Помоги проекту - поделись книгой:
— Лейсян, что ты имела в виду, когда сказала, что «ему пора переехать к тебе»? — на всякий случай уточнила я, чувствуя, как сильно колотится моё сердце. — Ты имела в виду, что хочешь провести с Ромой какой-нибудь выходной день, да?
Невеста брата неприятно хохотнула.
— Оксана, не строй из себя дурочку. Ты понимаешь, что я имела в виду. Рома — мой сын и значит должен жить со мной.
— Твой сын? — я, правда, подумала, что ослышалась. Она же не собирается качать родительские права спустя семь лет!
— А что, ты скажешь, что это не так? — возмущённо фыркнула Лейсян. — Я его родила. И должна тебе напомнить, что это моё имя стоит у него в свидетельстве о рождении. А у тебя всего лишь доверенность, которую я могу отозвать в любой момент.
— Лейсян, опомнись, мы говорим не о документах, а о живом человеке!
— Вот именно, — поддакнула девушка брата. — Рома — живой человек, ребенок, у которого есть мать. Сейчас, когда я переехала в Москву…
— Что? — не поняла я. — Когда это ты переехала в Москву?
— Недавно, — недовольно процедила Лейсян. — Не понимаю, какое тебе до этого дело. Я просто хочу вернуть себе своего ребенка.
Меня начала бить нервная дрожь.
— Ты переехала до Нового года, да? — уточнила я. — Кто стал бы переезжать в новогодние праздники… Значит, до праздников.
— Это к делу не относится, — взвизгнула девушка брата. — Важно, что я готова освободить тебя от ненужной обузы.
— Ромка — не обуза! — возмутилась я. — Он — человек. Понимаешь, живой человек. Более того, он ребенок.
— А то я не знаю, — фыркнула Лейсян. — Это мой ребенок.
Девушка брата сделала особое ударение на слове «мой».
— Тогда скажи мне, почему ты не навестила своего ребенка на новогодние праздники, особенно, если ты была в Москве?
— Я была занята, — тут же нашлась Лейсян. И подумав немного, позднее добавила: — И вы уезжали!
— Мы уехали только третьего января, — процедила я сквозь зубы. — О чем у тебя должно быть написано в смс, которое я тебе прислала.
— Я работала третьего! — возмутилась Лейсян, почему-то пропустив и тридцать первое, и первое, и второе января. — Ты не дала мне увидится с сыном! И вообще, ваше путешествие очень напоминает похищение ребенка — ты должна сказать мне спасибо, что я не подала на тебя заявление в полицию.
Наплевав на все нормы, я уселась на лестницу и начала раскачиваться.
— Значит так, я всё решила, — тем временем продолжила Лейсян. — Подготовить мальчишку. Вещи там собери, игрушки его.
— Лейсян, ты не можешь этого сделать!
— Я — мать. Я имею право.
— Я не оспариваю твоё материнство, — зажмурившись и старательно сдерживая эмоции, протянула я. — Я говорю о том, что нельзя так просто забрать мальчика, полностью изменив его жизнь. Во-первых, он ходит в школу.
— У меня тоже есть школа во дворе, — огрызнулась Лейсян.
— Он ходит в специализированную школу для глухих детей, — ответила я. — Во-вторых, ты не знаешь языка жестов. Как ты собираешься с ним разговаривать?
На другом конце провода повисло долгое молчание.
— Но ты же с ним как-то разговариваешь, правда ведь, — фыркнула Лейсян. — Почему ты думаешь, что ты можешь, а я — нет.
Я с изумлением покосилась на телефон.
Нет, Лейсян не могла нести подобную чушь. Это просто сон — кошмар, который мне снится, потому что я дико устала.
Потому что даже Лейсян, никогда не интересовавшаяся Ромкой, не могла задавать подобный вопрос.
Я ведь рассказывала ей. Много раз рассказывала, особенно в тот первый год, когда врачи только-только поставили нашему малышу неутешительный диагноз.
Впрочем… Я давно уже не воспринимала Ромкину глухоту как болезнь — скорее, просто, как его особенность. Да, мой ребенок разговаривает на другом языке, используя не речь, а визуальный язык жестов — но это вся разница.
Я мысленно усмехнулась, отчетливо понимая, что я только потому так думаю, что у нас получилось — и, судя по тому, как отзывались о Ромке учителя в школе, получилось неплохо.
Хотя это не было особенно просто.
Вы знали, что глухой ребенок, родившийся у глухих родителей, имеет куда больше возможностей для нормального развития, чем глухой ребенок, родившийся у слышащих? Потому что непосредственно сам язык не играет главенствующей роли для развития ребенка. Всё дело в естественном общении, в том, что ребенок не чувствует себя изолированным в собственной семье; он спокойно овладевает языком жестом точно также, как слышащие дети учатся говорить на устном языке.
Мне пришлось не просто выучить язык жестов.
