Воздухом одним дышать

– Судя по тому, что первые заняли два дня, продолжительность третьей стадии будет примерно такой же!

– Иваныч, а четвертая какая?

– Четвертая? Думаю, погружение во внутренний мир.

Макароны разварились до размеров дюймовых водопроводных труб, вобрав в себя всю воду. Сливать было нечего. Душистый запах приправ из банки с тушенкой вызвал слюнотечение даже у Людмилы и Андрея. Мокрые, они прибежали к костру, и все стали трапезничать. Люда заметила, что таких вкусных макарон никогда не ела. Повар Серёга раскланялся ниже цветастых плавок и положил ей целую поварёшку добавки, демонстративно стуча по дну котелка, чтобы предупредить возможные просьбы со стороны других. Люда деланно запротестовала, сказала, что столько не съест и поделилась с Андреем. Тот благодарно улыбнулся в ответ, любуясь девушкой.

Она смешно загорела. Красные щёки контрастировали с белыми параорбитальными зонами от светозащитных очков. На плечах алела кожа, которая вот-вот должна покрыться пузырями с серозной жидкостью. «Вторая стадия лучевого ожога. Завтра придёт на приём!» – радостно подумал Андрей. Но ему уже сегодня не хотелось расставаться с ней. Люда чувствовала, что Сергей и Леша болезненно реагируют на её общение с Андреем, поэтому старалась вести себя сдержанно. После перекуса предложила всем окунуться и обсохнуть на нежном песочке. Она поплавала вместе с Серёгой, поныряла с плеч Алексея. Поиграла с ними в волейбол. А потом легла обсыхать рядом с надувшимся Андрюшей, который через минуту расцвел белозубой улыбкой.

Оставался ещё один, самый короткий переход по реке. От косы до моста идти всего ничего – пару часов… Все даже не загорели, а обуглились. Солнце у воды – коварная вещь! Оно отражается и бьет по телу со всех сторон. А ещё у воды не чувствуется палящего зноя. Норму лучевой нагрузки перевыполнили с лихвой. Поэтому все согласились с командой Петровича: «Облачайсь!», и дальше плыли в трениках и футболках, шляпах и платочках. Получилась команда с очень веселенькой расцветкой. Гребли все. Нарочито быстро. Стараясь как можно сильнее шлёпнуть веслом по воде, чтобы соседа обрызгать и самому остыть. Душевное равновесие нирваны сменилось безудержным весельем и ненужной удалью. Разгонялись и проходили под висящими над водой ветками. Проплывали рядом с берегом. Устраивали скоростные проходы по широким плёсам. И вот, наконец-то, у левого берега реки заметили поплавки рыбацкой сети. Значит, подошли к Барабашке! Это глухое село располагается на левом берегу Синтухи. Серега сообщил, что скоро будет перекат, а за ним старинный деревянный мост, ровесник римских акведуков.

Сеть оказалась пустой. И слава Богу. Чуть ниже сидел хозяин с удочкой и удивленной полупьяной физиономией. К нижней губе прилип папиросный окурок. Мужик от неожиданности замер и с полуоткрытым ртом проводил плот таким взглядом, будто бы перед ним проплыл Летучий Голландец. Люда хихикнула, но Петрович погрозил ей пальцем: не стоит смеяться или вступать в контакт с аборигеном по причине неизведанности его мозговых тараканов.

Для примера рассказал такой случай. Плыли они как-то по Уссури. На берегу сидела парочка девушек и паренёк. Выпивали. Увидели плывущих и попросили «прокатить». Один из команды послал пьяных. В ответ услышал: «Ну мы вас сейчас на мосту уроем». И точно метрах в двухстах над рекой виднелся висячий мост. Отдыхающие завели мотоцикл и полетели по берегу наперерез плывущим. На плоту поняли, что дело пахнет повреждением черепной коробки скальным грунтом и легли на весла. С такой скоростью на плотах ещё никто не ходил. Одним словом, плывущие опередили гарцующих. Поэтому после этого случая Петрович в беседы с местными либо не вступал вообще, либо строил их в исключительно уважительной манере.

Проплыли ещё пару поворотов и увидели над рекой провода электрической линии.

– Все, друзья! Поздравляю всех с окончанием нашего маршрута! Ищем место для парковки! Лучше поближе к дороге, чтобы меньше перетаскивать, – констатировал Леха.

– Вон у толстого дерева съезд к воде! – крикнул Сергей. – Чалимся там!

Плот вынесло на перекат. Течение ускорилось. Но все гребли дружно и со знанием дела. Выходили на примеченное место. Андрей стал собирать веревку, чтобы кинуть фал тому, кто первый окажется на берегу и придержит плот. Петрович поднялся, чтобы спрыгнуть. Иванович ухватился за нависший ствол старой ивы, пытаясь немного притормозить ход плота и развернуть его правым бортом к берегу.

Люда наблюдала за происходящим и страшно удивилась тому, что огромное дерево, за которое зацепился Сергей, вдруг с треском стало падать аккурат на неё. Девушка отпрянула, не удержалась на борту и упала в воду. Дерево рухнуло прямо на плот. Следующим в воду полетел приподнявшийся для швартовки Петрович. Его тело оказалось в воде, а ноги, запутались в фале, торчали над бортом. Плот, перегруженный толстым трухлявым стволом, медленно полз вниз по перекату, задевая днищем за гальку. Перепуганные Серёга и Андрей, как парализованные сидели в нём по разные стороны от ствола… Плот полз, полз и остановился.

Когда Людмила оказалась под водой, она даже не испугалась. В воду упала спиной. Было мелко, ударилась о камни. Потом на неё кто-то навалился. Было даже забавно. Но этот кто-то оказался вертлявым и не давал ей возможности встать. Потом плот медленно наплыл сверху и прижал их к каменистому дну. Но ещё некоторое время у Люды оставалось осознание того, что это всё понарошку! Берег в шаге. Воды по колено. Рядом парни, Андрей. Она попыталась как-то вывернуться, чтобы выползти, выбраться из западни. Но ничего не получалось. Давление сверху усилилось. Из груди вырывался бесценный воздух. Она ещё ни разу не задерживала дыхание так долго. Но воздух кончался. Надо терпеть. Терпеть. Но хочется дышать! Дышать! Дышать! Пульсировало в мозгу. Каждая клеточка тела просила вдоха. Хочется вздохнуть! Хочется вздохнуть! Пусть неполной грудью. Пусть только чуть-чуть… Воздуха-а-а-а! Мозг закипал… Больше не было сил удерживать грудь от вдоха. Да ещё этот сверху толкает и давит, не даёт возможности вырваться на верх! Во-з-д-у-х-а!!! Она сжалась всем телом.

Когда Петрович только летел в воду, он уже проклинал Серёгу за то, что тот нарушил неписанное правило – не хвататься за сухостой. Толстый ствол грохнулся со всего маху от одного прикосновения. Упал на плот. Сработал принцип батута. Те, кто не придержались вылетели. Сначала вылетела расслабленная и разомлевшая Люда. Петрович упал вторым, поэтому оказался сверху. Он лежал на спине, а его ноги, стреноженные фалом, сначала торчали над бортом, а когда плот стал наплывать, Леха перевернулся, запутанные веревкой ноги соскользнули в воду. Он грудью навалился сверху на тело Людмилы. Она была прижата к камням. Петрович вместе с плотом наползал на девушку, пытался оттолкнуться от дна, отжаться на руках, но плот был неподъемным. На нём же дерево в целый обхват и весь туристический скарб! Одному сдвинуть такое нет никакой возможности! Быстрее бы сориентировался Серега! Что он там чешется! Долго так не продержишься, но всё равно, плот снесёт. Впереди открытая вода, там поглубже. Будет пространство чтобы проползти между днищем плота и дном. Это только вопрос времени. Не надо паниковать. Надо держаться! Сереге с Андреем надо толкать плот на глубину или скидывать бревно. Медленное скольжение днища плота по спине прекратилось. Лёха понял – плот остановился. Дерево как якорь приперло его ко дну. А их зажало между резиной и камнями.

Тело девушки напряглось, стало каким-то маленьким, детским, беспомощным. Она выпустила воздух. Грудная клетка судорожно задергалась. Петрович понял, что сейчас она отключится и непроизвольно вдохнет. Вдохнет воды и захлебнется. Он изо всех сил уперся в каменистое дно, дотянулся до её лица, своими губами нащупал губы Людмилы, зажал нос себе и ей, прижался ко рту и выдохнул. Тело Люды расслабилось. Судороги прекратились. Она замерла. А потом сама судорожно сделала вдох, забирая молекулы кислорода из Лешиных легких. Потом вдохнул Лёха. Он уже переставал соображать, что делать дальше, а только плотнее прижимался к губам девушки и дышал. Дышала и она. Пускай пустым, дурманящим, но воздухом!

