Святые

Ехать пришлось достаточно долго. К закату, когда оранжевый и розовый цвета слились на небе, а солнечный диск зашел за двухэтажный, деревянный дом на насыпи, колеса внедорожника проскрипели у ворот на территории просторного хозяйства, где за невысокими, металлическими оградами водились лошади. Водительская дверь хлопнула, и молодняк проснулся в опухшем взгляде.

– Подъем. В доме поспите, – сухо сказал старик чернее черного во тьме.

Когда они зашли за ворота, старик завел машину и вместе с Пашей закрыл выход, навесив металлические, профильные трубы по типу ставней. Лиза терялась в ночи. Вдруг, раздался щелчок на трансформаторе, и блеклый свет уличных фонарей пробудил соскучившихся, голодных лошадей в стойлах неподалёку.

– Лошади? – радостно завизжала Лиза.

Старик хмуро ухмыльнулся:

– Именно. Те, кого я спас из Северного, пока лапы ВсеСвятого не добрались до их мяса.

Легкое головокружение охватило девушку. Её завели внутрь дома, где она смогла прилечь на диван и выпить сладкой воды. Старик ухаживал за Лизой, как за своей дочерью, наблюдая за её состоянием, даже когда ей стало легче. Лиза не могла разобрать его лица, свет был позади него. Боль в животе возникла с особой остротой, диван скрипнул пружинами, силуэт старика вызвал непонятное воспоминание. Такое короткое, что Лиза забыла тут же, сковываясь от боли.

– Что со мной? – плакала она.

Старик, осуждая, смотрел на Пашу, который не знал, что ответить. Нить лжи становилась всё тоньше. И в любой момент, правда, сама явилась бы к девушке в новом, четком воспоминании. Старик успокоил девушку, но та ещё больше закричала, когда коснулась влажных брюк и увидела на пальцах кровь. Нельзя было медлить.

– Доверься мне, внучка. Всё понимаю, но далеко в прошлом я лечил много женщин, особенно, своих девочек: жену, сестер, дочерей. То, что тебе сделали, может сильно навредить тебе, если я не осмотрю тебя. Просто поверь. Я зла не желаю, – говорил старик, полный волнения.

Лиза опасалась, но новая боль взвала к действиям. Девушку отвели в небольшой гараж, где было необычайно чисто, даже стерильно. Тут лечились все кобылы, что имелись у старика. Специальное стойло, столы пустые и с приборами, инструментами, хирургическими принадлежностями. Яркий свет слепил, хлор щипал носоглотку, так что Лиза толком ничего не увидела, сразу же оказавшись нагой на холодном, металлическом столе, укрытая тканью. Она почти вся доверилась старику, который смочил руки в обеззараживающей жидкости, надел маску и пододвинул кровавый таз девушки поближе. Паша в ужасе бегал с поручениями старика. Осмотр длился недолго, но болезненно. Из гаража доносились сдерживающие крики. Близь шныряющие одержимые надвигались к ограде, давая о себе знать воплями, громче криков Лизы.

– Спокойно! – твердо приказал старик испуганному молодняку, закончив осмотр и проведя профилактические процедуры, после которых таз девушки жжёг, но боль более не преследовала. – Отведи её в комнату на втором этаже, я разберусь с "гостями".

Усталая, почти без сил Лиза оказалась на руках Паши, минуя светящие лампы по дому расплывчатым взглядом. Откинув одеяло назад, он осторожно уложил ее на кровать в мало освещённой спальне. Отходя, молния куртки зацепила ткань, и та стянулась на пол, оголив только умытую девушку. Тонкая шея, изящные ключицы, разлитая грудь.

– Прости, – шепнул Паша и скорее накрыл ее одеялом.

Лиза хихикнула, закрыв глаза, и поймала в объятия уходящего парня.

– Я уже думала, ты не снимешь с меня хоть что-нибудь, – поцеловала она его в щеку, хотя, метила слепо в губы.

Но Паша не из-за этого просил прощения. Поцелуй согрел его сердце, а её страдания разбивали его. Он винил себя в неспешности в роковую ночь, как и за молчание, которое до сих пор хранил. Оставив девушку за закрытой дверью, Паша спустился вниз, лоб в лоб, встретившись с запыхавшимся стариком, чьи руки были в крови. И, явно, не в крови одержимого.

– Он сбежал! – рычал старик.

В этот момент Паша побледнел еще больше. Проблемы окружали его всё больше. Стоило старику оказаться за спиной парня, тот мурашками ощутил угрозу от него. Открыв входную дверь, на крыльце предстал большой, медвежий капкан с кровью на все зубья и куском мяса, к которому прицепилась джинсовая ткань. Вдалеке среди туч сверкнула молния, пробудившая потерянного Пашу. Настало время бури. Но что после неё останется?

Глава 10: "Цена правды"

Гром, будто камни по крыше, пробудил Лизу. Испугавшись, она скоро приняла, что находится в безопасности, в уютной комнате, а за окном просто штормит. Хотелось есть, одежды не было. Найдя на тумбочке остаток свечи и спички, она достала из шкафа более-менее подходящие брюки и кофту. Собираясь выйти, в теплом свете бликанули рамки фотографий на стене. Внезапно, её отвлекла молния за окном, и она выглянула, чтобы вдохнуть заряженный воздух. Капли сыпались на лицо прохладой, подмачивая волосы. С наслаждением открыв глаза, в очередной вспышке посреди скошенного поля показался человек. Он стоял и смотрел на Лизу, всем видом неизвестности вселяя страх. Кровавая нога, мокрые волосы, яростный взгляд. Лиза кинулась к двери, но она оказалась заперта.

Тем временем, внизу Паша ходил за стариком, пытаясь вывести на разговор, но тот лишь искал патроны к ружью, что достал из-под дивана. Найдя и зарядив оружие, старик заговорил:

– Что тебе нужно?!

– Ты собираешься убить его! – заявил Паша. – А как же все твои слова о том, что мы особенные? Что мы – твоя "надежда"? Мы же – спасение этого мира! Ты так сказал!

Старик рассмеялся, поглаживая ружье.

– Молод и глуп. Вы были мне нужны для того, чтобы кончить с идиотизмом ВсеСвятого, чтобы его гнездышко сгорело вместе с ним. Вы справились. Спасибо! А теперь дай пройти! – рыкнул он. – Мне нужно покончить с последним упоминанием о гребанном Святом Севере!

Когда-то старик, именуемый себя Северным охотником, встретился Паше в закоулке былого Северного. Сначала парень увидел в нем ВсеСвятого, но, рассмотрев, он познакомился с ним. Общение с охотником придало вдохновение на новый уклад жизни в сердце юноши. Оказываясь за пределами Северного, каждый вдох наполнял грудь его свободой. Охотник дал веру, оружие и план. Дал всё, что стало нужно свободолюбивой душе юнца. Он стал ему подобием отца. Все переживания Паша делил с охотником. Доверие было неоспоримым, а имени его он так и не знал.

Теперь же, когда Северный охотник открылся со стороны, что так хорошо скрывал, Паша почувствовал себя брошенным ребенком, у которого не было и не будет родителей. Здесь он понимал чувства того, потерянного уже навсегда, Сени. Паша с камнем на сердце и углями зла на горячей голове смотрел, как Северный охотник несется с ружьем в руках на поиски беглеца. Весы более не перевешивали к охотнику. Они сломались безвозвратно. Отныне Паша сам выбирал свой путь. Ноги вольно сошли с места, и парень последовал за стариком, чтобы поменять всё, что натворил.

Устав биться в несносную дверь, Лиза отступила. Дверь не поддавалась, словно специально оставляя девушку в этой комнате. Набираясь сил, стоя со свечей, огонь качнулся в дуновении ветра, вновь бликанув по рамкам фотографий на стенах. Лиза оторвалась от двери, подойдя к стене и подняв свечу на уровень лица, осветив то, что так долго маячило в глазах. Дыхание замерло, сердце застыло в ледяной правде, лишь глаза тряслись от испуга, что медленно, но явно навеял девушке воспоминание, заполнившее потерянный промежуток.

– Он сделал это со мной, – прошептала она, вспоминая отвратное, точное тело над собой, боль, что длилась всего пару минут, но оставила боль длиной в жизнь.

В следующее мгновение уши заполнил белый шум. Паша знал и молчал, осознавала она. Секунда горечи сменилась неистовой злобой, неутолимой ненавистью к человеку, кому доверяла больше всего. Какими бы не были побуждения Паши, девушка хотела только одно – расставить точки. А, точнее, одну. Внизу донесся хлопок дверью. Схватив какой-то чемодан, довольно тяжелый, она метнула его в дверной замок, сломав его и выпотрошив открывшийся чемодан. Бумаги разлетелись по спальне вместе с купюрами. Вновь очередная тайна раскрылась в глазах девушки.

Северный охотник был стар, слегка полноват, но ему ничего не мешало передвигаться быстрее молодого Паши. Потеряв старика из виду за открытыми воротами, Паша стал суетливо бегать по окрестностям, пытаясь найти след старика в луче фонаря. Вокруг оказалось куча следов. Одни вели к ограде, другие в поле, а целая топотня привела к лесопосадке. Залитый дождем до нитки, парень остановился у первых сосен, облокотив тело на шершавую поверхность. Огненно-желтая вспышка подарила второе дыхание. Свет мелькнул чуть глубже в лесу. И Паша нашёл Северного охотника.

Старик сидел на колене, держась за рукоять ножа, что наполовину засел в бедре. Он кряхтел, не отпуская ружье, что выстрелило в одну из сосен. Ругань сыпалась дождем. Увидев Пашу, он закатил глаза, не желая его видеть, но, вдруг, попросил помощи. В ответ Паша отстранился, и Северный охотник посмеялся:

– Уже не моя собачка, а?

Паша разозлился и собрался было пнуть ослабленного старика, но дуло поднялось в его сторону, и старик зацыкал:

– Нет, нет, дружище. Я больше не допущу ошибок. Теперь я убью и этого идиота-беглеца, и тебя, и щенка, и эту кобылку, а она мне так понравилась. Она же не знает, что в ней зарождается семя ВсеСвятого. Молчи, молчи, щенок, молчи.

Раненный старик пугал своей свирепостью. Зверь, загнанный в ловушку, загнал щенка в угол. Вдруг, ветви поблизости затрещали, и на свет вышла Лиза, чьи слезы и дождь смешались. Она не ненавидела сейчас всех и вся, услышав отвратное.

– Теперь я всё знаю, ублюдок, – сорвалась она, даже не поведя взглядом на Пашу. – Ты – убийца детей, что ещё не родились! Ты – брат ВсеСвятого, родной брат. Георгий и Николай Корнеевы! Один – маньяк-насильник, а другой – женский врач, гинеколог, который зарабатывал на убийстве не рождённых. Один не любил другого.

– Узнала, значит, – перебил Николай. – Ну, раз знаешь, что сделал с тобой мой братец, как бы тебе не хотелось убить меня, я – твоё спасение и твоего будущего, как полагаю, уже без Паши.

Смешок прошёл по горлу. Паша растерялся, глядя на Лизу, что горько не желала его видеть, то есть, соглашалась со словами детоубийцы, но:

– Мне не нужна чья-либо помощь. Это моя проблема! За последнее время я слишком много разочаровываюсь в людях. Может в мире больше и не осталось добра, – смотрела она на Пашу, мотая головой, будто стряхивала слезы.

И снова смех.

– Разочаровывайся больше. Это Паша убил ВсеСвятого. Дробью разнес ему лицо. Он же помог мне сжечь Северный. Он привел тебя сюда. И он же молчал обо всём тебе, – злорадствовал Николай, ощущая, как вены Паши заливаются гневом, глядя, как фаланги пальцев хрустят от сжатий.

В глазах парня Лиза увидела подтверждение словам Николая. В мгновение Паша становился всё призрачней для неё. Сердца обоих бились в молчании одного.

Неожиданно Паша оказался на земле, ударившись об корни. Кто-то сбил его с ног, уселся сверху и бил без продыху по лицу, не щадя сил. Вдруг, громкий выстрел, и нападавший перекатился в жгучей боли к сосне, ощущая, как раскаленная дробь засела в животе и между ребер. Неожиданно для себя, Лиза помогла встать Паше, вцепившись в него, как в последний раз.

– Всё в порядке, – виновато сказал Паша и поднял фонарь на нападавшего.

Голова шла кругом. Перед ним полулежал Миклай. Изодранные волосы на голове, избитое до посинения, лицо, что аж глаз заплыл, а нос до сих пор кровоточил. Его тело было вспорото дробью. Кожа слегка висела по сторонам с кусочками мяса, которые Миклай прижимал обратно, лишь бы раздробленные ребра и кишки не вывалились. Кровь безнадежно оставляла его.

– Ты… убил моего… отца! – выплевал с кровью Миклай. – А ты всё равно… держишь… его за… руку, сука! – перевел он взгляд на Лизу. – Да я… лучше любого из… вас!

Его глаза судорожно закатились за веки, кровь брызнула изо рта рвотным рефлексом. Секунда, и руки ослабла на землю. Потрошеная часть тела вывалилась на ладонь, оголив алые ребра и кишки. Огонь любви и ненависти погас для него навсегда.

Лиза не могла смотреть на ужасное зрелище и, то ли от желания, то ли от случайности, прижалась к груди Паши, закрыв глаза. Не понимая, но чувствуя, что призрак её любви всё ещё имеет тело. Её тепло было дороже всего на свете. Минутная слабость заглушила звук перезарядки рокового ружья. И когда Паша услышал взвод, последнее, что он успел, – достать пистолет и прижать теплый металл к груди девушки.

– Слишком просто, – язвил Николай, целясь в рыжеволосую мишень.

