– Что «нет»?
– Не знаю я ничего ни про заговорщиков, ни про ученика лекаря.
– Послушай, Френц, – вмешался оборотень, – ответы на такие вопросы получают под пытками.
– Мы уже два раза пытали его раскаленной решеткой, сжимали его в тисках, подвешивали вниз головой, но он упорно молчит, мой господин, – начал оправдываться Френц.
– Нужно было схватить его семью и угрожать смертью родных, видом их мучений.
– Схватили, мой господин, но это какой-то бессердечный заговорщик, на него ничего не действует, даже крики и слезы родных.
– Послушай, – вкрадчиво сказал оборотень, подходя к человеку, бессильно висевшему на столбе, – вот ты здесь проявляешь героизм, закрываешь глаза на слезы родных, чтобы сохранить свои тайны, а между тем ваши главари выдали тебя и твоих друзей. Не веришь? А как же мы схватили вас? Главари назвали ваши имена, спасая свою жизнь.
– Если они вам все уже рассказали, зачем вы меня спрашиваете? – отозвался пленник.
– Я не хочу, чтобы были схвачены и наказаны непричастные к заговору. Я не хочу невинной крови.
– Не хочешь проливать крови невинных? Да ты и так в их крови! – крикнул узник и плюнул оборотню в лицо.
В ту же секунду у юноши, в образе которого был Заграбастал, шея вытянулась и изогнулась, нависнув над человеком у столба змеиной головой с острыми желтыми зубами, между которыми трепетал раздвоенный синий язык. Изящные руки искривились в лапы с острыми когтями и вцепились в жертву.
Раздался леденящий душу крик, послышался хруст костей, хлюпанье и чавканье. Ристард на своем балконе в ужасе хотел броситься бежать, но наткнулся на войлок, прибитый к дверному проему, и потерял сознание.
10.
Очнулся Ристард, услышав голоса. Он глянул вниз через перила балкона и увидел там нарядного и изящного Френца, который распоряжался мытьем полов у столба.
– Пошевеливайтесь! – прикрикивал он на служанок, ползавших на коленях с тряпками по полу. – Вот пятно, вот еще! Я вас что, полы мыть учить буду? Скоро завтрак, а вы все возитесь, растяпы!
Ристард мгновенно вспомнил ночные события, гибель неизвестного ему «брата колец». Юноша осторожно выбрался с балкона, тщательно скрыл следы своего ночного присутствия и, пройдя несколько комнат, рухнул на диван. В этот момент он принял важное решение. Нет, он не будет больше пытаться выйти отсюда. Он останется здесь, поближе к оборотню. Там, снаружи, он уже мало чем поможет «братьям колец», здесь же судьба подарила ему необыкновенный шанс. Скорее всего, он погибнет, но зато выполнит свой долг до конца как тот, безвестный «брат», и обязательно выведает способ уничтожения Заграбастала.
За завтраком оборотень в облике хрупкого рыжеволосого юноши и Френц вели себя как ни в чем ни бывало. Они весело болтали и по очереди потчевали Ристарда. Юноша старался держаться спокойно, однако не раз ощущал приступ тошноты, когда был вынужден брать что-либо из руки Заграбастала с ухоженными розовыми овальными ногтями.
После завтрака оборотень спросил, чем намерен заняться гость. Ристард выразил желание еще раз увидеть комнату, где висели портреты, изображавшие различные воплощения Заграбастала. Оборотень пожал плечами, чему-то улыбнулся и согласился. Он отправил Френца вперед, чтобы тот обеспечил наилучшие условия для выполнения желания гостя, то есть, как понял Ристард, удалил всех лишних людей
Оказавшись в комнате с портретами, Ристард стал внимательно вглядываться в лица изображенных людей. Среди них были старики, дети, женщины и мужчины в цвете лет, темноволосые и блондины, бледные и смуглые, полные и худые. Судя по одежде, на одном из портретов был врач, на другом – офицер, рядом висели портреты придворной дамы, кузнеца и многих других. Ристард напряженно вглядывался в портреты, то приближаясь, то удаляясь от того или иного из них. Он искал сходство, какую-нибудь деталь, которая объединяла бы их всех и выдавала бы оборотня, но тщетно. Авторы портретов мастерски передавали блеск волос, мерцание драгоценностей, переливы шелка и парчи одежд, но заветной детали не было.
«Этого не может быть, – подумал Ристард, снова и снова обходя портреты. – Можно изменить лицо, цвет волос и цвет глаз, но сущность своего внутреннего мира изменить нельзя. Что-то должно оставаться неизменным».
– Я вижу, эти портреты вызвали у вас огромный интерес, – насмешливо сказал Заграбастал. – Они отражают лишь малую часть того, во что я могу превратиться, – Он подумал, что ученик лекаря хочет запомнить его воплощения на портретах.
– Мне просто не верится, что все это вы, – ответил Ристард. – Это невозможно.
– Ну почему же?
– Это слишком разные лица, чтобы ими мог быть кто-то один.
–Вы так думаете?
На глазах Ристарда худенький рыжий мальчик, в облике которого был Заграбастал, вдруг вытянулся вверх, раздался вширь, руки его пополнели, а вокруг талии заколыхались пышные юбки. Перед юношей стояла розовощекая девушка-молочница, русоволосая, голубоглазая, с ямочками на щеках. В одной руке она держала кувшин с молоком. Девушка прошлась мимо Ристарда, покачивая юбками, напоминавшими кружевной колокол. Обернувшись, девушка звонким голосом, совсем как у настоящих молочниц, предложила ему молока и мило улыбнулась. Ристард почувствовал, как он подпадает под обаяние молочницы, но это длилось только минуту, до тех пор, пока он не встретился с девушкой глазами. Лицо ее улыбалось, улыбались губы, ямочки на щеках, но глаза не улыбались. Они смотрели с холодным, пытливым любопытством.
– Перевоплотитесь в него, – попросил Ристард, указав на портрет бравого офицера.
Оборотень-молочница пожал плечами и тут же превратился в офицера в мундире с роскошной перевязью, на которой висел усыпанный драгоценными камнями меч. Завернув покруче шелковистый ус, офицер чеканным шагом подошел к юноше, учтиво поклонился и спросил, не соблаговолит ли Ристард сказать ему, как пройти туда-то и туда-то. Ристард как зачарованный смотрел в лицо военного. Его вновь поразило несоответствие между любезным голосом и выражением лица офицера с выражением глаз. Взгляд светлых глаз, опушенных длинными ресницами, был не человеческий, а все тот же змеиный, жестокий и любопытный взгляд.
Заграбастала позабавило внимание его пленника и, чтобы поразить его еще больше, он без лишних просьб стал превращаться то в одного, то в другого человека. Ристард же следил за перевоплощениями во все глаза.
«Вот оно! Вот оно! – думал он, глубоко дыша, чтобы скрыть удары сердца, бившегося словно молот у него в груди. – Вот то, чего не смогли уловить все авторы портретов в своем старании угодить заказчику, но что выдает сущность оборотня во всех его воплощениях! Какие бы у него не были глаза, большие или маленькие, голубые или карие, взгляд его всегда остается взглядом змеи, холодным и бесчувственным. Теперь я его узнаю в любом виде!»
Внезапно оборотень, прохаживавшийся в одном из своих воплощений, исчез. Ристард растерянно огляделся. Внезапно он почувствовал, как кто-то сомкнул ладони у него на шее. Юноша сбросил чужие руки и отбежал на несколько шагов. Из пустоты раздался смех, и на том месте снова появился Заграбастал в облике хрупкого подростка с рыжими волосами.
– Ну, что же вы испугались? Я не сделаю своему гостю ничего плохого, – уверил он. – Мне просто захотелось пошутить.
«Да, пока я тебе нужен, ты не сделаешь мне ничего плохого», – подумал Ристард.
В течение пяти дней, последовавших за их общением в картинной галерее, юноша и оборотень постоянно чувствовали, как их словно магнитом тянет одного к другому. Они стали друг другу нужны, потому что от каждого из них зависели жизнь и благополучие другого. Заграбасталу и его власти угрожали «братья колец», едва ли не главного предводителя которых он не без основания видел в Ристарде. Ристард был ключом к миру людей, осмелившихся восстать и угрожать ему. Оборотню хотелось расправиться с ним, но одновременно он боялся потерять нити, ведущие к «братьям колец», поэтому он тянул время. Оборотень надеялся, что либо юноша сам как-то выдаст себя и тайную организацию, например, попытается убежать из замка, чему Заграбастал с удовольствием поспособствовал бы, превратившись в невидимку и выследив место, куда направится его враг. Или что «братья», оставшись без руководителя, совершат ошибку, и их можно будет схватить. Заграбастал немного опасался Ристарда, так как предполагал, что именно он научил «братьев» обводить себя волшебным кругом и становиться невидимками, но оборотень не знал, действительно ли это так и насколько юноша силен в колдовстве. Особенно его интриговало поведение пленника: юноша не пытался бежать, а словно искал общества своего хозяина. Это привлекало и пугало Заграбастала.
Оборотень являлся для Ристарда узелком, которым завязывались нити многих кровавых и ужасных дел, творившихся в стране. Стоило его победить, как власть его прислужников рассыпалась бы подобно карточному домику, потому что она держалась лишь на страхе перед драконьей сущностью Заграбастала и его талантом к перевоплощению. Целью юноши стал поиск средства победить оборотня. Первый шаг уже был сделан: отныне он мог узнать Заграбастала в любом его обличье. Но что делать дальше? Ясно, что победить оборотня в его истинном драконьем облике невозможно или очень трудно. Как сделать, чтобы не допустить его перевоплощения в дракона, чтобы остановить превращения на одном из человеческих обликов, с которыми можно сражаться более или менее на равных? Узнать это нужно было побыстрее, потому что от этого зависела жизнь Ноэля, Тики-так, «братьев колец», многих незнакомых людей, а среди них, быть может, и Мариккен!
Оборотень, Френц и Ристард стали проводить много времени вместе за игрой в шахматы. Заграбастал, игравший лучше всех, садился за доску по очереди то со своим другом, то со своим пленником. За игрой обычно велись беседы на самые разные темы. Собеседники внимательно слушали друг друга, любезно улыбались, но внутренне были настороже, потому что их целью было заставить друг друга проговориться. Так, например, оборотень, рассуждая об убийстве какого-нибудь правителя древности, внезапно спрашивал у Ристарда, стал бы он участвовать в заговоре, и если да, то как он организовал бы его. Или Ристард, вслух размышляя о животных, меняющих свою окраску или шкуру, задавал вопрос, сходны ли эти процессы с процессом перевоплощения оборотня и в чем разница. Это был своеобразный поединок на словах. Френц изредка ввязывался в разговоры, пытаясь намеками заставить Ристарда сказать лишнее. Хотя в его вопросах всегда скрывалась ловушка, лицо его при этом сохраняло самое любезное и доброжелательное выражение.
Френц, как и оборотень, умел неплохо петь, играть на мандолине и тонко разбирался в литературе. Иногда они рассуждали так увлекательно, что Ристард чувствовал, как теряет бдительность. Бывало, что ему казалось невероятным, что один из красивых и умных молодых людей, сидящих перед ним, дракон, пожирающий людей, а второй – его приспешник, распоряжающийся смыванием крови после трапез первого.
Однажды шла очередная игра в шахматы. Играли Френц и Заграбастал: Ристард стоял за спиной оборотня, скрестив руки на спинке стула над его головой. Вдруг он заметил, как камень кольца, подаренного ему Гилли, чтобы сделать юношу невидимым для гвельфов, стал словно бы наполняться алой жидкостью, волновавшейся как море в бурный день. Ристард поднес руку к глазам, чтобы рассмотреть получше, но камень тут же стал обычным, прозрачным как прежде. Он снова положил руку на спинку стула. В камне опять появилась алая жидкость. Ристард опустил руку пониже, будто наклоняясь, чтобы получше разглядеть игру. Жидкость в камне заволновалась еще сильнее, она стала багровой, а в рыжих волосах оборотня внезапно золотым блеском вспыхнул один волос, жесткий и выглядевший толще соседних. Юноша наклонился еще ниже. Камень в кольце потемнел, он был почти черным, а волос загорелся еще ярче. Ристард осторожно протянул руку, чтобы дотронуться до волоса, но едва успел прикоснуться, как оборотень с визгом опрокинул стул и упал на пол, прикрывая голову. В тот же миг Френц схватил стоявший возле него бронзовый подсвечник и запустил в Ристарда, громко зовя на помощь. Подсвечник попал в плечо, и юноша почти упал на руки шпионов, выскочивших, срывая гобелены со стен, из потайных ходов.
– Свяжите, свяжите его! – кричал оборотень, вылезая из-под стула. Его руки тряслись, в глазах стояли слезы ужаса. – Это он! Это он!
– Заграбастал, успокойся, – уговаривал его Френц. – о ком ты говоришь?
– Это он, вождь «братьев колец», научивший их рисовать защитный круг и становиться невидимыми! Я почувствовал, как силой своего колдовства он пытался воздействовать на меня!
11.
Четыре человека долго несли связанного Ристарда куда-то все вниз и вниз по узкой крутой лестнице, отчего ноги его то и дело задевали ступеньки. Стражники в красном молча раскрывали перед ними решетчатые двери. Четыре человека, спеша, несли юношу по узким коридорам, разделявшим огромные зарешеченные залы, где шевелилось, вздыхало и плакало множество людей, и замедляли шаги там, где по обеим сторонам тянулись лишь гладкие стены с воткнутыми кое-где чадящими факелами. Наконец они открыли последнюю дверь, дубовую, в две ладони толщиной, обитую железными лентами крест-накрест, и положили свою ношу на каменный пол комнаты с низким потолком и без окон. Когда они ушли, Ристард остался один в полной тишине и безмолвии. Юноша прижался лбом к холодному полу, чтобы утишить боль в разбитой голове. Он был связан по рукам и ногам так, что не мог шевельнуться. Боль от плеча разливалась по всему телу волнами. Воздух вокруг был холодный и тяжелый.
«Как в могиле, – подумал Ристард. – А может меня затем сюда и принесли, чтобы я здесь умер? Нет, я выберусь, вот только боль утихнет».
Через некоторое время к боли от ран присоединился леденящий холод, проникавший в тело от плит пола.
«Держись, держись», – шептал себе юноша.
Вдруг дверь заскрипела и в ее просвете, освещенном факелом, возник оборотень. Он сделал кому-то знак остаться на лестнице, взял из чьих-то рук подсвечник с горящей свечой, вошел и плотно закрыл дверь за собой. Поставив подсвечник возле поверженного врага, он присел рядом на корточки. От свечи шло живительное тепло, и Ристарду стало легче, только разбитую губу стало дергать.
– Завтра тебя казнят, – сказал оборотень. – Мне даже немного жаль. Ты был самым сильным моим противником из всех, с кем мне довелось встречаться. Ты так много успел, ты так искусно вел себя там, в городе, и здесь, в моем замке, что я даже стал сомневаться, не ошибся ли я. Выдержка только сегодня изменила тебе, и я понял, что в моих руках мой главный враг, ведь если бы не ты, последние заговорщики уже погибли бы.
– Боюсь, ты путаешь меня с кем-то другим, – сказал Ристард.
– Я тоже этого боялся, но теперь я уверен, – тихо засмеялся оборотень. – Ты был осторожен, и выследить тебя было очень трудно. Однако, мне неудобно сидеть на корточках. Да и тебя плохо видно. А я хочу насладиться этим разговором в последнюю для тебя ночь. Я буду вспоминать ее многие годы после того, как о тебе исчезнет память. Давай, я помогу тебе подняться.
Оборотень приподнял и усадил Ристарда, но избитый противник то и дело клонился набок. Заграбастал даже развязал ему ноги, чтобы противник мог держаться более или менее прямо.
