Душа чащобы

Софья Маркелова

Душа чащобы

Там, где заканчивались владения людей, в безмолвии и полумраке тонул дремучий непроходимый лес, до самых небес вздымаясь темной грядой. Кряжистые неохватные дубы и густые ели нависали над землей, расправив в стороны свои узловатые ветви, и змеились меж зарослей травы едва заметные глазу звериные тропы, уводящие в никуда. Ступит на такую неосторожный путник, и она увлечет его в сердце чащобы, где никогда не бывает солнца.

Агата шагала рядом с отцом, крепко держа его за руку. Мокрые стебли осоки цеплялись за ее ноги, путались в застежках сандалий, легко царапали кожу.

– В лесу не нужно шуметь. Иначе эхо подхватит твой голос и заберет его навсегда.

Испуганно вздрогнув, девочка лишь сильнее сжала теплую и мозолистую ладонь отца, но ни проронила ни слова.

– Не бойся. Если ты не желаешь лесу зла, то и он не навредит тебе.

Раздвинув колючие еловые лапы, отец ступил на небольшую поляну, скрытую от всех за непроницаемой стеной деревьев. Посреди высился старый массивный дуб, едва слышно поскрипывали его тяжелые ветви.

Девочка присела и погладила пальцами оголившиеся корни, выступавшие из сухой пыльной земли. Желтые еловые иголки и увядшие листья при каждом шаге хрустели под ногами, когда отец подвел Агату к самому дубу.

– Видишь, когда-то это было могучее дерево. А теперь оно лишь медленно гниет изнутри, снедаемое старостью и болезнями.

Задрав голову, девочка, не мигая, долго рассматривала черное овальное дупло, на которое указывал ей отец.

– А что там внутри, папа? – прошептала она.

– Там? – Отец усадил дочь на руки. – Там душа леса. Где ей еще жить, как не здесь?

Вытянув шею, Агата пыталась разглядеть, что же было в дупле. Но черная как смоль темнота поглощала все звуки и даже свет, не позволяя что-нибудь увидеть.

– Можно я туда заберусь?

– Не стоит. Ведь ты бы сама не хотела, чтобы кто-нибудь лез в твою душу, правда?

Агата покачала головой и обвила руками шею отца, который сразу же погладил дочь по встопорщенным темным волосам.

– Пойдем скорее домой, галчонок. Мы уже давно гуляем. Мама, наверное, нас заждалась.

Они медленно двинулись прочь с поляны. Еловые лапы плотно сомкнулись за их спинами, отсекая старый дуб от остального леса. Но до последнего мгновения, пока темно-зеленые хвойные иглы не сплелись в непроглядную завесу, Агата всматривалась в силуэт дерева и его черное дупло.

– Мама, а где папочка?

Женщина вздрогнула и повернулась лицом к дочери. Руки ее, сжимавшие кухонное полотенце, бессильно упали вдоль тела.

– Папы здесь больше никогда не будет.

– Почему?

– Он нашел себе другой дом… Он нас предал, понимаешь? Предал нас!

В голосе матери послышались рычащие нотки. Агата испуганно отступила назад.

– Но как же мы? Он ведь нас не бросит просто так?

– Мы больше не нужны ему, Агата! Мы теперь сами по себе!

Агата непонимающе замотала головой, а в ее глазах застыли слезы. Она не хотела в это верить, не хотела даже думать, что ее любимый добрый папа мог просто так взять и оставить их.

Смахивая соленые капли, побежавшие по щекам, девочка выскочила во двор дома, толкнула скрипучую калитку и бросилась по протоптанной тропинке в сторону леса.

Сколько она бежала, она и сама не знала. Глаза застилала обида, а из груди то и дело рвался тихий скулеж. Только ноги сами привели ее на маленькую, отгороженную от всего остального мира полянку, где высился старый дуб.

Еще совсем недавно она часто гуляла здесь с отцом, тот рассказывал удивительные вещи о лесе и его обитателях, обещал Агате научить ее различать лечебные травы. А теперь папа ушел в чужой дом, к чужой семье. И девочке ничего не оставалось, кроме как сидеть на корявых корнях и горько плакать.

Мать долго ждала, когда дочери надоест реветь, и она вернется в дом. Но уже прошло обеденное время, а калитка так больше и не скрипела, не было слышно шагов Агаты на дорожке, ведущей к двери. Забеспокоившись, женщина ушла в лес. Она брела по знакомой тропинке, приминая ногами разросшуюся траву, изредка звала дочь по имени, но ее крики оставались без ответа. Деревья клонились к ней, затмевали солнце своими развесистыми ветвями. Не было слышно ни пения птиц, ни жужжания мошкары, будто чугунной тяжестью безмолвие опустилось на лес.

В какой-то момент мать раздвинула руками колючие еловые ветви, и вдруг увидела свою маленькую неразумную дочь. Перед высоким дубом стояла Агата, вытянув шею, и заглядывала в черноту провала дупла. Она не шевелилась, казалось, даже не дышала, лишь неотрывно смотрела внутрь дерева.

– Агата! Вот ты где!

Схватив девочку за локоть, мать хорошенько ее встряхнула, приводя в чувство.

– Ты зачем в лес убежала, а?

– Мы с папой часто сюда ходили… Он говорил, что в этом дереве живет душа леса. – Агата перевела на мать какой-то пустой и безжизненный взгляд.

– Какая еще душа? – взвилась женщина. – У леса и у деревьев нет никакой души, они же не люди!.. Так и знала, что отец тебе мозги запудрил своей болтовней. Он как был бестолковым мечтателем, так и остался!

Агате стало очень обидно за папу, но она не решилась ничего отвечать матери.

– Нет там никакой души. Это обыкновенное дупло. Вот, смотри.

Подойдя вплотную к дереву, мать уже вытянула было руку, намереваясь засунуть ее в черноту провала, но неожиданно за ее спиной раздался пугающе холодный голос дочери:

– Не надо этого делать.

Нахмурившись, Агата взглядом пыталась прожечь в матери дыру, хотя у самой глаза все еще были на мокром месте.

– Это почему еще? – с легкой неуверенность в голосе спросила женщина.

– Тому, кто там живет, это не понравится.

Что-то жуткое было в этих словах, и мать, ощутив, как мурашки побежали по ее спине, отдернула руку от дупла. Не то чтобы она поверила россказням дочери, но все ее инстинкты будто бы кричали о какой-то незримой опасности.

Отступив от дерева, женщина грубо схватила Агату за руку, отходя к краю поляны. Девочка нехотя побрела следом, спотыкаясь о корни и путаясь ногами в траве.

– Не смей больше одна ходить в лес! Тебе здесь делать нечего. Еще заблудишься и попадешь в какое-нибудь болото. И нечего торчать перед этой сухой корягой.

Послушно кивая, Агата сглатывала слезы и думала о том, как хотела бы еще хоть раз увидеться с отцом, чтобы обнять его крепко-крепко, как она всегда делала, и поцеловать в щеку. Он ведь ни за что в жизни не стал бы на нее повышать голос из-за короткой прогулки по лесу.

На летних каникулах в один из дней мама разбудила Агату легким похлопыванием по щеке. На голове у женщины была очаровательная соломенная шляпка, а на сгибе локтя висела пустая корзина.

– Ты все спишь и спишь. Хотели же сегодня с самого утра за грибами пойти.

– Ой, я совсем забыла!

Вскочив на ноги, девочка заметалась по комнате, собираясь.

– Зубы почистить не забудь! – напомнила мама.

Через четверть часа они обе уже шагнули на тропу, ведущую в лес. Старенькая калитка протяжно заскрипела за их спинами, захлопываясь. Стоило матери и дочке миновать подлесок и углубиться в чащобу, как солнце скрылось за верхушками деревьев, и воцарился зыбкий полумрак.

Они шли совсем недолго, когда неожиданно где-то над их головами закуковала кукушка.

– Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку! – Голос птицы заставил мать вздрогнуть, но почти сразу же она засмеялась:

– Давно я в этом лесу кукушек не встречала! Ну-ка, давай спросим у нее! Кукушка-кукушка, скажи, сколько мне жить осталось!

Звонкий крик матери разнесся по лесу, взмыл к верхушкам деревьев, и эхо погнало его прочь.

Через несколько томительных секунд кукушка четко и отрывисто прокуковала:

– Ку-ку!

И затихла. Мать нахмурилась.

– Маловато она мне отмерила. Да и ладно, что толку переживать? Быть может, это одно десятилетие или даже целый век.

Бросив взгляд на притихшую Агату, женщина спросила:

– А ты не хочешь у нее узнать про себя?

– Папа всегда говорил, что нельзя у кукушки про годы жизни спрашивать, если боишься узнать ответ. А я не хочу его знать.

Упоминание отца заставило женщину поджать губы и раздраженно отвернуться. Она скорее направилась дальше, позабыв и о кукушке, и о словах дочери.

Они гуляли уже который час. Мать мурлыкала себе под нос какую-то ненавязчивую мелодию, Агата бегала по округе, заглядывая под каждый куст, выискивая грибы в корнях деревьев. Ее лукошко медленно наполнялось, а еще девочка, поглощенная азартом от «тихой охоты», совсем не замечала, как отходила от матери все дальше и дальше. Она перемещалась с одной полянки на другую, увлеченно высматривая круглые шляпки грибов. То здесь, то там видела она сыроежки, белые и подберезовики, и послушно перебегала от одной грибницы к другой, совершенно позабыв о том, что ей не стоило отходить далеко от мамы.

