Помоги проекту - поделись книгой:
Евгения Теплова
Эрик и его редакторы
Эрик кружил на автопилоте недалеко от дома, где ждала его Нора, смотрел на метущиеся по стеклу капли и думал о том, что по странному совпадению дождь сопровождает его во многие поворотные дни его жизни. Правда, ураган, обещанный на утро, налетел еще вчера вечером и застал Эрика в парке: он промок до нитки, продрог на ветру и простудился. Теперь, из-за наглухо заложенного носа приходилось ловить воздух ртом, как рыба на песке. И как так вышло, что он генетически защищен от большинства видов рака, а от насморка не то что защиты – лечения толкового до сих пор не придумали. С каждым кругом раздражение росло, а он совсем не хотел предстать перед Норой в таком состоянии. Она скажет страшное: «Я тебя не узнаю», и Эрик не осмелится ответить, что это он не узнает себя последние три года, живет как во сне и боится проснуться.
Да, Нора осветила его жизнь, и даже мрачные, безотрадные картины детства как будто осветлил фоторедактор.
Эрик впервые за много лет погрузился в детские воспоминания.
Отец, небольшого роста, полноватый, с маленькими глазами – то смеющимися, то злыми. Мама, высокая, красивая, немного сутулая, с вечно печальным взглядом. У Эрика эта печаль вызывала досаду. Большой дом, огромная детская, бесконечные репетиторы и тренеры, в основном, электронные. Папин кабинет за тяжелой антикварной дверью, куда приходят ученые всех мастей: белые и смуглые, молодые и безвозрастные, в толстых очках, какие уже давно никто не носит, и в нелепых костюмах, какие не носил никто и никогда. У кого-то глаза горят от избытка гениальных идей, у кого-то, наоборот, несчастные, озабоченные лица.
Когда Эрику было шесть лет, он слышал, как отец провожал одного из таких посетителей.
– Где ж вы были со своими открытиями семь лет назад, – смеясь, он похлопывал китайца по спине.
И Эрик догадался, что это сожаление относится к нему.
– Что случилось? Ты чем-то расстроен? – спросила мама, застав его в слезах.
– Я сломал аэроскейт, – ответил Эрик.
Он всё время врал, сам не зная, почему и зачем. Это выходило само собой. Иногда мама просила его сказать правду, а он не понимал, что она имеет в виду.
«Ах ты маленький лгунишка», – говорил, смеясь, папа, и Эрик был счастлив, что хоть чем-то удалось его порадовать.
Потому что его успехи в учебе явно не удовлетворяли отца. К семи годам он овладел пятью языками, множеством видов искусств, от игры на тромбоне до исламской каллиграфии. Его любознательность могла состязаться лишь с его памятью. В его распоряжении находились мировая библиотека, мощнейшие компьютеры, роботы-помощники, лаборатория, планетарий, мастерская…
«Ты уже столько всего знаешь, пора бы сделать открытие», – говорил отец, поначалу весело, а под конец – сердито. И Эрик бросался истово искать «белые пятна» в самых разных отраслях науки, создавать новые направления музыки и живописи. Сколько раз ему казалось, что он приблизился к открытию, но каждый раз это оборачивалось горьким разочарованием: формулы запутывались, данные вступали в противоречие, недоставало какой-то малости и открытие снова откладывалось.
Сейчас он испытывал нечто похожее: надежда рушилась, блаженство ускользало.
Одно из немногих светлых детских воспоминаний – они с мамой едут рано утром в бедняцкий квартал раздавать еду. Светит низкое солнце, воздух ещё свеж и немного щиплет нос, в машине пахнет свежим хлебом и шоколадом. Мама придумала таким способом лечить Эрика от жадности. Поначалу эти вылазки были для него сущей пыткой, и только жажда новых впечатлений заставляла его отправляться туда, куда иначе его бы ни за что не пустили. Он не чувствовал к этим грязным людям ни малейшего сочувствия, но искренняя благодарность в их глазах, улыбки, в одно мгновение преображавшие хмурые лица, доставляли удовольствие, и вскоре он уже с нетерпением ждал очередной поездки.
Эрик не знал, как матери удавалось скрыть их от отца, который всегда требовал от нее подробного отчёта о потраченных средствах. Но однажды кок, не найдя хозяйку, пожаловался ему на исчезновение продуктов.
– Это я разрабатываю принципиально новую диету для нормализации веса, – объяснил вызванный на дознание Эрик.
– Что за бред? Какие диеты?! Вес уже давно можно регулировать на генном уровне!
– Генная инженерия ещё долго будет доступна лишь избранным, большинство людей пользуются всевозможными диетами, – возразил Эрик.
– Хочешь сказать, тебя волнуют проблемы большинства?
– Почему они не могут меня волновать? – спокойствие Эрика выводило отца из себя.
– Потому что не могут! – он затрясся от злости. – Врёшь! Ты все врёшь!
Мама прибежала на его крик, и только благодаря Эрику, который уже тогда превосходил отца в физической силе, удалось избежать рукоприкладства.
