– А что за дела? – удивился он, – нас ведь четверо.
– Число кучек соответствует количеству участвующих в дележе домохозяйств – неожиданно заумную мысль произнёс Сашка. – Куда вам с Большим столько рыбы? У вас и так навалом дома еды, а мы с Толяном семейные добытчики.
Маленький хотел возмутиться, ведь он наравне вместе со всеми участвовал в рыбалке, а с Толиком они вообще делали одинаковую работу, а тут получается, его участие свели «на ноль». Но Большой молчал, а без его поддержки самому «встревать в разборки» не было смысла. «Да подавитесь вы этой рыбой, – подумал он про себя, – добытчики хреновы…».
Процесс делёжки оказался следующим: рыбу разложили на три кучки, в одной из них был только налим, а всех щук поделили на две части. После этого Толян отвернулся от рыбы, а Большой, указав на один из щучьих «комплектов» спросил:
– Кому?
– Мне, – ответил Толик.
«Так, теперь налим достанется либо Сашке, либо нам, – подумал про себя Маленький».
– Кому, – снова спросил Большой, – опять указав на щук.
– Сашке, – ответил Толик.
И тут, Маленький, поняв, что налим достался им с Большим, издал громкий крик и, подхватив рыбину, начал с ней кружить и танцевать, радуясь свалившемуся на них счастью. Братьям в таких делах частенько не везло, поэтому неожиданный и крупный успех в дележе улова просто вскружил голову. Маленький в этот момент был счастлив, поэтому и не заметил, что Сашка с Толяном окружили Большого и что-то ему «напевали» на уши. В итоге тот подошёл к брату, взял налима и отдал его Сашке.
– Ему нужнее, – обосновал он, – ему перед мамкой надо вину заглаживать, да и пожрать что-то домой принести.
У Маленького отвисла челюсть.
– Ты что?! Отдал налима?! Дурак совсем?!
Но переход от состояния «счастье» к состоянию «катастрофа» оказался таким сильным, что у младшего брата уже не оказалось сил на сопротивление. Да и какое сопротивление? Не драться же с тремя пацанами, каждый из которых был на два года взрослее и сильнее? Старший брат решил…
Домой все пошли своим путём. Счастливый Сашка, не дожидаясь никого, подхватил налима и был таков. Толян тоже, забрав свою рыбу, пошел не на Базу, а на ближайшую остановку в город. И только братья, уныло загребая песок под ногами, плелись домой с таким видом, как будто возвращались не с хорошей рыбалки (всё же щук им досталось немало), а с какого-то неудачного события.
У Маленького не было даже сил «пилить» брата за такое решение, а сам Большой, до которого, видимо, всё же дошло, что его просто «развели», заболтав ему зубы, тоже плёлся без особого желания и восторга.
Но когда они подошли к Базе, старший повернулся к брату и сказал:
– А ты не хочешь заработать денег?
– Каких ещё денег? – пробурчал Маленький, – может, хватит на сегодня твоих идей? Меня уже тошнит от них.
– Обычных денег, – не обращая внимание на слова брата, продолжил Большой, – рублей.
– И как мы их заработаем?
– Самым обычным способом. Ты ведь видел, как мужики продают свой улов возле магазина (магазин на Базе был один – универсальный, и туда стекались все, кому было нужно что-то купить). Ставят деревянный ящик возле входа, раскладывают улов на нём и продают. А тётки с удовольствием покупают – рыба-то свежая, только что выловленная.
– Так-то мужики, взрослые… А мы – пацаны. По башке настучат и выгонят за такую торговлю.
– Не боись, не выгонят. «Карандашей» продавать не будем, а остальную рыбу выложим на продажу. Вот увидишь, быстро все разберут. Надо только ящик найти.
Но искать ящик не пришлось, возле магазина их была целая груда, откуда братья и взяли себе один почище для «прилавка».
Поставив «торговое оборудование» возле входа, Большой разложил щук на две кучки.