Лиза почувствовала перемещение. Открыв глаза, Паша уже стоял спиной к старику вместо нее. Гром пробил смертный час в унисон с выстрелом ружья. Дробь порвала сердце с бас-гитарой, что были вышиты на спине куртки. Мимолетная жгучая боль пронзила тело парня. Он обронил прощальный взгляд на Лизу, и сердце лопнуло. По спине, сквозь куртку, прямо по разбитому сердцу понеслась темно-красная кровь, разбавленная дождевой водой. Тело рухнуло на девушку. Мертвый, но Паша еще был щитом для нее. Пистолет, вдруг, оказался у нее в руке. Она высмотрела из-за плеча старика, направила дуло в его сторону. Они оба спустили курки. Лиза с криком не останавливалась и жала на дребезжащий крючок, еще не понимая, что она жива, а старик Николай мёртв.

Когда магазин опустел, и в лесу лесу слышался только щелчок пистолета, Лиза отпустила оружие. Рука дрожала. Слезы путали картину. Она положила мертвое тело Паши на спину и нависла над его безмолвным лицом. В этот момент ему было прощено всё. Лишь бы он был жив! Задыхаясь, осознание пронзило Лизу. Она обернулась к убийце и застала его таким же мертвым. Двенадцать пуль изрешетили голову и шею изверга. Кровь сочилась через лопнувшие зенки, рубленную челюсть, пробитые скулы.

– Ненавижу! – воскликнула она во весь голос.

Вновь посмотрев на Пашу, тихо и нежно:

– Я так тебя люблю!

Головой Лиза прижалась к груди любимого. Так сильно, как любила. И вдруг, знакомая песня заиграла под курткой. На мгновение Лиза вспомнила, как однажды, вместе с Пашей они слушали эту песню. Всего раз, но это был замечательный момент. Долька приятного ощущения заставила её достать плеер, и песня заиграла громче. А на дисплее с размазанной кровью название: "Рассвет". Будто напутствие, словно ангел-хранитель, будучи Паша, вел её под руку именно к рассвету, который вот-вот начнется.

Дождь больше не шел. Буря закончилась. И предрассветное небо отступилось от туч. Неподалеку послышались вопли одержимых. Они скоро будут здесь!

– Пойдем. Ему уже не поможешь, – сказал мужской голос, и крепкая рука повела девушку за собой.

Лиза не хотела оставлять тело, всё ещё обращаясь к Паше, словно он живой. Легкий ветерок окатил слезы. Казалось, ладонь Паши смахивает их.

– Иди, – тихо послышалось ей.

И она повиновалась, оставляя место побоища. Незнакомец вывел ее через лесопосадку на вытоптанное колесами поле. Там стояла запущенная машина, а рядом два невысоких человека, две тени, пущенные фарами.

– О, Господи! – взволнованно сказала женщина, увидев окровавленную Лизу.

– Мама! Это она, – продолжил юношеский голос. – Лиза!

В этом голосе отозвалось знакомое. Протерев глаза, она увидела несущегося на неё подростка. Приглядевшись, она узнала в метре друг от друга лицо Сени, пропавшего мальчугана, который верил, его родители живы.

– Видишь, я был прав. Они живы. Я был прав! – радостно говорил он. – Почему ты плачешь?

И Лиза обняла его. Крепко-крепко. Сейчас роднее у нее никого не было. Сеня удивился по началу, однако, был рад видеть её. Отец собирался торопить их, одержимые заполняли лес. Но мать взяла его за руку, остановив:

– Всё хорошо. Мы в безопасности. Дай им время.

Отец добротно вздохнул, приобняв жену. Та положила голову ему на плечо. Солнечный диск озарил поле своей дугой. Звезды спешили уснуть. Лиза оторвалась от Сени, поглаживая его каштановые волосы и шмыгая носом. Его улыбка стала небольшой отдушиной для неё. Ведь его надежда говорила о том, что ничего не потеряно. Нужно лишь время. И тогда Лиза найдет покой, как нашел мальчуган Сеня.

Конец.

…Когда-нибудь, прогуливаясь мимо злополучного леса, когда стая одержимых оставит голодные края, Лиза пройдет его насквозь, проживая прошлое вновь. Уже сильнее, чем прежде, воспоминания не сломают её. Солнечный лес согреет теплом сосен и летней земли. И там, среди корней, что обросли когда-то мертвое тело, она найдет Пашу одержимым. Дробь в ту ночь переломила позвоночник, и он остался лежать, ожидая свою любимую. Лиза присядет напротив него, достанет плеер и положит обратно в куртку, удерживая клыки палкой. После отпустит и, дав волю паре добрых, горьких слезинок, она скажет на прощание:

– У меня всё хорошо. Конечно, без тебя тяжело, но… я нашла в себе силы отпустить тебя. Я до сих пор тебя люблю. И не перестану любить. Да хранит тебя Бог, любовь моя!

Тот самый пистолет испустит последний выстрел. Тело и душа парня обретут покой. И в этих краях станет, наконец, тихо. Лиза перекрестится, помолится об упокоении души Паши, выдохнет, смахнув слезы, и далекий голос Сени позовет её обратно. Домой.