Но школьный период получился ещё темнее. Новых знаний почерпнуть он в школе не мог, но отец сказал, что он должен учиться разбираться в людях, подмечать их слабые места и уметь ими пользоваться. Всё выходило с точностью до наоборот. Дети дразнили его «ГМО» и одновременно боялись, учителя смотрели со смесью подобострастия и презрения.
Конечно, Эрик уже читал о генно-контролируемом оплодотворении и знал, что его отец – владелец крупнейших институтов репродуктивных технологий, но погружаться в эту тему желания не возникало. Он решился на разговор с отцом лишь после того, как, не рассчитав силы, чуть не убил одного из своих школьных обидчиков.
Эрик ясно помнил, как вошёл в его кабинет, встал у двери и, пока смелость не изменила ему, поспешил спросить:
– Папа, какие гены у меня отредактированы?
Отец что-то надиктовывал секретарю, но соизволил поставить его на паузу.
– А ты сам не можешь догадаться? Сопоставить факты и наблюдения? Чему только тебя учили эти электронедотёпы?
– Внешность? – начал догадки Эрик.
Отец рассмеялся.
– Мой сын гений!
Да, внешне у них не было ничего общего, но Эрик надеялся, что высоким ростом, голубыми глазами и светло-русой шевелюрой он обязан дедушке по маме, а не генетикам.
– Двенадцать лет назад редактирование внешности ещё было под мораторием, а редактирование интеллекта до сих пор запрещено, много рисков, – голос Эрика задрожал.
– Да, риск себя не оправдал. Но ведь и осложнений избежали. Так что жаловаться тебе не на что. В школе напрягаться не надо, тоже плюс.
– Так что? Память, языки, музыкальность, сила?
– Логика опять же, – продолжал смеяться отец.
– Что ещё?
– К сожалению, ген, отвечающий за способность к благодарности, пока не найден, а то бы следовало тебе его вправить, – смешливость отца резко сменилась гневом.
Комок в горле не дал Эрику возможности продолжить выяснение, и он молча закрыл за собой дверь.
После этого разговора он окончательно замкнулся. Кто он – подопытный кролик или нереализованная мечта о втором да Винчи? Так как мама не воспрепятствовала этому вмешательству, то и на неё Эрик затаил обиду. Нигде не было опоры – ни внутри, ни вовне. Лишь потом он понял, что только врождённая защита от депрессии спасла его от самоубийства. И, конечно, мамина любовь.
Она пыталась достучаться, предлагала забрать его из школы, искала, чем его заинтересовать и порадовать. Но Эрик не откликался, и мамины глаза становились всё печальнее.
– Почему ты согласилась меня редактировать? – наконец, не выдержал он.
Мама в этот момент устало выговаривала коку за пересоленный суп.
– Меня никто не спрашивал, – вздохнула она и выключила главного повара.
– Зачем ты вообще вышла за него замуж? – Эрик не знал, в чём ещё обвинить мать.
– Мои племянники чуть не умерли от голода, – ответила она, вовсе не оправдываясь.
Эрику не было жаль ни её, ни голодных племянников. Мама подошла к нему и взяла его за руку.
– Родной, попробуй посмотреть на это иначе – мы не редактировали тебя, мы редактировали эмбрион, и получился ты. И ты замечательный, и дело не в голубых глазах или хорошей памяти…
– А в чём тогда? В чём?
Мама почему-то поморщилась. Она что-то искала глазами, чем раздражала Эрика.
– Ты не такой, каким
Мама направилась к креслу.
– О чём ты? – злился Эрик. – Я ничего о себе не знаю и не понимаю. А лучше всего я умею врать! Вот я придумал, что суп пересолен, а ты опять поверила.
– Родной, пожалуйста, постарайся не обманывать, – сказала она так тихо, что он едва расслышал.
Мама вдруг побледнела и, согнувшись от боли, опустилась в кресло.
– Я больше не буду обманывать, слышишь? – кричал Эрик, вызывая скорую помощь.
Всю ночь он провёл в своём планетарии, умоляя небеса о том, чтобы мама осталась с ним, и обещал отрезать себе язык, если ещё раз соврёт. Молитва его была услышана. Мама вернулась из больницы здоровой, а у Эрика отпало всякое желание врать. В качестве бонуса он обнаружил у себя способность чувствовать ложь кожей, не просто откровенную ложь, а малейшие отклонения, даже нечестность человека с самим собой. После этого нахождение с отцом под одной крышей стало невыносимым.
– Ты сегодня успеешь на ужин? – спрашивала мама, провожая его на работу.
– Нет, сегодня встречаю французов.
И Эрик знал, что он врёт.
– Я вас уверяю, – говорил он чиновнику министерства здравоохранения, приглашённому на чашку чая, – этот протокол совершенно безопасен. Сопоставимо с рисками простейшего хирургического вмешательства.
И Эрика передёргивало от очередной лжи. В свою очередь, отец каждый раз удивлялся, когда Эрик говорил правду.