– Теперь я вижу твое лицо, – прошипел оборотень, явно наслаждаясь беспомощным положением пленника. – Хочешь, я расскажу, как я нашел тебя? Еще полгода назад, когда мне доложили, что некий неизвестный, сославшись на дружбу с Френцем, похитил девушку, предназначенную мне в жертву, я почувствовал, что в стране что-то не так. Еще больше я удивился, когда неизвестного не смогли найти. Я понял, что в подвластных мне землях появился кто-то очень сильный, потому что из моих подданных никто не осмелился бы на такой поступок и не сумел бы скрыться. Я стал выжидать, что мне принесет появление этого неизвестного. Ждать пришлось недолго.
чтобы затесаться туда и узнать о причинах столь необычных успехов своих врагов, но все они словно в воду канули. Я сам и мои люди никак не могли никого найти, хотя мы едва не каждую соринку исследовали в нескольких городах, деревнях и замках, возле которых чаще всего проходили стычки моих слуг с заговорщиками. А между тем враги смелели. Они нападали на конвои с жертвами едва ли не среди бела дня. Единственное, чем я мог похвалиться, так это тем, что были схвачены лошадь и мул неизвестного и похищенной танцовщицы. На одну из них были нагружены доспехи, а в седельной сумке другой лежал рыжий парик. Девица, укравшая животных, описала их хозяев. Мужской портрет сходился с тем, что дали мои слуги, видевшие неизвестного первый раз, а портрет его спутника – нет, но когда я увидел парик, то понял, что с ним был не слуга, а переодетая девушка.
Я разослал слуг по всей стране, чтобы выяснить адреса всех людей, поменявших место жительства в течение двух последних месяцев, которые они должны были доставить мне вместе с описаниями этих лиц. Скоро их у меня было около тысячи. Многие сразу отпали. Осталось десять-пятнадцать. Одновременно до меня дошли слухи, что по улицам якобы бродят души людей, съеденных мною, что слышны их голоса и звуки шагов. Я стал прохаживаться по улицам, где эти «души» часто слышали. В один прекрасный день группа «душ» натолкнулась на меня, и я понял, что это люди, силой гвельфского заклинания сделавшиеся невидимыми, ведь только людское тело при таком колдовстве, делаясь незримым, остается осязаемым. Увязавшись за «душами», я выследил место собрания, но не смог проникнуть на него, ибо оно было окружено защитным кольцом. Такие сильные кольца тоже могут делать только гвельфы, ибо только их колдовство сильнее колдовства оборотней. Я понял, что мой противник знает гвельфские заклинания, и обучил им заговорщиков, потому они и стали неуязвимы для простых людей, какими являются мои слуги, а отчасти и для меня.
На мое счастье в одной из деревень среди «братьев» вспыхнула ссора. Один молодой рыцарь посчитал, что ему, как более знатному, не подобает подчиняться своему руководителю из крестьян, поругался с товарищами, пошел в харчевню и, выпив лишнего, начал изливать своему соседу по столу душу. Этот сосед был моим верным слугой. От молодого рыцаря он узнал много интересного, в том числе и то, что гвельфские заклинания знает некий брат Дымка из Мольны, о чем сразу же доложил и мне. У нас отпали еще несколько лишних адресов и описаний. Вскоре я вышел на тебя, Ристард, но ты был так осторожен, что я долго колебался, хотя внешне ты подходил под описание неизвестного. Я приходил к тебе как-то в аптеку, но спутался в кольцах, по которым вы узнавали друг друга, помнишь? Ты держался молодцом. Тогда я приказал Френцу доставить тебя сюда, чтобы посмотреть, что станут делать заговорщики без тебя и ты без них. К моему удивлению, ты и они вели себя так тихо и умно, что я решил, будто вновь ошибся в том, что ты и брат Дымка – разные люди. Я уже собирался посадить тебя в общую камеру на съедение, но сегодня вечером все прояснилось. Скажи мне только, как ты узнал о волосе?
–О волосе? – переспросил Ристард. – О чем ты говоришь?
– Не старайся меня убедить, что ты стоял за моим стулом и наклонялся надо мной не для того, чтобы вырвать его, – с иронией сказал оборотень.– Я почувствовал твою руку и силу какого-то гвельфского колдовства, исходящую от нее. Если бы я не упал мгновенно на пол, ты сделал бы свое дело, и я навсегда остался бы в этом обличье и потерял возможность перевоплощаться. Тогда тебе ничего бы не стоило разделаться со мной. Это был очень тонкий план, додуматься до которого мог только брат Дымка. Ведь я прав, не так ли? Все сходится. Ты появился в Мольне полгода назад, ты похож на неизвестного, увезшего танцовщицу, ты умеешь пользоваться настолько сильными гвельфскими заклинаниями, что даже смог проникнуть в мою тайну.
Сердце Ристарда билось, как молот. Только что из уст врага он услышал способ победить его. Как он был близок и как далек от его осуществления!
– Можешь, конечно, молчать, – продолжил оборотень, – мне и без того ясно, с кем я имею дело, и что о волосе ты узнал с помощью своих больших колдовских познаний. Но ответь по крайней мере, кто ты? Зачем ты пришел в эту страну?
– Я – человек. Эта страна – моя родина. Я вернулся сюда, потому что у меня была цель, – сказал юноша.
– Почему ты примкнул к моим врагам? Может, твои и мои цели могли прийти к согласию?
– Ты думаешь, я мечтал о такой же, как твоя, власти? – усмехнулся Ристард.– Нет, моя цель была намного меньше, но ради ее осуществления твоя власть должна была перестать существовать, и потому мои мысли и силы слились с мыслями и силами людей, чья конечная цель была – победа над тобой.
– Я понял, ты хотел единоличной власти, но раз власть над страной была у меня в руках, ты решил занять положение, равное мне, в стане моих врагов. Я уважаю тебя за это желание. Сам я тоже никогда бы не согласился играть вторые роли, – задумчиво покачал головой Заграбастал.
Ристард не стал переубеждать своего собеседника. Свечка между тем медленно оплывала, и желтые капли, как слезы, текли по ее вытянутому телу.
– Что со мной будет завтра? – спросил юноша.
– Завтра ты будешь казнен, потому что ты слишком много умеешь и много знаешь. Тайна волоса, в которую ты проник, делает тебя сильнее меня, ведь только мы вдвоем в целом мире посвящены в нее. Завтра я позабочусь, чтобы она умерла вместе с тобой, и никто третий не узнал бы о ней. Пока ты жив, я – в опасности. Ты был достойным противником, поэтому я устрою тебе достойную смерть. Тебе отрубят голову на главной городской площади Мольны при большом стечении народа. Но это будет завтра, а оставшееся время, брат Дымка, мы посвятим разговору о твоих друзьях…
12.
Наутро, едва серый рассвет забрезжил над Мольной, со стороны замка оборотня раздался мрачный колокольный звон. Его подхватили все колокольни города. Полчаса над городом стояло громыхание, гулкий рев и дребезжание больших и малых колоколов, под которые народ молчаливыми толпами высыпал на улицу и выстраивался по команде стражников там, где это было предусмотрено самим Заграбасталом.
К десяти часам утра все жители были расставлены и перекликнуты стражниками по спискам, чтобы никто не уклонился от поучительного зрелища казни преступника, посмевшего покуситься на священную жизнь правителя – оборотня. В это время ворота в замке отворились и по белому склону горы начала спускаться извивающаяся красная полоса. Ветер донес звук барабанного боя. Это везли преступника.
Когда процессия приблизилась, стали видны два ряда одетых в красное стражников, выбивающих дробь на барабанах. На головах их подрагивали головные уборы, украшенные чем-то наподобие крыльев летучих мышей. Между ними ехала повозка с высокими бортами. В центре повозки был прикреплен высокий столб с привязанным к нему преступником. Стоящим по обочинам людям была видна его высокая фигура в лохмотьях одежды. Лицо преступника наполовину скрывали волосы, которые трепал ветер, а наполовину – повязка, закрывавшая рот и подбородок. Рядом с поникшей фигурой осужденного возвышалась статная фигура палача, смуглого и черноволосого, с ястребиным взором, опиравшегося двумя руками на сияющий начищенный меч, в котором отражалось желтой дорожкой солнце.
Процессия объехала все большие улицы города и только к трем часам дня достигла главной площади, посреди которой на оцепленном стражей квадрате возвышался высокий белый помост, пахший смолой и свежеструганной древесиной. Повозка остановилась, палач отвязал преступника и, заботливо поддерживая, повел его к помосту. Ноги осужденного ступали неверно, он всей тяжестью наваливался на руку палача. За ними следовал невесть откуда вынырнувший Френц с большим свитком.
Когда все трое поднялись на помост, осужденный поднял голову. На небольшом расстоянии от него, за цепью стражников, волновалось огромное море человеческих голов. Во всех окнах, на всех балконах, окружавших площадь, стояли граждане Мольны, согнанные по приказу Заграбастала. Хотя людей было очень много, стояла мертвая тишина. Слышно было, как ветер шелестит кронами сверкающих золотом в лучах солнца юных деревьев, как воробьи чирикают и ссорятся на красных черепичных крышах.
Пока Френц, выставив вперед ногу в отделанном кружевом сапоге, зачитывал звонким голосом приговор, в котором перечислялись все злоумышления преступника против персоны оборотня, осужденный внимательно скользил глазами по толпе, словно ища кого – то.
На середине приговора палач наклонился к своей жертве и насмешливо сказал тихим голосом:
– Посмотри, брат Дымка, какую великолепную казнь я тебе устроил! Как все торжественно, величаво! Через несколько минут ты унесешь с моей помощью нашу общую тайну в могилу. Да – да, как ты догадался, я сам отрублю тебе голову. Я должен быть уверен, что тайна умрет вместе с тобой, не достигнув ушей третьего! Может, ты мне хочешь что – то сказать напоследок? Ах да, я же сам заткнул тебе рот. Тогда просто оставь мне что – нибудь на память. Ну, хотя бы вот это кольцо, – и оборотень – палач снял с пальца своей жертвы большое кольцо с камнем из молочного стекла и надел на свой.
Камень заискрился в нежных лучах майского солнца.
Френц закончил чтение приговора и по знаку своего хозяина, бодро стуча каблуками, сбежал с помоста и дал знак стражникам бить барабанную дробь. Палач, оставшийся на эшафоте вдвоем с осужденным, подвел преступника к плахе – новенькой дубовой колоде, и помог опуститься на колени. Его жертва проделала все это с явным трудом. По рядам безмолвных зрителей пролетел еле слышный вздох.
Между тем палач небольшими ножницами стал разрезать одежду у шеи приговоренного, чтобы легче было рубить голову. Когда он стал стричь для той же цели слишком длинные волосы брата Дымки, случилось непредвиденное: осужденный внезапно исчез. Статный палач замер на минуту в растерянности с ножницами в одной руке и отрезанными волосами в другой. В следующую минуту он заметался по пустому помосту, а затем обратился в огромного дракона с длинной шеей, увенчанной маленькой змеиной головкой. Его перепончатые крылья затенили всю площадь. Дракон яростно бросался то в одну, то в другую сторону, выпуская из пасти струи огня и дыма. От этого пламени заполыхали центральные районы города. Люди, согнанные на казнь, прорвали оцепление из стражников и с криками и плачем бросились в разные стороны.
13.
Ристард, превозмогая боль, сделал несколько шагов к плахе и, опустившись на колени, положил на нее голову. Щеке стало тепло от нагретого солнцем дерева. Он поднял глаза к смеющемуся майскому небу, по которому бежали розовые тучки, а потом посмотрел в сторону волнующегося человеческого моря за спинами оборотневых стражников.
«Может, среди этих людей стоят Ноэль и Тики –так? Нет, наверно они сразу после моего исчезновения почувствовали опасность и скрылись. А если не успели?»
Оборотень – палач стал разрезать рубашку у него на плечах, чтобы лучше видна была шея.
