Немая вода

– Знаю, – девушка старалась больше выдыхать, чтобы не ощущать неприятного дыхания Вышемира.

Почти коснувшись лба Дарёны, знахарь наклонил голову и всмотрелся ей в глаза, затем хмыкнул и выпрямился.

– Весной они всегда над людьми потешаются и надо бы сделать с этим что, – Вышемир повернулся к дубу и почесал подбородок, – за мёртвой водой пойдёшь.

Девушка кивнула и думала куда же знахарь отправит её на этот раз. Живую воду она уже знает, где брать, а вот мёртвую… Опасное, небось, поручение. Она присела на лавку и услышала, что Вышемир полушёпотом добавил: «Зачем мне дуб, если у меня есть ты, неисчерпаемый источник, напрямую связанный с богами». Дарёна насторожилась. Переспросить? Или он вовсе того не говорил и ей почудилось?

– Да, – кивнул самому себе знахарь, поправляя козью шкуру, – до того, как петухи проснутся, будешь носить воду из семи источников, приговаривая «Забираю у Матери Сырой Земли, отдаю Моране, было живое, стало мёртвое». Кувшина хватит, – он мотнул головой в другой угол, всё так же не отводя взгляда от дуба, – да по кругу дуб поливать будешь, чтобы всё к корням его пошло.

Вышемир наконец-то повернулся и посмотрел на девушку.

– Корни его подобны корням Мирового Древа, со всеми мирами связаны. Мёртвая вода вернёт всё неживое в свой мир.

– А дуб? – спросила Дарёна, – не погибнет?

– Не погибнет, – усмехнулся Вышемир, – ты же хочешь люду помочь?

– А я? Не погибну? Я же тоже, – не моргая смотрела на знахаря девушка, – миру этому не принадлежу.

– Ты принадлежишь мне, – отрезал Вышемир и решительно вышел, рявкая на ходу, – а коли ослушаешься, то знаешь, что родне твоей не жить больше в ладу.

На следующую ночь Дарёна с кувшином в руке пошла к неприметному ручейку, что скрывался меж крайних домов деревни, огибая избы по околице и устремляясь в поле. Она прокручивала в голове слова, что необходимо произносить. Обращаться к Моране? Разве добрые люди связывают свои дела с ней? Коли отходит в иной мир человек – другое дело, но так… «Нет, – подумала и мотнула головой Дарёна, – не к добру это». Издалека, совсем тусклым светом подкрадывается солнце. Его ещё не видно, но если присмотреться, с одной стороны над горизонтом чуть светлее, чем с другой. Подол рубахи совсем промок от росы. Зябко, но свежо. Будто именно в это время должны твориться какие-то хорошие дела. Такие, чтобы белый день прошел удачно, зерно взошло, боги возрадовались, да поняли, что люди всё правильно делают, так, как предки завещали.

Тихонько, совсем по-иному, нежели речка, журчит ручей. Непоседливые лягушки переговариваются и, едва заслышав шаги Дарёны, разбегаются в стороны. «Ты подумай, Дарёнка…» – вспомнились слова Ивана. По деревянному мостику, сверкая в сумерках желтыми ушками, прополз ужик. Девушка остановилась, поклонилась небольшой водяной змейке-ручейку и перескочила на другой берег. «От немой воды до мёртвой лишь несколько слов» – подумала она и молча набрала полный кувшин ледяной воды из ручья.

4

Как делаешь что не в угоду знахарю, так невольно думаешь «а угодно ли то, что я творю богам?». Некая тайна покрывала, словно огромный платок с узором, всё, что касалось её сестры. Идти в лес, а уж тем более к реке, где живут русалки, Дарёна не рискнула. Зато каждый день, преодолевая тяжкую борьбу с самой собой, вместо мёртвой воды поливала дуб в жилище Вышемира водой немой. Ни единого словечка не произнесла, ни единого звука не издала и когда из глубокого тёмного колодца воду набирала, и когда в глубокую яму к родничку живительному подбиралась по скользкому пологу, и когда к небольшому озерцу одна шла через черное вспаханное поле, словно нечестивый человек топча пахоту.

«Ежели помру, так прими меня, Матушка Сыра Земля, приду к тебе с чистыми помыслами» – подумала девушка, едва ступив за порог родной избы. В одной руке небольшой глиняный кувшин, другой Дарёна крепко держит накинутый на плечи красный мамин платок с маленькими вышитыми цветочками. Такие нитки нигде не сыщешь, из города батюшка привёз, когда скотину продавал. Ухнула пролетающая над деревней сова, громко шелестя крыльями. «Вот, иду я, Вышемир, – подумала она, показывая птице кувшин, – всё как ты наказывал». Сама Дарёна не видела, хоть и бывала часто со знахарем, но люди говорили, что тот умеет оборачиваться хоть волком, хоть лисой, хоть филином, хоть вороной. «Да кабы умел, я бы заметила, – насупилась девушка и тут же осеклась – а ежели не умеет, откуда знает столько?».

К реке в лес, даже и по проторенной тропке, идти за водой Дарёна снова не решилась. Зато подальше, на полпути к соседней деревне, то самое извилистое речное полотно спокойно плескалось меж полей. И бурёнки порой посреди жгучего летнего солнца воду там пили. Сейчас, конечно, повсюду мерещились нечистые. То Полевик будто из-за травяной кочки выглядывает, то тени танцуют, как зачарованные, а то и вовсе человеческий силуэт видится. Присмотришься, а это стайка камышей в маленьком болотце. Хорошо ещё, что месяц светит, не даёт живое с неживым перепутать. Ладошки будто росой покрылись, ручка кувшина всё норовит выпрыгнуть. Дарёна прижала его к груди и плотно обхватила двумя руками, медленно шагая по широкой заезженной дороге.

Из-за деревьев выпрыгнул заяц и девушка, подпрыгнув от испуга, едва не пискнула. Успела сдержаться в последний миг, ведь иначе всё пойдёт прахом. Если звук какой издаст, то вода станет самой обычной, а сестрица зеленоволосая говорила, что пять дней Великое Древо поливать нужно. Уже вчера Вышемир спрашивал всем ли наказаниям она следует – заподозрил что-то неладное. А и не удивительно. Дарёна теперь точно знала, что он совсем дуб погубить хочет, чтобы он неживым стал, просто стеной его избы. А вместо этого из крепкого, векового ствола молодые побеги полезли. Маленькие, светло-зелёные, как те ростки пшеницы, что приходят к ней в видении, когда она совершает ритуал для доброго урожая. Послушная она, Дарёна, да не глупая, знает, что какая-то ценность для знахаря в ней заключена.

Подул тёплый летний ветерок, зашелестели листья вдоль реки, а девушке послышалось, что нашептывают они ей «Всё правильно, Дарёнка, делаешь, всё правильно». Задорно плещется рыба в воде, какую днём никогда не увидишь, а рыбака ни одного нет. Может, мерещится ей всё? Закемарила за прялкой у Вышемира, видит сон и только кажется ей, что повстречала сестру в лесу и немую воду пятый день к дубу носит? Она погладила шероховатую, с небольшими бугорками поверхность кувшина и уверенно пошла дальше. Над головой снова проухала, как незваный гость, сова. Девушка, ступая по мокрой от росы траве, даже не подняла подол рубахи. Влажный край не казался холодным, он будто излучал какое-то тепло. Дарёна опустила голову и показалось ей, что узенькая, словно волос, светящаяся золотым полоса проходит нитью по самому краю платья. Мягкими шагами она подошла к спокойной, едва заметно движущейся, речной воде. Сжала губы, чтобы случайно слова какого не проронить, присела и опустила обе руки с кувшином как можно глубже.