Человек не может овладеть безо всякой надобности новым языком до такого уровня, чтобы отдавать ему предпочтение вперед своего первого, родного языка. Не работает этого так, как бы нам этого не хотелось. Даже те люди, которые тратят большие деньги на изучение английского, не говорят на нём свободно — если только не уезжают на постоянное место жительство в англоязычные страны.
А мне каждый раз твердили, что для нормального развития Ромки, мне надо «свободно» говорить на языке жестов. Юношеский максимализм, отчаяние и огромное желание вырастить здорового, гармонически развитого ребенка, заставили меня не просто вызубрить жестовый язык. Мне повезло, что одна из волонтёров согласилась пожить с нами вместе — и всё время, пока она оставалась у нас, я просто запретила себе говорить на устном языке. Когда мне надо было позвонить по телефону, что-то спросить у продавца в магазине, объясниться в МФЦ — я делала это через Анжелу — нашего доброго ангела.
Впоследствии мои навыки пригодились не только дома. В моей компании стали появляться глухие клиенты, которым нравилось обсуждать условия заданий, нравилось разговаривать со мной на одном с ними языке, не прибегая к ухищрениям.
И вот что странно, Лейсян прекрасно знала, что она не сможет общаться с Ромкой — по крайней мере, на том уровне, которого он заслуживал. Но сейчас она почему-то полностью это игнорировала.
Кроме того, Лейсян никогда прежде не бравировала своими материнскими правами. Да, у нас были небольшие разногласия по детским пособиям. Лейсян утверждала, что кладёт все детские деньги на особый счет, открытый для Ромки. Пару раз, в порыве отчаяния, я просила её сделать исключение— и перечислить эти деньги не на счёт, а мне. Я готова была даже вернуть эти деньги немного позже, но девушка брата всегда отказывала под разными предлогами.
Последний раз она отказала мне летом, когда я попросила у неё в долг на квартиру.
— Кстати, — словно услышав мои мысли, протянула Лейсян. — Половина однушки ведь принадлежит моему сыну, не так ли?
В голосе моей несостоявшейся невестки явно слышалась издёвка.
— По бумагам, я — единственная владелица, — признала я правду. Дело не в том, что мне было жалко выделить долю для Ромки, просто это дополнительная бумажная волокита. Кроме того, я смотрела в будущее, надеясь, что когда-нибудь мы замахнёмся на двушку, и потому не хотела ничего усложнять.
— Я так и знала, что ты нас оберёшь, — с превосходством в голосе заметила Лейсян. — Рома — ребенок твоего брата, который по идее должен был наследовать квартиру ваших родителей вместе с тобой. Не потому ли ты так быстро продавала вашу квартиру, чтобы лишь моего сына единственного наследства его отца.
— Что ты такое несёшь?
— Правду, которая тебе не нравится. Да, Оксана, не нравится? — Лейсян притворно тяжело вздохнула. — Я была убита после того несчастного случая с твоим братом. Стресс, вынужденный развод, тяжелые роды… А ты воспользовалась этим как возможностью извлечь выгоду. Взяла моего сына в заложники. Отобрала у него право собственности. А сейчас ещё пытаешься отобрать у меня моего собственного ребенка.
Глава 5
Рафаэль
Чувство мерзости, которое охватило меня после посещения бывшей, оказалось таким стойким, что я даже не смог сразу заняться остальными делами — попросил водителя остановиться на обочине, чтобы пройтись.
Давно я так просто не шагал по Москве. Соскучился. Родной всё-таки город.
А Лейсян подурнела, сильно подурнела — и тут дело было даже не в возрасте, а в «усовершенствованиях» и пустом, как у рыбы, взгляде.
Я не мог понять, как из скромной домашней девочки, которую я привёз в Москву, получилось это: с накаченными губами, татуированными бровями, километровыми фальшивыми ногтями. Всего было много, ярко… и наверное, поэтому, смотрелось дешево.
Мои девицы тоже любили баловать себя усовершенствованиями, но те, которые добирались до моего уровня, все же знали границу.
А Лейсян нет.
Увидев меня в дверях, бывшая сначала напряглась: то ли поняла, то ли почувствовала, что я уже больше не тот лох, которого она так успешно разводила много лет назад.
Впрочем, мне было всё равно. Не желая терять попусту время, я разу прижал её насчёт пацана. Лейсян моментально сориентировалась, тут же начав давить на жалость: бедная несчастная мать-одиночка, только вот в Москву перебралась. Сама скитается, ребенок у знакомой живёт.
Эта дура даже не поняла, что если я нашёл её на съемной квартире её хахаля, то уж наверняка должен и про ребенка быть в курсе. И кто там у нас ещё настоящая сиротка: эта с накаченными варениками или Кукушкина, сестра убиенного Виталия.
Впрочем, парня мне было жаль. Не хотел я его гробить.
— Ты почему мне не сказала, что это мой ребенок, тварь? — не сдержавшись, рявкнул я на Лейсян. Эта дура затряслась, начала плести какой-то идиотизм. Мол, её родные, узнав о скандале, отреклись от неё — а куда ей беременной идти — то? Работать она не могла (скорее не хотела), крыши над головой не было. Начала рассказывать про то, как сберегала моего сына — вот, мол, даже, на обман пошла — всё сделала, чтобы ребеночка-то уберечь.
— Как это крыши над головой не было? — недоумённо моргнул я. — А моя квартира?
— Твоя квартира была записана на мать, — скривилась Лейсян. — А я узнавала: свекровь не то что невестку, даже внука родного без труда может выписать.
Подняв на меня взгляд, она вздрогнула и тут же сменила тон на фальшиво-заискивающий. Прощения просить стала — за то, что когда-то оклеветала. Винилась, что была не в себе, нервничала…
Даже на суде, когда мне светила десятка, мне было не так противно. Там я, по крайней мере, понимал, почему она врёт: месть за любимого человека хоть как-то объясняла поведение Лейсян. Но сейчас это было вранье ради собственной шкуры — чтобы повыгодней продать, получше устроиться.
Привалившись к стене, я неожиданно для самого себя спросил:
— Слушай, а почему ты аборт не сделала? — не то, чтобы меня это как-то сильно интересовало: пацан родился, пацан существовал… просто для общего развития стало любопытно, почему хорошие девочки, захлебываясь слезами, прерывают долгожданную беременность, а такие вот шлёндры рожают никому не нужных детей, сбагривая их потом чужим людям.
Пацану на самом деле повезло, что в его жизни объявилась Кукушкина — сиротка со смешной фамилией.
Лейсян тем временем проникновенно вещала что-то про женские циклы, возраст и народные методы.
Как я понял, вначале она испугалась, что прерывание беременности негативно скажется на её здоровье, а потом, на поздних сроках уже не брезговала советами дебилых подружек — правда, ребенка она всё же сохранила, чему сейчас радовалась как ненормальная.
Но не потому ли пацан родился полностью глухим, что она «народными средствами» баловалась?
Поняв, что с меня хватит этого дешевого спектакля, я дал ей свою визитку, объяснив, что сегодня в течение дня с ней свяжутся мои адвокаты.
— Тебе надо будет добровольно отказаться от родительских прав на парня, — пояснил я бывшей, осмотрев крохотный коридор её квартиры. — Как только все бумаги будут подписаны, я куплю для тебя эту конуру.
— Но тебя ведь вычеркнули из свидетельства о рождении мальчика, — недоумённо захлопала глазами Лейсян.
— Как вычеркнули, так и обратно впишут, — рявкнул я, недовольный напоминанием о собственной глупости. Надо было ещё тогда всё как следует проверить — а не оставлять пацана на эту…
Она собственного сына назвала «мальчиком». Как будто у него имени нет.
Только оказавшись на свежем воздухе я понял, насколько мне было душно в её халупе.
— Лех, ты езжай следом, — приказал я водителю. — А я пройдусь.
Правда, долгой прогулки не получилось: не прошло и получаса, как мне на мобильный дозвонился Павел и ошарашил меня интересной новостью:
— Рафаэль, там твоя бывшая с Кукушкиной общается.
Несмотря на то, что несчастная сиротка производила впечатление кристально честного человека, я решил перестраховаться и поставил прослушку на все телефоны Кукушкиной: с некоторых пор я не доверял честным, начитанным девицам: у них бывает очень своеобразное чувство собственного достоинства.
Но если Лейсян позвонила Кукушкиной всего спустя полчаса после нашего разговора — выходит, ошибся я в кристальной честности сиротки.
— Надо же, — съязвил я в ответ на долгое сопение Павла в трубку. — Я думал, они в контрах, а между ними тишь да благодать.
— Нет, шеф, — протянул Павел. — Там другое.
Странные нотки в его голосе заставили меня напрячься.
— Включи запись.
— Запись не завершена, — сконфузился Павел. — Они ещё разговаривают.
Процедив ругательство сквозь зубы, я приказал.
— Так подключи меня к их разговору.
— Да, конечно… — ответил Павел. — Минутку.
В трубке раздалось несколько характерных щелчков, а затем я услышал надменный тон бывшей. Эта дура собиралась забрать ребенка к себе. Я с раздражением подумал о том, что силикон из губ очевидно съел мозги моей бывшей: она как будто не понимала, что пацан — живой человек, и его нельзя как куклу перетаскивать из одного дома в другой.
А потом сиротка сказала, что Лейсян не разговаривает на языке жестов. Да как же такое может быть — она ведь какая-никакая, но мать!
Пока я офигивал от происходящего, эта жадная дура накинулась на мою сиротку по поводу квартиры. Да я же ведь только что сказал, что подарю ей конуру. Зачем ей понадобилась ещё одна!
А у Сиротки голос приятный…я пока не видел ещё ее живьем, но на фотографиях она показалась мне довольно милой. И голос приятный.
Правда, усталый сейчас, и явно на стрессе…. Девчонка чуть не плачет. Но огрызается.
Правильно, молодец, моя девочка.
Поделиться книгой: