она разочарованно бросила бумаги на стол и принялась выкручивать особую лампу, шифровку она так и не нашла.

«Значит, все-таки шпионка». – Подумал Коликов.

Оставалось понять, на кого работала эта миловидная фройляйн. Что именно она должна была получить и от кого. Видимо, не зря компьютер выдал именно её имя. Интересно, чем она теперь займется? Рабочий день девушки, по всей видимости, уже завершался. Коликов ожидал, что Эльма, не получив секретного послания, займётся тем, чем и планировала занять вечер – пойдет на свидание.

Находиться в теле объекта так долго и не принимать никакого участия в его жизни, было довольно мучительно. Всё равно, что смотреть кино и не иметь возможности выйти из кинозала или перемотать плёнку на нужный момент. Даже нос не почесать. Несмотря на то, что никакого тела у Коликова сейчас номинально не было, обмануть мозг было довольно сложно. Хотелось встать, пройтись по комнате, размять затекшие мышцы. Коликов мог перехватить управление телом Эльмы, но понимал, что в таком случае ему придется распутывать клубок шпионской игры самому. Информации по-прежнему было крайне мало и нужно было выжидать. Набраться терпения и следить за ситуацией сторонним наблюдателем.

Вопреки ожиданиям, Эльма домой не собиралась. Она вновь разложила документы на столе. Теперь уже без какой-либо системы. Десяток листов лежали у неё перед глазами, и девушка методично просматривала каждый. Время от времени она брала в руки один из листов, подносила к глазам, просматривала содержимое. Не найдя ничего, она откладывала листок в сторону и брала новый. Просмотрев каждый, она вновь разложила все листы перед глазами. В самих листах Коликов не обнаружил ничего подозрительного. То были списки, поступивших в распоряжение музея экспонатов. С немецкой педантичностью пронумерованные, разбитые на категории и классы. Напротив каждого экспоната значились цифры, отображающие дату их обретения. Также отображалась информация, откуда прибыл тот или иной экспонат. Города, названия музеев и фамилии тех, кто отправлял посылки.

Вдруг, внимание девушки привлек один из листов. Дата – май шестьдесят второго. Город Берн – Швейцария. Девушка просмотрела все остальные листы и поняла, что из Берна больше ничего не отправляли. Эльма вдруг встрепенулась. Что-то насторожило её. Она сложила все бумаги, за исключением заинтересовавшего её листа, в стопку и вышла из кабинета. По лестнице, ведущей в хранилище, девушка почти бежала.

– Фрау Гретта! – крикнула она на ходу. – Подождите, не закрывайте хранилище!

Чопорная сослуживица Эльмы удивленно уставилась на девушку. Ключ в руках женщины замер в замочной скважине.

– Эльма, дорогая, что случилось?

– Срочное задание директора. – Эльма развела руки в стороны, изобразив жест безысходности. – Герр Диммар велел разобраться с новым поступлением, как можно раньше. Я засиделась у себя, разбирая эти завалы, и не уследила за временем. Как же хорошо, что я застала вас!

– Разве это не подождет до завтра? – удивилась служащая архива.

Эльма огляделась, словно бы их мог кто-то подслушать и заговорщическим тоном прошептала:

– На самом деле он дал мне это поручение ещё днём, но ко мне зашел Петер и я… – она замялась и, как показалось Коликову, смогла нагнать на себя краску. Во всяком случае, мужчина почувствовал, как девушка напрягла мышцы пресса. При этом движении кровь сильно бьёт в голову и лицо действительно краснеет. Жест непримечательный, но внимательный собеседник решит, что собеседник застеснялся. Таким маленьким хитростям учили в разведшколах. Фрау Гретта заметила смущение девушки, так и не уловив нотки фальши, и лукаво улыбнулась:

– Эх, Эльма, где мои семнадцать лет? – задумчиво сказала она и открыла хранилище. – Покажите ваш список.

Девушка протянула листок. Служащая архива внимательно его изучила и облегченно выдохнула:

– Так это же небольшая стопка папирусов. Кстати, они в довольно сносном состоянии.