В пятнадцать лет Эрик решил бросить школу и начать зарабатывать, чтобы больше не зависеть от него. Он занялся недвижимостью, к чему не испытывал ни малейшей склонности. Слухи о честном риэлторе разлетелись быстро. Электронные риэлторы тоже не врут, но в пределах той информации, которую им предоставили. К тому же Эрик иногда лучше клиентов знал, что им нужно.
Вскоре его позвали в агентство элитной недвижимости, ещё через год он перешел на руководящую должность, самостоятельно проведя набор сотрудников в свой отдел. Он забрал маму в другой город, она завела новые знакомства, и через пару месяцев от извечной печали в её глазах остался лишь нежный след. Эрик взял на себя попечение о её многочисленных родственниках, от помощи которым отказался отец. Общение с ним прекратилось, но Эрик частенько воображал его свидетелем своих успехов.
Заводить романы он не решался. Ему казалось, что с его стороны это нечестно, что он весь ненастоящий, искусственный и для любви непригоден. Несколько раз он знакомился с девушками по рекомендации личного консультанта – точнее, девушки знакомились с ним. Общение получалось натянутым, девушки обижались и пропадали.
А потом появилась Нора.
Наматывая круги под проливным дождем, Эрик вспомнил, что они познакомились в похожий день, три года назад. Он ехал на деловую встречу, когда личный консультант дал рекомендацию зайти в кафе, где находилась девушка, которая могла бы его заинтересовать. Эрик подумал, что консультант барахлит: ведь он только что торопил его на переговоры, начав загодя подбирать костюм, и нудил, что сейчас пойдёт дождь и возникнут трудности на дорогах. Стоп, да он же полгода назад отключил эту функцию. До указанного кафе оставалось меньше километра, когда ЛК снова завёл разговор о девушке.
– А на встречу опоздать уже не страшно? – уточнил Эрик.
– Уже не страшно, – был ответ.
Эрик рассмеялся и притормозил.
Это было обычное ретро кафе с деревянной мебелью, пыльными желтыми люстрами, насквозь пропахшее кислым кофе. За одним из столиков сидела, склонившись над бумажной книгой, миниатюрная девушка. Лицо её закрывали длинные, каштановые волосы. Она даже не подняла головы, когда он вошёл, нарочно хлопнув дверью – неужели делает вид, что не предупреждена о возможной встрече?
– Добрый день!
Нора подняла на него большие, тёмные глаза. Эрик смутился.
– Мой ЛК рекомендовал с вами познакомиться, хотя я давно отключил эту функцию, и я подумал, возможно…
– Странно, я не пользуюсь ЛК, как же он мог меня рекомендовать? Может, это ошибка?
– Да, скорее всего, я и сам так думал, но стало любопытно…
Нора понимающе кивнула и продолжила чтение.
– А почему не пользуетесь ЛК? – неожиданно для себя поинтересовался Эрик.
– Отец запретил.
– Но вы вроде уже… хм… не ребёнок.
– Я предпочитаю его слушаться, – улыбнулась Нора, ничуть не сердясь на такое нахальство.
Эрик вышел в задумчивости, угодил ногой в лужу и удивился тому, что даже не выругался.
– Кажется, я опаздываю, ты не волнуешься? – спросил он у ЛК, сев в машину.
– Нет, я уже сообщил, что вы не придёте, возвращайтесь в кафе.
И Эрик вернулся, пожаловался, что ЛК будет его ругать, полюбопытствовал о книге…
И опомнился лишь поздно вечером, когда они прощались недалеко от её дома и Нора восхищалась энциклопедичностью его знаний.
– Ты прям ходячая библиотека, а ещё говорят, что у нашего поколения память намного хуже, чем у наших бабушек и дедушек.
– Мне отредактировали ген, ответственный за силу памяти. И не только его.
– Ничего себе! – изумилась Нора. – Как интересно!
– Ничего интересного. Хороший ЛК знает больше.
Заметив обреченность на его лице, Нора взяла его за руку.
– Да брось! Ты же не гибрид!
– Почти.
– Что за глупости! Вот мне много хорошего от папы досталось и что – это разве моя заслуга?
У Эрика не хватило сил настаивать.
А потом был совершенно чудесный месяц, лучший месяц в его жизни. Его детектор лжи радостно молчал, не улавливая у Норы ни одной фальшивой интонации – только милое кокетство.
Нора оказалась дочерью генерала Фрэнсиса Данза, гениального военного изобретателя, разработчика системы защиты личных данных, ретрограда, непримиримого противника законодательных послаблений в области генного редактирования, которые лоббировал отец Эрика. И узнав фамилию будущего зятя, генерал потребовал у дочери прекратить с ним общение, но на сей раз Нора его не послушалась. Это накладывало отпечаток на их отношения, лишало их прежнего полёта.
– Я уже пять лет не общаюсь с отцом, – говорил Эрик, поймав ее погрустневший взгляд. – И ничего.
Поделиться книгой: