Военно-морские рассказы

Разгребая толпу, за спиной Димы вырастает Бык:

–Кульнев, почему не у дизелей, а.. табанишь?

–Да к, молодой матрос Абрамович сейчас на вахте, иди, говорит, Дима, отдыхай, а я тут заведование пока изучать буду, – оправдывается Дима, и переводит стрелки, показывая на распластанное тело, – товарищ капитан 2-го ранга, а я тут акулу поймал.

– Вижу, не слепой, ты хоть знаешь, что это за зверь? – голос Быка добреет, он пристально рассматривает боковые плавники и заострённую голову.

– Да к, акула..

–Это не просто акула, дубина, это мако, опасный хищник, не хотел бы я с ним в одной акватории находиться, зайди потом на пост, доложи и осторожнее она и без челюсти задаст шороху, – покачиваясь, Бык уходит на шкафут.

Клюев аккуратно вырезал челюсть, посмотрел на Кульнева и спросил:

– Кому? – Дима кивнул на довольного сигнальщика.

Супруненко бережно взял челюсть и произнёс речь.

«Это не просто челюсть, это челюсть мако, моя челюсть мако, запомните души морские, что значит быть в нужном месте, в нужный час».

Дантист вытащил крюк и арматуру распирающую глотку, акула закрыла беззубую пасть и дернулось всем телом несколько раз.

Склянки пробили полдень, радостный звук, время обеда. Матросы потянулись в направлении камбуза.

Чуть в стороне облокотившись на эндшпиль, наблюдал эту картину Химик, специалист химслужбы, попросту «пассажир» на корабле, так как целыми днями занимался исключительно своими делами, кроме рапорта на мостик два раза в сутки: «Уровень радиации ноль. Доложил старшина 2-ой статьи Иконников». Пробу воды, он естественно не брал, безапелляционно утверждая:

– Что мне делать больше нечего, я и так вижу.

При этом был постоянно чем– то занят, паял, лепил, мастерил в своей каморке и придумывал различные розыгрыши. Вот и сейчас, Химик, думая о чём – то своём, не спеша подошёл к Дантисту:

– Хватай её, и потащили на полубак, есть одна мысль, Димон, отдай акулоловку Ковбою, пусть тренируется, бери за хвост, давай подсоби.

Так втроём, накрыв брезентом, Дантист впереди, Химик, обхватив за талию, как любимую женщину и Кульнев сзади, они потащили акулу на нос корабля.

–Чё там тащите? – интересуется любопытный мичман, закидывая со шкафута самодельный трал.

–Раненого, – глядя вперёд, отвечает Химик.

–На колчаковских фронтах, – добавляет Дантист.

–Ну,…ну, – «сундук» перегибается за борт, рассматривая плавающую на поверхности сетку.

Акулу притащили на полубак и положили возле бассейна. Бассейн, квадратный железный куб, шесть на шесть метров, окрашенный с двух сторон шаровой краской, возвышался почти на два метра над полубаком. Сверху, на шлюпочной палубе, боцмана уже установили деревянный настил, чтобы можно было удобно запрыгивать или спускаться по трапику в бассейн, на полубаке, всё ещё толкались два трюмача, завинчивая вентили. Химик объяснил, что акулу надо аккуратно, пока все ломанулись на обед, спустить в бассейн и ждать, но, чтоб рот на замке, ничего не знаю, ничего не видел.

–Какой базар, само собой, – трюмачи дружно закивали. Акулу, равнодушно лежащую на брюхе, похоже не понимающую что с ней сделали и всё ещё прибывавшую под наркозом пожарного кранца, бережно перебросили в бассейн. Акула несколько секунд лежала не шевелясь, похоже не веря, что снова очутилась в морской воде, потом ожила, сделала разворот и начала исступлённо кружиться по дну бассейна, как будто ища выход.

А в это время капитан–лейтенант Побережный, пользуясь тем, что бассейн только что наполнен и пока никого нет, напевая бодрый марш, пробирается по шлюпочной, уже надев плавки. Он с довольной улыбкой, разбегается по настилу и… прыгает в бассейн, ныряет и …. как пробка из-под шампанского выпрыгивает из воды. С округлёнными глазами, не касаясь трапа, через секунду оказывается на настиле бассейна, размахивает руками, жестикулирует, глотая воздух и спустя некоторое время, наконец, орёт: «Акула, там акула, вот сука».

Не в силах сдерживаться, на полубаке, покатываясь за бортом бассейна, начинают громко хохотать матросы, на шлюпочной палубе, на крик подтягивается народ. «Шкаф» изумлённо озирается вокруг и не в состоянии ничего понять, объясняет собравшимся:

– Здоровая белая акула, бл…, чуть инвалидом не стал.

Пришёл старпом, всё быстро прояснилось, кто то закинул акулу в бассейн. Офицеры и матросы разглядывали акулу как в аквариуме:

–Ишь ты резвая, как она шкаф не повредила.

Акулу выловили из бассейна и на канатах спустили в воду, она махнула хвостом и всё- таки оказалась в родной стихии. Старпом сказал, чтоб нарушитель был через час у него и все потихоньку начали расходиться. Акула была выловлена только одна и все знали, на чью акулоловку и кто поймал.

Дима зашёл в каюту старпома: «Старший матрос Кульнев по Вашему приказанию прибыл!»

Старпом внимательно посмотрел на него:

– Кто всё это затеял, ты ведь не скажешь? Чего молчишь? Да, забавный эпизод, – старпом усмехнулся, а если бы капитан – лейтенант Побережный, или кто другой, травму получил, что в дисбат тебя? А?…

Дима стоял по стойке смирно, стараясь не моргать, и думал, почему то об акуле, как она будет жить без зубов.

– Ладно, иди, передай командиру БЧ-5, чтоб сам тебе назначил наказание.

Вечером в кают-компании ещё долго ржали офицеры, завидев Шкафа:

–Ты смотри, белая, через насосы прошла…

Рано утром, как только склянки пробили шесть раз, корабль снова двинулся в путь, по бескрайнему океану.

Ёлка

Ничего бы этого не случилось, если бы старпому не пришла в голову мысль установить живую ёлку на корабле, начало декабря, недавно пришли из похода, экипаж устал, почему бы и не устроить настоящий новогодний праздник. Корабль стоит на рейде в Авачинской бухте, кругом леса, договориться в гарнизоне о вырубке ели ничего не стоит.

Посоветовавшись с кепом, старпом назначил и проинструктировал спецкоманду лесорубов-садоводов и уже на следующий день катер с молодым офицером Карасёвым и пятью бывалыми матросами отошёл от борта.

Отслуживший больше двух лет, старшина 2-ой статьи Абашев, как только сошёл на берег, начал упрашивать Карасёва:

–Тарищ.., лейтенант разрешите метнуться за парой-тройкой флаконов, очень быстро, зашкерим на катере, никто не узнает, а боцмана ночью распакуют, тихо и аккуратно.

Все остальные брели не соблюдая строй и согласно кивали, в стране шла очередная идиотская компания борьбы с пьянством.

–Вы что, Абашев, хотите из за нескольких бутылок борматухи, меня перед старпомом подставить, хорошей водки всё равно не найдете. Я лучше буду очищенное шило пить, чем эту бурду, и Вам не советую, – Карасёв был из кадровых питерских офицеров и всегда обращался на «Вы», даже когда хотел дать хорошего пыра.

Он шёл широким строевым шагом, не останавливаясь, поправил фуражку и скомандовал:

– Давайте-ка прибавим, не разбредаться, держать строй.

Абашев понял, что Карася не пробьешь, смачно сплюнул, процедив: «Да где очищенного то найти», – и зашагал вперед, разбрасывая прогарами рыхлый снег.

Ель выбрали относительно небольшую, около трёх с половиной метров, аккуратно выкопали, корни вместе с землёй обернули мешковиной и двинулись в обратный путь. Пока добрались и ждали катер, уже стемнело, все торопились успеть к ужину, ель кое-как закрепили, корни свисали за борт, а макушка выглядывала за форпик. Катер набрал скорость и на середине пути, на встречной волне сильно тряхнуло, и ель свалилась в воду, Абашев, сидящий рядом успел ухватить двумя руками крону дерева, но при очередном толчке вывалился за борт, зацепившись ногами за транец, но ель не отпустил. Его ели успели схватить за ноги и вместе с ёлкой затащить в катер. Через полчаса ель прошедшую морское крещение, устанавливали в широком металлическом фитиле на вертолётной палубе, налили воды и утрамбовали несколько мешков земли, Абашева фельдшер в лазарете натёр спиртом, и дал хлебнуть шила внутрь.

Через два дня, кеп неожиданно получил приказ двигаться в район Марианских островов. Корабль быстро подготовили к бою-походу. Ёлку закрепили на дополнительных растяжках и она прошла вместе с экипажем суровые сороковые, субтропики и тропики. Её трепали ветра, омывали дожди, грело солнце, о ней заботились, укрывали плёнкой от сильных ветров, Карасёв поливал различными растворами, по рецептам из судовой библиотеки, ночью вахтенный на юте поднимался проверить крепления. В последних числах декабря корабль добрался в заданный район, успешно провёл боевые работы и залёг в дрейф.

Наступило 31 декабря и экипаж, построенный на вертолётной палубе для утренней поверки и поздравления командира корабля с наступающим Новым годом, увидел, как ель расцвела, это было настоящее чудо, она вся покрылась маленькими шишечками-бутончиками и переливалась в лучах утреннего тропического солнца.

Матросы и офицеры сгрудились после поверки вокруг ели и даже суровые, обросшие ракушками моряки улыбались, глядя на этого чудо природы, распустившееся посреди жестокого, но тёплого Тихого океана.

После обеда ёлку украсили игрушками, светящимися гирляндами и вечером старпомом был организован весёлый праздник. Фельдшер был наряжен Снегурочкой с вульгарно накрашенными губами и набитыми ватой грудями, замполит нарядился дедом Морозом и торжественно вручал матросам и офицерам разнообразные подарки, что то вроде пачки сигарет или авторучки, отметили особой грамотой и Абашева, спасшего ель из воды. Кок вынес чайники с чаем и гору булочек на подносе. Старослужащие, успевшие уже изрядно накатить, курили около лееров вертолётки, молодёжь уплетала булочки, сидя на баночках. Офицеры слегка под шафе, кадрили Снегурку, отпуская едкие замечания по поводу перекошенной груди и волосатых ног. Чуть позже появились рослые моряки переодетые добрыми, красноносыми старичками-гномами, которые выталкивали матросов и офицеров к ёлке, заставляли петь песни или плясать, потихоньку всё смешалось в один большой хоровод, где с воплями отплясывали, размахивая разноцветными бородами из пакли, гномы, скакала, задирая ноги Снегурочка, ревел пьяный Дед мороз-замполит, топали матросы.

Гремела музыка, хлопали самодельные петарды и это всё посреди безмолвного Тихого океана, где на сотни миль ни единой живой души, только мерцающие на небе звёзды, сливающиеся с горизонтом, накрывали боевой корабль.

Этот был необычный, какой-то не военный Новый год в тропиках, а чудесную ёлку, ставшую за время похода как бы членом экипажа, по возвращению на Камчатку, бережно упаковали и высадили в парке, недалеко от базы, рядом установили табличку: Эта ель встретила Новый 1986 год в районе экватора вместе с экипажем боевого корабля.

Примета

Во время перехода с Камчатки до Сахалина сломалась антенна дальней связи с Центром управления полётами, вернее вышло из строя оборудование, обеспечивающее бесперебойную работу антенны. Командир корабля капитан 2-го ранга Григорьев вызвал командира БЧ-4 и приказал устранить неисправность, но ни командир БЧ-4 капитан-лейтенант Жирековский, ни другие специалисты и командиры подразделений не смогли починить антенну, о чём вспотевший и измазанный солидолом Жирековский безапелляционно сообщил командиру:

– Надо менять оборудование.

Капитан доложил в штаб и оттуда пришёл приказ двигаться во Владивосток.

Кеп чертыхаясь и матеря Жира, что редко с ним бывало, изменил курс и на следующий день, к вечеру, корабль встал на рейде бухты Золотой Рог.

И тут случилось непредвиденное, штаб флота направил на корабль гражданского специалиста из конструкторского бюро, которое и разрабатывало оборудование антенны. Специалиста звали Елена Викторовна. Если матросов это известие скорее веселило и забавляло, то офицеры возмущались, негодовали и в один голос трубили:

–Женщина на корабле – быть беде.

На торговом, гражданском флоте встречались представители слабого пола, но военно-морской флот свято чтил традиции Петра.

Как утверждал капитан 3-го ранга Крюкин или просто Крюк, за тринадцать лет вдоль и поперёк избороздивший Тихий океан:

– Лучше пробоины в трюмах, чем бабы на кораблях.

Офицеры ещё долго митинговали в кают-компании, называя штабистов береговыми крысами, а Жира криворуким, но экипажу надо выполнять поставленную задачу и двигаться вперёд, а не торчать в порту на рейде.

Утром всё пространство правого борта было заполнено, бинокуляры всех палуб и даже сигнального мостика направлены на подходящий катер. Шло живое обсуждение одиноко сидящей фигурки в тёмном плаще.

– Брюнетка с голубыми глазами, ведьма, будет оргии устраивать!

–А как она в гальюн ходить будет?

–Эй Лупу, ты когда последний раз женские трусы видел?

– Он их и до службы не видел, в Молдавии тёлки без трусов ходят, – матросы хохотали, толкая и подзадоривая, друг друга.

Офицеры стояли с мрачными лицами, молча рассматривали женщину, как мишень на стрельбах и когда она стала подниматься по трапу, не сговариваясь, шарахнулись в сторону, как от проказы, освобождая широкий проход по главной палубе.

Старпом встретил специалиста и провёл в кают-компанию, перекусив в тишине и одиночестве, она сказала, что ей надо отдохнуть, только что прилетела с Новосибирска и сразу на корабль, а завтра она займется антенной. Старпом утвердительно кивнул и не говоря ни слова, проводил в каюту, которая находилась в кормовой надстройке, подальше от офицерской палубы.