Фрау отошла, затерявшись среди стеллажей, но уже через минуту вернулась:

– Вот, то, что вы ищете, Эльма. Можете взять до завтра. Как закончите, заприте у себя в сейфе. На самом деле они стоят копейки, но мало ли… В любом случае, не понимаю, к чему такая срочность?

– Я очень дорожу своей работой, фрау. – Эльма бессовестно врала. Мастерски. Коликов мысленно аплодировал ей. Никакого Петера в её кабинете сегодня не было. Да и работа эта копеечная нужна была девушке постольку поскольку. Вероятнее всего, должность в музее для неё была лишь прикрытием.

– Похвально. – одобрительно кивнула женщина. – В наше время такая безалаберная молодежь… Им бы поучиться вашему рвению к работе. Глядишь, и не творилось бы вокруг столько абсурда.

Девушка не стала ввязываться в демагогию и, ещё раз поблагодарив сослуживицу, взяла у неё из рук увесистую деревянную коробку.

– Я очень вам благодарна. Завтра верну всё в целости и сохранности.

– Не засиживайтесь тут, дорогая. Молодость дана человеку лишь раз в жизни.

Фрау Гретта хитро подмигнула Эльме. Заперев и опечатав архив, она двинулась на выход. Девушка же быстро поднялась к себе в кабинет и вновь заперлась на ключ. Дрожащими от волнения руками она вновь ввернула свою особую лампочку и принялась изучать в её свете древние египетские письмена. Большая часть папирусов была в приличном состоянии. Сохранность экспонатов поражала. Коликов успел прочесть в списках датировку большинства из них. Самый молодой из этих папирусов вполне мог быть свидетелем событий, описанных в Ветхом Завете.

Но среди папирусов попадались и довольно трухлявые. Краска на них была уже почти не видна, символы угадывались с трудом. Такие экземпляры, буквально рассыпались в руках. Несмотря на это, девушка и не думала относиться к ним с пиететом. Все экземпляры, не прошедшие её проверку под особым светом, грубо отбрасывались в сторону.

Наконец, Коликов ощутил, как в груди девушки замерло сердце.

«Нашла».

Один из папирусов привлек внимание Эльмы. Девушка дважды проверила его под лампой, а затем достала из сейфа какой-то пузырёк и кисточки. Папирус Эльма положила прямо перед собой, навела на него свет от настольной лампы и принялась аккуратно наносить кисточкой жидкость из склянки. Наконец, Коликов увидел то, что заставило сердце Эльмы пропускать удар за ударом. Прямо на глазах, из ниоткуда, под действием реактива всплывали какие-то символы. Человек неподготовленный принял бы их за те же символы, какими был исписан весь папирус. Во всяком случае, Коликов, не знакомый с египетской письменностью, разницы не уловил. Да и никто бы не уловил – слишком уж специфический навык. Но только не Эльма. Девушка достала из своей сумочки блокнот и старательно перенесла в него все проявившиеся знаки. Уже через пять минут Коликов глядел глазами немецкой шпионки на пять строк замысловатого текста. К слову, после высыхания реактива, пропали и знаки, им проявленные.

Судя по возбуждению, в котором прибывала девушка, она нашла то, что искала. К великому удивлению Коликова, Эльма без колебаний сожгла особый папирус. Кабинет тут же наполнился запахом тлеющей лучины. Коликов сначала удивился такой неосмотрительности, но вовремя спохватился – противопожарной сигнализацией музеи того времени ещё не были оборудованы.

Тем временем девушка вновь поменяла в светильнике лампочку и спрятала в сейф оставшиеся древние письмена. Записную книжку с добытой информацией девушка спрятала в подкладке своей сумочки. Наспех приведя себя в порядок перед зеркалом, она заперла свой кабинет и направилась к выходу.

Несмотря на волнение, царившее в душе девушки, она легко бросила охраннику на выходе, добродушное «до завтра» и спокойно покинула территорию музея.

«Как же хорошо владеет собой эта девочка!» – Восхитился Коликов.

На этот раз девушка не стала ловить такси, а тихонько зашагала по вечернему Берлину в сторону центра. На этот раз она вела себя несколько иначе. Днём ей и в голову не пришло, что за ней могла быть слежка. А сейчас она проделывала, как по учебнику, все необходимые манипуляции, чтобы произвести проверку на наличие хвоста. Она несколько раз кардинально меняла направление своего движения. Делала круги вокруг кварталов. Сделала вид, что ждёт трамвай на остановке. Пропустила несколько, но ни на одном так и не уехала. Все это время она пристально наблюдала за прохожими. Пыталась вычислить по их лицам заинтересованность к своей персоне. Искала лица, которые могла видеть сегодня.

Коликов конечно вычислил слежку в два счёта. За девушкой точно следили. Следили несколько разных разведок, открыто следили, непрофессионально. Единственное, чего Коликов не понимал, это видит ли слежку девушка? Срисовала ли она тех двоих, что следили за ней в баре? Понимает ли, что в наблюдении за ней участвует сразу четыре разных автомобиля, постоянно сменяющие друг друга? По её поведению Коликов так и не понял, заметила ли она хвост за собой или действительно ничего не видит. Или, может, это у неё тактика такая? Если так, то нервы у этой барышни были стальными. Слежки она не видела, или упорно играла роль неопытной шпионки. Действовала она при этом строго по инструкции, благо во всех разведшколах они были схожими.

Так Коликов и протаскался со своей подопечной по центру восточного Берлина два часа, всё это время, оставаясь в тяжёлом неведении, относительно истинных оперативных способностей молодой шпионки.

С наступлением темноты, негостеприимный восточный Берлин, все же наводнился прохожими. Толпа оживила серые улицы. Служащие и клерки, работники магазинов и кооперативных лавчонок, военные и полицаи. Все, как один повылезали из своих нор в надежде разнообразить свою тусклую, до тошноты скучную жизнь.

Эльма лавировала в толпе, словно лыжник на склоне. От её благостного дневного настроения не осталось и следа. Сейчас девушка была сосредоточена и напряжена. Руководствовалась она лишь сухими инструкциями и холодным расчётом. Движения её сделались порывистыми и чёткими, походка больше напоминала легкий бег. Со стороны она, должно быть, выглядела, как торопящаяся на свидание барышня. Она лихорадочно сжимала подмышкой свою сумочку. Коликов чувствовал насколько напряжены пальцы её рук.

Интересно, что за информация скрыта в той шифровке? От кого она и кому предназначена? Эльма определенно не могла знать ответы на эти вопросы. Шифровка на то и шифровка, чтобы её никто не смог прочесть, не зная ключа. Имела ли этот ключ сама Эльма или она всего лишь курьер, Коликов не знал. Но судя по всему, в скором времени тайна прояснится. Девушка свернула в какую-то подворотню и быстро спустилась в полуподвальное помещение довольно маленького и неприметного бара.

«А вот и явка» – подумал Коликов и увидел периферическим зрением девушки отблеск фар автомобиля. Вероятно, одного из тех, что следовали за девушкой на протяжение всего пути. Как ни странно, но довольно грамотные действия девушки на время позволили отделаться ей от пешего «хвоста». Возможно, поспеши она забежать в бар, и ребята на авто проехали бы мимо. Но тихий скрип тормозов не позволил Коликову расслабиться.

Глава 3

– Итак, Геннадий Степанович, что вам известно об этой женщине?

На голограмме посреди длинного полированного стола повисла информация об объекте. Голос генерала звучал тихо, даже с присвистом. Это навело Зорина на мысль, что генерал находится в ярости.

– Не могу знать, товарищ генерал-майор! – лихо отрапортовал полковник, догадываясь, что каждое сказанное им вслепую слово, может здорово аукнуться ему в скором будущем.

Уже не первый раз он попадал впросак по вине Коликова. Но сегодня капитан превзошёл сам себя. Была четкая директива, спущенная «сверху», прорабатывать все вероятности связанные со Второй Мировой Войной в целом и с Великой Отечественной, в частности. Перед вызовом на ковер, полковник Зорин успел лишь вычислить, какую из вероятностей, предложенных компьютером, выбрал своевольный капитан. И выбор этот полковника просто обескуражил. Шестьдесят второй год! Зорин прекрасно понимал, просочись эта информация наверх, оправдаться будет трудновато. И вот – просочилось. Вытирайте, товарищ полковник. А как, собственно, он – полковник Зорин, может контролировать процесс внедрения, инициированный капитаном Коликовым во внеслужебное время?

«Тактика у меня такая» – мысленно передразнил Коликова Зорин и, выдохнув, продолжил докладывать генералу:

– У капитана Коликова тактика такая. – Зорин мысленно выругался: «Дурак! Ничего умнее не придумал?»

– Не подчиняться прямым приказам – это, по вашему, тактика? – леденящим душу басом просипел генерал.

– Я не о том, товарищ генерал-майор. Коликов, оператор толковый, но внедряться по правилам, увы, отказывается. Может лишь в спящего объекта проникать. А для того внедрение производит ранним утром.

– Полковник, ты чего мне уши греешь? Я эту систему разрабатывал. Я у её истоков стоял. Мне ли не знать, что наше утро и утро объекта внедрения вообще никаким образом не пересекаются! Внедрения происходят рандомно. На выбор даются, лишь вероятность и сам объект. А все остальные параметры будь то утро, вечер, трезвый объект или пьяный или, может, обоссанный в окопе, это уже частности, которые никак не контролируются. Ни компьютером, ни оператором.

– Я знаю, товарищ генерал-майор. – побелел Зорин. – Но никак повлиять на капитана Коликова не могу. Я уже несколько раз писал рапорт на ваше имя об отстранении капитана Коликова от оперативной работы.

– Коликов самый результативный из операторов! – возразил генерал. – Мы не можем принять такой рапорт от вас. Сам Коликов, насколько я понимаю, вполне доволен работой. И на вас, между прочим, ни разу не пожаловался.

«Ещё бы эта тварь на меня пожаловалась, – Зло подумал Зорин. – Я ему жопу раз двести прикрывал уже!»

– Так точно! Доволен! – поддакнул он генералу.

– Ему действительно не хватает дисциплинки. – уже мягче продолжил генерал. – Но увольнением такие вопросы не решаются, полковник.

– Так, как же мне на него влиять? Я не могу сутками напролет сидеть на объекте. А если бы и мог. Капсула подчиняется только оператору. Мое присутствие в пультовой никаким образом не влияет на выбор Коликовым вероятностей.

– Политработу нужно проводить грамотнее, полковник! – назидательно подняв палец вверх, сказал генерал. – В наше время, политработу проводили каждый день. А иногда и посреди ночи поднимали, чтобы позаниматься. И всё доходчиво объясняли. И до всех доходило. А с теми, до кого не доходило, занимались сверхурочно.

Генерал встал с потертого временем кожаного кресла, прошел в дальний конец кабинета и вынул из приоткрытого сейфа досье.

– На прочти. – тонкая папочка полетела по полированной поверхности стола и замерла у самого его края. Видимо, у генерала уже рефлекс выработался. – Накопай, об объекте всё, что только можно. Все архивы подними. Все связи подключи. Но информация об этой Эльме Хейнкель к вечеру должна лежать у меня на столе. Нужно понять, почему компьютер предложил поработать с ней.

– Есть, добыть информацию! – Зорин взял папку и посмотрел на генерала. – А с Коликовым, что делать? Отзывать?

– Ты не хуже меня знаешь, что отозвать его не получится. Во всяком случае, не повредив ему рассудок. – Генерал вдруг сменил гнев на милость и, усевшись в своё кресло, уже спокойным тоном добавил. – У Коликова на сенсации чуйка! Ты сам это знаешь. Раз он посмел ослушаться прямого приказа, значит, что-то в той вариации его смутило. Твоя задача, как начальника, выяснить, что именно.

«Тёлка молодая его смутила» – подумал Зорин, но вслух произнес другое:

– Но, товарищ генерал-майор, как же мне подтягивать дисциплину капитана Коликова, если вы сами потакаете ему?

– А ты мне не дерзи тут! Ты его начальник и получать по голове за косяки подчинённых – твоя святая обязанность. Свободен!

– Но, эдак, демон Коликова совсем распоясается! – попытался возразить Зорин, но властный голос генерала его одёрнул:

– Всё я сказал! Кру-гом! Шагом-марш!

***

На встречу с Эльмой так никто и не явился. Девушка напрасно провела вечер в баре. Коликов понял, что она не раз бывала в этом сомнительном заведении, во всяком случае, бармену она бросила короткое «мне как обычно» и смело отправилась дожидаться своих сарделек и пива за свободный столик. Пару раз к ней подсаживались подвыпившие мужчины, в надежде раздобыть на вечер дешёвой и чистой любви – слишком уж образ Эльмы не подходил к этому заведению. Коликову бар больше напоминал старенькие московские рюмочные с одним лишь исключением – вместо знаменитых чебуреков, тут подавали сардельки. Кстати, приличные – наверняка контрабанда с запада. Эльма легко отделывалась от навязчивых ухажеров. Коликов выяснил, что миловидная на вид, его подопечная в совершенстве владела местным сленгом и фольклорной речью. Она заложила несколько филигранных речевых оборотов, причём со вторым ухажёром нарочно произносила свою речь громко, так чтобы в баре все уяснили – она не на работе, она ждёт встречи.

Но с самой встречей, видимо, вышла неувязочка. Девушка впустую прождала до одиннадцати вечера, безучастно посасывая из соломинки какой-то забугорный безалкогольный коктейль – третий по счёту. Вела она себя довольно правильно. Внимания к себе не привлекала – во всяком случае, намеренно. Посетителей пристальными взглядами не смущала, но каждого изучила довольно бегло. Села девушка так, чтобы было видно и вход в бар, и все проходы в подсобные помещения. За выбор позиции Коликов её похвалил.

Запланирована ли была встреча на сегодня или связной должен был являться в этот бар ежедневно, Коликов не знал. Ему оставалось лишь безучастно наблюдать за развитием истории. Конечно, было довольно скучно, но специфику работы ему объяснили ещё при отборе в отряд. Он был готов и на это и на то, что после каждой «командировки» реальное тело приходилось приводить в порядок не меньше недели. Капсула высасывала из оператора все соки. Как в психическом плане, так и в физическом.

Изобретение на самом деле было гениальным. Насколько Коликов знал, аналогов подобным капсулам, как и самой технологии перемещения чужого сознания во времени и пространстве не было ни у китайцев, ни у пиндосов, ни у иранцев, ни у евреев с индусами. Бедные британцы из ми-5, ютившиеся после «Великой Волны Возмездия» в полуразрушенной Варшаве даже мечтать о таких технологиях не могли. Не говоря уже о японцах. Они зализывали раны и строили козни, но как-то тихо, не высовываясь, глубоко запхав себе в анналы истории свои имперские замашки. А технология работала. Кому именно из ученых российской корпорации «Заслон» пришла в голову мысль влиять на инфополе земли, Коликову не было известно. Эта информация была строго засекречена. Но он точно знал, что с этого всё началось. Как только в России появился первый анализатор инфополя планеты, стало ясно, что в этом поле обитают не только текущие потоки информации, но и всё, что могло туда просочиться за последние сто тридцать лет. Глубже заглянуть так и не удалось. То ли старая информация со временем рассеивалась, то ли разбавлялась новыми потоками информации, то ли мощностей у нашего суперкомпьютера не хватало. В общем, был барьер в сто тридцать лет. Глубже никто не мог проникнуть. Со временем учёные обнаружили, что инфополе содержит не только физическую информацию – данные, которые можно записать на носитель, а после воспроизвести или прочесть. Расширяя спектры сканирования, ученым удалось выявить особый вид информации. Она была крайне неустойчивой, изменчивой и потому легко поддавалась коррекции. То есть на эти потоки можно было влиять. Нужны были лишь охлажденные до сверхнизких температур полупроводники и растущие, откуда надо, руки инженеров. Одно открытие тянуло за собой другое. Вскоре стало понятно, что эта изменчивая информация – есть не что иное, как чистый поток сознания конкретных людей. Поначалу все решили, что эти потоки сознания принадлежат людям, живущим сейчас в две тысячи пятидесятом году. Но, со временем, наши ученые придумали способ прямого внедрения чужого сознания в конкретный изолированный покток, пойманный в общем инфополе. Первые же эксперименты на добровольцах показали, что все потоки сознания, к которым у человечества есть доступ, принадлежат людям, давно почившим. Под это явление даже теорию подвели, мол, ныне живущие люди ещё не так сильно повлияли на ход истории, чтобы удостоиться чести быть записанным в её общее инфополе. В общем, доступ был лишь к далекому прошлому. Какого же было удивление первых путешественников во времени, когда они поняли, что, внедряясь в чужое сознание, они могут не только наблюдать за объектом, но и влиять на его действия. А в ряде случаев и полностью перехватывать управление этим объектом. Как правило, эти влияния, так или иначе, влияли на текущую временную линию.