– По рублю каждую продаём. Имей в виду. – предупредил Маленького, который несмотря на все заверения старшего брата откровенно «очковал». Они никогда ничего не продавали, да ещё публично, у всего народа на виду.
Вначале к ним никто не подходил, женщины проходили мимо, бросая косые взгляды на малолетних торговцев. Но минут через десять одна из них всё же остановилась и посмотрела на товар.
– И что вы хотите за рыбу?
– Рубль за каждую кучку, – не совсем уверенно сказал Большой.
– Вам, что денег мало? Коммерсанты малолетние, – продолжила она.
– Не хотите – не надо, другие купят, – резонно заметил старший брат.
Так покачала головой и ушла в магазин. Но выйдя из него, протянула рубль Большому и забрала рыбу в пакет. И тут Маленький, который и так был сам не свой всё это время, вдруг побелел лицом и выдавил из себя:
– Сматываемся.
– Чё ты, – вроде начал Большой, но, посмотрев, куда глядит брат, быстро сбросил рыбу в кошёлку и оба рванули от магазина подальше, так как к нему шла их бабушка.
Покружив с час по Базе и всё время обсуждая, видела она их или нет, братья все никак не могли решиться идти домой, так как знали, что если их «засекли», то расправа будет короткой. Бабушка была из той породы людей, что терпеть не могла коммерсантов и торгашей и была сурова с теми, кто не соответствовал её моральным понятиям. Самому старшему брату Сашке от неё не раз доставалось, когда, по бабулиному разумению, вёл себя «неправильно». «Фарцевал» он периодически, за что был бит нещадно тяжёлым полотенцем с последующим бегством из дома. Большой с Маленьким всё это видели и сейчас тяжело переживали за свою судьбу горькую.
– Да не могла она нас "засечь", далеко была. А без очков ни фига не видит. – убеждал брата Большой. – Не боись, вернёмся, покажем рыбу, одна кучка-то при нас осталась, ещё похвалу заработаем. И рубль, опять же, при нас.
Когда братья пришли домой бабушка встретила «рыбаков» на кухне. Её вид не предвещал ничего хорошего, а в руке она держала полотенце, что было совсем уже плохо. Не успели мальчишки зайти, как она вытянула руку и сказала:
– Деньги.
Большой сначала вытаращил глаза, типа, «какие деньги», но быстро понял, что препирательство только усугубит и так весьма фиговую ситуацию, поэтому молча достал рубль и отдал его.
– Этот рубль я верну Клавдии Николаевне, с которой вы взяли за рыбу, – вроде спокойно начала бабушка, но тут же перешла на повышенный тон, – да как вам такое в голову могло прийти!? Торговать при всём честном народе?! Опозорили меня и своих родителей на всю Базу! Как мне теперь людям в глаза глядеть, что мои внуки – торгаши! А?! О чём думали, когда возле магазина встали? Да вас обоих тут же вычислили, кто вы такие, и соседка ко мне прибежала, рассказала, что видела ваши физиономии там, где только последние алкаши свои вещи продают.
И тут она хватанула полотенцем Большого пару раз. Что делать? А то же, что всегда делал старший Сашка в таких ситуациях – дали дёру.
И вот вечер, два брата сидят на завалинке, голодные и уставшие.
– Да, хорошие выходные получились, – вслух рассуждал Маленький. – Вчера спустили без толку все деньги, сегодня целый день маялись на Силинке, но в итоге сначала потеряли налима, потом и всю остальную рыбу. Как результат: карманы пустые, кругом облапошены, жрать хочется невозможно и домой возвращаться боязно: бабуля прибьёт своим полотенцем. Что делать-то будем?
Но Большой молчал, ничего не отвечая.
– Кстати, а что Сашка делал в таких случаях? Его ведь бабушка не раз охаживала полотенцем, и я не помню, чтобы он после этого возвращался.
– Да у него тут дружбанов пол- Базы, к ним и шёл отсиживаться. А ночью потихоньку возвращался, чтобы рано утром снова смыться «с глаз долой». Ему что? Он постоянно по углам мотается, не привыкать.
– Ладно, нам-то что высиживать тут, – Маленький всё же решил взять инициативу на себя. – Пошли домой. Не будет же она на нас дуться всё время. Давай, теперь я первый зайду, посмотрю, «что за дела внутри». Меня она никогда не била, только ругала.
Так и сделали. Но дома было уже спокойно, бабушка ушла в свою комнату, «чтобы глаза её не видели, иродов таких», а на столе в кухне стояла тарелка с аппетитно пахнувшей жаренной свежевыловленной щукой. Большой-то, когда из дома рванул, с перепугу бросил кошёлку с рыбой на пол. А там внутри – непроданная кучка осталась. Вкусная была… Ничего вкуснее чем эту жареную щуку Маленький в жизни не ел. А налима потом долго ещё вспоминал.
И денег заработал, и сам цел остался
Стоял жаркий день августа. Олегу в начале лета исполнилось четырнадцать и, как оказалось, это был возраст, когда тогдашнее советское руководство разрешало подросткам начать трудовую деятельность. С многочисленными оговорками и ограничениями, конечно, но, тем не менее, с этого времени уже можно было легально зарабатывать деньги.
Маленький скучал, так как Большой, учившийся тогда в техникуме, уехал «на картошку», а именно он и был организатором их досуга. Одному на Базе было как-то непривычно и одиноко. Да, большинство дружбанов были на месте, и Маленький проводил с ними много времени, но без Большого всё это было как-то не так. Всё же десять лет, проведённых вместе с братом, который, так или иначе, был лидером в их паре, приучили младшего, что рядом всегда есть старший, который думает и ведёт. А тут – свобода… попугаям…
В итоге получилось, что Маленький сошёлся с Генкой Мазиным, который жил на Посёлке, но их дом располагался на «граничной» улице, прямо напротив Базы, так что Генка был «свой» и там, и там. А ещё у Генки был старший брат. Все звали его Курука, хотя имя было Саша. Но даже родители обращались к нему по прозвищу. Почему Курука – Маленький не знал. Брат Генки был на три года старше, и, как и Большой, учился в Техникуме. Был он среднего роста и вроде не богатырь, но такой жилистый, крепкий. Авторитет у Куруки среди местных пацанов был очень высокий, никто даже не думал ему перечить. Генка говорил, что старший брат уже несколько лет занимается самбо и дзюдо. В общем, Курука был не тот парень, с кем можно было ссориться.
Сам же Генка ничем особым от местных пацанов не отличался, разве что откровенно пользовался тем, что у него был авторитетный старший брат. Вместе с этим он оказался общительным и этим летом с Маленьким они быстро сошлись. Раньше же было только «шапочное» знакомство.
От Генки Маленький и узнал, что на овощебазе набирают пацанов для работы, и там реально за месяц можно честно заработать до сотни рублей, что для четырнадцатилетнего подростка в те советские годы были огромными деньгами.
– Мы с Курукой идём устраиваться, – рассказывал приятель, – хочешь с нами?
Но овощебаза была вотчиной Посёлка, и туда базовских не пускали от слова «совсем». Маленький не раз пытал Большого насчёт возможности попасть туда, но старший брат только крутил пальцем у виска и говорил, что даже не думай об этом. Поймают посёлковские – одним разбитым носом не отделаешься.
– Да как же я пойду, – ответил Генке Маленький, – я ведь с Базы, нахлобучат мне там по самое «не боись».
– Не нахлобучат. Я с Курукой говорил, он сказал, что можешь с нами пойти, никто ничего тебе не сделает. С нами можно, – с самодовольным и важным видом добавил Генка, – на нас с братом никто «не дёрнется». На Куруку последний раз один придурок «рыпнулся» год назад, так потом долго конечности лечил. А был ведь старше. Так что – не боись! – завершил приятель свою аргументацию словами Большого.