Вечером, дозаправившись и получив дополнительные инструкции из штаба, корабль, выбрав якорь, вышел в Японское море.

Японское море, в северной части и летом было неспокойно, постоянно дули западные пассаты, бродили волны и моросили дожди, а сейчас в октябрьских сумерках оно выглядело особенно зловещим.

В центральном посту стояла тишина, старпом курил, приоткрыв броняшку на мостик и оттуда тянул холодный сырой воздух, капитан сидел в своём кресле и сквозь большие панорамные стёкла смотрел на волны, медленно потягивая крепкий кофе из большой глиняной кружки. Капитан и старпом давно знали друг друга, вместе окончили училище в Ленинграде, служили на Балтике в разных частях, кепа направили на эсминец, старпом молодым лейтенантом попал на БПК. Через некоторое время судьба снова свела их вместе, Григорьев дослужился до командира большого боевого корабля, выполняющего спецзадачи в Тихом океане, а старпомом к нему был назначен капитан 2-го ранга Новиков. Оба одного звания и возраста, они не соперничали, а как бы добавляли друг друга. Капитан был тяжеловат и медлителен, обладал рассудительным, покладистым характером, любил пофилософствовать на различные темы, рассматривая собеседника тёплыми карими глазами и попивая кофе в неограниченном количестве, как бы приглашал к обсуждению вопроса. Старпом, напротив был подтянут, суховат, категоричен и резок в суждениях, молча смотрел пронзительным взглядом голубых глаз и отдавал краткие команды.

В рубку с шумом ввалился штурман, старший лейтенант Киселёв.

–Вроде и волна не сильная, а качает будь здоров, – пробурчал, как бы оправдываясь, и глядя на капитана чётким голосом проговорил: «Разрешите обратиться?»

Кеп поднял свои внимательные глаза и наклонив голову, произнёс: «Разрешаю».

–Расчётное время подхода к Сангарскому, завтра, около 22—00. С учётом сильного восточного течения в проливе, плохой видимости, возможной провокации японцев, – штурман немного замялся, – и опасного груза на борту, рекомендую пройти пролив на рассвете.

–Она всё-таки женщина, а не водородная бомба, – глядя на волны, заметил капитан, – хорошо штурман, завтра доложите время прибытия в назначенный квадрат для стрельб.

–Есть. Разрешите идти?

–Идите.

–Совсем ещё молодой, а тоже во все эти суеверия верит, – всё также, не отрывая взгляда от волн, усмехнулся капитан.

–Рыб на дне кормить никому не хочется, да и какие суеверия, от баб один бардак в мужском коллективе, – старпом потушил сигарету и захлопнул бронягу.

– Сам то, Володь, веришь в приметы? – командир взглянул на старпома.

– В приметы я не верю, но надо всё проверить, предчувствие какое-то не хорошее, – старпом одел фуражку, попрощался и вышел из рубки.

Через день, утром, во время прохождения Сангарского пролива, она осторожно вошла в рубку в элегантном брючном костюме, немолодая стройная женщина с уставшими глазами и ровным спокойным голосом доложила:

– Оборудование исправлено. Можно проверить антенну в тестовом режиме.

Капитан слез с кресла, пожал руку:

– Спасибо. Не ожидал, что так быстро.

Он заметил сломанный ноготь на указательном пальце, свежие царапины на руке, понял что она весь день и всю ночь до утра разбиралась с неисправностью, ещё раз от всей души поблагодарил:

_Спасибо. Отличная работа. Отдыхайте.

Потом снова уселся в кресло, когда она ушла, и вызвал по гэске Жира.

Жирековский, ещё молодой офицер тридцати с лишним лет, но уже с двойным подбородком и сползающим брюшком стоял перед капитаном, потупив голову, как бы рассматривая настил рубки.

– Оказывается можно без всяких авралов и измазанных рукавов, спокойно за сутки сделать свою работу. Может Вам лучше на берег, у пивного ларька руками размахивать и небылицы рассказывать.

В назначенное время корабль прибыл в условленный квадрат и после успешных стрельб и обнаружения подводной лодки вероятного противника, двинулся на базу.

Настроение экипажа было приподнятое. Матросы окончательно перестали верить в злой женский рок и веселились, слушая в курилке различные байки связанные с нахождением гражданского специалиста на корабле.

Баталер Гасанов, сын азербайджанского народа, вальяжно облокотясь на леера и подёргивая короткие усики, утверждал, что встретил около каюты прекрасную Елену, угостил воскресными булочками с изюмом, и она растаяла, а потом в каюте страстно кричала и брыкалась как пойманная лань. И под дружный хохот продолжал: «Ей пачему не вэришь,..звэрь, а не жэнщина!».