Когда Серега обрушил дерево, ему стало не по себе. Деревом сшибло двоих – Лёху и Люду. Что с ними? Упали в воду. Прижало плотом. Блин, что делать? Андрей сидит, как замороженный. Чего ждёт? Надо сбросить бревно. Серега попытался сдвинуть дерево, но оно было неподъемным.

– Андрей, помогай!

– Что делать?

– Давай столкнём с плота.

Толкание ни к чему не привело. Гнилое снизу дерево сверху имело вполне себе приличную крону, которая, упираясь ветками, как распорками, в дно переката, прочно удерживала ствол на месте. Подводники так и не всплыли. Серега понял, что их, видимо, сильно прижало. Главное, чтобы не потеряли сознание. Он спрыгнул в воду, чтобы облегчить плот. Столкнул и Андрея. Тот стоял по колено в воде, с ничего не понимающим выражением лица. Стали толкать плот по течению. Он сдвинулся только немного и встал. Как быть? Надо перепилить ствол, тогда можно будет скинуть бревно или столкнуть плот на глубину. Сергей вытащил пилу из ремнабора и стал быстро пилить. Устав, передал пилу Андрею. Трухлявое дерево поддавалось легко. Но чтобы его распилить надо ещё пару минут. Уже одна прошла. Выдержат ли товарищи?

Андрей растерялся ещё больше, чем когда сам оказался под водой. Он ощущал состояние какого-то ступора. Лезли ненужные мысли. Как такое возможно? Что делать? Хорошо, что Серёга дал ему пилу. Он пилил дерево и боялся представить себе, что они найдут под днищем плота.

Петрович чувствовал, что осталось только несколько мгновений, после которых он потеряет сознание. Люда уже перестала дышать. Но это даже лучше. Не наглотается воды. Сверху медлили. Надо действовать самому. Он опустил правую руку, нащупал рукоять прикрепленного на поясе ножа, выдернул его и вонзил в плот. Пузыри воздуха ударили в лицо. Петрович рванул по прорезиненной ткани насколько хватило руки. Плот стал резко оседать, превращаться в тряпку. Давление сверху ослабло. Наверх! На воздух!

Когда Андрей уже допилил до середины ствола, Сергей, удерживающий ствол от провисания и зажима пилы, увидел, что вода под плотом закипела. Из-под днища пошли пузыри. Сам плот внезапно стал морщиться, оседать, превращаться в тряпку. Толстый конец бревна опустился в воду, потащив за собой ткань плота. Показалась спина Петровича и длинные русые волосы Людмилы, полощущиеся течением. Петрович резко выпрыгнул из воды, закашлялся. Андрей оцепенело стоял в воде с пилой в руках и наблюдал за происходящим. Серега кинулся к Люде. Её уже поднимал Лёха, спотыкаясь в веревочных путах. Лицо девушки было бледным. Она не дышала. На берегу Сергей перекинул её через колено. Изо рта потекла вода, а потом пошла красноватая пена. Девушка шумно вдохнула. Сергей тряс её и кричал: «Ну, давай, дыши! Дыши!». Людмила вдохнула глубоко и открыла глаза. Взор сначала мутный, постепенно становился осмысленным. Андрей встрепенулся, подбежал к ней и с тревогой в голосе спросил: «Как ты?». Люда заплакала.

– Как я? А ты как? Почему ты меня не вытащил? Почему?

Началась истерика. Она кричала, била Андрея в грудь. Люду укутали в спальник, положили на траву. Андрей остался рядом с девушкой. Иваныч и Петрович занялись сбором «такелажа». Автобус пришел вовремя. Вечером все были в поселке.

Через полгода Андрей и Людмила поженились и переехали во Владивосток. Там у них родился сын. А потом почти двадцать лет о них ничего не было слышно.

В тот вечер Петрович выпил обычную дозу снотворного – полтарашку «Жигулёвского». Старому, толстому и облысевшему терапевту сельской поликлиники давно опостылела серая и однообразная жизнь. После работы принимал на грудь, падал в койку, включал телевизор и засыпал. Утром шел в кабинет и принимал больных. Изучил не только болезни, но и цвета бюстгалтеров у постоянных пациенток. Дети выросли и разлетелись. Жена просто уехала. Старые знакомые и друзья из тех, кто не помер, ушли в городские клиники. Молодые доктора со своими виртуальными интересами навевали скуку. Иногда Алексей Петрович брал гитару и пытался спеть что-нибудь. Иногда уходил в читательский запой. Но всё казалось скучной, жалкой, примитивной копией былой жизни. Всё уже было. Как в «Экклезиасте». Настоящее – повторение прошлого. Зачем жил? К чему пришел? Петрович осмотрел свою двухкомнатную панельную берлогу. Обшарпанные обои, местами отошедшие от стен. Облупившаяся краска на покрытом оргалитом полу. Замасленные кухонные шкафы и пыльный диван с провалом посередине. «Если не приглашать гостей – апартаменты ещё ничего», – подумал Алексей. И тут, как назло, в дверь постучали. Кого несет. Уже девять вечера. А зимой это почти глубокая ночь. Петрович поднялся с постели и пошаркал к двери.

– Кто там?

– Алексей, откройте!

Женский голос показался знакомым.

– Что надо?

– Поговорить.

Открыл дверь, больше из любопытства. Вошла худая незнакомая женщина.

– Лёша, ты меня не узнаёшь?

Опять резанули знакомые интонации.

– Это я, Людмила…

«Вот это да! Люда! Боже, какая старая и страшная! Даже не худая, а измождённая. Никогда бы не узнал. Видимо, плакала. Размазала тушь», -подумал Петрович.

– Люда? Заходи.

На кухню приглашать было стыдно, а в гостиной расправленная и не очень чистая постель. Выбрал кухню.

– Прости, не прибрано. Будешь чай?

– Буду.

– Ну, рассказывай, какими судьбами?

– Андрей меня бросил! – Людмила зарыдала.

Петрович знал, что человеку в таком состоянии не надо мешать. Он налил чая и стал терпеливо слушать о том, как Людмила титаническими усилиями устроила мужа сначала в краевую больницу, потом на кафедру в меде. Помогла с кандидатской диссертацией. Три года назад родила ему дочку. А он у-ш-е-л-л-л-л!!! И к кому? Студентке! С лошадиной рожей! Байкерше! Проститутке мотоциклетной!

– Ушел и ушел. Жизнь-то не кончилась. Ещё вернется. Лучше тебя не найдёт!

– Уже нашел. Даже разговаривать со мной не хочет.

– А ты?

– Я его видеть не могу! И не хочу! Ненавижу этого козла!

– Вот и ладненько. Вот поэтому он и смылся с глаз долой.

– Как же так? Я всё для него делала! Я жила для него!

– Видимо, он созрел, возмужал и решил пожить сам, без посторонней помощи.

– Но он же без меня не сможет! Да ещё с этой лошадью! Купил себе байк. Зачем? Чтобы разбиться?

– А ты его просто отпусти. У тебя тоже начинается новая жизнь. Уже для себя, а не для него. После таких резких поворотов даже река меняется. Что уж говорить о человеческой судьбе!

Люда затихла. Прибралась, успокоилась. Поболтали ещё немного. Петрович предложил ночлег. Она улыбнулась:

– Меня внизу ждёт автобус. Мы с девчонками возвращаемся из Китая. Проезжала мимо, накатило былое. И так сжало сердце, что разревелась. Попросила заскочить к тебе.

– Молодчина!

– Я загадала – если увижу тебя, всё в жизни встанет на свои места.

– Встанет, Людмила, встанет!

Люда обняла Петровича, поцеловала в щеку.

– Ты же вдохнул в меня жизнь однажды. Спасибо, что сейчас выслушал.

На улице уже сигналили. Люда побежала вниз. А провожающий Петрович растерянно стоял на лестничной площадке в семейных трусах и майке, нелепо помахивая рукой. Неужели это не приснилось. Зачем жил? Зачем жил? Вот затем, чтобы услышать, что кому-то пригодился. Потом зашел в квартиру, вздохнул полной грудью, взял гитару и запел своё, давно забытое:

Вот и всё, вот и всё, вот и всё.

Пусть назавтра меня унесёт

По хмельной полуночной волне

Не к тебе, не к тебе, не к тебе.

Что поделаешь, видно судьба

Одному коротать холода.

Но останется радости нить

Мимо окон её проходить.

Голых веток осенний вопрос:

«Ну зачем тебе жить довелось?»

А затем, чтобы ночью опять

У окошек её постоять.