– Огоньку не найдется? – Коликов, похоже, закимарил и пропустил момент, когда к Эльме подошёл какой-то здоровяк. Да, при внедрении и многочасовом бездействии сознание утомлялось ровно так же, как и при простой умственной работе. А раз есть утомление, то есть и его последствие – потребность во сне. Довольно опасное состояние, кстати. Случалось, что уснувшего оператора выбрасывало обратно в капсулу, и вмешаться в ход текущей операции он уже не мог. Повторного внедрения организовать не получалось – вселенная давала лишь один шанс повлиять на своё прошлое. И это хорошо, если просто выбрасывало… При экстренном выбросе можно было и без мозгов остаться. Так что здоровяку Коликов был благодарен. Чего нельзя было сказать об Эльме. Она явно была на взводе и ответила мужчине довольно грубо.

– Не курю, отвали.

– Я не спрашивал, куришь ты или нет. – довольно нагло ответил мужчина. Только сейчас Коликов, а точнее Эльма, удосужилась его разглядеть. Перед девушкой уселся небритый толстяк в потертой кожанке и тёмных очках. Такой, американский байкер из сороковых, только в Германии шестидесятых. Дикий сюрреализм. Коликов даже усомнился в том, что в действительности не спит. – Я просил, огоньку, детка.

Коликов сразу понял, что происходит. Скорее всего, здоровенный мужик – один из оперативников, следивших за Эльмой. Судя по чистому баварскому выговору, всё-таки штази. Девушку устали пасти и решили задержать. Или они по своим каналам получили информацию о том, что именно сегодня будет передана шифровка через Эльму. В людном месте разведка светиться не хотела, а потому к девушке подослали провокатора, который спугнёт её и вынудит выйти на улицу, в ночь. Там девушку задержат и увезут на допрос. Возможно, с пристрастием. В сумочке они обнаружат записную книжку, а в ней те каракули. Без ключа, которого у самой Эльмы, может, и нет вовсе, записку они, скорее всего, не расшифруют. Девушку будут долго пытать, а потом искалеченную, беззубую, с несколькими сотрясениями мозга и переломом челюсти определят в какую-нибудь больничку восточного Берлина. Через пару месяцев девушку осудят, как шпионку. У них в загашнике наверняка завалялось несколько эпизодов, которыми они смогут доказать её причастность к какой-либо западной разведгруппе. Один из самых гуманных судов в мире естественно даст Эльме максимальный срок. И девушка выйдет из тюрьмы глубокой старухой лишь после «потепления». Это если вообще выйдет.

«Что же вы хотели мне сказать, подсовывая эту недошпионку?» – Злился Коликов, прекрасно понимая, что сейчас будет. У него даже созрел коварный план помочь бедной девочке выпутаться из этой ситуации.

«Так, мол, и так задание близилось к концу, девушка была близка к провалу…» – Коликов на ходу придумывал оправдание своему вмешательству. Нужно было что-то предпринять.

Но Эльма Коликова опередила.

– Ой, простите. – пролепетала она, медленно поднимаясь с места. – Я совсем вас не признала.

Бугай, несколько опешил, но с места не двинулся. Девушка же, медленно обходя столик, положила свою руку на горячую мозолистую ладонь мужчины и, подойдя к тому вплотную, наклонилась прямо к его лицу.

– Я уже думала, ты не появишься, милый. – Нарочито громко, так чтобы её было слышно у соседних столиков, сказала она. Она бросила беглый взгляд на зал, и лишь убедившись, что весь бар наблюдает за ними, преодолела последние сантиметры, отделявшие её губы от губ боевика.