«Может и Мариккен стоит среди этих людей», – продолжал думать Ристард.
Вдруг юноша почувствовал, как кто-то легко обхватил его за локти, и тихий голос шепнул на ухо: «Скорее читай про себя заклинание, чтобы стать невидимкой». Ристард вздрогнул. «Ну, скорее же», – умоляюще шепнул голос снова.
В мгновение оцепенение и тупое отчаяние, охватившие его перед казнью, исчезли из сердца юноши. В мозгу его, словно огненные письмена, вспыхнули слова заклинания. Он едва успел дочитать до конца, как почувствовал, что сильные руки подхватывают и отрывают его от помоста. Земля и небо перевернулись в глазах Ристарда, ветер с силой забил в лицо…
Ристард очнулся в светлой комнате, куда через высокое стрельчатое окно снопом падали солнечные лучи. Он лежал на мягкой постели, а рядом сидел гвельф Гилли. Над ним склонялся еще один гвельф с серебристыми волосами. Он был одет в темную фиолетовую одежду с золотой каймой и держал в руках серебряную чашу. Как все гвельфы, он выглядел очень моложаво, но привычный взгляд Ристарда сразу уловил, что он старше Гилли. В их внимательных взглядах было что-то общее.
– Гилли, – улыбнулся Ристард, – это ты унес меня с места казни?
– Верно, Заграбастал снял с тебя кольцо, и мы тебя увидели. Мы летели с отцом и как раз говорили о тебе, о том, как ты прижился в людском мире. К счастью, успели вовремя. Да, познакомься, это мой отец Лавранс.
– Вас освободили? Я рад, – сказал Ристард. – А где же я? В городе гвельфов? Но королева схватит меня, как только узнает, что я здесь, и расправится не хуже оборотня. Да и вам не поздоровится.
– Об этом тебе нечего беспокоиться, – заверил его Гилли, улыбнувшись одними уголками рта. – У королевы теперь много других забот. Люди, бывшие у нас в рабстве, взбунтовались, разгромили весь город и покинули его. Гвельфы, давно отвыкшие утруждаться, испуганные восстанием, покинули свои дома и очень бедствуют, так что королеве совсем не до тебя. И даже не до моего отца. Ведь его официально никто не освобождал. Просто гвельфская стража покинула свои посты, а мне оставалось только снять заклятия с двери башни, где его держали. Благо, ты мне передал настолько сильное колдовство, что это стало возможным. Я тебе когда – нибудь потом расскажу.
– Прости, Гилли, я не знал о гибели города и не хотел сделать тебе больно.
– Ничего, это должно было случиться рано или поздно. Рабов давно было намного больше, чем гвельфов, а мой народ от лени даже позабыл о своей способности к серьезному волшебству. Ты ведь помнишь, все занимались разной ерундой: превращали цветы в плоды, а драгоценные камни в живых птиц. В результате, когда пришла беда, никто даже не смог вспомнить, как защитить не то что свой город, а собственный дом. Все, кому не обломали крылья, разлетались, как испуганные стрекозы. Нельзя так долго жить за счет других, – сказал гвельф.
– Гилли, ты болеешь за свой народ, а я – за свой. Моя родина сейчас находится во власти оборотня, заливающего ее кровью. Моим друзьям грозит смертельная опасность. Помоги мне вернуться в мир людей, я должен их спасти! – взмолился Ристард.
Он было рванулся встать, но тут же со стоном упал на подушки. Лавранс взял его за руку и пристально посмотрел в глаза. Зрачки гвельфа переливались всеми оттенками синего. Ристарду даже показалось, что их переливы образуют какую-то картинку. Вроде бы он увидел некий заснеженный остров, окруженный покрытым льдами морем. Пока юноша силился все это разглядеть, боль ушла.
– Я видел твои раны на руках и ногах, – сказал Лавранс. – Такие следы оставляют оборотни.
– Да, он хотел с помощью пыток вытянуть из меня сведения о моих друзьях, но я никого не выдал, потому что знал, что мне нужно продержаться только до утра, – подтвердил Ристард.