И когда наконец она подняла голову, то, к своему ужасу, поняла, что заблудилась.

– Мама? – негромко позвала Агата.

Вот только никто не откликнулся, а хмурый лес мгновенно поглотил все звуки, запечатав их в липкую пелену тишины.

Несколько минут постояв на месте и пытаясь услышать рядом хоть какие-нибудь шаги, девочка различила лишь шум ветра в кронах, хлопанье чьих-то крыльев высоко в небе и натужное поскрипывание какого-то старого дерева. Агата шагнула на этот звук.

И через несколько метров оказалась на поляне, где высился гнилой дуб.

Она уже совсем о нем позабыла. С тех пор, как мать запретила ей одной ходить в лес, Агата больше не появлялась в этом месте. Но только теперь она поняла, как на самом деле давно хотела сюда вернуться. Эта поляна, казалось, была пропитана спокойствием.

Бросив корзинку у корней, девочка вплотную подошла к шершавому стволу дуба. Чуть выше уровня ее глаз зияла пропасть дупла, в котором, как и прежде, ничего не было видно. Но Агата застыла на месте, завороженная им, совсем как раньше. Она вглядывалась в чужую душу, позволяя кому-то или чему-то в ответ всматриваться в свою.

Мать совсем нескоро заметила, что дочери рядом не было. Она взволнованно звала Агату, металась между деревьями с невольными слезами на глазах. Корзинка с грибами осталась где-то далеко за спиной, а женщина все ломилась сквозь кусты и бурелом, выискивала тропы или следы Агаты. Но ничего не было, словно девочка в одно мгновение растворилась в воздухе.

Несколько часов мать в отчаянии бродила по дремучей чащобе, кусая губы и изредка подавая голос, в надежде услышать ответ. И в какой-то момент до ее слуха донесся приглушенный голос.

– Мы с ним были здесь много раз…

Двинувшись на эти тихие звуки, как на спасительный огонек, мать через минуту вышла к непроницаемой преграде из еловых ветвей. Плотно стоявшие деревья не сразу позволили женщине проложить путь дальше: иглы впивались в ее кожу, раздирали одежду и даже отведенные в сторону они сразу же норовили напоследок ударить по спине или боку.

– Он учил меня, что нельзя по пустякам тревожить лес…

Наконец глазам матери предстала маленькая скрытая поляна, где возле старого дуба стояла Агата, ведшая беседу сама с собой.

– Отец никогда мне не врал…

Девочка, задрав голову, не шевелилась и лишь вглядывалась в черноту дупла, будто именно там сидел ее незримый собеседник, с которым она так неосторожно делилась своими мыслями.

– Агата! – приглушенно позвала мать.

Дочь даже не вздрогнула и не повернулась, словно не услышала. Как это было в тот раз.

– Агата! Что ты здесь делаешь? С кем ты говоришь?

Ступив на поляну, мать бросилась к девочке, но, не добежав пару шагов, неожиданно столбом замерла. Агата не реагировала на нее, а все продолжала что-то говорить себе под нос, не моргая.

– Что с тобой? – С внутренним содроганием мать коснулась плеча дочери и развернула ее к себе.

На побелевшем лице блестели два бездонных колодца глаз, в которых не было ни страха, ни радости. Словно девочка находилась в трансе, и лишь после того, как мать ее хорошенько встряхнула пару раз, Агата моргнула и уставилась на женщину уже нормальным взглядом.

– Зачем ты от меня убежала?

– Я… Я не убегала. Я просто заблудилась и искала тебя, – попыталась оправдаться дочь.

– Ты не искала! Ты стояла тут, на этой проклятой поляне, и разговаривала с деревом, как дурочка! – взъярилась мать, пальцами больно впиваясь в плечи Агаты.

– Я не дурочка, – чуть не заплакав, сказал девочка. – Я говорила с душой леса. Она живет в этом дереве!

– Опять ты со своими глупостями!

– И вовсе не глупости! Я видела, как в дупле мерцали ее глаза. Они были зелеными, как малахит.

Мать на миг опешила от услышанного, но сразу же взяла себя в руки.

– Это ведь твой дурной отец тогда еще наплел тебе каких-то баек, да? И ты поверила его словам, а теперь тебе в любом дереве что-то мерещится?

С каждым словом женщина заводилась все больше и больше, как и всегда, когда речь заходила о ее бывшем муже.

– Ты так и не забыла о своем дрянном отце! Сбежала от меня сюда, на это ваше памятное место, так еще и вспоминала, как вам якобы было хорошо! Я все слышала! Ты говорила о нем!