И хотя это «не боись» сидело у Маленького уже «в печёнках», но он согласился. Один день заняло съездить домой за свидетельством о рождении и получить от отца согласие на работу, и через два дня рано утром они втроём стояли перед конторой овощебазы.
Там уже было человек пятнадцать местных малолетних «гастарбайтеров», все с Посёлка, ожидающих, когда тётки с конторы откроют и начнут нанимать на работу. При виде Маленького все внимательно провожали его глазами, как бы мониторя ситуацию на предмет того, «а чё этот пацан с Базы припёрся сюда? Он что, совсем нюх потерял?». Но при этом никто ничего не говорил и не делал. Как и заверил Генка, ни у кого не возникло желания «рыпнуться» при виде Куруки.
И тут Маленький увидел в этой «гоп-компании» здорового жлоба, которого все звали Полтава. Это был посёлковский разгильдяй, который в свои семнадцать лет всё ещё учился в восьмилетке, так как, по разговорам, три раза оставался в школе на второй год. Полтава был здоровый парень, крупный переросток, и Маленький не раз замечал его в клубе, куда все местные пацаны, и с Базы, и с Посёлка, ходили смотреть кино. Клуб был как раз на границе «участков», так что проблем с доступом в «храм культуры» не было. Для мальчишек типа Маленького Полтава был довольно опасен, мог без всякой причины заехать в ухо, да и не только в него.
Курука и Генка поздоровались с местными за руку, весело переговариваясь, Маленький же в это время встал в сторонку, понимая, что он здесь чужой и будет лучше, если станет небольшим, незаметным, и не будет отсвечивать.
Когда Курука здоровался с Полтавой, тот спросил:
– А чё ты базовского привёл? Вроде своих пацанов хватает. Обожрёт ещё нас.
– Да пусть поработает, – спокойно ответил брат Генки, – никому мешать не будет, да и не обожрёт он никого, вон какой худой, сколько в него влезет-то?
«Что значит обожрёт? – подумал Маленький, – вроде работать пришли, а не жрать».
– Ладно, – махнул рукой Полтава, – ты привёл, твоя ответственность. Но лично я бы базовских сюда не водил, а то привыкнут ходить на халяву, не выгоним потом.
– Маленький никого за собой не приведёт, – спокойно продолжал «пояснять ситуацию» Курука, – он сам с города, это брат его старший живёт на Базе, просто Маленький с детства тут крутится, его все здесь знают.
– Так он ещё и городской?! – удивлённо переспросил Полтава.
– Расслабься, свой он, – успокоил его Курука, – вон, контора открылась, давай оформляться.
Стоит сказать, что весь этот разговор внимательно слушала вся пацанва, широко раскрыв уши. Ситуация была нестандартная, и мальчишкам было интересно, чем всё кончится. Конечно, для развлечения им хотелось драки, но даже здоровый и хулиганистый Полтава не стал доводить дело до этого. Курука был не менее опасен, чем он сам, и кто бы победил – неясно. Да и ради чего лезть в драку с серьёзным противником? Ради такой шпаны как этот базовский? Овчинка выделки не стоила. А вот зачем Курука взял Маленького на овощехранилище, зная, что тем самым нарушает местные неписаные правила, тот тогда не понял. Только позднее, через несколько лет Генка пояснил:
– Авторитет себе зарабатывал. Он тебя привёл и ждал, кто «рыпнется». Если бы кто дёрнулся, то Курука его быстро «успокоил». Но все нарушение правил «проглотили», а потом по Посёлку «базар пошёл», мол, брательник что хочет, то и делает, и никому не «под шапку». Даже Полтава «проглотил» явное «нарушение границы». Куруку после это ещё больше уважать и бояться стали. Вот так авторитет и завоёвывается! Понял? Без драки, просто демонстрацией своих возможностей, отличных от других.
– Ну а твой авторитет тоже вырос? – с усмешкой спросил Маленький.
– А ты как думал? Конечно вырос! – самодовольно подтвердил Генка. – Мы ведь родные братья, друг без друга никуда. Меня на Посёлке и пальцем никто тронуть не может.
После оформления в конторе, где у ребят забрали документы и сказали, что обратно могут их получить вечером после работы, к толпе пацанов подошёл мужик, назвался бригадиром и повёл за инструментом. По дороге он объяснил, что выдаст каждому молоток и гвозди. А задачей будет сколачивание ящиков из разбитого хлама.
После раздачи инструментов мальчишек подвели к огромной куче битых ящиков, высотой метра три, а то и больше, тут их было столько, что подсчитать за день бы не получилось. В общем – большая куча.
Бригадир озвучил дневную норму и добавил, что оплата будет происходить в зависимости от её выполнения. Посмотрев на погрустневших пацанов, добавил, что придёт для контроля и подсчёта в конце рабочего дня, после чего пожелал успеха и удалился.
Группа несовершеннолетних «трудящихся» стояла перед этой кучей в растрёпанных чувствах и у каждого на душе «скребли кошки». Ящики были в изрядно поломанном состоянии и выполнить норму было малореально. По крайней мере, для этого надо было пахать целый день «как папа Карло».
И тут Полтава, «почесав репу», вдруг надумал проявить «креативность», огласив весьма нетрадиционное предложение по решению проблемы «работы на износ»:
– Предлагаю играть в «Молчанку». Все устраиваются вокруг этой кучи и сидят. Кто заговорит – начинает работать.
К большому удивлению Маленького, ни одного возражения не было сказано. Более того, пацаны тут же повалились кто куда: кто на более-менее целые ящики, кто прямо на траву. И все, естественно, молчали. Даже Курука с Генкой тоже завалились, где стояли.
«Что за дурь? – подумал Маленький. – Мы зачем пришли? Прохлаждаться на траве? Так это и дома можно сделать. Сюда ведь все пришли зарабатывать, а не дурака валять. А бригадир когда придёт, что ему будем показывать?».
А главное, и спросить никого ни о чём нельзя. В «Молчанку» ведь играли…
Так пошло время. Десять минут, двадцать, полчаса… При этом Маленького разрывала совесть и ответственность. Как можно «Ваньку валять», когда надо работать. Время так бездарно уходит, а ни одного ящика не сбито. Как бригадиру потом в глаза смотреть? Посёлковские же пацаны не выказывали никакого смущения, кто-то уже дремал, кто-то переглядывался с глупыми ухмылками.
«Они что, совсем дурные? – глядя на всё происходящее крутилось в голове». Но что Маленький мог сделать? Возмутиться? Да кто он такой здесь. Один из самых младших по возрасту, и вообще с Базы, то есть «на птичьих правах»: ни авторитета, ни какого-либо голоса.
Но когда прошло примерно минут сорок Маленький, понимая, что всё может закончиться для него очень плохо, но с кричащим уже во весь голос чувством ответственности, вбитым в него отцом, молча встал, подошёл к куче ящиков, выбрал пару и начал ремонтировать. Пока всё он это делал, посёлковские с удивлением наблюдали за происходящим, проявляя разную реакцию. Кто-то крутил у виска, кто-то каждое действие «пацана с Базы» сопровождал кривой ухмылкой, кто-то просто смотрел, переводя взгляд с Маленького на Полтаву. Большинство из тех, кто не дремал, ждали реакции «старшОго». А тот, похоже, сам не знал, как реагировать. Правила игры не нарушены, работать никто не запрещал. То есть «дурковать», или трудится, что по мнению посёлковских было равнозначным, можно было без угрозы наказания. Поэтому молчаливая пауза так и осталась без какой-либо реакции. Ведь и сам Полтава сказать, типа: «ты чё, пацан, совсем крышей тронулся?», не мог, так как тем самым нарушил свои же правила игры и ему пришлось бы встать рядом с Маленьким и начать «пахать». Вот такая возникла «ситуация»… Для посёлковских, похоже, она оказалась нонсенсом, и как поступать в этом случае те просто не знали.
Так продолжалось минут десять, пока не встал Курука и со словами: «Ладно, хватит дурью маяться, чё пришли-то, работать или на траве валяться?» присоединился к Маленькому. А вот это уже был серьёзный прецедент. Естественно, вслед за братом тут же поднялся и присоединился к работающим и Генка. Посёлковские пришли в ещё большее смятение, переводя взгляды с Полтавы на троицу «бунтарей», отказавшихся принять «правила игры» установленные «старшим». Но Полтава опять ничем себя в этой ситуации не проявил, закрыв глаза и начав дремать на солнышке.
Закончилось всё тем, что пацаны постепенно стали вставать и присоединяться к стану «сознательных трудящихся». А во второй половине дня и Полтава взял несколько ящиков, начал их сбивать. Но вот что удивило Маленького, так это то, что где-то в обед несколько мальчишек старшего возраста встали и ушли на территорию базы. Вернулись они через полчаса и принесли несколько крупных арбузов, которые тут же съели всей «бригадой». После чего и «мелкие» рванули в ту сторону, куда им показали «добытчики». Вместе с Курукой и Генкой пошёл и Маленький. Вскоре они увидели вагон с зелено-полосатыми плодами, что стоял под разгрузкой и рядом с ним никого не было. Все ушли на обед. Взяв по спелому плоду, пацаны тут же рванули обратно и, прибыв на место, с наслаждением начали объедаться сладкой мякотью.
«Вот это жизнь! – думал про себя Маленький, – и денег можно заработать, и арбузами объесться. Хорошо посёлковские тут устроились, поэтому и не пускают никого с Базы».
Когда вечером старший от овощебазы пришёл к своей «бригаде», то, внимательно осмотрев «результаты труда», сначала крякнул, а потом сказал:
– Да… работнички из вас ещё те…
Норму выполнили только Маленький и Курука с братом. У остальных было менее половины. А у некоторых не было и четверти.
– Какие есть, – ответил бригадиру Полтава, – мы за количеством не гонимся, пятилетку в три года делать не собираемся, для нас качество превыше всего. Так, пацаны?
Пацаны с кривыми ухмылками старались не смотреть бригадиру в глаза и ждали, чем всё это закончится. А закончилось всё тем, что бригадир пометил в табеле выработку по каждому «работнику» и, буркнув, что завтра будет ждать возле конторы, удалился.
На следующий день сбивать ящики их уже не поставили, как «не оправдавших доверие», а завели в огромный склад, заваленный разным барахлом, и поставили задачу отсортировать наваленное в кучу «имущество», в первую очередь те же ящики, чтобы к концу дня можно было пригнать машину и вывезти мусор. Так они и проработали до конца недели, после чего овощебаза прекратили трудовые отношения с «бригадой», которая как саранча каждый день объедала всё, что находила в прибывавших каждый день вагонах. К концу недели пацаны больше занимались поисками и поеданием найденной «добычи», чем собственно работой.
Как сказал Генка:
– Дураков слишком много оказалось. Хотели «на халяву бабла срубить» и фруктов с арбузами наесться. Вот взрослые и решили больше с нами не связываться, посмотрев на кучу арбузных корок, что там оставили.
– Ну и мы в их числе, – резонно заметил Маленький, – я столько арбузов в жизни не ел, сколько за эту неделю. Но лучше бы денег заработал, а то, похоже, нам вообще ничего не начислят за нашу «деятельность».
Но овощебаза начислила. Однако, как оказалось, самое сложное – это не заработать деньги, а уйти с ними домой в целости и сохранности с «чужой» территории. Когда Маленький пришёл в контору за деньгами, а пришёл он один, так как привык добираться самостоятельно – ведь его уже знали пацаны, с кем он работал, то никого ещё не было. Получив деньги, а это оказались немалые для подростка пятнадцать рублей за неделю "трудовой деятельности", он вышел наружу и обнаружил четверых посёлковских, которые не работали в их «бригаде» и, соответственно, не знали почему он здесь.