Выпрямившись, она обхватила сосуд двумя руками, будто это самое ценное, что у неё есть, и, прикрыв глаза, выдохнула. Вдалеке, над деревьями небо уже становилось темно-синим, словно самая глубина озера. Дарёна развернулась и осторожно, чтобы не расплескать немую воду, побежала в избу Вышемира.

Девушка спиной толкнула дверь. Та скрипнула, но с небольшой натугой открылась. Солнце уже почти одержало победу над тёмным Змеем и вот-вот одарит своим светом всё живое. Второпях Дарёна не заметила Вышемира, который стоял прямо за дверью и, торопясь к дереву, налетела на него со всех ног. Крепкий, словно скала, знахарь слегка отставил ногу назад, но сдержал напор. Розовощёкая запыхавшаяся девушка отскочила, немного плеснув воды из кувшина на землю. Одной ладонью она прикрыла ёмкость и замерла. Вышемир расставил руки, показывае ей, что не пропустит её к дубу.

– Обмануть меня удумала?! – небывало грозно сказал он.

По избе прошло эхо, словно сами боги говорят с Дарёной. Она поёжилась, но кувшин не выпустила.

– Не выйдет!

По земле прошла дрожь, деревянные стены затряслись и Вышемир пошел прямо на девушку, с каждым шагом будто становясь всё выше. Дарёна задрожала всем телом, но не издала ни единого звука, ведь дуб ещё не был полит.

– Добром отдавай! – навис он над девушкой.

Козья шкура слетела с плеч Вышемира и он остался в одной рубахе. Его чёрные волосы с каждым мгновением становились всё темнее, словно сама Морана дышит через них и хочет отобрать немую воду. Дарёна опустилась на колени, накрыла телом кувшин с водой и помотала головой. «Только молчи, молчи!» – кричала она самой себе. Знахарь схватил девушку за золотые, солнечные волосы и легко, словно птичье перо, опрокинул её голову. Девушка взглянула в его глаза, наполненные бешеной яростью. «Батюшка Перун, Матушка Сыра Земля, Макоша, поможите мне», – молила она и по щеке, как воплощение отчаяния, скатилась большая слеза.

– Ты мне дарена при рождении, – рявкнул Вышемир, продолжая тянуть её за косу кверху, – и будешь делать всё, что я скажу. Добровольно или нет. Бросай кувшин!

Дарёна скривилась, но не произнесла ни единого звука. Помотала головой, всё так же крепко держа сосуд с водой. «Теперь уж ни за что!» – мысленно крикнула она знахарю. Вышемир навис над девушкой, как бы размышляя, что делать дальше, затем схватил её за плечи и поднял, удерживая лишь в своих руках. Его грубые ладони-лапы вонзились в нежную девичью кожу Дарёны. Через тонкую рубаху проступили алые пятна. Кувшин становился всё более тяжёлым, гладким и соскальзывал вниз. Трясущимися руками она старалась его удержать, но поняла, что уже хватает лишь воздух. Звонкий лязг. Глина рассыпалась на десятки осколков, а немая вода моментально просочилась во владения Земли Матушки. Дарёна, словно маленькая тряпичная кукла, повисла в руках знахаря и изнеможенно застонала.

Вышемир посмотрел вниз, отбросил обессиленную девушку и расхохотался. Упав на осколки, Дарёна даже не почувствовала как они впиваются ей в ноги. Она щупала ладонями по земле, стараясь собрать воду, донести хотя бы капельку к большому дубу, который теперь по её вине погибнет.

Смех знахаря, этот оглушающий злобный гром, сотрясал стены. Среди безумия торжествующего Вышемира, Дарёна вдруг услышала звук, напоминающий стрекотание кузнечиков. Она подняла голову и горячие слёзы покатились по её щекам. Кора дуба, который она так хотела уберечь, светилась золотом ярче солнечного света. Его ствол, как толстое льняное волокно, устремлялся через кровлю вверх и пронзал корнями землю. Знахарь замолчал, замер на месте и схватился за голову, выдирая волосы. Он рванул к двери, потянул на себя, но та не отворилась. Вышемир, упираясь в стену ногой, дергал за толстую ручку, но та не подчинялась. Он повернулся спиной к выходу и с застывшим на лице ужасом, съехал по двери к самой земле, стараясь от чего-то спрятаться.

Глядя на Вышемира, Дарёна не заметила, как из ствола дерева через открывшуюся щель, похожую на бороздку на пшеничном зёрнышке, вышли четыре зеленоволосых девушки, одна из которых была точь-в-точь как Дарёна.

– Вышемир! – тихим, но уверенным голосом произнесла самая старшая на вид, указывая на него пальцем, – Ты пойдешь с нами!

– Нет, нет, нет, – от былой мощи знахаря не осталось ничего.

Он, испуганный, как напакостившее дитя, держался за голову, то и дело тарабаня в дверь, будто с той стороны кто-то может его спасти.

– Вышемир! – повторила гостья, гневно сверкая глазами, – Ты пойдёшь с нами. Ты виновен.

Вместо привычной девичьей ленты, в волосы старшей были вплетены толстые темные нити, а рубаха с большими прорехами между волокнами, казалась такой ветхой, что можно было разглядеть её бледное, но стройное тело.

Опираясь на руки с кровоточащими от осколков кувшина ссадинами, Дарёна поднялась на трясущиеся ноги и насколько смогла выпрямила спину.

– Сестра тебе, он нам, – самая низенькая девушка сзади вытолкнула другую вперёд.

Стоя лицом к лицу с бледной зеленоволосой девушкой, Дарёна будто гляделась в зеркало. Она голову наклонит и та тоже. Она губы подожмёт, и другая. Она улыбнётся и та, неуверенно, но растянет губы.

– Можно мне к вам, – с надеждой прошептала она, – в мир живых? Матушки-русалки отпустили.

Девушка повернулась к другим, те кивнули в ответ, подтверждая сказанное. Дарёна, что было сил затрясла головой, кивая, и схватила ладонь сестры. Холодная, мертвецки белая рука на глазах начала приобретать оттенок живой кожи и потеплела.

– Этого мы забираем, – сказали оставшиеся девушки.

Вышемир, бывший до этого пусть не привлекательным, но вполне приличным мужчиной, изменился до неузнаваемости. Сутулый, маленький, словно из горного народа, человечек с поседевшими, наполовину выпавшими волосами.

– А вы, деточки, – произнесла старшая, ласково глядя на сестёр, – не серчайте на русалок. Этот старый пень и нас сумел одурить, не только родителей ваших. Мы обладаем древними знаниями, таинствами божественными, но силы много потеряли. Близнецы, как вы, прямую связь с богами имеют, ежели душа их чиста. Он сказал, что одну девчушку оставили на пороге его дома, а другая погибла. Мы ему слова волшебные подарили, умение слышать знания предков, а он нам на воспитание Раду отдал, чтобы девчушка нашему народу помогла. Ты, – кивнула она Дарёне, – к реке не ходила, не знали мы, что жива. Дальше, Рада, сама расскажешь. Нам пора.

Едва заметно взмахнув рукой, старшая русалка вошла прямо в золотой ствол дуба, уводя за собой остальных и пускающего слюни безумного Вышемира.

– А я Дара, – крикнула она им вслед, – Дара я! Не Дарёна!

Дуб затрясся, озарил всю избу вспышкой яркого света и стал обычным. Самым простым большим многолетним деревом, подпирающим кровлю. Посреди полупустой комнаты с земляным настилом стояли друг напротив друга две златовласые девушки, держась за руки, и разглядывали одна другую, словно в зеркало.

– Я же пятую воду не донесла… – нахмурилась Дара.

– Донесла. Мать Сыра Земля корешки дерева напитала, помогла. Ты просила, она услышала. Её нам надо благодарить.

– Пойдём домой, – счастливо обнимая за плечи сестру, сказала Дара, – обрадуем родителей и достанем из запертой каморки твои вещи.